[Кадзуха]: 05:31 Доброе утро [Кадзуха]: 07:58 Сегодня два урока алгебры… я их не переживу без тебя… [Кадзуха]: 14:34 Ты сильно подставил меня, не придя в школу. Как и ожидалось, я ничего не решил, спасибо! [Кадзуха]: 19:49 Нет, правда, я очень злюсь, ты обязан как-то отплатить мне за нанесенный ущерб [Кадзуха]: 23:15 Не могу поверить, что ты игнорируешь меня весь день… [Кадзуха]: 23:20 Спокойной ночи
Насторожившись еще в тот день, Кадзуха, однако, не стал делать поспешных выводов о том, где мог пропадать Скарамучча. Мало ли, какие дела у него могли быть. Но, перечитывая четыре дня спустя сообщения, Каэдэхара наконец-то мог дать название чувству, которое гложило его весь тот день, пока он сидел на уроках один — еще не было ни дня, за два месяца их знакомства, чтобы Скарамучча не отвечал. Напротив, ответ приходил моментально, словно тот только и ждал сообщения от Каэдэхары. Поэтому, вместо привычного чувства спокойствия и комфорта, Кадзуху поглощала тревога и смятение, которая изводила до трясучки. Все это вызывал один человек. Лежа на кровати и укрывшись тяжелым одеялом по самые глаза, Кадзуха вновь и вновь отгонял от себя гнетущие мысли. Хмыкнув, Каэдэхара стал читать дальше.[Кадзуха]: 05:52 Доброе утро [Кадзуха]: 07:30 Я забыл зонт. Обычно его берешь ты. Ненавижу тебя [Кадзуха]: 12:13 Ладно-ладно, я любя ненавижу тебя! Пожалуйста, приходи в школу, иначе я так и продолжу промокать под дождем, сидеть на уроках как общипанная курица, как тогда Хэйдзо будет флиртовать со мной??? [Кадзуха]: 18:03 Почему ты не отвечаешь? Сегодня была такая дурацкая новая тема по геометрии, тебе бы наверняка понравился этот кошмар [Кадзуха]: 00:10 Спокойной ночи…
Отбросив от себя телефон в ноги и откинувшись на спину, Каэдэхара поглядел в потолок. Скарамучча никогда не оставлял его наедине с математикой и без конца помогал. Фыркая и закатывая глаза, он все же терпеливо разжевывал материал. В моменты, когда они сидели вместе на подоконнике в комнате Кадзухи и за окном лил дождь, Скарамучча всегда злился, замечая, что Каэдэхара снова отвлекся на прохожих и проезжающие машины. Скарамучча каждый раз, как по методичке, замолкал, откладывал учебник, щелкал Кадзуху по лбу и недовольно отворачивался, демонстрируя вид полной обиды. Это было не по-серьезному, Скарамучча никогда не обижался по-настоящему — просто показывал характер из вредности. Кадзуха смеялся, отбрасывая назад белокурую челку и ловя беглый пронизывающий взгляд напротив, который запоминал каждый его жест, и умолял Муччу простить его за рассеянность, но ничего не выходило. Скарамучче требовались поступки, а не пустые извинения, поэтому они шли на кухню и Кадзуха наливал его любимый богомерзкий чёрный чай без сахара, угощал печеньем и говорил о сущей ерунде. После этого не было никакого настроения решать алгебру, поэтому они сидели допоздна и смотрели фильмы, любые — без разбору. Каэдэхара припоминал только, что Скарамучча почти никогда сам ничего не выбирал и полагался на Кадзуху. А Каэдэхара радовался возможности продемонстрировать свой вкус, ведь Скарамучча был действительно увлечен просмотром того, что выбрал его друг. Это не Кадзуха, который отвлекался и засыпал после получаса от начала кино. Скарамучча досматривал до самых субтитров всё, что включал ему Кадзуха и наутро высказывал свой вердикт. Ему никогда не нравилось ничего. Но из раза в раз он досматривал до конца всё. Припомнив усталый профиль Скарамуччи, который всегда ложился у стены, когда они делили одну кровать на двоих, непонятное чувство расцвело в груди. Это не походило на тревогу, однако, сердце пропускало удар прямо как во время волнения. Не обратив на это внимание, Кадзуха с трудом сел на кровати и нашарил в темноте телефон. Он продолжил читать дальше.[Кадзуха]: 04:06 Мне сечас приснилсь тчо я владею стихией ветра и сражался с богиней гроз хаха [Кадзуха]: 06:15 Доброе утро, Мучча [Кадзуха]: 06:16 Боже, зачем я вообще тебе это написал ночью спросонья… а сон дурацкий, я уже половину не помню, и слава архонтам [Кадзуха]: 07:35 Я сегодня надел бордовый галстук, который тебе нравится! Как думаешь, шутки про то, что мне хотелось бы, чтобы меня за него кто-нибудь притянул, уместны? [Кадзуха]: 07:35 Хехе [Кадзуха]: 08:01 Боже, я так и знал, что Хэйдзо пошутит эту шутку… [Кадзуха]: 08:02 Сегодня физика, ты просто предатель… [Кадзуха]: 13:30 Ска Ра Му Чча [Кадзуха]: 13:31 Это уже не смешно ! [Кадзуха]: 20:15 Мне срочно нужно тебе позвонить, мне скучно готовить одному! [Кадзуха]: 20:16 Пропущенный вызов [Кадзуха]: 01:59 Я снова писал допоздна. Почему не отвечаешь? Я сделал что-то не так? Ты обижен? Я волнуюсь. [Кадзуха]: 02:34 Надеюсь, у тебя все хорошо [Кадзуха]: 02:36 Мне не хватает твоих душных объяснений алгебры [Кадзуха]: 02:37 Ты не отвечаешь уже третий день [Кадзуха]: 02:40 Спокойной ночи, надеюсь, тебе снятся хорошие сны
Это был прием, к которому Кадзуха мог прибегнуть в случае крайнего отчаяния: а именно — упомянуть, что он писал допоздна. Ведь всегда это — завуалированная просьба прийти и помочь Каэдэхаре справиться с оглушающим чувством тревоги и страха, накрывающим целиком и внезапно. Удивительно, но ему даже не пришлось говорить Скарамучче прямым текстом: «Я никогда не пишу по ночам просто так, приди и спаси меня». Скарамучча понял сразу. Пришёл. И спас Кадзуху от самого себя. В тот вечер Кадзуха впервые показал ему свои шрамы на правой руке. А Скарамучча… впервые обнял его.[Кадзуха]: 06:35 Доброе утро! [Кадзуха]: 06:35 Если придешь сегодня в школу, можем зайти после уроков ко мне, я заварю тебе твой мерзкий чёрный чай, как тебе нравится [Кадзуха]: 07:45 Сегодня туман, как тебе нравится [Кадзуха]: 18:01 Ко мне сегодня подсел Хэйдзо и болтал весь день. Он купил мне слойку с сыром и кофе, хотя я не люблю такое. Но ты и так знаешь. Приходи поскорее [Кадзуха]: 00:00 Без тебя как-то шумно. А с тобой… мне тихо и нет дела до окружающих. Тебя одного мне достаточно, чтобы почувствовать себя в безопасности [Кадзуха]: 00:01 Сладких снов
Отчего-то Скарамучча знал о Кадзухе всё. Когда он успел так его изучить? Не помня, в какой именно день стал открытой книгой, Кадзуха лежал прямо сейчас на кровати и ему было больно перечитывать сообщения. Это было позавчера. Туман. Который Кадзуха не любил всей душой, но каждый раз звал Скарамуччу гулять в такую погоду, так как знал — он будет разговорчивее обычного и, может быть, даже расскажет о себе чуть больше, потому что чувствовал себя в тумане хорошо. «Со Скарамуччей туман рассеивается», — всегда с улыбкой думал Кадзуха. Однако, в тот день он разъедал изнутри. Рука дрогнула. Кадзуха долистал до сегодняшнего дня.[Кадзуха]: 07:50 Мне снилось, что мы вместе отправились в странствие и я обучал тебя фехтованию. Из меня бы вышел хороший учитель, верно, Скар?) [Кадзуха]: 17:23 Быть может, ты — плод моего воображение, хе-хе? В таком случае, я разговариваю сам с собой [Кадзуха]: 19:16 Если не хочешь меня видеть, так и скажи. И я больше не стану докучать тебе своим навязчивым поведением [Кадзуха]: 01:00 Зачем я продолжаю писать тебе, если ты мне не отвечаешь?..
Кадзуха безмолвно сверлил взглядом последнее отправленное сообщение. Он написал его в резком порыве, час назад, когда обида и грусть достигли края, а теперь слегка стыдился проявленных чувств. Ещё можно удалить, но отчего-то Кадзуха медлил. Поднявшись с кровати, он побрёл к столу, намереваясь снова склониться над письмом, потому что это — единственный способ помочь себе не сойти с ума от беспокойства. Может быть, классная руководительница что-то знала? Почему Скарамучча не появлялся в школе столько дней? Почему молчал и оставлял все сообщения Кадзухи непрочитанными? Он намеревался завтра подойти к Нахиде и всё узнать. Взяв карандаш в руки, он вывел одно слово: «Ответь» А затем зачеркнул. К чему ему ответы Скарамуччи?.. Взглянув на свою перебинтованную руку, Кадзуха подумал, что ему они вовсе ни к чему. Щёлкнул выключатель настольной лампочки и комната погрузилась во мрак. Но всё-таки не смог удержаться от последнего…[Кадзуха] 02:40 Спокойной ночи, моя луна
***
На утро Кадзуха не мог понять, что с ним происходит. День не задался с самого пробуждения. Если бы не факт того, что в календаре значилась суббота и завтра его не ждал долгожданный выходной — настроение испортилось бы в конец. Во-первых, из-за поздних посиделок, Кадзуха проспал и ему пришлось в спешке готовить завтрак, одеваться и укладывать учебники в рюкзак, так как он никогда не брал за привычку собираться накануне. Неудивительно, он ведь никогда и не просыпал, вставал точно по будильнику… Швырнув за минуту учебники, Кадзуха побежал на кухню и спалил яичницу, чего прежде с ним не случалось. А дело в том, что он отвлекся на сообщения Хэйдзо, проигнорированные вечером и пока пытался выдумать нечто эдакое в своё оправдание, не услышал запах горелого. Шумно втянув легкими воздух, он в мгновение ока убрал сковороду с неудавшимся завтраком с плиты, расстроенно помотал головой и, смирившись с тем, что придётся ходить голодным до обеда, оделся на ходу в то, что первым попалось под руку, схватил рюкзак и выбежал на улицу. Уже пройдя треть пути, Кадзуха взглянул на небо и через секунду полил дождь. Вздохнув, он сунул руки в карманы ветровки и смирился с тем, что снова забыл зонт. Капли дождя стекали по щекам и падали с подбородка на асфальт, Кадзуха досадно откинул намокшую челку назад и всё пытался понять, какого черта сегодняшний день настолько невезучий. Запрокинув голову назад, он почувствовал, как холодный ноябрьский дождь касается его лица, и вдруг улыбнулся. Он уже опоздал, а значит, не было смысла торопиться. — Ну, по крайней мере, я иду в одиночестве, — шагая по лужам, произнёс Каэдэхара. И в этот момент, как назло, позади он услышал, как к нему стремительно кто-то бежал. Кадзуха не хотел оборачиваться. Он и не надеялся, что это Скарамучча. Ну, может быть, совсем капельку… Замедлив шаг, он стал ждать, когда его нагонят. И, когда неизвестный замедлил бег, Кадзуха обернулся: — Мучча, это ты?.. Сердце пропустило удар, когда он обернулся и… забилось как обычно. Перед ним стоял Хэйдзо с зонтом и держал его над Каэдэхарой. — Кое-кто получше! Твой спаситель. Смотри, ты весь промок. Хмыкнув, Кадзуха побрёл дальше. Он ведь ясно выразился сегодня в переписке, ценой собственного завтрака, что пойдет в школу один. Зачем Хэйдзо его нагнал?.. — Ты опаздываешь. Необычное явление. Отчего так? — Хэйдзо пришлось почти орать, чтобы перекрыть шум ливня. — Да так. Не отвечать же ему, что он вставал ни свет ни заря только из-за Скарамуччи, который приходил к Каэдэхаре каждый день, чтобы они вместе поели и пошли в школу? А теперь, раз уж нет стимула, то и вставать рано незачем. До сегодняшнего утра Кадзуха еще делал это по привычке, но всё непременно шло наперекосяк и он злился, теряя хваленую безмятежность, чего раньше с ним не случалось. Он снова сбил свой режим и плохо питался. И всё из-за этого… — Что, тебе до сих пор этот-как-его-там не ответил? Поэтому ходишь такой угрюмый? — Мгм. Хэйдзо лез не в своё дело. Это просто выводило из себя. Но, похоже Хэйдзо это не волновало, а ответы Кадзухи вполне удовлетворяли, потому что он сказал: — В принципе, я не удивлен. С самого начала он не походил на надёжного человека. Каэдэхара остановился. Его безумно раздражало всё, что с ним происходило. Его злило то, что он стал плохо спать. Злило, что получал плохие оценки по алгебре. Раздражало, что он шел до школы один и никто не язвил ему по пути. Он злился, потому что некому было читать перед сном книги, что никто не приходил в его вечно пустой дом. Кадзуху злило, что он потерял покой. Он помнил, как они познакомились со Скарамуччей. Это было туманное утро. Середина сентября. Кадзуха только перевелся в новую школу. Началось всё, как ни странно, с бессонной ночи. Каэдэхара Кадзуха, шестнадцати лет отроду, любитель горького шоколада и приторно-сладкого дерьмового зелёного чая, визуальных новелл и, по секрету будет сказано, приключенческих книг с посредственными любовными линиями, сидел на подоконнике и выкуривал за ночь четвёртую сигарету. Курил Кадзуха, кстати, тоже посредственно, потому что редко такое практиковал. Однако, ему нравилось, что пальцы и губы после сие действа имели сладковатый запах и вкус от фильтра, и, проведя языком по губам, он различал шоколадный привкус. Вытянув ноги вдоль широкого, заваленного хламом, подоконника, Кадзуха стукнулся лбом о стекло. Он глядел на сигарету у себя в руках, на свою одежду, что собирала всю пыль, и стопки книг, одна из которых сейчас служила подлокотником. Спрятав ладони и колени в свитер, Кадзуха потянул горловину наверх, так, что теперь из-под свитера торчали только белокурые волосы, замёрзшие ступни да сигарета, с тянувшейся от неё струйкой дыма. Первый его учебный день в новой школе. Не то чтобы Кадзуху могло разволновать подобное событие, однако, будучи интровертной личностью, ему требовалось время на то, чтобы приготовиться быть со всеми добрым, дружелюбным, общительным и смешным. Давалось это с трудом. Потушив сигарету и бросив её в пепельницу, он взглянул на часы. Почти семь утра. Он не спал всю ночь, терзаемый тревожными мыслями, ну и дурак. Как назло, именно в этот момент Кадзуху пробрала зевота и накрыло желание свернуться калачиком в кровати под тяжёлым одеялом, а идти прямо сейчас в незнакомое место не хотелось. Подавив в себе страх, Кадзуха слез с подоконника, стянул с себя одежду, пропахшую сигаретным дымом. Оставшись в футболке, принялся натягивать новый свитер и штаны, приготовленные накануне. Дежурно закинув в рюкзак учебники и пару тетрадей, он также бросил туда свой старый потрепанный блокнот, наполовину исписанный графоманским стихоплетством, пару синих ручек и сигареты. На случай, если всё пойдет крайне плохо. Кадзуха обвел взглядом комнату, что заливалась рассветными лучами, закрыл окно, и, схватив телефон с наушниками, бесшумно покинул дом. Вообще, первый урок должен был начаться в восемь утра, но Кадзуха решил, что, раз уж его замучила бессонница и так некстати вынудила повариться в собственных беспокойствах, перед тем, как целенаправленно пойдет в школу, для начала прогуляется по безлюдным улочкам и приведёт в порядок мысли. Городок, в котором он теперь имел счастье жить, был небольшим и уютным, осень в этом отдаленном местечке радовала глаз и успокаивала сознание прохладным свежим воздухом. Сентябрь ещё не давил холодом, а лишь слегка касался рук и щёк, а кое-где желтые листья напоминали о неумолимом приближении морозов. Однако, Кадзуха чувствовал себя счастливым. Он шагал в противоположном от школы направлении, туда, где, как он знал, находился сквер. Летом, когда только переехал, он любил уйти в самый дальний его конец, расположиться под ветвистым клёном и писать о чём вздумается. Правда, писательство в тот момент шло плохо: каждая строчка для него означала провал и была зачёркнута. Но, несмотря на горечь, что разливалась внутри него, Кадзуха всё равно приходил в сквер и писал. Плохо или хорошо — неважно. Зачёркнуто или нет — неважно. Прочитает это кто-либо — тоже. Главное, что он мог ещё на какое-то время покинуть реальность и углубиться в собственные мысли, излить их на бумагу, придумать очередных персонажей, которые существовали лишь в воображении. Этого было достаточно. А вдохновение и самоценность второстепенны. Кадзуха прошел вдоль своей улицы, свернул на соседнюю и за несколько минут достиг сквера. Руки он прятал в карманы. «Интересно», — думалось Кадзухе: «Как всё пройдет? Однозначно придется брать инициативу в свои руки, просто так на тебя внимание никто не обратит». Но в глубине души Кадзуха всё-таки надеялся, что на него обратит внимание особо болтливый одноклассник и сможет познакомить со всеми. Пройдя вглубь сквера, Кадзуха, смотря под ноги, присел на лавку и, запрокинув голову, уставился вверх, на кроны деревьев. Белокурые волосы, что так и норовили упасть на глаза, теперь ниспадали назад. Лёгкий ветерок подхватывал их, словно то были листочки на клёнах. Проведя так какое-то время, Кадзуха вернулся в нормальное положение и, порывшись в рюкзаке, выудил оттуда пачку сигарет. Пальцами, онемевшими от холода, он достал зажигалку и щёлкнув ею, поднес ладонь к пламени. Бросив ненужную пачку рядом, Кадзуха, не зная, чем ещё заняться, принялся рассматривать огонёк. — Значит, шоколад? Кадзуха вздрогнул, выронив зажигалку. Он оглянулся на голос и понял, что всё это время не замечал парня, расположившегося на противоположном конце длинной лавки. — Ч-что? — произнес Кадзуха, дрогнувшим от удивления голосом. Незнакомый парень в коричневом свитере и чёрных джинсах небрежным движением поправил свои очки в массивной оправе и со скучающим видом подошёл к Каэдэхаре. Не говоря ни слова, он присел перед Кадзухой и поднял упавшую зажигалку. Кадзуха заметил, как его блестящие волосы, отливающие тёмной синевой, упали на глаза, парень легко убрал их, поднимаясь с колена и протягивая Каэдэхаре вещь. — Я говорю, тебе больше нравится курить шоколадные? — незнакомец кивнул на пачку сигарет, брошенную Кадзухой небрежно на лавку. Кадзуха вспыхнул и поспешил убрать небрежно откинутую пачку в рюкзак. Еще ни перед кем он так глупо не выглядел. — А какие нужно? — съязвил Каэдэхара. — И вообще, я не курю. И тут незнакомец вдруг рассмеялся, от этого смеха у Кадзухи сердце пропустило удар. Этот смех, такой зловещий, будто перезвон стекла, должен, наверное, испугать, но то, как парень смотрел на Кадзуху, нельзя было назвать страшным. В глазах сияли лучи солнца, в зрачках плясали искорки. Однако, если бы Кадзуха не смотрел в тот момент в лицо незнакомца, испугался до мурашек и подумал, что над ним играют злую шутку. — Как скажешь, — миролюбиво согласился парень. — А курить нужно то, что нравится. Вот, возьми! У незнакомца откуда ни возьмись в руках оказалась сигарета. Кадзуха видел тонкие длинные пальцы парня, так изящно зажимающие ее между указательным и средним, обратил внимание на отточенные жесты, на безукоризненную мимику и заинтересованный взгляд. Парень поднёс сигарету к губам, поджёг спичкой и, затянувшись, выпустил клуб дыма. После этого, развернув фильтром к Кадзухе, вытянул руку и поднёс тлеющую сигарету к его рту. Каэдэхара провел языком по губам и ухватил ими сигарету, перехватив ее перед этим в свои пальцы. Их пальцы на секунду соприкоснулись. Каэдэхара вздрогнул от мимолетного физического контакта. Его собеседник лишь в немом вопросе вскинул на секунду бровь, но ничего не сказал, поспешно прервал прикосновение. Сильно затянувшись, Кадзуха закашлял, чем вызвал улыбку у незнакомца. — Вишня, — констатировал факт Кадзуха. — Верно, — подхватил незнакомец. — Какие лучше? Каэдэхара на секунду задумался. На губах всё ещё оставался сладкий вишневый привкус. Парень стоял в расслабленной позе, на одном плече у него висел потрёпанный рюкзак. Он глядел Кадзухе в глазах и ожидал ответа. — Все-таки, мне по вкусу больше шоколад, — ответил Каэдэхара без тени сомнений. — Я отчего-то знал, что ответ будет именно такой, — сказал парень, ни капли не расстроившись. — Ладно, мне уже пора идти. До встречи. И незнакомец, еще раз улыбнувшись напоследок, неловко помахал Кадзухе и ушел, оставив его в одиночестве. Какое-то время Каэдэхара глядел перед собой и прокручивал в голове эпизод последних минут. Кто это был? Они ещё ни разу не встречались в сквере… Кадзуха был шокирован настолько, что даже забыл спросить имя. Незнакомец был красив… Его волосы… Кадзуха мог сравнить их с темной ночью, освещаемую полной луной. Они оттеняли бледное лицо и делали глаза, такого же оттенка, еще более выразительными. Всё в нем было до жути идеальным: точёный профиль, изящные кисти, глаза, без намека на заспанность, несмотря на ранний час. Словно он и не нуждался во сне. Если бы не звонкий смех и дружелюбие, Кадзуха бы подумал, что перед ним кукла или призрак. Голос парня, чуть насмешливый, но не злой, до сих пор звенел в ушах отчётливым «я отчего-то знал, что ответ будет именно такой». Как завороженный, Кадзуха достал из рюкзака блокнот и, чего с ним давно не случалось, стал писать. Это оказалось так легко, словно на общение с Каэдэхарой снизошел не странный незнакомец, а Муза, которая за секунду вывела из творческого кризиса. Каэдэхара просидел с карандашом в руках неизвестно сколько времени, а когда очнулся и в задумчивости достал из кармана телефон — взглянул на часы, в тревоге подскочив. Почти восемь! Накинув рюкзак на плечо, он сорвался с места, и губы сами собой растягивались в улыбке. Кто бы это ни был, призрак или настоящий человек, он смог отвлечь Кадзуху от гнетущих мыслей! Тем же утром Кадзуха выяснил, что незнакомец оказался его одноклассником по имени Скарамучча. Но в классе его недолюбливали. Язвительный грубый характер и нелюдимость составляли главные черты его характера. За несколько недель, что Кадзуха провел в школе, он успел вдоволь за ним понаблюдать. Ну, это было и не сильно сложно, ведь Скарамучча проводил в классе всё своё время, неизменно сидел за одной и той же партой у окна, глядел куда-то ввысь, на верхушки качающихся деревьев, и крутил на пальце серебряное кольцо, которое оставляло чёрный след. Скарамучча ни с кем не здоровался, ни к кому никогда не обращался и уж точно не пытался вклиниться в чей-то разговор. Он не выходил из класса даже в столовую, приходил всегда в одно и то же время, ровно в 7:30, когда ещё никого не было, а уходил позже всех, когда никого уже не было. На перемене, после четвёртого урока, которая длилась двадцать минут, Скарамучча неизменно открывал тетрадь по математике и на это время выпадал из реальности, если допустить, что ранее он в ней присутствовал. Когда звенел звонок на урок, он ни на что не отвлекался, подпирал подбородок рукой и Кадзуха видел, как смешно с его носа съезжали очки, которые Скарамучча не поправлял. Наверное, знай он, что за ним наблюдали так пристально, всё-таки бросил бы презрительный взгляд на Кадзуху, поднял очки к переносице одним выверенным движением и высокомерно отвернулся, но, скорее всего, Скарамучча не способен был допустить даже мысли об этом. Еще Кадзуха замечал, когда Скарамучче становилось скучно. Понять это было несложно, нужно было всего-то отталкиваться от уже имеющиеся информации. А именно: Скарамучча любил точные науки. Физику и математику. Каэдэхара понял, что только на этих уроках глаза на секунду могли зажечься искрой, например, тогда, когда учитель давал нетипично сложную задачу. Тогда Скарамучча терял на какое-то мгновение контроль: Кадзуха видел нечаянное нервное накручивание пряди волос на палец и побелевшие костяшки, что хватали ручку. Если прислушаться, в абсолютной тишине можно было услышать, как Скарамучча давил на бумагу, как царапал её чересчур сильно, как нервно зачёркивал неудавшееся решение. Каэдэхара только фыркал от смеха в кулак, представляя, как в это мгновение наверняка взбудоражен Скарамучча. У самого Кадзухи математика и физика вызывали только зевок, однако, с приходом в новый класс, в котором был этот нелюдимый зверек на последней парте, переносить всё оказалось легче и веселее. Но, как бы то ни было, первым начинать разговор Кадзуха не желал. Он помнил их встречу в сквере и этого было достаточно. На самом деле… больше всего на свете Каэдэхара боялся сближаться со Скарамуччей. Ведь безопаснее находится одному, хоть и мучили кошмары. Пусть он курил, не спал до утра и плохо ел. Со всем этим можно было смириться. А вот с новым человеком — нет. Но, так уж вышло, что Каэдэхара стал единственным, к кому Скарамучча стал относиться хорошо. И, незаметно для самого Кадзухи, ненавязчиво подобрался к нему поближе. Сначала их вместе поставили дежурить в классе, затем они стали оставаться вместе после уроков. Скарамучча неустанно решал алгебру или геометрию, а Кадзуха что-то рассказывал ему. Каэдэхара постоянно задавался вопросом: почему Скарамучча так себя вел с ним. Ведь, Кадзуха постоянно болтал чепуху, лишь бы не возникало молчания. Неужели ему было это интересно? Он не выглядел скучающим или раздраженным, он всегда внимательно слушал и изредка отвечал. В какой-то момент Каэдэхара неожиданно для себя перестал говорить. Все слова исчерпали себя. Они со Скарамуччей стали проводить время в молчании, но чувства дискомфорта не было. В один из таких дней Скарамучча вдруг отложил решение алгебраического уравнения, покрутил в руках карандаш и сказал: — Мы можем… вместе ходить в школу по утрам? — А нам разве по пути? — вскинул брови Кадзуха. Скарамучча замялся и посмотрел в окно. Он смущался. Это было на него не похоже. — Не совсем, — признался он, — но… — Хорошо, давай, — Кадзуха и сам восхитился лёгкости, с которой у него вырвалось согласие. На губах Скарамуччи играла слабая улыбка и тень от ресниц падала на бледные щёки. Каэдэхара нашел это очаровательным. Он и сам не заметил, как присутствие Скарамуччи стало перманентно в его жизни. Позволяя ему приходить по утрам и готовить завтрак, позволяя сидеть за его письменным столом, пока сам Кадзуха наблюдал с подоконника за проезжающими мимо машинами, позволяя смотреть допоздна очередной фильм, Каэдэхара решил, будто Скарамучча теперь будет рядом с ним всегда. Он и подумать не мог, что однажды друг исчезнет из его будней. Каэдэхара остановился, силой заставляя себя вынырнуть из воспоминаний и вернуться в настоящий момент. Неожиданно стало страшно и пусто. Все это время… разве Скарамучча не спасал Кадзуху от него самого? Разве не замечал, что своим присутствием исцелял? Почему же тогда бросил его одного? — Эй, Кадзу! Ты слушаешь меня? — Хэйдзо помахал у Каэдэхары перед глазами и чуть пригнулся, заглядывая ему в лицо. — Что с тобой? Невидящим взглядом Кадзуха посмотрел на своего спутника и чуть не заплакал от отчаяния. Почему Скарамуччи не было рядом? Почему с ним рядом шёл не он, а Хэйдзо, который нёс над ними зонт? Почему Скарамучча исчез и не отвечал на сообщения? В момент, когда Кадзуха… когда он… вдруг понял. — Ты не прав, — сказал Кадзуха, но шум дождя перекрыл все звуки. — Что?! — крикнул Хэйдзо, касаясь плечом Каэдэхары. — Мучча надежнее кого бы то ни было! — шарахаясь от прикосновения, с надрывом сказал Кадзуха прямо в лицо Хэйдзо. — И не зови меня Кадзу. Округлив глаза, Хэйдзо попытался взять за локоть Каэдэхару, но тот сделал шаг назад. — Прости! Я… Мне нужно бежать! — вдруг пробормотал Кадзуха ошарашенному Хэйдзо и побежал, что есть сил, в сторону школы. Пока он бежал, казалось, он хотел убить себя: ни разу Кадзуха даже не поинтересовался, где жил Скарамучча, а тот никогда не рассказывал о своей семье и не приглашал в гости. Иногда, очень редко, Кадзухе приходили сообщения о том, что Скарамучча снова поссорился с матерью, но всегда за ними следовало неизменное «все в порядке» и «как ты? Надеюсь, ужинал». И Каэдэхара не задерживался ни минуты на тревожных сообщениях о ссорах. Почему… почему он вёл себя так?.. И какого чёрта, Кадзуха не заметил, как Скарамучча потускнел и стал ещё более молчаливым, когда в последний раз приходил в школу? Взбегая по ступеням школьной лестницы, Каэдэхара промчался мимо группы младшеклассников, прогуливающих уроки. Прошло минут пятнадцать от начала урока. Взволнованный и весь мокрый от дождя, Каэдэхара вдруг замер перед кабинетом литературы. Глубоко вздохнув, он постучался и чуть сильнее, чем требовалось, распахнул дверь. В кабинете звенела тишина и промозглая пустота. Нахида в одиночестве поливала цветы в конце класса и, услышав стук, обернулась, удивленно взглянув на нежданного гостя, ворвавшегося в её обитель. Кадзуха посмотрел на молодую женщину, в чьих руках застыла лейка. Она была высокой, длинные светлые волосы собраны в пучок. Нахида нравилась Кадзухе, потому что от неё веяло флегматичностью и спокойствием. Уроки литературы, которые она вела, приходились Кадзухе по душе, потому что он мог подискутировать на ту или иную тему с учительницей. Нахида никогда не пыталась навязать своё мнение, а лишь задавала направляющие вопросы, открывающие Каэдэхаре новые грани книги. Но сейчас урока не было. Нахида, по совместительству классная руководительница Кадзухи и Скарамуччи, прямо сейчас осмотрела гостя с ног до головы. — Каэдэхара? Чем могу помочь? Вы снова забыли зонт. Присядьте, отдохните. Вы как будто пробежали марафон. Кадзуха направился к Нахиде и со всем спокойствием, что у него осталось, сдержанно произнес: — Могу я вас кое о чём спросить? — Если я отвечу «нет», разве вы уйдете? — улыбнулась Нахида. У Кадзухи ком подкатил к горлу. Меньше всего у него присутствовало желание шутить. — Это немного странная просьба. Но я прошу вас, не могли бы вы сказать адрес, по которому проживает Скарамучча. Нахида стояла и молча смотрела на Каэдэхару, а затем подошла к последней парте, на которой высились учебники за разные классы и стала раскладывать их по полкам. — А у меня имеется такая информация? — ответила вопросом Нахида. — Но ведь вы классная руководительница, разумеется, у вас… — Хорошо, Каэдэхара, задам другой вопрос. — перебила она на полуслове. — Для чего она вам и почему я должна разглашать вам личные данные другого моего ученика? — Не должны, но… Нахида остановилась и посмотрела на Кадзуху. Взгляд ясных зелёных глаз не резал строгостью, однако, в них присутствовала некая загадка, в которую Кадзуха не хотел вникать прямо сейчас. Она как будто испытывала своего ученика или изучала. — Но?.. — Скарамучча не появлялся в школе уже неделю… Я… хотел бы, но… — Да, я в курсе, его мать звонила мне на прошлой неделе и предупреждала, что Скарамуччи не будет. Ничего серьезного, всего лишь простуда. — Нахида вскинула брови, лукаво улыбнулась и наклонила голову набок. — Вы это хотели услышать, Кадзуха? Кадзуха уставился в пол. Звонила?.. Мать Скарамуччи звонила Нахиде и сказала, что её сына не будет в школе всю неделю… Но тогда почему Скар не удосужился сказать этого Кадзухе?.. Почему не отвечал ему? Вдруг он подумал, что, всё повторилось вновь… Взглянув на перебинтованную руку, он медленно сжал её в кулак. Скарамучча ведь сказал тогда… он ведь сказал, что не уйдет, так почему же сейчас?.. Его не было рядом. Почему, стоило Кадзухе на секунду отпустить контроль и подпустить кого-то близко — становилось больно? Отрешенно он достал из кармана ветровки телефон и снова зашел в чат со Скарамуччей. Как и ожидалось, сообщения непрочитанны. Но на этот раз Кадзуха не стал перечитывать то, что отправлял он. Вместо этого отмотал на последние сообщения, которые оставил ему Скарамучча. Почему-то, за всю эту неделю, Кадзуха не додумался их перечитать. [Скарамучча]: 07:35 Сегодня снова не приду. Надеюсь, справишься без меня.[Кадзуха]: 07:36 Всё в порядке. Я буду ждать тебя
[Скарамучча]: 07:36 Кадзу[Кадзуха]: 07:37 М? Что случилось?
[Скарамучча]: 07:37 Нет, ничего. Мне нравится звать тебя по имени [Скарамучча]: 07:37 Не сиди снова допоздна над очередными стихами, ладно?[Кадзуха]: 07:37 Говорит тот, кто сидит допоздна над алгеброй
[Скарамучча]: 07:37 Прости меня[Кадзуха]: 07:38 Ахахаха, за что? За то, что сидишь над алгеброй? Ну, ты сам выбрал этот способ пытки, я здесь ни при чем
[Скарамучча]: 07:38 Пиши мне, ладно? В последнее сообщение Кадзуха вглядывался дольше обычного, потому что никак не мог его вспомнить. «Пиши мне, ладно»… разве на тот момент Скарамучча написал именно это? Переведя взгляд чуть-чуть ниже, Кадзуха заметил серую подпись курсивом: «изменено». Изменил текст? Но когда? Кадзуха мог поклясться, что не помнил, когда именно Скарамучча изменил текст и для чего. Вглядываясь в него, он вдруг подумал, что эта простая просьба была ему не свойственна. Как будто, он пытался попрощаться, не говоря «прощай». Окинув взглядом Нахиду, он увидел, что та улыбалась. — Я хочу навестить Скарамуччу. Скажите его адрес, — помолчав, он добавил, — Пожалуйста. — А ты уверен, что он хочет тебя видеть? — Не уверен, но вдруг понял одну вещь… Это я хочу увидеть его. Нахида смерила Кадзуху оценивающим взглядом и рассмеялась. Каэдэхара растерялся и смущенно откинул белокурую челку назад. — Хорошо-хорошо, записывай…***
Скарамучча спал, когда в дом постучались. Пошарив по тумбочке, он схватил очки и кое как водрузил их на нос. Взглянув на часы, он увидел сияющие 09:04 утра. Простонав нечто нечленораздельное, перевернулся на другой бок, накрывшись с головой одеялом. Стук повторился через минуту. — Кого принесло в такую рань?.. — зло прошипел Скарамучча. Свесив ноги с кровати, он потянулся к спинке стула, схватил с неё свитер и натянул на голое тело, босиком выходя из комнаты. Он снова уснул под утро и прямо сейчас хотел всего ничего: упасть посреди темного коридора калачиком. Зевнув, он выглянул в окно. Только что прошёл дождь. Вздохнув, он разблокировал телефон и прочитал новые сообщения, что пришли ему за ночь от Кадзухи. Их было не слишком много. Как и всегда, Каэдэхара боялся показаться навязчивым, поэтому писал с интервалом примерно в пять часов. Бегло просмотрев их, он тихо рассмеялся над очередным глупым сном, который пересказал ему Кадзуха. Он помнил этот дурацкий диалог, когда на очередной из многочисленных ночёвок, Скарамучча, вырубавшийся уже в девять вечера, вполуха слушал полуночника Кадзуху о всех снах, которые, казалось, снились ему каждую ночь. — А тебе разве не снятся сны? — спросил Каэдэхара, до этого вперив взгляд в потолок, а теперь повернув голову на бок, всматриваясь в лицо Скарамуччи. Приоткрыв глаза, Скар порадовался, что в комнате стояла полутьма, потому что можно было разглядывать Кадзуху сколько угодно и не отводить глаза, пряча покрасневшее лицо. Всматриваясь в тонкие черты лица и глаза, напоминавшие закатное солнце, Скарамучча на миг потерял нить их беседы. — Что?.. — глупо переспросил он. — Ты уже засыпаешь, — тихо рассмеялся Каэдэхара, ему невдомек, что именно он являлся причиной, по которой Скарамучча время от времени выпадал из реальности. — Ладно-ладно, не стану тебя мучить. Спи. И улыбнулся так, что спать Скарамучче больше не хотелось. — Мне не снятся сны, — произнес он, перевернувшись на другой бок, к стене. — Что?! — Каэдэхара подскочил на кровати. — Совсем-совсем никогда не снились сны? Обернувшись, Скарамучча увидел, как волосы Кадзухи рассыпались по плечам. По ним хотелось провести рукой. Хмыкнув, он на секунду потерял контроль. — Совсем-совсем… Он почти коснулся волос человека напротив, однако, вовремя отдернул себя. Кадзуха ничего не понял и продолжил как ни в чем не бывало: — Тогда я буду тебе пересказывать свои. Моих снов хватит на двоих! С тех пор он пересказывал Скарамучче свои сновидения. Чаще всего, это были глупости, помыслить о которых нельзя, а специально выдумать невозможно. Скарамучча слушал их только с одной мыслью: «Интересно, я вообще когда-нибудь смог бы ему присниться?» Никогда не снился. И сейчас, глядя на сообщения в уведомлениях, Скар вспомнил, что это уже второй раз, когда он снился ему за последние четыре дня. Остановившись на полпути к входной двери, он замер. [Кадзуха]: 01:00 Зачем я продолжаю писать тебе, если ты мне не отвечаешь?.. Выключив телефон, Скарамучча шумно выдохнул через нос. — И правда, зачем? — задал он риторический вопрос в пустоту. Он не успел просмотреть все сообщение — стук в дверь повторился. Потерев переносицу, Скарамучча крикнул: — Да иду я, иду! Поворачивая замок и дергая ручку, он раздраженно спросил: — Почему вы так рано, Нахида? Забыли ключи? Уже поднимая глаза, он осознал, что перед ним вовсе не Нахида. — Привет, — Кадзуха спрятал руки в карманы и шаркнул ботинком о порог. — Ты только проснулся, как я вижу? — Кадзу? — откинув назад волосы, Скарамучча не спешил отпускать ручку двери. — Откуда ты?.. — Нахида дала мне адрес твоего дома и я… — Постой-постой. Она — что?.. — Мучча… Все хорошо? — Кадзуха сделал шаг вперёд и дотронулся холодной рукой до щеки Скарамуччи. — Выглядишь неважно. Ты хоть спишь? От лёгкого прикосновения друга Скарамучча вздрогнул и отстранился, отворачиваясь. При этом он не заметил, как на секунду потускнели закатные глаза Кадзухи. — Извини, Кадзу, но тебе лучше уйти, — дверь начала закрываться под уверенным движением Скарамуччи, но внезапно её остановили. Каэдэхара накрыл ладонью ледяную руку Скарамуччи и почти с мольбой произнёс: — Но почему? Мучча, что я сделал не так? Почему ты избегаешь меня? Я не понимаю. В голосе звучал одновременно надрыв и волнение, но не за себя, а за Скарамуччу. Он поднял глаза на Каэдэхару и всё внутри него желало обнять парня напротив, затащить его в дом, чтобы унять дрожь, чтобы согреть. Он ведь бежал под дождем весь путь. Что за черт? Ради… него? Ради Скарамуччи бежать под дождем, в такую рань, всё в порядке с головой? Он ведь не стоил даже минуты чужого времени, не стоил малейшего усилия в свою сторону, так зачем же Каэдэхаре понадобилось искать его? Холодный ноябрьский ветер просачивался в дом и, стоя босиком на пороге, Скарамучча ощущал, как немеют щиколотки от мороза, но в сиюминутное мгновение забыл об этом. Он поразился поступку, который совершили ради него. Это такой пустяк, что даже пробирал смех, однако, хотелось схватить Кадзуху в объятья и отогреть теплом еще оставшимся в нём самом. Полумрак прихожей и коридора теперь рассеивался молочно-серым светом, сочившимся из полуоткрытой входной двери, и Кадзуха видел заспанный вид Скарамуччи, его волосы спутались и торчали в разные стороны. «Он что, так ворочается, пока спит?» — промелькнула мысль и рассмешила Кадзуху, на секунду рассеяв тревогу. Когда они ночевали вместе, Скарамучча всегда вставал первым и в тот момент, когда Каэдэхара собирался с силами и тоже поднимался — на кухне его уже ждал Скарамучча, такой собранный и бодрый, будто встать рано для него не проблема. Но сейчас по рассеянному поведению и сонному уставшему виду, Кадзуха догадался — на самом деле, все то время Скарамучча старался для него, показывал лучшую свою сторону, хотя на самом деле ненавидел ранние подъемы. — Тебя не должны касаться мои проблемы, — вырвалось у Скарамуччи, но он тут же пожалел о своих словах, потому что увидел, как отшатнулся Кадзуха. В груди неприятно кольнуло от этой мысли. Да, может быть, он и не хотел бросаться такими словами, однако, не предполагал, что последует иная реакция, кроме безразличной. «Ты его напугал», — мазнул ножом в голове голос. Но тут Кадзуха сделал шаг вперёд и убрал руку Скарамуччи от дверной ручки. Теперь между ними осталась такая крохотная щель пространства, что даже жёлтый кленовый листик, пожелай он упасть меж ними, не смог бы протиснуться. — О чём ты говоришь? Ты хоть представляешь, как ты сделал мне больно? Четыре дня… четыре бесконечных дня я ждал от тебя хоть строчку. Твои проблемы не просто меня касаются. Они буквально продолжение меня самого, разве ты до сих пор не понял этого? Скарамучча замер. Лицо Каэдэхары он не видел так близко ещё никогда. Теперь можно разглядеть тёмные круги под глазами, переливы алого в глазах и расширенные зрачки. Покусанные губы… От его тела исходил запах сигарет и непонятно чего еще, но когда Каэдэхара подходил достаточно близко, Скарамучча невольно прикрывал глаза и пытался насладиться секундами, в течение которых мог вдыхать этот аромат. Никто больше так не пах и тем более, никого не хотелось обнять также крепко как Каэдэхару, зарыться носом в его шею, провести ладонью по волосам. Чувствуя почти физическую боль, Скарамучча всё же заставил себя сделать шаг назад, ему казалось, ещё секунда и он сдуреет от этого запаха. Подняв глаза, он видел, как болезненно искривились губы Каэдэхары. Редко Скарамучча видел друга в гневе или отчаянии, всё-таки, если так подумать, неподконтрольные эмоции были не в его характере. Сейчас же в глазах читалась ярость. — Я просто хотел уберечь тебя, Кадзу, — выдохнул Скарамучча, глядя прямо в глаза собеседнику. — Когда ты появился в моей жизни, в душе наступил покой, несмотря на всё, через что мне приходилось проходить каждый день. Когда мы познакомились, я мечтал лишь о дружбе с тобой и полагал, будто мне будет достаточно и того, что ты всегда рядом. Всё связанное с тобой дарило мне счастье, хотя, казалось, я разучился испытывать его еще в детстве… Я не понимал, что это за чувство, однако… — Однако?.. — переспросил Кадзуха спустя полминуты, видя, что Скарамучча осекся и замолчал. Он сделал полшага навстречу. — Однако изо дня в день привязывался всё сильнее, не в силах противостоять тому, что успокаивало разум, — яростно выпалил Скарамучча, как будто испугался собственной уязвимости. — Я не хотел обременять тебя своими чувствами и подумал, если мы не будем видеться и общаться какое-то время, то всё исчезнет, а я снова стану собой. Но этого не произошло. Скарамучча вспомнил, как неделю назад в очередной раз поссорился с матерью из-за пустяка. В такие моменты он чувствовал себя ужасно. Чувство вины вперемешку с гневом. Хлесткая пощечина по его лицу и ногти, что случайно оцарапали щеку. Его шипящее на это «тварь» и наворачивающиеся на глаза слезы. Скарамучча схватил рюкзак и, хлопнув дверью, ушел из дома. Непонятно куда. Он просто шел в наушниках по городу, только бы унять дрожь в ладонях и биение сердца. Такое случалось часто и всегда он справлялся, кое-как, с натяжкой находил в себе силы вернуться домой. Наверное, потому что иного выбора не было. Он не знал другой любви и возвращался только потому, что кроме матери никого родного не было. Это чувство привязанности и одновременно ненависти душило. Но сравнивать Скарамучче ни с чем не приходилось, следовательно, его устраивало и то, что мать впускала в дом и даже иногда передавала через Яэ глупые извинения. Сама она никогда не говорила Мучче «прости». В тот вечер, однако, идти обратно не хотелось. Не хотелось разворачиваться и переступать порог дома, где он — дрянь. Скарамучча остановился посреди улицы и поднял голову к небу. Стояла безлунная ночь, от звезд кружилась голова. Он не знал иной любви до тех пор, пока не появился Каэдэхара. Присев на корточки, Скарамучча обхватил руками голову и зажмурился. — Хочу к нему, — бросил в тишину Скарамучча и распахнул глаза. — С ним не страшно. Слова, которые обычно произносились лишь глубоко в мыслях и не всплывали на поверхность сознания — вызвали ужас, когда ненароком вырвались. «Хочешь к нему? А он к тебе хочет? Ты способен сам справиться со своими проблемами и глупой влюбленностью, так что оставь Кадзуху в покое». Так он сидел довольно долго, по собственным ощущением. Трезвонили сверчки, уличные фонари заботливо поостереглись накрывать светом одинокую сгорбленную фигуру и прятали ее в тень. Ветер шелестел осенними полупогибшими листьями и срывал их, бросая на мокрый асфальт, как нелюбимое дитя. Скарамучча положил голову на руки и стал наблюдать, как они летят, царапают землю, он подумал, что Кадзухе бы понравилось вот так сидеть здесь, посреди безлюдной улицы в молчании, смотреть во мглу… Скарамучча никогда не делился с Кадзухой собственными переживаниями, ему не хотелось взваливать груз собственных чувств на близкого человека, да и по сути, по большому счету, одно лишь присутствие Каэдэхары рядом спасало. Он слушал, как тот играет на флейте, как читает вслух стихи, как ругается с Хэйдзо, как жалуется на очередной ненастный случай в своей жизни, как пересказывает сны, как болтает, пока готовит ужин. Кадзуха говорил всё это только ему. Первое время Скарамучча долго ломал голову: с чего бы такому беззаботному с виду парню околачиваться рядом с таким ужасным человеком, как он? Ведь взамен на пресловутое внимание, подаренное ему, Скарамучча мог дать лишь своё время и редкие слова. Он слушал Кадзуху так внимательно, запоминал каждую деталь, будто боялся, что упусти он хоть что-то — в нём разочаруются. А Скарамучча меньше всего желал этого, ведь Каэдэхара первый, кто захотел подобраться к нему поближе и сложить о нём чуть более глубокое впечатление, чем кто-либо другой. Но вот Скарамучча сидел посреди улицы, тишина давила на него, волосы трепал ветерок, чёлка падала на глаза, точно пряди его волос — ивовые веточки, шелестящие над рекой. Он подумал: «А правда ли у него сложилось обо мне глубокое впечатление?» Ведь о себе он говорил редко. Стиснув зубы, Скарамучча мысленно дал себе пощёчину. Влюбленность, что разрасталась в его сердце с каждой минутой, в парня, который доверился ему полностью, причиняла боль. Меньше всего хотелось, чтобы Кадзуха выслушивал его червивые прогнившие истории из прошлого и омрачал свою и без того болезненную душу, исцелившуюся с таким трудом спустя долгие года. Поэтому тогда, в следующую секунду, Скарамучча поднялся на ноги и решил, что должен отпустить это чувство, вырвать его с корнем и стать прежним собой. Он принял решение не писать Кадзухе — это всего для его же блага. В тот момент — момент душевного порыва от внезапного озарения — послышались вдалеке чьи-то медленные тихие шаги. Некто приближался к Скарамучче, напевая слабо различимую мелодию. Обернувшись на голос, Скарамучча заметил тонкую фигуру женщины, освещаемую тусклыми уличными фонарями. Он без труда узнал в ней Нахиду. Её волосы, обычно стянутые в низкий пучок, теперь рассыпались по плечам и подскакивали в такт шагам. Когда она подошла к Скарамучче, то не удивилась ни капли, на губах ее играла лёгкая улыбка. — Любишь гулять по ночам? — Нахида оглядела своего ученика с ног до головы и прищурилась. — Мне некуда идти, — вдруг сказал Скарамучча. Ему неожиданно стало плевать на всё. Пусть о нём думают, что хотят. — И дома меня не ждут. Ссора с матерью и решение разорвать связь с Каэдэхарой выжали из него последние силы. Но Нахида ничуть не удивилась, только слегка вскинула брови, будто бы не до конца верила, что Скарамучча признается с первой фразы. — Как же так? Под пристальным взглядом изумрудных глаз Скарамучча стушевался и сказал первую пришедшую на ум ложь: — В смысле, я… должен был ночевать у друга, но мы поссорились, поэтому я ушел. Мать думает, что я у него. Не хотелось бы возвращаться. Я могу… переночевать у вас? Нахида хмыкнула, задумавшись. Её взгляд устремился куда-то в небо, а руки она сцепила за спиной. Казалось, она только изображает мыслительный процесс и прямо сейчас разыгрывает сценку перед Скарамуччей, на деле же знала всё с самого начала. И всё-таки, пусть так, Нахида оказалась рядом в момент душевного смятения и была единственной, кого Скарамучча мог подпустить ближе к себе в уязвленном состоянии. — Надеюсь, ты сможешь помириться с другом… А мой дом как раз недалеко, можешь оставаться столько, сколько посчитаешь нужным. Весь путь они провели в молчании, а Скарамучча провел в доме классной руководительницы всю неделю. Мать не искала и не звонила ему. Один раз Скарамучча сам набрал ей и сказал, что жив, на что получил весьма сухой ответ. По голосу нельзя предугадать, что чувствовала его мать, была она в обиде или нет, переживала за сына или нет. Полное отсутствие эмоций в голосе и ни капли человеческого тепла. Скарамучча оставался в доме Нахиды, решив, что его тошнит от прежнего дома. К сожалению, план по полному истреблению чувств к Каэдэхаре потерпел провал в момент, когда Скарамучча увидел его лицо, открыв входную дверь сегодняшним утром. Не то, чтобы всю неделю он правда стал забывать Кадзуху, пару раз он даже порывался ответить на сообщения. Например, когда в час ночи ему пришло гнетущее: «Я снова писал допоздна». Чаще всего это значило, что Каэдэхаре плохо. Однако, тогда Скарамучча всё же отложил телефон, выключил уведомления и лёг спать. Стоило ли говорить о бессоннице, которая донимала его? Он даже не мог предположить, что Кадзуха станет его искать. И теперь говорил ему такие вещи, от которых у Скарамуччи кружилась голова. «Мои проблемы — его собственные? О чём это он?» — испуганно подумал Скарамучча, пока пытался объясниться Кадзухе в чувствах. — Если стать собой для тебя значит снова погрузиться в одиночество и перестать испытывать счастье — тогда я останусь с тобой, идиот, — ответил Кадзуха, шагнув еще ближе к Скарамучче, обхватывая его лицо ладонями. Теперь они оба стояли на пороге дома. Кадзуха мог видеть темно-синие глаза напротив и своё отражение в них. — Так просто решать вместо меня: являются ли твои переживания для меня обузой или нет, даже не поговорив со мной. Исчезнуть так внезапно, я думал ты… я думал… — стиснув зубы, Кадзуха отвернулся, не в силах и дальше выдерживать взгляд пристальных глаз напротив. — Почему ты со мной? — прошептал Скарамучча. Он не сразу осознал, что голос принадлежал ему. — Что? — переспросил Кадзуха, вновь глядя в лицо Скарамуччи. Этот вопрос отрезвил опьяненное сознание и Скарамучча накрыл ладони Каэдэхары своими, убирая их со своего лица. — Неважно… Ты сам не понимаешь, что говоришь. Легко разбрасываться такими громкими словами до тех пор, пока тебе действительно не начнут изливать душу. У каждого есть свое прошлое и делиться им, все равно что раздирать зажившую рану, — Скарамучча отвернулся. — А теперь, пожалуйста, ух… Последние слова сорвались с языка да так и оборвались, потому что прежде, чем Скарамучча успел вскинуть глаза на Кадзуху, почувствовал, как чужие, обветренные и покусанные губы накрыли его собственные, а в нос ударил дурманящий запах чужого тела. Распахнув глаза, помутневшим взглядом он увидел перед собой лишь белокурую челку и сосредоточенный вид Кадзухи. «Мне что, снится сон?» — в панике подумал Скарамучча, но вовремя вспомнил, что ни разу еще ему ничего не снилось. Тогда это… реальность? Прикрыв глаза, он покорно расслабился и ответил на поцелуй, а в следующее мгновение почувствовал, с каким напором Каэдэхара целует его, поняв, что не встречает сопротивления, с какой настойчивостью его язык проникает ему в рот и впивается всё глубже. Их тела становятся всё теснее. Дрожащими руками Скарамучча стянул с Кадзухи ветровку и кинул её у прохода. Прижимая того ближе, он повлёк его куда-то вглубь дома: ни один из них при этом не желал размыкать поцелуй. Собственное сбивчивое дыхание вскружило голову Скарамучче, а сдавленные стоны Кадзухи, выбитые из него дрожащей рукой, что проникла под рубашку и провела вдоль спины, казалось, разрушили окончательно любые попытки Скарамуччи остановиться. В дурмане от нахлынувших чувств, он осторожно вёл его по тёмному коридору. Путаясь в ногах, они ловили спинами холодные стены и прижимали друг друга, не желая отпускать из объятий. Кадзуха, запустивший в волосы Скарамучче пальцы, несильно потянул, откидывая его голову назад и сцеловывая все невысказанные слова — одно за другим. Скарамучча тысячи раз представлял момент поцелуя. Каждую ночь, словно снотворное, Кадзуха являлся к нему и проводил рукой по шее, по дрожащему кадыку и ключицам; каждую ночь Кадзуха сбивал его дыхание, сам того не подозревая. И это всегда — самое чувственное и нежное, что случалось за всю покалеченную жизнь Скарамуччи, однако… все мечты и фантазии о такой желанной нежности разрушились в момент, когда Кадзуха грубо столкнулся с ним губами, протолкнул вглубь дома, прижал к себе уверенным движением руки и одним поцелуем выбил всю дурь из Скарамуччи о том, что тот — обуза. Прямо сейчас Каэдэхара холодными пальцами чертил на его спине причудливые узоры, впивался ногтями до царапин, будто они — переплетение. И черт возьми, Скарамуччу полностью это устраивало. Прикрыв глаза, он сосредоточился на ощущениях. Ему так хотелось ещё больше Кадзухи, больше его тепла, больше его запаха и гораздо больше тела, Скарамучча еле влачил ноги и чудом сумел довести их до комнаты. Больно ударившись спиной о дверной косяк, он все же разомкнул поцелуй и помутневшим взором обвел глазами Каэдэхару. Его закатные глаза потемнели, зрачки расширились и смотрели в лицо Скарамуччи так, будто хотели впитать весь его образ целиком. Чужие руки рассеянно потянулись к покосившимся очкам и в задумчивости поправили их, при этом задерживая пальцы у лица. Почувствовав, что краснеет, когда Каэдэхара заправил его волосы за уши, Скарамучча отвел глаза. Ему вдруг показалось, что нет ничего интереснее, чем рассматривание клёнов за окном. — Прости меня, — услышал Скарамучча тихий голос Кадзухи. Он подумал, что это какая-то шутка, что всё это — просто тщательно сыгранный спектакль, что Кадзуха уйдет, осознав, какую ошибку допустил. Внезапная вспышка боли уколола сердце и он вцепился в край рубашки Каэдэхары. В порыве Скарамучча не подумал, как это может унизительно выглядеть со стороны, и, опустив глаза вниз, понял секундой позже, размыкая цепкую хватку. — За что тебе извиняться? — как можно непринужденнее ответил Скарамучча. — Один поцелуй еще ничего не значит, я всё понимаю… — Что? — перебил его Каэдэхара. — Нет! Я не про это. Шею обдало теплом, а затем на плече у Скарамуччи отпечатался поцелуй, но прежняя грубость ушла. Откинув голову назад, он шумно сглотнул, поняв, что теряет последнюю возможность сдержаться. Тянущее чувство внизу живота разлилось то ли нежностью, то ли болью, а возбуждение росло с каждой секундой, так что одного взгляда вниз хватило бы, чтобы понять — у Скарамуччи встал на этого белобрысого стихоплета. В панике забегав глазами, по комнате, он мечтал, чтобы это либо прекратилось прямо сейчас, либо продолжалось несмотря ни на что. Каэдэхара тем временем все еще не замечал метаний прижатого им к дверному косяку Скарамуччи, продолжал оставлять на его теле дорожки из легких поцелуев, однако, будто что-то почувствовав, заметив волнение человека напротив, подошел еще ближе, просунул свое бедро между колен Скарамуччи и, прижавшись к его паху, переплел их пальцы вместе, продолжая двигать бедром между ног. — Я хотел извиниться за то, что не приходил так долго… — заплетающимся языком прошептал Каэдэхара прямо на ухо. — Блять, нашёл время, — в полуистерике был ему ответ. Затем Скарамучча и сам не понял как, всё было точно во сне, но Каэдэхара снова накрыл его губы своими и на этот раз всё оказалось по-настоящему, он почувствовал всем своими полуживым сердцем и душой, что знал этот поцелуй тысячи… тысячи лет назад, вот настолько он был правдив. Каэдэхара вкладывал в него своё прошлое, настоящее и будущее, нежно касаясь языком его верхней губы, проводя кистью по волосам Скарамуччи, Кадзуха вкладывал всю свою любовь, сколько могло вместить существо напротив него. Если первый поцелуй нужен был для того, чтобы усмирить всепоглощающую самоненависть в душе Скарамуччи, то второй поцелуй — показать, что он может быть любим. Душа, казалось, хотела покинуть тело, когда Скарамучча почувствовал, как прохладная, чуть дрожащая рука Каэдэхары скользнула в его штаны, высвобождая член и обхватывая его, смущенным движением проведя вверх-вниз по всей длине, словно пробуя ощущения на вкус. — М, Кадзу… не надо… Прикрыв пылающее лицо руками, меньше всего на свете и вместе с тем больше, чем что-либо, Скарамучча мечтал посмотреть в глаза Каэдэхаре, увидеть, какие эмоции отразились на его вечно безмятежном лице, как до слуха вдруг донеслось сбитое дыхание и хриплый стон. По спине пробежали мурашки, все сдерживаемое желание вдруг хлынуло вниз, к и без того набухшему члену. Открыв глаза, Скарамучча увидел нахмуренное сосредоточенное лицо Каэдэхары и чуть приоткрытые губы, и, теперь уже не стесняясь, Скарамучча обхватил его лицо руками и прижался к его лбу своим. Каэдэхара, будто ждал этого сигнала, стал медленно набирать темп, проводя рукой от головки к основанию, не останавливаясь и чуть сбиваясь. Кладя руки на плечи Кадзухи, Скарамучча позволил себе опираться на стоящего перед ним парня, все потому что он чувствовал, как подкашиваются ноги и тело наполняется тяжестью. Стиснув зубы, он собрал всю свою волю в кулак и остановил Кадзуху, осознавая, что еще секунда и он кончит. — Кадзу… постой, я… — выдавил он из себя, возвращая самообладание. Тут он взглянул вниз и увидел, как Кадзуха сам еле сдерживает рвущееся наружу возбуждение. Прояснившимся взглядом он окинул представшую перед ним картину, а затем, обхватив руками талию Кадзухи, привлек его к себе. — Т-ты чего? Всё настолько плохо? — севшим голосом спросил Каэдэхара и у Скарамуччи закружилась голова от осознания, что он сам — причина румянца на щеках Кадзухи и его бешено колотящегося к груди сердца. — Замолчи, — ответил Скарамучча, пресекая все ненужные сомнения в душе Кадзухи, и начал теснить его ближе к кровати. — Сядь. Каэдэхара покорно сделал как было велено и сел на край кровати, округлив глаза. Раздвинув его колени и усаживаясь перед ними, Скарамучча нетерпеливо расстегнул ширинку его джинс, замешавшись всего на секунду, при этом пристально наблюдал за реакцией парня. Кадзуха вцепился в простыни обеими руками, так что даже костяшки побелели, на лице отразилась бесконечная нежность. Глядя на него снизу вверх, Скарамучча не мог отвести глаз. Накрыв ладонью топорщившися бугор, поглаживая его сквозь ткань, Скарамучча как в бреду вспомнил все произошедшее за последние несколько дней. Сейчас это казалось настолько нереальным, что бросало в дрожь. Он хотел дать себе оплеуху за всю причиненную Кадзухе боль. Его дурацкие сомнения, игнорирование сообщений, глупый побег от чувств — всё это разбилось о рубиновые глаза напротив, которые сейчас застлал туман желания, которое было вызвано именно им — Скарамуччей. Это сводило с ума. Сама мысль о том, что кто-то желал его так сильно — толкала на действия. Кладя одну руку на бедро, а второй высвобождая его член из-под ткани, Скарамучча продолжал смотреть прямо в глаза Каэдэхаре. Стоило отвести взгляд, ведь эта картина, несомненно, смущала, но он не сделал этого даже когда оттянул кожу и легко коснулся языком пульсирующей в такт его сердцу, головке. Дразняще и неловко он водил ею по своим губам, целовал и облизывал, при этом пытаясь скрыть, как сам ёрзал на полу, желая сбросить собственное напряжение в паху. Вид Кадзухи выбивал из Скарамуччи тихие стоны, которые он ещё мог донести до чужого слуха, не вытаскивая члена изо рта. Белокурые волосы ниспадали на плечи волнами — резинка, которой они были стянуты, потерялась еще где-то в коридоре. Кадзуха прервал зрительный контакт первым, откинувшись назад и прикрывая разгоряченное лицо одной рукой, а другой сжимая волосы Скарамуччи на затылке и нетерпеливо и слегка неуверенно проталкивая свой член тому в рот, будто сомневаясь в готовности парня у его ног. Не возражая, Скарамучча отвел взгляд и послушно взял глубже, стараясь при этом не задевать чувствительную кожу зубами. Это оказалось сложнее, чем он думал. Его руки дрожали от страха сделать больно или неприятно. Закрыв глаза, он сосредоточился на солоноватом вкусе выступающей смазки, на еле ощутимых движениях бедер сидящего перед ним Кадзу, на запахе, исходящим от него. Все отступило на задний план, когда он услышал сдавленную мольбу: — Мучча, я больше… не могу, подожди. И прежде, чем он осознал, почувствовал, как его волосы сжали сильнее и член в три толчка излился в его рот и губы, стекая по шее вниз. Вытирая все тыльной стороной ладони, Скарамучча вдруг почувствовал накатывающий оргазм и то как сам он, утыкаясь в бедра Кадзухе, кончил. Тяжело дыша, он поднял мутный взгляд на Кадзуху и увидел скатывающиеся по его щекам дорожки слез. Поспешно вставая, он упал в объятия Каэдэхары, утыкаясь носом в его шею и сжимая как можно крепче рубашку. Целуя его лицо, Скарамучча шептал какой-то несвязный бред и гладил белокурые волосы, словно совершил нечто ужасное и непростительное, однако, улыбка на лице Каэдэхары говорила, скорее об обратном. В полнейшем замешательстве, он остановился и уставился в закатные глаза. Они были так близко, что можно было увидеть собственное отражение. Скарамучча не мог даже предположить, что ему будет позволено склониться над ними так низко. — Мучча, это было… Затаив дыхание, он ждал продолжения фразы. Каэдэхара же, проведя языком по губам, видимо, пытался подобрать нужным эпитет, однако, только вздохнул, провел тыльной стороной ладони по лбу Скарамуччи и прикрыл глаза. Смутившись, Скарамучча отвел взгляд. Ему не хотелось признавать, что он-то кончил от одного лишь блаженного вида Каэдэхары. Но Кадзуха и не думал заострять на этом внимание, он играл прядкой темных, как полуночное небо, волос, и напевал известную только ему мелодию. Уже находясь в полудреме, до слуха донесся тихий голос Кадзухи: — Я с тобой, потому что хочу знать тебя целиком. Вздрогнув, Скарамучча посмотрел на парня, что лежал на его плече. — Что? — Ты спросил, почему я с тобой. Я ответил. Потому что хочу разделить с тобой все то, что ты носишь с собой в сердце. Ты ведь поэтому не отвечал мне. Боялся, что я испугаюсь и уйду, узнав о твоём прошлом и бремени, которое ты тащишь, — Кадзуха приподнялся на локтях и взглянул в синие глаза напротив. — Но я не уйду. Услышав это, Скарамучча вдруг понял, почему Кадзуха все это время искал с ним встреч и не отпускал ни на шаг, с тех пор, как они встретились тем утренним часом в парке. Он увидел в нем человека с раненым сердцем, а не бесчувственную куклу, способную лишь извергать желчь и язвить. И полюбил. Осознав это, Скарамучча сильнее сжал кисть Каэдэхары и поцеловал его в уголок губ. — Я так и не ответил на твои сообщения. Нужно это исправить. — Забудь, теперь это неважно, — полусонно прошептал Кадзуха. Но Скарамучча не послушал его. Беря телефон в руки и разблокируя, он нашёл нужный чат и открыл его. Пролистав до конца, он чуть было не уронил телефон, когда заметил:[Кадзуха] 02:40 Спокойной ночи, моя луна
— Доброе утро, моё солнце, — разрезая тишину, вслух произнёс Скарамучча, однако, Кадзуха уже уснул и не мог услышать его. Самое тёплое и самое нежное, что когда-либо случалось со Скарамуччей — это его Кадзу.Конец