кто угодно

- Окей, свалили отсюда. Быстро. Сумерки темнее, чем месяц назад, их тепло быстро тает. Осень уже здесь, в смятых шершавых листьях, не просыхающей к утру грязи. В бурой траве, размазывающейся о подошву, и в том, как резко, до вспышек боли в глазах, переливаются красно-синим огни подъехавших машин. Минхо крепко держит свой пластиковый стаканчик, вздувшиеся корни деревьев почти нарочно бросаются под ноги. Всё буквально кричит не ходи сюда, каждый метр этого заброшенного места и, всё же, посмотрите на героя. Не хочется испортить одежду, приходится идти медленно, хотя хуже не станет – всё равно в душе был вечность назад, воняет слабостью и не оплачиваемыми сверхурочными, как настоящий мужчина. В обжигающей кофейной жиже растворился последний кусок украденной шоколадки. (всюду холодно, темно и грустно, морально оправдан) (ну и напарник забыл о ней) Толпа собравшихся расступается, стоит взмахнуть рукой, но сразу же смыкается позади. Отрезает путь к отступлению, будто чувствует. Однако Минхо внимания не обращает ни на людей, ни на желудок, сведённый секундной судорогой. Думать о трупе и видеть труп – разные вещи. Кого-нибудь обязательно стошнит, будут крики и вздохи, а после люди резко вспомнят про свои дела, потому что, опять же, видеть и нюхать, видеть и слышать, видеть и понимать – очень разные вещи. Переступив оградительную ленту, Минхо замечает, как из старого колодца появляется почерневшая, вывернутая в сторону голова. - Что у нас есть? – детектив бывалый, но всё равно как-то не очень. Перед глазами на мгновение темнеет. - Тело. Судмедэксперт, следящий за спасателями, извлекающими тело, кажется, не впечатлён – и всё же, делает шаг назад. Сынмин та ещё врушка, за время работы немало перевидал, но с такими убийствами даже он вряд ли сталкивался. Стараясь не меняться в лице, он неторопливо натягивает перчатки и, глубоко вдыхая, подходит к телу. Минхо делает то же самое, но не может сдержать рвотного порыва. - Это я и сам вижу. Предположения? - Насчёт смерти? - Насчёт пиццы, которую я заказал час назад, - глаза Минхо закатываются так сильно, что вот-вот провернутся по кругу. – Смерти, конечно. Боже. Без вскрытия мало что определишь, учитывая состояние тела, но хотелось бы чего-то быстрого и простого, что-то вроде «шёл, поскользнулся, упал». Или упала – кажется, труп снова женский. Минхо отчаянно давит рвоту, прикладывается к стаканчику с кофе, не чувствуя вкус. Притворяться, что в городе маньяка нет, больше нельзя, местные газетки и без того вопят о полицейском безразличии. Десятый труп. Девушки c выжжеными глазницами. Колодец. А ещё можно не сомневаться, что на шее – две маленькие ранки, симметричные и ровные. - Как и я думал. – Сынмин прикасается к размякшей от воды голове, чуть поворачивает в сторону. – Это снова наш таинственный вампир. Начинается. Окей, даже Минхо иногда сомневается, что люди на подобное способны, но опускаться до того, чтобы валить всё на городские легенды, он не станет. Вампиры, да, конечно – а почему не оборотни, банши, почему не Ктулху. Люди разные бывают, иногда оригинальные, иногда – омерзительно оригинальные, так что не раз Минхо и его напарнику (сегодня так удачно предательски застрявшему в больнице) приходилось выбрасывать испорченные кишками ботинки. Или находить в холодильниках части тел. Однажды их даже окатило кровью – из раздувшейся селезёнки, когда в их глушь приехали чёрные трансплантологи. (оба блевали дальше, чем видели, но это совсем другая история) - Потрясающе, великолепно. И как же мне теперь ловить вампира, а? Обмазаться чесноком? Пускать реки крови и следовать за течением? Сынмин на это лишь пожимает плечами. - Чеснок их пугает, не путай. А ловить я не знаю как, это твоя работа. Смешно. - Кстати, эти отметины не такие ровные, - вдруг замечает судмедэксперт, приглядываясь к потемневшим точкам. В его руке вспыхивает свет фонарика, сумерки вокруг мгновенно густеют. Минхо кряхтит сам себе и крутится рядом в поисках хоть чего-нибудь, похожего на улику, эти слова заставляют насторожиться. – Как будто что-то помешало? Так, здесь вроде небольшая царапина… Минхо достаёт телефон и подсвечивает траву вокруг места преступления. Может быть, в этот раз найдётся что-то нормальное, дело продвинется, и на летучках начальство перестанет вытрахивать из него стыд и совесть, потерянные примерно в одно время с девственностью (сотни лет тому). Пальцами он приминает сырую, неприятно пахнущую землю под ногами, вглядывается в её расплывающуюся черноту, пока, наконец, не натыкается на нечто. - Это… зуб?.. Удивительно белоснежный, удлинённый, как клык, и с очевидным сколом. Сынмин ни на секунду не выглядит удивлённым.