Традиция

До начала предматчевой тренировки остаётся несколько минут, Игорь стоит с помощниками главного: - ...И вот, представляешь, мы... - Ромащенко не успевает договорить, когда к ним подходит Артём, здоровается с ним, кивает Игорю: - Я украду его у Вас, Юрич, ладненько? - и сразу, не дожидаясь ответа закидывает руку Акинфееву на плечо, отводит в сторонку, тихонько шепчет ему на ухо "Куда ты вечно сбегаешь утром? Я проснулся, а тебя снова нет, ёпт..." - Идите уже... - Ромащенко машет на них рукой, поворачивается ко второму помощнику Главного и в ответ на его молчаливый вопрос просто утвердительно моргает. Акинфеев ковыряет носком бутсы газон: - Я просыпаюсь рано, а ты спишь. Мешать не хочу. - он пожимает плечами и отводит взгляд. - Просыпайся позже. - поправляет криво надетый топик с датчиком. - У меня тренажёрный зал... - заходит ему за спину, помогает расправить перекрутившуюся ткань. - Один разок. Можно? - Дзюба оборачивается назад, выпячивает нижнюю губу. - Посмотрим. - проводит ладонью от позвоночника к лопатке, якобы разглаживая, а потом и совсем не думая легонько ударяет Артёма по заднице и отходит в сторону вратарской бригады. В питерской гостинице прохладные шелковистые простыни и просто лежать проснувшись ранним утром какой-то особенный кайф. Сзади в затылок причмокивает Артём, во сне чуть крепче прижимая его к себе правой рукой. От этой неосознанной нежности начинает болеть где-то в районе солнечного сплетения. Игорь переворачивается на правый бок, целует его в переносицу и тихонько, чтобы не разбудить встаёт с постели. Всего через пару минут Дзюба просыпается в кровати один, приподнимается на локте, осматривает комнату сонным ещё взглядом, разочарованно откидывается на подушку, стонет, закрывает лицо сгибом локтя. Щёлкает замок ванной комнаты, Артём резко подскакивает и садится на кровати: - Я проснулся, но всё равно не успел. - трёт опухшее со сна лицо. Акинфееву снова становится больно в районе груди, он даже потирает это место ладонью, такой Тёма утром трогательно-сонный, тёплый даже на вид, со следом от подушки на щеке и наморщенным лбом. - Доброе утро, Тём! - он встаёт на кровать коленями, подползает опираясь на ладони, целует в щёку - Ты успел. Ложись. - легонько толкает в плечо и сам валится на него сверху. Дзюба изумлённо распахивает глаза: - Ты мне снишься... - аккуратно, будто чтобы не спугнуть укладывает ладони ему на лопатки - Мечта моя! - Целует Игоря в макушку - Не перебарщивай! - Акинфеев откатывается с него на сторону, ложится на бок, подпирает щёку кулаком - Ну, утро. Мы проснулись. Что там дальше было в твоих планах? - Поваляться вместе. - насуплено, потому что поваляться можно было бы и в обнимку. И зачем вот Игорь отстранился? - Ну, иди ко мне, покажешь как... - Артём недоверчиво косится на него, привыкший за этот месяц к тому, что его пожелания и нужды никогда не берутся в расчёт он не может поверить, что Акинфеев так умеет: - Я... - он закусывает губу и немного неуверенно возится, пытаясь добраться до желанного тела - Ты... - Да, я и ты. - Игорь слегка посмеивается - Иди сюда. Тёма укладывает свою голову ему на грудь, подсовывая под его поясницу левую руку, правую укладывает рядом со своей головой. Хочется, конечно, затискать его просто до звенящих яиц, до хрипов, облизать всего, зацеловать каждый миллиметрик его идеального тела, чтобы он стонал, метался по кровати и молил не останавливаться, но всего этого Артёму то ли вообще нельзя, то ли ещё пока нельзя, поэтому он старается довольствоваться поглаживающими его по плечам и затылку руками. - Почему ты не ушёл? - Я тебя прибью. Вчера "почему ушёл". Сегодня "почему не ушёл". Ты сам-то знаешь как тебе лучше? - Он опять смеётся, но от Тёмы не укрывается какая-то неуверенность в этом вопросе. Хотя откуда у совершенного Акинфеева вообще может быть хоть какая-то в чём-то неуверенность? - Лучше так. - он кончиком языка едва-едва касается горошинки соска, скорее увлажняя, чем тревожа прикосновением. - Кайф! - и вот уже соска касаются губы, а не встретив никакого противодействия или хотя бы бубнежа со стороны Игоря Артём начинает легонько его посасывать, одновременно лаская языком. Долго Акинфеев не выдерживает, живой же человек всё-таки, переворачивает их, нависает над Дзюбой сверху, ловит его восхищённый взгляд и впивается в его губы поцелуем. Тёма охотно отвечает, пропускает его язык в свой рот, обвивает его руками, приглашающе разводит в стороны ноги. Игорю так хорошо, так хорошо, как не должно быть. Так хорошо, как не было ни с кем и никогда. Видимо, он выпадает из реальности на какое-то время, а потом обнаруживает себя обцеловывающим бородатое, улыбающееся во все зубы лицо Артёма, шепчущим: - ... ни с кем и никогда. - Акинфеев тяжело дышит, отводит глаза. - Не бойся. - Дзюба не даёт отстраниться, стремиться удержать его в руках, хотя сам и испуган слегка внезапным порывом Игоря - Я не обижу. И я понимаю... Правда. - Всё нормально, Тём. Спасибо. - ему сейчас совершенно без разницы, что на самом деле Артём ничегошеньки не понимает, вообще ничего. Пусть. Сейчас важнее не это. Он утыкается ему в сгиб шеи, вдыхает его запах, целует, жмётся щекой, обнимая за плечи через подмышки. В ответ получая крепкие объятья, после чего Дзюбины ладони ложатся на его задницу, прижимают его к своему паху. - Подрочить тебе? - шепчет Игорь задевая губами мочку уха. Артём довольно кивает: - Ну, хотя бы... - несильно получает кулаком по плечу, улыбается ещё шире, хотя казалось бы куда уж шире - И себе. Игорь выпрямляется, с трудом отрываясь от его тела, проводит ладонями ему по бокам, прессу, чуть прищипывает кожу на тазовых косточках, гладит бёдра, коленки. Тёма ёрзает в предвкушении, пытается улечься поудобнее, приподнимает таз, стараясь намекнуть, что он тут как бы готов, если чё. Акинфеев как заворожённый следит взглядом за своими ладонями, продолжающими гладить нежную бархатистую кожу: - Фурик, можешь уже, ну... - Тебе не нравится? - он склоняется к нему, начинает целовать грудь, спускается поцелуями ниже, язык ныряет во впадинку пупка и Тёма несдержанно стонет: - Бляяя! - поднимает руку, чтобы привычным движением уложить партнёру на затылок, но тут же спохватывается, что эти привычки должны были остаться в прошлой жизни, а тут Игорь. Рука безвольно падает на простынь под взглядом Акинфеева, иронично приподнявшего брови. - Поторопиться, говоришь? - Нет. Нет! Я передумал! Продолжай! - приподнимается на локтях, заглядывает ему в глаза и Игорь не может удержаться, тянется за поцелуем и Артём утягивает его на себя, заставляя завалиться на кровать, потом переворачивает их, нависает, седлает его бёдра, прижимается пахом к паху, трётся членом о член, вызывая первый рваный стон Акинфеева - Вот что я имел ввиду под "не уходить утром". - Тебе одного раза вечером мало, ненасытная твоя задница? - Ну, не то что бы прям мало... Ты так-то хорош, в смысле... Лучший! Хотя у меня опыт... Ну... - теряется, не может выразить словами свои чувства. В смысле может, но нельзя же. - Ладно, Тём, я понял... - ободрительно поглаживает по бицепсу - Привстань, я сяду. - садится, вытаскивает из-под Дзюбы свою левую ногу, перекидывает через его бедро, дёргает Артёма на себя, чтобы он тоже сел, чтобы быть максимально близко, соприкасаясь в самом интимном месте. Почему-то слегка подрагивают руки, когда он прикасается к Тёминому члену, соединяет со своим в ладони, слышно как тот всхлипывает, моментально накрывает его руку своей, заставляет Игоря зажмуриться от остроты ощущений. Секунду спустя Акинфеев чувствует тёплое дыхание у своего лица, приоткрывает глаза и видит, что Тёма замер в миллиметре от него, не решаясь поцеловать, боясь спугнуть этот момент, испортить их первое совместное утро. - Тём... - прижимается к его губам сам, проходится по ним кончиком языка, перед следующим движением он укладывает Дзюбе на затылок ладонь. Как будто Артём смог бы отстраниться даже если бы очень-приочень сильно захотел... Они вздрагивают, прижимаются ещё ближе, стонут, кажется, кровать под ними ходит ходуном, не прекращают целоваться, просто не в силах отпустить друг друга. Позже, когда они лежат поверх простыней и приводят в порядок дыхание: - Завтра ты будешь в старте. - Игорь произносит Тёминому плечу, которое гладит кончиками пальцев. - Кайф! Спать с тобой - это, блять, знать все инсайды от Саламыча... - Артём тут же притягивает его к себе поплотнее, чтоб у Акинфеева не возникло даже мыслей брыкаться. - Посерьёзней, Тём... Я ж не для твоего удовлетворения это говорю, а чтобы ты успел осознать... - но не вырывается. - То есть чтобы я успел обоссаться от страха, ёпт, потом от радости, а потом принял? - Ну, типа того. - Я ради тебя... - его губы накрывает ладонь: - Завались. - На гимне бы не проебаться... - Артём произносит задумчиво, отнимает его руку от своего лица, рассматривает, целует подушечку каждого пальца, потом ладонь по кругу, смещаясь к её центру. Это щекотно. И так щемяще нежно, что Игорь зажмуривается и бодает его в плечо. - Заплачешь как девчонка? - Ой, я легко! - поворачивается на бок, гладит Акинфеева по щеке, скользит по шее, плечу, пуская по руке и спине стайки мурашек. Вылезти из кровати даже ради похода в зал Игорю не удаётся. На завтрак они спускаются вместе. Нельзя научиться играть в футбол на тренировках. В том смысле, что, конечно, можно, но... В детской секции будущего футболиста научат работать с мячом, научат чеканить, научат трюкам, научат давать, получать и обрабатывать пасы. В футбольной академии и (или) интернате научат комбинациям, объяснят теорию, историю, покажут и расскажут всё, что на данный момент известно про футбол. Но научить команду играть в футбол и одновременно быть командой, единым механизмом, единым целым можно только во время матчей. И никак иначе. Главный с нескрываемым удовольствием смотрит на поле во время матча с египтянами, потирает руки и что-то тихо шепчет себе в усы - так ему нравится то, что исполняют на поле его футболисты и особенно эти двое. Ну, красота из красот. Один подаёт, а второй принимает и скидывает просто буквально всё. Абсолютно всё. Совсем всё. Потом эксперты расскажут про 97% точности забросов и какой-то удивительной статистике выигранных Дзюбой единоборств. Такое идеальнейшее сочетание. Идеальнейшее! Просто фантастическое! Черчесов невероятно доволен собой и своим штабом. Правильно настроили, правильно подвели их к турниру, а этих двоих и вообще правильно свёл. И очень полезно для их общего дела. После первого тайма в раздевалке Главный спокойно объясняет где, кому и что поправить в игре, как крепче держать Салаха, кому и куда для этого смещаться. Напряжённые лица, сосредоточенно сведённые брови почти у каждого, все внимают каждому слову этого необычного, если не сказать странного человека, который привёл их в этот момент их жизней: - Ребят, мы всё понимаем, но надо поднапрячься. Надо выложиться в этом тайме, чтобы потом не было вопросов разных. Понимаете, да? - вся раздевалка, включая докторов и членов штаба утвердительно кивает - Жир, сколько выдержишь? - Да, они заебали, Саламыч... - Юра пожимает плечами, снова пьёт воду из бутылки. - Сколько? В минутах. - Ну, не знаю... Я дам знать. - Минут за пять. - в принципе, это касается всех, то есть если совсем не можешь, то ещё 5 минут побегай ещё. Побегай... Побегай, подумай, поанализируй, отдавай-принимай, не проебись, в общем. - Ладно. - Артём. Нужно больше конкретики... Касается не только Дзюбы, но и тебя, Голова, и тебя, Денис. Ясно? - снова все синхронно кивают. Наставления и поучения не придавливают, а напротив, внушают спокойствие - Так, ладно, давайте! Щас взъёбываем этих египтян и разрешим завтра без тренировки. - Главный приподнимает сжатый кулак и многие повторяют за ним. Артём тихонько радостно подпрыгивает на месте, но его замечают - Без утренней, Артём. Не наглейте! Всё, пошли! Игорь... - Акинфеев приостанавливается, поворачиваясь - Хорошо получается с забросами. Продолжай. После матча все пребывают в такой эйфории. В ТАКОЙ эйфории, что и словами не передать. В раздевалке творится форменный хаос, кто-то поёт, кто-то прыгает на столе, кто-то обливает себя и всех вокруг водой из бутылок. Игорь же долго смотрит в одну точку, будто что-то прикидывая или обдумывая: - Игорь, что ты мрачный какой? Мы же победили!!! Мы же молодцы!!! - Габул плюхается на скамью рядом - И-горь!!! Господи, какое счастье... Не пиздливый у тебя парень... Сказано - сделано, а? Где он, кстати... Я видел как его врач уводил. Всё норм? - на этих словах Акинфеев застывает, звуки раздевалки отдаляются от него, руки наливаются свинцом, что не поднять, в кулак не сжать. Он медленно-медленно поворачивается к Володе, который уже понял, что сболтнул чего-то лишнего и примирительно (ну, и защищаясь) выставляет ладони вперёд - Ладно-ладно, понял... Молчу. Извини. - качает головой, поднимается и отходит в сторону бесящихся парней. Игорю так странно, так непонятно. Они вышли из группы, впервые за дохулиард (как сказал Тёма) лет. И это круто нереально! И очень... Страшно - это не то слово. Им не страшно. Нервно, непривычно, необычно. Артём рядом с ним. И это круто нереально. И очень... Страшно - это не то слово. Ему не страшно. Нервно, непривычно, необычно. Артём дёрнул мышцу во время игры с египтянами. И это страшно. Очень страшно. До трясущихся рук, до чего-то обжигающего под вЕками. Пиздец как страшно. - И чё они сказали? - кидает хмурый взгляд из-под бровей на лежащего уже в кровати Тёму, снимает футболку, заходит в ванную, включает там воду. - Ты чё разбушевался-то, ёпт? Ну, стрЕльнуло пару раз, подумаешь... - закидывает руку себе за голову, продолжает читать комментарии в своём директе, упивается их победой. Артём вчитывается в каждое слово, в каждый эмоджи. - Так много приятного пишут! Ты видел? - наивно старается переменить тему. Не на того напал. - Это значит, ты не разогрелся перед, не растянулся, не размялся... - меряет комнату шагами от балконной двери и до ванной - Надо... - Ой, ну, ладно тебе... Я нормально. Хочешь, могу продемонстрировать растяжку? - поигрывает бровями, картинно закусывает нижнюю губу... - Да, ты понимаешь во что превратилась игра с твоим уходом? Куда мне закидывать? На кого? - громко возмущается, активно жестикулирует. - Чё я вообще тебя должен успокаивать? - садится на кровати - Каждый раз после победы ты чем-то недоволен! Игорь, я начинаю уставать! - старается выглядеть показательно строгим и немного обиженным. - Я могу уйти... - разводит руки в стороны, приподнимает левую бровь. Ждёт. - Ну, не до такой же степени... - тянет к нему руки, тот усмехается, снимает штаны, ложится рядом, сразу попадая даже не в объятья, а скорее в захват. Артём обвивается вокруг него как змей, прижимает его голову к себе, сверху несильно давит подбородком, закидывает сверху ногу, видимо чтоб наверняка - Не пущу! - Я ж волнуюсь. - признаёт со вздохом. - Можешь пожалеть... - нагло так, по издаваемым им звукам очевидно, что эта сволочь ещё и облизывается и никак не собирается всерьёз воспринимать слова Акинфеева. - Отвали. - Ни фига! Ты проснёшься, а я буду вот точно также тебя обнимать. - почему-то эти слова звучат как обещание и западают в память, а ещё Тёма трётся носом Игорю о макушку, клацает зубами, зевая, целует куда-то в волосы и затихает. И совсем не понятно спит он или не спит. Удивительно для такого насыщенного дня, но Игоря вырубает, а когда он просыпается, ни о каких обещанных объятьях и речи нет. Артёма разметало по кровати: сам врунишка спит на спине, левая рука осталась под Игоревой шеей, а правая, наверное, свешивается с противоположной стороны кровати. Удивляя самого себя Акинфеев очень сильно расстраивается, прям до слёз почти. Может это мелатонин так действует на него, что он стал таким сентиментальным, обращающим внимание на такие вот глупости? Надо будет спросить у Безуглова возможны ли такие побочки. Игорь закрывает глаза, делает глубокий вдох, как вдруг Дзюба начинает зевать и потягиваться, тут же спохватывается и снова сворачивается вокруг Акинфеева нашёптывая: - Спит моё сокровище! Спит и хорошо, что спит! А то ты добрый только в двух случаях - во время секса и сразу после. Страсти в тебе... Ебаааать! В остальное время, ну, реально фурия, ёпт! - поглаживает по пояснице спокойными, размеренными движениями - Но я не жалуюсь. Люблю такого какой есть! - сползает чуть пониже, целует в висок, а Игорь лежит ни жив, ни мёртв, боится даже дышать, чтоб не выдать себя. Утром в своём то ли офисе, то ли номере Главный багровеет, на лбу вздуваются вены: - Игорь! - он рычит, но это совсем не страшно - Так нельзя! - на его лбу и шее вздуваются вены, кажется, он сейчас начнёт превращаться в какого-то инопланетного монстра или рептилоида. Акинфеев страшно хочется хихикнуть, но он сдерживается, легонько покашливая. Или это просто истерика? - А кто-то пробовал? - вздёргивает подбородок и сдаваться не собирается. - Я тебе говорю... Я знаю. Пробовали. - И что было? - Ничего хорошего не было... Что случилось ты можешь мне объяснить? - Ничего. Задачу минимум мы выполнили. Помощь мне больше не требуется. Всё отлажено, всё работает. Я больше не нуждаюсь в нём. - и это ложь. Нуждается ещё как. Как никогда нуждается. В сонных причмокиваниях в макушку, в поцелуях в щёку на выходе из ванны, в объятьях на балконе гостиницы. Очень нуждается. - О, вон как ты заговорил... Ну, смотри сам, мы тебя предупреждали... - разочарованно машет рукой, отворачивается. Игорь решительно направляется к двери, теперь ему надо с Артёмом поговорить об этом.