кто угодно

Отчаянный, пронзительный запах первого дождя в мае. Потемневший воздух, ударяющий в голову, серо-зелёные пятна по краям плывущего взгляда и предчувствие, что вот-вот что-то случится. Ноющее сердце, за которое не схватиться. Пустота и надежда. Дрожь. Воспоминания о лете, которое будет, было, о том, что впереди целая жизнь, которой не хватит, чтобы всё перечувствовать, перелюбить, вырезать на теле и не забыть никогда больше. Рыхлость земли, распадающейся под ногами. Прохлада и нервный ток по линиям пальцев, когда прикасаешься к Цветы лилии. Белые. Вымокший ветер. Всё тот же аромат, только уже не весна. Минхо, выпадая из странного оцепенения, вдруг понимает, что как раньше не будет. Совсем. Ненужные воспоминания, как и эти лилии, кем-то брошенные у входа в больницу, должны умереть. Задумался всего на мгновение, а теперь не понимает, куда вернулся – о чём думал, почему так тянет дождём, когда его нет. Почему чувства внутри него – не чужие. Может, после сотрясения так и должно быть. Голова тяжёлая. - Тебе получше, герой? Голос мягко входит под рёбра, заставляет сглотнуть. Реальность - она вот здесь, где есть ответственность и работа, что-то больше, чем все твои страдания. Соберись, Ли Минхо, тебе уже давно не семнадцать. Не бросайся на это лезвие заботы снова так наивно и доверчиво, и всё будет здорово. Большие мальчики не плачут, у больших мальчиков есть дела. Джисон обеспокоенно кружит вокруг и заглядывает в глаза, трогает ледяными, будто колючими пальцами лоб. - Та девушка. Она ведь ушла из палаты? Минхо отворачивается, не давая прикоснуться. Капитан и главный подозреваемый остались в больнице, под присмотром врачей и наряда патрульных, чтобы друг друга не поубивали, на несколько часов из головы их можно выкинуть. Сестра Кан Ёнхёна здесь одна, уязвима, учитывая, что приехала совсем недавно – отличный момент для продолжения допроса. Вряд ли это семейство связано с убийствами, даже несмотря на сомнительный бизнес и дерьмовое отношение к полиции (возможно, к людям в целом). Минхо не чувствует, что с ними что-то не так. Может, в другом, ненормальном смысле – они странные, но не настолько. Перед глазами всплывают дочерна выжженые глаза. - Если не ошибаюсь, то это она сейчас поворачивает за угол. Джисон указывает куда-то вперёд, выглядит немного растерянным, натягивает улыбку. Возможно, не стоило отворачиваться так резко, но Минхо давит скользнувшую вину – так лучше будет для всех, в конце концов. Замечает лишь длинные волосы, взметнувшееся воронье крыло, исчезнувшее за углом больницы. Кровь в голове всё ещё пульсирует. - Девушка!.. Госпожа Кан! – Джисон, почти бегущий рядом, вопит во всё горло, так что с деревьев, обступивших когда-то белое здание, встревоженно слетают птицы. – Госпожа Кан, на пару минут, пожалуйста!.. Возможно, будь здесь кто-то ещё, она смогла бы ускользнуть, сделать вид, что не слышит, не видит, не про неё речь – во взгляде, который девушка бросила, обернувшись, Минхо увидел плохо скрываемый страх. Но остановиться приходится, вокруг - никого, и всё её тело, угловатое, в не по осени лёгкой одежде, резкой линией разрезает сонную опушку. - Спасибо, что подождали… – Минхо, стоящий теперь в нескольких метрах, сгибается, чтобы отдышаться. Пытается звучать буднично, совсем не устало, а сам вцепился в ткань форменных штанов, чтобы хоть как-то удержать равновесие. Пальцы будто бескровные, но с россыпью синевато-алых пятен, проступивших на холоде, перед глазами неудержимо расплывается бензин. Нужно меньше курить. - Извините, что вот так внезапно, всего несколько вопросов… И снова начать бегать. - Я не думаю, что мне стоит говорить без брата. Голос у Кан Сыльги высокий и нежный, очень странный – всё её существо Минхо и пугает, и привлекает одновременно. Кожа – первый стеклянный лёд в конце ноября, будто разбита и собрана заново, не способная больше быть человечной. Беспросветно чёрные, испуганные глаза – единственное, что выдаёт в ней жизнь. Трещина на зеркале, от которой неуютно. - Мы расследуем серию убийств в городе, как вы уже слышали. В таких делах важна оперативность, отрабатывать нужно любые зацепки, так что мы приходили только для этого, а то, что вышло… - Большое недоразумение, - на помощь приходит Джисон, но звучит он не как обычно. Быстрые взгляды в сторону Минхо – непонятные, губы растянуты чуть более дружелюбно, чем стоило бы. Обычно он не упускает шанса побыть очаровашкой. – И всё же. Перед смертью погибшие – а мы это проверили, поэтому и получили ордер, – приходили в вашу компанию для того, чтобы взять кредит. После их тела были найдены в колодцах, на счетах – ни копейки. Если это всё совпадения, то слишком невероятные, знаете ли. Взгляд Кан Сыльги – в землю. - Я понимаю ваши сомнения, господин полицейский. Но к нам ведь обращается очень много людей, всё время, и не только женщины. С мёртвых долг обратно не возьмёшь, так зачем убивать своих же клиентов? Всей бухгалтерией занимается брат, если вас интересуют финансовые операции, я просто помогаю, когда получается, так что… Всё то, что она говорит – разумно, Минхо это понимает. Да, возможно, он просто очарован Кан Сыльги, её кричащей жертвенностью и слабостью, и что – от этого логика не теряет смысл. Смущён скромной зажатостью позы и нервными пальцами, сцепленными в подвижный змеиный замок – и что с того, есть ведь факты. Возможно, он хочет её оставить в покое и уйти, даже если Джисон едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. И что. Минхо не может нападать на слабых, даже если это его работа. Даже если он думал обратное десять минут назад. - Мы узнали, что хотели, госпожа Кан. Последний вопрос может показаться… необычным, но я обязан его задать, – по лицу Минхо ползёт извиняющаяся улыбка. – Вы что-нибудь слышали о здешних вампирах? Кан Сыльги впервые смотрит прямо в глаза. Джисон издаёт странный звук, смесь недоверия и удивления, и да, потом он обязательно что-нибудь на этот счёт скажет, но Минхо про это пытается не думать. В деле ничего нет нормального или обычного, и, хоть сам он в эту ерунду не верит, почему бы не попробовать, всё равно лучшего кандидата в преступники нет. Будь здесь Кан Ёнхён – Минхо не рискнул бы, не хватало ещё издевательств, но эта девушка, кажется, боится его не меньше, чем он её. - Возможно, вы говорите про… Мне рассказывали про проклятье в старом замке, в самом глухом месте этого леса, но я не уверена, что такое вообще возможно – в смысле замок, это же не королевство какое-то, а маленькое захолустье. Я была ещё… Я была очень маленькая, когда об этом говорили, нам запрещали ходить дальше опушки. Тоже понимаю, как всё это может звучать, но, если бы и был здесь вампир, я бы подумала, что он – то самое проклятье. Если бы кто-нибудь Минхо ещё год назад сказал, что придётся по-настоящему выискивать вампирское логово, чтобы хоть как-то подобраться к серийному убийце – не поверил бы. Что придётся променять огромный город, полный надежд и блестящей карьеры, на богом забытое место, в котором его бабки лупят лопатой, а люди только и говорят, что о духах. Что придётся чувствовать себя не только брошенным, но и беспомощным, неспособным не то, что другим – себе помочь. И что среди этого хаоса он будет оставаться единственным, более-менее способным держать здравую логику человеком (но и это уже под сомнением). Минхо, наконец, неловко кивает и уходит. А о чём ещё здесь говорить. Он не видит, как Джисон, задержавшийся на мгновение, жестом показывает Кан Сыльги, что следит за ней – и смотрит презрительно, так, как никогда при Минхо ни на кого не смотрел. Как и то, что девушка, секунду назад беззащитно дрожавшая на осеннем ветру, показывает ему средний палец, мгновенно меняясь в лице.

---

Этой же ночью Минхо видит сон. В чаще леса, где он никогда не был – может, и был, но не помнил, – озеро, белёсо-серое от клубящегося над водой тумана. Деревья вокруг – с облетевшей, но ещё местами держащейся медной листвой, тянутся почерневшими ветками в самое лицо, пока Минхо, будто против воли, идёт к берегу. Под ногами - влажно шуршащая листва, и ни единого звука вокруг, кроме этого, нет, даже собственного дыхания не слышно. Вода спокойная. Страшная, непроглядная, почему-то кажущаяся тёплой, хоть Минхо, выдыхая, видит выходящий изо рта пар. В этом месте он – лишний, случайно забредший прохожий, которого никто не ждёт, и от этого необъяснимо страшно. У мягкого, размытого временем берега, из тумана проступает обрушившийся мостик. Вздувшийся, с позеленевшими паутинными провалами, будто старый беззубый рот, уже ни на что не способный. Это просто сон, но ведь это не так. Минхо не знает, что делает, когда идёт прямо туда. Вода неподвижная, ненастоящая. Или она такой была всегда. Пальцы осторожно касаются поверхности, входят внутрь как в не до конца застывшее желе, но ни ряби, ни пузырей нет. Пахнет затхлой сыростью. Чем-то тревожным, небезопасным и тёмным, так что Минхо резко выдёргивает руку, глядя, как бесшовно сходится озёрная гладь. Отсюда нужно убираться так быстро, как только сможет, и всё же, ноги тянут его на мост, на то, что от него осталось. Подойдя к самому краю, наклонившись, Минхо смотрит вниз. Хочет закричать, но не может. Под водой он видит тела. И назад отойти тоже не может, будто ноги связаны, руки обездвижены – в горле застрял крик, а сердце колотится так, что начинает тошнить. Белые до прозрачности, застывшие, будто отколовшиеся льдинки, девушки. Змеистые тёмные волосы, невидимым течением путающиеся вокруг сломанных шей. Минхо их знает. Видел. Одна, две, четыре, восемь – кажется, там, ближе к середине озера, ещё две. Десять. Десять погибших, найденных в колодцах. Десять обнажённых тел, друг на друга похожих как одно. Вдруг у всех девушек открываются глаза. Белые, обезличенные в едином крике. Минхо отшатывается назад, нога проваливается сквозь прогнившие доски. Ни единого скрипа, шелеста, просто резко падение куда-то в глубину. Пытаясь выбраться, он поворачивается, но снова застывает, теперь из-за того, что видит перед собой… нечто. Серый, лишённый чёткости силуэт, уставившийся прямо на него. Две алые точки, тлеющие угли того, что могло бы быть глазами, пронзают тело, взгляд этот грубо пролезает внутрь Минхо, давя на горло и грудь. Серый человек приближается, и мёртвая тишина вокруг заменяется едва различимым гудением старых проводов. Он тянет руку к лицу и Минхо просыпается.