Steak Diane

Наблюдать за ливнем, что за окном низвергнулся на благодать поместья – сплошное удовольствие. Каждый всполох молнии секундный, каждый оглушающий раскат грома - все в душе отклик находит. И под аккомпанемент непогоды, вдохновение подобно току электрическому по телу струится; с кровью смешивается в причудливую эссенцию тягучего возбуждения, что сущее изнутри выжигает, освежая мириады сценариев о грядущем в голове. И сей распогодившийся день идеально подходит для небольшого ужина с композитором. Фредерик весьма интересная личность. Необычный юноша со своим прекрасным букетом травм и невероятной историей, что может принести успех и богатства автору, кой сумеет передать в красках сей рассказ о печальной судьбе юного дарования. Но пока Фредерик лишь черновик. Листы блокнота, исписанные вдоль и поперёк набросками, испещренные сотнями пометок, хитро вплетенных в основной сюжет. Нотные листы, перечеркнутые хаотичной последовательностью несочетаемых аккордов, создающие невероятные узоры доселе невиданного. Но все это - лишь черновик. Притягательный, необычный, однако незавершенный. И настала пора перенести роман чужой жизни на страницы грядущего произведения.

***

Костяшки пальцев отбивают ритм на двери, прежде чем их обладатель показывается в комнате. Что камертон, что древа поверхность – все один такт, все одна неизменная мелодия. То ли обычная привычка, отточенная водами стольких лет, аль сакральный ритуал, несущий в себе куда больше смысла, кой не в силах понять обыватели? Орфей знает ответ – пестрит тот закладкой в одной из книг на огромных стеллажах в кабинете, но известен ли оный Фредерику? Чрезмерно мала вероятность того, что хорошо понимает большинство причин своего поведения Крайбург. Но так гораздо интереснее. Орфей с натянутой дружелюбной улыбкой встречает композитора. Писатель услышал Фредерика еще задолго до того, как тот оказался внутри - скрипящие полы да стук трости заранее заявили о приближении гостя. —Добрый вечер, господин Орфей. —Добрый, господин Крайбург. Прошу Вас, присаживайтесь, - услужливо Орфей отодвигает стул перед Крайбургом, чем вызывает плохо скрытое удивление на лице последнего. Не те манеры, которые ожидал Фредерик. Не то почтение, ибо дамой он не является, пред коими вести себя так надобно. Даже отсутствие слуг в помещении не делало более понятными причины данного поведения романиста и его мотивы, однако ложью будет сказать, что это не льстило. —Вы хотели о чем-то поговорить? - Фредерик неспешно присаживается на мягкий стул и прислоняет трость подле себя. —Вот так, и сразу к делу? Провокационный ответ вопросом на вопрос несколько сбивает Крайбурга – именно тот эффект, который и желал получить писатель. Орфей ставит пред Фредериком блюдо и неспешно снимает с него клош. Благодаря тому, что яства были накрыты, спрятанное под крышкой мясо казалось было только что с пылу с жару, и взмывший вверх ароматный пар вынудил композитора прикрыть глаза. —Прошу Вас, все успеется. Давайте сначала насладимся трапезой и прекрасной беседой друг с другом, господин Крайбург. Бам! От столь резкого звука Фредерик вздрагивает, но быстро успокаивается – причиной шума является лишь ухмыляющийся Орфей, решивший откупорить бутылку вина. —Великолепный стейк Диана и Пино Нуар, - Орфей неспешно разливает напиток в бокалы и исподлобья смотрит на Фредерика, — Самое то для пасмурного вечера. Верно, господин Крайбург? Не согласится будет нехорошим тоном, что станет свидетельством о незнании композитором норм подачи блюд. Хоть и больше по душе другое вино Фредерику, вынужден кивнуть он – как ни крути, правила есть правила, и красное мясо подавать следует лишь с красным вином. —Господин Крайбург, - сделав последние штрихи и полностью подготовив стол к трапезе, Орфей присаживается напротив композитора, — Расскажите, как прошёл Ваш день? Чем занимались? Фредерик едва заметно поджимает губы. Подобные маленькие разговоры не для него, но правила есть правила. Нужно держаться хорошего тона. —Премного благодарен за вопрос. День прошел хорошо, - тонкие пальцы обхватывают ножку бокала, но не спешит композитор подносить его к устам, — Музицировал в гостиной, Вы наверняка слышали это. Романист сдержанно кивает. Слышал, разве можно не слышать, как кто-то играет лишь на этаж ниже? Вздор. Недостаточно толстые стены в поместье все же. По крайней мере, не в гостиной, а о других помещениях пока рано знавать музыканту. Фредерик чуть медлит, на что Орфей вскидывает бровь вверх. Романист ожидает ответного вопроса о быте дня - таковы нормы. Чертовы бесполезные правила, которым сейчас совершенно не хочется следовать, но заместо возмущения Крайбург лишь тихо вздыхает и произносит столь желанные писателем слова: —А как прошел Ваш день, господин Орфей? —Благодарю за вопрос, мистер Крайбург, - он откидывается на спинку стула, не сводя взгляда с собеседника, - Мой день был невероятно насыщенным! Поутру имел честь посетить одного давнего знакомого и узреть его богатую коллекцию произведений искусств. Ах, коллекционеры, они меня и пугают своей одержимостью, и одновременно восхищают упрямством и готовностью отдать целое состояние за желаемое. Или вовсе с жизнью расстаться, - писатель чуть щурится, однако после продолжает как ни в чем не бывало, - Да будет известно Вам, что слухи не врут – знаменитая "Муза" действительно пленит своею красотой. Когда я уходил, мне показалось, что я оставил частичку своей души в той картине. —Звучит очень интригующе. Мне бы тоже хотелось увидеть данное произведение воочию. —Скоро будет презентация новой картинной галереи, ходят слухи, что сей аристократ согласился позволить повесить «Музу» там. Я думаю, она Вам бы определенно понравилась, если бы у вас была возможность посетить данное мероприятие. Скажите, господин Крайбург, а где вы были в последний раз? —Я… - Фредерик запинается, испытывая небольшие трудности с ответом. Он не особо часто выбирается на столь громкие события, а в подробностях про приватные встречи говорить с писателем не стоит. - К моему большому сожалению, некоторые обстоятельства не позволяли мне присутствовать на большинстве мероприятий. Орфей хмыкает, но не развивает тему. Все, что нужно, писатель и так уже знает, а излишне давить не в его интересах сейчас. —Как жаль, что Вы пропустили столь важные для общества события, - романист сочувственно вздыхает, имитируя грусть, - Посмею сказать, что не только приватные вчера и галереи интересны, но и научные выставки тоже увлекательны. Недавно была одна весьма необычная, полностью посвящённая электромагнетизму и наработкам касательно вечного двигателя. Новаторские идеи поразили даже самые критически настроенные умы общества! – эмоционально восклицает Орфей, взяв в руки столовые приборы. Мясо само себя не разрежет, а от столь притягательного запаха аппетит разыгрался будь здоров, - Вы, видно, плохо смыслите в подобном, возвышенные научные темы чужды для Вас, но, знаете, электричество в определенной мере имеется в каждом из нас. Достаточно лишь бросить верную искру - и вуаля! Электричество пробежится по венам, а в душе запылает пожар. В этом и есть суть хорошей композиции, верно? Суметь зажечь искру в слушателе; привлечь его внимание не только красивой обложкой, но и содержанием. Как жаль, что в наше время это удается слишком малому количеству творцов, - и кажется, что та самая искра сейчас провокационно пылает в глазах Орфея; тлеет в той насмешке, с коей прожигает взором янтаря он композитора, - Кстати, что Вы думаете про мою последнюю книгу? Фредерик напряжен от разговоров подобных. Чем больше Орфей давит, тем сильнее кажется композитору, что это не ужин, а целый допрос. Собираясь с мыслями, Крайбург, сжимает в руках столовые приборы, и совершенно не поднимает взгляда. Словно стол нынче для него самое интересное произведение искусства, даже более великое, нежели чем «Муза». Несколько нервно Фредерик подносит бокал к устам и совершает небольшой глоток. —Ваша книга... Весьма интересная. —Вы не читали ее? —Нет, но я слышал про- —Вы. Ее. Не. Читали, - Орфей демонстративно выделяет каждое слово, оказывая на собеседника еще большее давление, - И очень зря! Она снискала признание даже самых суровых критиков. Но ничего, я вас не виню! Понимаю, не всем дано, да и много дел - Евтерпа сна сладкого лишает. Ведь не зря говорят - для великих композиций стоит и жертвовать многим, верно? Говорить несколько тяжелая задача после подобных провокаций, оттого Фредерик лишь сдержанно кивает. —Как вам еда? Вкусная? – получив вновь утвердительный невербальный ответ, писатель многозначительно кивает в сторону практически нетронутого блюда композитора, - Но мне кажется, вам положили недостаточно соуса. Может, стоит добавить немного? —Соуса?.. —Да. Мясу определённо не хватает соуса, – сказал Орфей тоном, коим обычно сообщают самую ужасную вещь, — Красного вина будет недостаточно, чтобы полностью раскрыть его вкус, верно? Однако более писатель не развивает эту тему, оставляя вопрос риторическим, не дав композитору и шанса что-то добавить. —Давайте поговорим о вас, о Великий Композитор Фредерик Крайбург. Ваши симфонии — это нечто! - Орфей взмахивает рукою, подкрепляя свои слова жестикуляцией, - Не буду льстить, но из некоторых я черпал вдохновение для своих работ. —Вы... - Фредерик хочет было спросить правда ли это, но одергивает себя, - Спасибо, мне приятно это слышать. —Но какая жалость, что мое мнение не разделяет подавляющее большинство в высшем обществе. Впрочем, что с них взять? – хмыкает он, пожимая плечами, - У большинства устаревшие понятия о высоком, все как один живут пережитками прошлого и зацикливаются на своих глупых установках, не находя прекрасного в иных вещах, отличных от их скудного разума. И таким, вот таким педантам доверено решать, что есть хорошо, а что нет? Вздор! – Фредерик вздрагивает, доколе Орфей ударяет рукою о стол в эмоциональном порыве, - Ох, господин Крайбург, Вы даже не представляете, как порою приходится мне изменять свои произведения, дабы угодить отсталым критикам с их узким видением мира. От взгляда писателя не укрывается то, как уголки губ собеседника едва заметно дернулись вверх. А коли так, следует продолжать вести ту же нить повествования и лести. —Вы просто не в то время творите, понимаете? Ах, эти педанты привыкли к давно изжившим себя установкам и боятся любого отклонения от шаблона. А вот ваша музыка, - Орфей наклоняется чуть вперед, исподлобья смотрит на Фредерика, - Вы словно сливаете воедино огонь и воду, создавая невероятные орнаменты ранее неизведанного. В чем ваш секрет, мистер Крайбург? Прошу, как коллега коллеге, поведайте мне - откуда вы черпаете вдохновение для таких, не побоюсь этого слова, шедевров? Столь простой вопрос, но как же сложен ответ на него. Фредерик заметно мнется, не в силах определиться с тем, что сказать. Правду? Бред, сочтут умалишенным и разочаруются. Ложь? Орфей ее с легкостью раскусит. —Я просто слушаю свой внутренний голос. Идеальное решение – сказать лишь часть правды. И не солгал, и ответ дал, однако Орфей склоняет голову, требуя большего. Внутренний голос, и только? Слишком банально, да и известно писателю, что причина на самом деле кроется в совершенно другом, правда куда более сурова. И зная ее, писатель ожидает услышать максимально приближенный к реальному положению дел ответ. —Это как... Муза. Она каждую секунду нашептывает мне в ухо то, что желает, и замолкает лишь тогда, когда я творю то, что ей угодно. —Понимаю, у меня похожая ситуация, - будучи отчасти удовлетворенным подобным ответом, Орфей откидывается на спинку стула, прекращая прожигать композитора требовательным взглядом, - Моя "муза" тоже не успокоится, пока я не получу желаемое. Будет требовать, бить изнутри черепную коробку, - Орфей стучит себе пальцем по виску, - Желая вкусить больше; познать больше; написать больше! От столь быстрого монолога в горле пересыхает, отчего романист вынужден сделать небольшую паузу, однако Фредерику кажется, что передышка более необходима ему самому, нежели чем писателю. Взгляд композитора упал на собственный едва ли тронутый бокал и практически не тронутое мясо, тогда как Орфей уже почти допил свой бокал и съел большую часть ужина, словно это не он вел столь рьяный монолог про искусство. —Вы абсолютно правы. Несколько нервно Фредерик подносит бокал к устам и совершает небольшой глоток. Не по душе ему Пино Нуар, но правила есть правила. Белое вино на данном ужине моветоном было бы. —Я люблю вашу необычную музыку. Люблю вашу личность, которая выбивается изо всех привычных рамок. Кто знает, может, мы могли бы сработаться? - Орфей задумчиво смотрит в окно, провожая взглядом стекающие капельки по стеклу, - Я напишу сюжет, Вы напишите к нему музыку, и вместе мы создадим мюзикл, коим будут восхищаться спустя века, - на долю секунды писатель бросает косой взгляд на композитора, однако быстро возвращается к прерванному занятию, - Может, мы не схожи характерами, но в плане искусства мы очень похожи. Вы и Ваше творчество правда очень мне симпатичны, и именно по этой причине я позвал вас на личную встречу. Обычно я так не делаю, но Вы особый случай. Фредерик едва заметно хмурится, переваривая сказанное. Предложение ему нравится, но перспектива работать с кем-то подобным не радует. Возможно, сказанное Орфеем лишь очередная напускная лесть, но Крайбург слишком сильно хочет в нее верить. Верить в то, что кто-то признает его как композитора; восхищается произведениями и делает это не из-за его смазливого личика. —Я подумаю над вашим предложением. —Очень надеюсь на положительный ответ. Орфей отрезает еще один небольшой кусок от стейка, но не спешит употреблять его к трапезе, возвращая все свое внимание к собеседнику. —Почему вы не едите? Вам не понравилось? – писатель чуть щурится, - Не знал, что вы такой привереда, готовый обидеть Барона. —Нет-нет! Я… - поспешишь - людей насмешишь. Торопясь исправить собственную оплошность, Крайбург слишком резко берет в руки столовые приборы, сначала перепутав вилку, а опосля и вовсе проведя ножом по тарелке в спешке, - Приношу свои извинения. Я слишком сильно увлекся нашим разговором. —Не берите в голову, лучше кушайте да побольше, - Орфей закидывает кусок в рот и неспешно жует его, всем видом показывая, что в жизни ничего вкуснее не пробовал, - Ах, такие блюда, такие изыски! Барон не скупится на то, чтобы гости чувствовали себя желанными. А вы, господин Крайбург, что думаете про Барона? Ненадолго в обеденном зале тишина наступает, прерываемая лишь монотонным стуком капель о стекло. Фредерик нарушил уже слишком много правил хорошего тона, и теперь, дабы не упасть еще сильнее лицом в грязь, Композитор размеренно пережевывал пищу. —Я не видел его, мне нечего сказать. Но его гостеприимность заслуживает похвалы. —Ох, Вы ошибаетесь, - писатель неспешно кладет приборы на тарелку, - Вы видели его. Попробуйте вспомнить. — Я знаю всех, кого видел здесь. —Значит, знаете и Барона. Фредерик отрицательно качает головой, находя сказанное Орфеем невероятно глупым. Ни один из присутствующих с ним в поместье не являлся Бароном, который, по словам дворецкого, вовсе пребывал в отъезде. —Исключено. Орфей постукивает пальцами по столу, каждый раз меняя ритм и последовательность. И провокация быстро находит отклик в лице композитора, отчего писатель не может сдержать высокомерную ухмылку. Каким бы Фредерик не желал казаться самоуверенным и безразличным, достаточно лишь сущей мелочи, дабы тот напрягся. Человеческая психика удивительна. Композитор сжимает руки в кулаки, чувствуя, как от нервов у него скрутило живот. Неприятные ощущения, которые Фредерик старается игнорировать и опрометчиво заглушить еще большим количеством вина. —Вы верите в гадания? Знаете, говорят, когда чаинки складываются в определенный узор, можно распознать, что что-то грядет. Но здесь... – он задумчиво вертит в руках бокал с остатками вина, - Осадок не кажется ли Вам любопытным? Не думаете, что он, как чаинки, может помочь нам разгадать грядущее? Композитор тяжко вздыхает и жмурится до белесых пятен перед глазами. Если раньше головная боль лишь маячила на периферии сознания, не причиняя особого дискомфорта, то теперь она плавно становилась невыносимой. Желание встать и уйти прочь, как было за завтраком некоторое время назад, сильно велико, но из последнего Крайбург себя сдерживает. Впрочем, а есть ли силы встать и уйти? Нет. Не тогда, когда мир вокруг плывет, словно под водной гладью – смеет предположить композитор, что от пары глотков крепкого напитка он опьянел слишком быстро, что, конечно, нехарактерно для него, но состояние донельзя похоже на воздействие алкоголя на мозг. —Вы сменили тему. —А вы не ответили на вопрос, - Орфей тихо посмеивается, и Фредерику от этого становится тошно, - Хорошо, так и быть. Вы не просто знаете Барона, - писатель помешивает остатки вина в бокале, пристально смотря исподлобья на Крайбурга, - Вы прямо сейчас с ним ужинаете. На несколько длительных секунд словно мир вокруг замирает. Не слышно звуков дождя за окном, бешено отбивающих ритм капель; собственное дыхание кажется чем-то невероятно далеким; но насмешливый взгляд янтарных очей напротив наоборот подобен стуку тысячи барабанов во время парада, что зазвучат у него в ушах от неестественно быстрого сердцебиения. —То есть вы... – Фредерик шумно сглатывает подступающий ком тошноты, заставляя себя продолжать, - И есть… Барон? Орфей усмехается и искоса смотрит на Фредерика. Практически та реакция, которую он ожидал. Прекрасно. —Он самый. Романист готов поклясться, что может видеть, как в глазах Крайбурга частички паззла складываются воедино. Что те жесты, кои ранее казались композитору неуместными и нехарактерными для их ужина, теперь играют совершенно другими красками, оказываясь единственно правильными. —Погодите, а Орфей?.. – Фредерик чуть качает головой, стараясь собрать лихорадочно путающиеся мысли воедино, но реальность ускользает, подобно дождевой воде сквозь пальцы. —Можете называть меня Орфеем, можете называть меня Бароном. А можете признать, что я - ваш самый настоящий Ночной Кошмар. Может, выпьем? За знакомство. Шумное дыхание Крайбурга, кажется, заглушает проливной дождь за окном, а холодный пот, стекающий со лба, подобен тем самым каплям на стекле, что так нравилось разглядывать писателю. Пытаясь то ли сделать вдох, то ли сказать что-то, Фредерик раскрывает рот, подобно рыбе на суше, однако так и не произносит ни единого звука окромя сиплого хрипа. Орфей подпирает двумя руками подбородок и внимательно смотрит, как меняется чужое лицо. Как процесс наконец идет к кульминации его идеального произведения. Фредерик явно пытается что-то сказать, но тщетны все его попытки. —Я ни слова не понимаю. Это некультурно - говорить с набитым ртом. Вас что, родители не обучили манерам? Губы Крайбурга кривятся. Скручиваются его пальцы, силящиеся словно разодрать горло в клочья, и понимая, к чему идет акт, писатель благоразумно отодвигается назад. На всякий случай – он не брезгует, просто совершенно не хочет испачкать новый костюм. Пожалуй, последняя симфония Крайбурга была ему под стать. Хаотичная в своем начале, сумбурная в продолжении и в финале резко обрывающаяся затуханием инструментов, оставляющая за собою отвратный след из содержимого желудка вперемешку с багровой кровью. Удобно расположившись и закинув ногу на ногу, Орфей искоса смотрит на корчащегося в агонии Крайбурга. Писатель даже не старается скрыть торжествующей улыбки, получая искреннее удовольствие от столь желанного финала. Ведь все, что сделано и сказано сегодня, было лишь для этого сладостного мгновения. Это событие определенно стоит отметить - Орфей ленно подливает себе в бокал вина. —Обещаю, господин Крайбург, вы будете одним из моих любимых произведений. За наше знакомство! - Орфей чокается с воздухом и медленно выпивает вино, прикрыв глаза. Утерев рот салфеткой, писатель драматично откидывает ее в сторону и встает из-за стола. Агония Фредерика медленно затухает, но писателю уже нет до этого дела. Каков интерес смотреть на происходящее на сцене, когда финал уже минул, а занавес опустился? —Уберите здесь все! - крикнул Орфей, отдавая команду слугам, - С этого момента господин Крайбург спешно уехал домой еще до начала грозы, наказав выразить благодарность Барону за его гостеприимство.