Серебро и ртуть

      Всё началось раньше, ещё до того, как Гарри узнал, что был и сам крестражем. Их связь была так крепка, что одним проклятием или защитой это было сложно назвать. Не инь и ян, а куда более сложное… Куда более страшное…       Гарри видел в себе его черты — то, что Тому Реддлу нравилось, что ему было близко, его черты характера, его таланты проскальзывали в Гарри, были впечатаны, засунуты внутрь.       Как странно всё это было. Гарри стал бояться зеркал, потому что ему то и дело казалось, виделось, мерещилось, что человек напротив совсем не он, что Гарри растворяется в другом человеке, которого он так ненавидел.       Так боялся быть им и перестать быть собой.       Гарри замыкался в себе. Рон, его лучший друг, не смог вытерпеть такое отдаление — ему показалось, что Гарри стал высокомерным. И пусть Гарри этого не хотел, но так вышло и было это весьма болезненной потерей.       Гермиона его не бросала, разделившись между ними на два лагеря. Гарри пытался объяснить, что всё совершенно не так, но Гермиона покачала головой, раздражённо сказав, что она не посыльная и они должны сами объясниться.       Поэтому Гарри больше о Роне с Гермионой не говорил. Они общались всё ближе и чаще, Гарри узнавал её с других сторон. Честно говоря, раньше он не воспринимал её как девушку, только как подругу. Его безответная влюблённость в Чжоу ничем не закончилась, а в какой-то момент сама стихла, не найдя выхода. Гарри смотрел на Гермиону другими глазами. Гарри заметил, что произносит её имя совсем другим голосом. Гарри почему-то между кошмарами, где ему казалось, что его тело захватывает совсем другой человек, снилась нежно улыбающаяся Гермиона.       Удивительно, что Гарри, обычно влюбляющийся в тонкий стан, красоту и мягкость, вдруг влюбился в смелость, острый ум и теплоту улыбки.       Как старый дед.       Гарри про себя смеялся, разминая уставшую переносицу. Поттер, чёрт возьми, о чём ты думаешь?

***

      Поцелуй был случайным, эмоциональным и быстрым порывом. Его первый поцелуй был сильно смущающим и Гарри весь дрожал после того, как ощутил мягкость губ Гермионы под своими.       Надо же, это чувство казалось давно забытым.       Хрупкие плечи, пышные волосы, коньячные глаза, застывшее от удивления и пунцово-розовое от смущения личико.       Ему так сильно понравилось, что смущение нагнало только с запозданием в коридоре под лестницей. Сердце тарахтело в ушах, щёки горели, в груди всё сжималось, а в животе — переворачивалось. Ноги Гарри подкосились, когда звуки шагов Гермионы стихли.       Тёплая, притягательная, от чувств к ней совсем не скрыться.       Он бы целовал её целую вечность, если бы она у него была.

***

      Золотисто-красный шарф, отливающие на тусклом ноябрьском солнце золотом волосы, шуршащие в опавшей листве шаги. Гарри шёл за ней следом в нескольких метрах, слушая, как она говорила с девочками, как её звонкий голос отдавался эхом в ушах. В Запретном лесу было шумно из-за их курса, собравшегося на занятии по уходу за магическими существами.       Сам бы Гарри не подошёл на следующее утро к Гермионе, но сегодня ноги сами вели его к ней. Он нагнал компанию девочек, поравнялся с Гермионой и молча взял её тяжёлую книгу.       Этот жест будто бы принадлежал не ему, но Гермиона смущённо улыбнулась, опустила взгляд себе под ноги, а потом подняла на него глаза. Гарри задохнулся от её взгляда.

***

      Гарри не боялся его имени.       Гарри не боялся его. Он смотрел на Тома Реддла — беспомощный кусок мяса, который отчаянно хватался за жизнь. Гарри испытывал отвращение.       Только подумать, как кто-то настолько одарённый так пал под гнётом своих страстей.       «Думаешь, мальчишка, тебя это не коснётся? — хриплый дрожащий срывающийся голос, похожий на старческий — протянутая рука со вздувшимися синюшными венами, почти фиолетовый палец, указывающий прямо на Гарри. — Ведь ты — это я».       Выдуманное имя, никчёмный титул — Гарри брезгливо улыбнулся.       — Ты даже жалости не достоин.       Он отвернулся от немощного Тома Реддла, от его залитых алым глаз. Удивительно, ведь взгляд Гарри зацепился за собственное отражение на озёрной глади, и там на Гарри смотрели такие же алые глаза.       «Ты без меня никчёмен. Всё, что в тебе есть, моё».

***

      Россыпь веснушек на белой коже. Розовые искусанные губы. Тени от густых ресниц на щеках.       Гарри садится за один стол с Гермионой, опускает голову на предплечья и наблюдает за тем, как она готовится к занятию по ЗОТИ.       — Не смотри так на меня пристально — растаю, — смеётся она, прикрывая рот ладонью.       Жаль, ему нравится, как она заразительно смеётся. Гарри ловит её руку, которой она только что прикрывала рот, и целует её в ладошку с тыльной стороны, глядя снизу вверх, как на самую большую драгоценность.       Гермиона теряется, сжимает ладонь, легко, но упорно освобождает свою ручку и прячет её под партой, смешно выпрямляя, будто по струнке, спину, и смотрит куда-то вперёд, но улыбку сдержать не может.       Гарри всё отдаст за эту улыбку.

***

      Приступы продолжаются.       Уроки Снейпа не помогают.       Гарри обливается холодным потом, сжимает в кулаках простынь, срывает голос от крика — какое уж тут высокомерие, когда он валится с кровати, грохается на пол и теряет сознание, замечая в осыпающемся мире испуганное лицо Рона.

***

      Тяжесть в груди едва даёт Гарри возможность дышать, когда он привстаёт на кровати и старается бодро улыбаться, встречаясь с встревоженным взглядом Гермионы.       Лечебное крыло пустое — кроме него, Гермионы, Рона и мадам Помфри здесь совсем никого нет.       — Ничего, — Гарри смеётся, — это просто кошмар. Они мне часто снятся.       Гермиона растирает пальцами глаза, стирая слёзы. Гарри достаточно больно только от этого движения. Он хмуро смотрит на Рона, который пожимает плечами.       — Она здесь с ночи. Я ей говорил, что всё нормально.       Гарри замечает, что они все в пижамах, а в окна бьёт золотистый рассвет. Гермиона всхлипывает.       — Прекращай, — возмущается Рон. — Хватит.       Гарри протягивает к Гермионе руки, и та осторожно пересаживается на его кровать и мягко, но крепко обнимает.       — Уйди, — говорит Гарри одними губами Рону.

***

      Письмо Гарри пишет только потому, что сомневается в том, что это было. Он пишет его потому, что боится за Гермиону. Он пишет его, чтобы понять, прав ли он.       Это предостережение. Гермиона умная, она догадается.       Пальцы крепко сжимают перо, чернила марают бумагу.       Гарри думает, что сон и реальность — это одно и тоже в его случае. Гарри боится, что когда-нибудь он перестанет быть собой.       Он запечатывает письмо с одной фразой: «Не верь мне, Гермиона. Это не я».

***

      Он так любил её все эти годы, что, когда Гарри обо всём догадался, так и не смог ей сказать, что его самоубийство — единственное спасение для всех, что иного выхода нет.

***

      Том тянется к внутреннему карману пиджака, в котором ещё полчаса назад лежало письмо, написанное Поттером всего пару часов назад.       Дрянной мальчишка.       Контроль над телом всё ещё слаб — мальчишеская сила воли до конца не сломлена. Переломать бы ему хребет собственными руками — жаль, что и себе переломишь. Том оглядывается: он в загущающемся Запретном лесу.       Думал, сбежать, мальчик? От себя не убежишь.       Том возвращается так быстро, как только может. В гостиной Гриффиндра письмо лежит запечатанным на каминной полке.       Том хочет удостоверится, что Гермиона ничего не знает.       Его Гермиона не читала письмо?       — Гарри? — зовёт его Уизли.       Том поворачивает голову — мальчишка держит палочку перед собой, готовый напасть.       — Или ты не Гарри?       Если смешать красный с зелёным, то получится цвет глаз Гермионы.       Уизли падает замертво.       — Гарри никогда не было.