Как выжить в российской школе, если ты немец

      Пункт 1. Старайтесь не выделяться.       Вильгельм Твангсте совсем недавно переехал в Россию. Матери предложили хорошую работу на родине, а отца попросту ничего не держало в Германии.       Лето пролетело незаметно. Настала пора идти в школу. В российскую школу, на минуточку. Десятый класс уже ждал. Виль надеялся, что в свои шестнадцать одноклассникам не будет дела до его происхождения. Очень зря.       Все пошло не так с самого начала. А именно с линейки первого сентября.       Говорить с родителями на немецком было обычной практикой для Твангсте, но явно не для окружающих.       — Офигеть, ты реально немец? — какой-то парень подошел со спины, хватая за плечо Виля, который говорил по телефону.       Неприятно. Пришлось завершить разговор с отцом.       — Да, — сухо, хотя хотелось высказать все, что он уже успел подумать о подошедшем.       — М, ясно, — лицо исказила странная гримаса, — и че, каждый день бухаете пивас под нацистские гимны и цитируете Гитлера? — какой-то идиотский смех.       Твангсте догадывался, что его будут окружать подобные индивиды. Но догадываться и столкнуться лицом к лицу — разные вещи.       — Если твои познания о мире заканчиваются крайне глупыми стереотипами, то даже вступать с тобой в полемику не хочется.       — Че ты там сейчас спизданул?!       — Татищев! Что опять такое? Не матерись, ты в общественном месте, на линейке, — какая-то женщина подошла и увела за ухо оскорбленного парня.       Вильгельм вздохнул. Мероприятие еще даже не началось.       Говорить на родном языке и еще как-либо выделяться здесь не желательно. Понятно.       Пункт 2. Ешьте дома. Избегайте столовую.       Удивительно, но, несмотря на то, что заводить друзей Твангсте не собирался, он их все же нашел. Вернее, они его нашли. Компания была сносная, даже в чем-то интересная. И куда адекватнее Татищева.       — Что? Ты тут уже месяц, а ни разу не был в столовой? — Рахим был крайне удивлен.       — Нет, — лишь пожал плечами немец.       — Так надо это исправлять! — парень схватил за руку сидящего рядом, — Гриша, идем.       — Зачем? Там смотреть-то не на что, — в противоречие своим словам он встал, высвободив руку из хватки Тарханова.       — Мы и не смотреть. Дегустировать!       Вильгельм чувствовал, что идея так себе, но сидеть здесь его теперь не оставят.       — Вить, Насть, вы идете?       — Нет, мы разрабатываем план по колонизации Луны, — Сокова ответила слишком серьезно для шутки. Как всегда.       — Ну и сидите голодные, а мы пошли, — Рахим подхватил двух друзей под руки и потащил их из класса.       Запах столовой ударил в нос слишком резко. Что здесь умерло?       — Почему здесь так странно пахнет? — Виль не мог определить, чем именно.       — А, так сегодня началке дают омлет, — кивнул головой в сторону нескольких накрытых столов. Сложно назвать это «омлетом». Скорее стухшая губка с яйцом. Твангсте сглотнул неприятный ком.       Около раздачи, с которой ели старшеклассники и учителя, ситуация не улучшилась. В нескольких металлических лотках находились разные гарниры и основные блюда. Омлет был и здесь.       — Чего стоим, а? Говори уже, что берешь, пацан, не задерживай очередь, — толстая, неприятного вида повариха говорила слишком грубо для работника школы. По крайней мере, для работника немецкой школы. Но это Россия, не стоит забывать.       Что он берет.? Самому интересно. Взять что-то надо, не зря же очередь стоял. Вот только что? Странно пахнущую и выглядящую котлету, какую-то серую кашу или пюре, покрывшееся пленкой? Омлет? Нет, только не его.       Вильгельм подошел к столу, за который ранее сели его приятели.       — Эм, Виль, а где еда? — Рахима явно удивил только стакан чая.       — Посмотрев на предложенное, я выбрал меньшее из зол, — сел и поднес напиток к губам. Глотнул.       Отвратительно. Странная противная сладость обволакивала язык. Как кто-то может это пить? Можно получить сахарную кому, не меньше.       С нечитаемым лицом Твангсте поставил почти полный стакан на стол. Он ел дома и, очевидно, продолжит. Чтобы еще хоть раз он сюда пришел.       Пункт 3. Не ходите по помытому полу. Никогда.       Тишина пустого коридора была приятной. Факультатив по литературе закончился. Неужели. Можно идти домой после девяти бесконечных уроков. Или…       Точно. Не домой. Гриша же звал к себе. Ладно, все лучше, чем находиться здесь. Хотя, может, не все, но времяпрепровождение с Волжским точно лучше. Во сто крат. Он оказался интересным собеседником.       Размышляя, Вильгельм продолжал идти в направлении выхода из здания. Вот только не заметил, что пол как-то странно блестел…       Грохот. Спина больно ударилась о плитку. Хорошо, что затылок успел немного приподнять. Сотрясения не должно быть.       — Scheiße, — единственное, что хотелось сказать.       Неприятно. Поскользнуться на полу — мечта, ничего не скажешь. Почему нет таблички-предупреждения? Что за безответственность?       Кое-как встав, Твангсте ощупал конечности на наличие серьезных травм. Вроде бы все в порядке. Повезло. Но все равно больно.       Из-за угла вылетела тетка-уборщица. О, вот сейчас он и выскажет все, что…       — Пацан, ты что тут делаешь? — женщина осмотрела пол, лицо ее искривилось, — шляешься, еще и по помытому ходишь?! А ну, иди сюда!       Подлетела слишком быстро для своего возраста. Замахнулась шваброй. Виль не успел среагировать. Удар пришелся в бок. Он был не слишком сильным, но для уже покалеченного тела ощутимым. И унизительным.       — Давай, топай отсюда.       Парень был слишком обескуражен, поэтому беспрекословно выполнил сказанное. Только на улице, он понял, что вообще произошло. Это произвол! Нужно что-то с этим делать.       Зайдя в квартиру друга, который уже долго ждал его, Вильгельм чуть ли не с порога рассказал, что с ним произошло за последний час.       — Понимаешь, жаловаться нет особого смысла, на нее уже, но, как видишь, она все еще работает, — Гриша разливал чай по кружкам, — проще просто внимательно смотреть на пол, прежде чем по нему идти.       — Ненавижу решение проблем в России, вернее, нерешение, — сказав, прислонился к спинке стула. Больно.       — Аккуратнее, пожалуйста, — Волжский, наверно, увидел, как исказилось лицо, — не ты один, не ты один…       Больше Твангсте не ходил по вымытому полу.       Пункт 4. Избегайте конфликтов, именуемых «стрелками».       Ноябрь начинался безрадостно. Школа выматывала. Одноклассники и учителя раздражали. Методы преподавания некоторых предметов бесили неимоверно. Вечно равнодушный на вид Вильгельм становился все более резким в своих словах.       — Терпеть не могу это! Почему здесь все так по-идиотски? — нужно было девать куда-то напряжение. Говорить о неприятных вещах друзьям — неплохой вариант, к которому раньше Твангсте прибегал редко.       — Да ты заебал, нацик хуев, — Юра, тот самый, который докопался еще на линейке, подслушал тираду.       — Что ты сейчас сказал? — подобные оскорбления немец не готов терпеть.       — Че слышал. Заебал мою страну обсирать, пидорас западный — Татищев плевался словами.       — Юра, за словами следи, — угрожающе сказал Волжский.       — Гришка, ты ж нормальный пацан, что с ним все возишься? Или тоже из этих?       — Юра, еще раз повторяю. Хватит.       — За свои слова ответит, тогда и хватит. За гаражами около школы. В восемь, — и ушел.       Друзья переглянулись. Взгляды обоих были тяжелыми.       — Не нужно было меня защищать, — Вильгельму в глубине души приятно, но чувство собственного достоинства дает о себе знать.       — Он тебе стрелку забил, — проигнорировал адресованные ему слова, — что делать собираешься? Может, не пойдешь? — с надеждой.       — Пойду. Разберусь сам, не переживай. Не маленький мальчик.       Вечер этого же дня. Около гаражей было темно. Четыре еле видимые фигуры приблизились к нужному месту. Как бы Твангсте не уверял, что справится самостоятельно, Гриша, Рахим и Витя все равно пошли с ним. Допустим. Для их же спокойствия. Они-то не знают, что придумал Виль.       Их уже ждали.       — О, приперся, а я думал, струсишь, — Юра курил, стоя в компании своей «команды». Несколько парней, явно все гопари. Лучшего друга нет.       — А Уралов знает, чем ты занимаешься? Обидно будет упасть в его глазах, — немец перешел в нападение.       — Че? Ты совсем охуел? — грозно начал надвигаться, закатывая рукава олимпийки. Остальные за ним.       Друзья Вильгельма заметно напряглись. Какую тактику защиты выбрать?       Лицо Твангсте было безразличным. Как и всегда. Он стоял, не предпринимая попыток сбежать или наоборот пойти на противников. Только рука потянулась под пальто. К поясу.       Резкое движение, и в руке оказался пистолет. Парень направил его прямо на Татищева.       — Мать твою… — многозначительно, — ты совсем больной?!       Все, кроме Виля, были в ступоре. Да, не каждый день встретишь школьника с оружием.       — Ты не посмеешь! Тебя посадят, идиот, — Юра и его гопники попятились назад.       — Посадят, если тела найдут, — жуткая ухмылка, — а их не найдут. Я тебя уверяю, — снял с предохранителя.       Выстрел в воздух.       — Считаю до трех. Чтобы вас здесь не было, — пистолет снова направлен на обидчиков, — Раз, два… — а их уже не было. Скрылись за поворотом. Такой скорости Твангсте еще не видел.       Тишина оглушала. Напугать недругов получилось. Проблема только одна. Друзей тоже. Он повернулся к ним.       — Т-ты бы, правда, в-выстрелил? — Тарханова трясло. Мда.       — Нет, конечно, я же не дурак, — Вильгельм почувствовал что-то странное от такой картины. Сочувствие? Возможно, — попасть в тюрьму желания нет. Особенно в России.       — Почему нас не предупредил о своем плане? — слегка грубо спросил Волжский, обнимая дрожащего Рахима.       — Вы не должны были выглядеть слишком самоуверенно.       — Ясно. В следующий раз посвящай нас, ок? — Витя тоже решил что-то сказать, хотя секунду назад выглядел так, будто и двух слов связать не сможет.       Виль кивнул.       После этого случая Татищев больше не приставал, скорее даже избегал Твангсте. Из-за подобного поведения «грозы школы», о причине которого Юра никогда не расскажет, в классе немца стали в какой-то мере уважать.       Все закончилось неплохо, но лучше бы Виль никогда не участвовал в подобных мероприятиях. И другим бы не советовал.       Пункт 5. Найдите своего человека.       Легкие хлопья снега падали на плечи и голову. Красиво искрились в свете уличных фонарей сугробы. Тишину нарушал только звук шагов по заледеневшему тротуару.       Дворами шли две фигуры. Домой в противоположную сторону, поэтому они откололись от компании, с которой провели этот вечер.       — Красиво, — Гриша сказал тихо, но так восхищенно.       Виль ничего не ответил. Лишь задумчиво шел рядом. И правда, красиво. Даже очень. В родной Германии, быть может, все куда опрятнее, но здесь как-то… Уютнее? Возможно.       — Я знаю, что ты не любишь Россию, не понимаешь ее, но я хотел бы, — Волжский посмотрел на друга, — чтобы ты видел ее красоту.       — Я вижу, — глаза в глаза.       Лица парней слегка покраснели. От холода, должно быть.       — Может, я и не смогу смириться со всем, что меня окружает, но привыкнуть… Знаешь, уже привыкаю, — снова пристальный взгляд. Так хочется разглядеть душу собеседника, покопаться там, понять. Хотя в ответ делают тоже самое — не страшно. С ним не бывает страшно.       И вновь тишина. Приятная, надо сказать.       — После того, как в классе перестали меня донимать, стало легче.       — Я знаю.       — После того, как мы с тобой сблизились, стало легче, — откровенно.       Гриша остановился. Посмотрел внимательно. Чувство, будто под микроскопом рассматривает. Но как-то приятно, без давления предметного стекла. Подошел.       — Можно? — что конкретно не уточнил.       — Можно, — все, что хочешь. Ну, почти.       Плечи Вильгельма мягко обвили руками. Тепло разлилось в груди. Стоит ответить? Пожалуй. Так же аккуратно положил руки на чужую куртку. Притянули поближе, но лишь немного, ненавязчиво, ласково. Он не любил прикосновения, но сейчас было… Неплохо. Кому он врет? Хорошо, именно оно.       Отстранившись, они разошлись по домам, лишь кивнув друг другу на прощание. У обоих слишком много мыслей, которые нужно переварить наедине с собой.       Найти своего человека важно. Так говорили окружающие. С ним и жить радостнее, и грустить легче. Твангсте никогда не понимал, что вообще значит «свой». Никогда до этого декабря.