Для нас

      А снег всё идёт и идёт, плавно касаясь уже побелевшей земли. Уже почти рассвело, видны первые лучи засыпанного солнца. Может его лучи, что сейчас утопают в утренних зорьках, помогут согреться, и наступит тяжёлое, жаркое и удушающее потепление. Лучше испариться от огня, чем лежать в снегу с почерневшими бесчувственными конечностями. Начался новый день, ещё один такой же неудачный мрачный день, когда по велению чудесной совести надо с дружелюбной улыбкой взять все существующие проблемы на себя. Во всяком случае, надо продолжать идти несмотря ни на что. Но надо… Надо проверить, что в записке, срочно, чёрт его возьми.       Он всё же пытается как-нибудь её отыскать среди всего кошмара в карманах, пару раз натыкается что-то острое и от этого немного болезненно жмурится. Наверное на пальцах опять будут какие-нибудь жутко кроточащие царапинки, что добавят зловещего эффекта внутренней карманов из-за крови, но об этом потом, всё же бумажка была успешно найдена сильно помятой и потрепанной, местами уже с рваными дырками, не без кровавых и размазанных отпечатков. А на ней несколько координат, написанных мелким шрифтом, а после яркими печатными буквами ярко выведенно ключевое слово «УРОЖАЙНИК». Всё запомнив, надо было срочно стереть данные, пускай всё останется в секрете (пускай всё было не настолько и тайно, как например, торговля запрещёнными веществами, о которых он только слышал). Лёня берет в другую руку зажигалку и поджигает бумажку, а она, будто назло, горит медленно. От нервов жутко хотелось курить, поэтому он достает и зажигает под бумажку сигарету.       Конечно, курение это не прям и такая важная привычка, если бы парень хотел, он мог бы просто взять и бросить. Но чёрт, как же это хорошо помогало скрыть весь стресс и не срываться на людей, чтобы потом жалеть о случившемся. С каждой затяжкой становилось немного лучше, а в голове появляется чуждое опустошение. Спокойно. Красный огонёк мерцал в предсмертных конвульсиях и превращал табак или дерьмо, носящее его имя, в пепел. Он медленно осыпался вниз серебряным снегом, правда этот не был пушистым и нежным, он душил остатки здоровых юношеских лёгких. Ах, это всё кругом просто одно монотонное ничто, одному человеку ничего нельзя изменить. А если больше одного сердца горит за цель… тогда начнётся тот самый загадочный и вкусный, но, к сожалению, последний спектакль. Но, это лишь в ближайшем будущем, а до него ещё надо дожить. Просто дожить. Звучит, как какой-то пустяк, а не подвиг.       Лёня докуривает на ходу сигарету и, вместе с остатками эмоций, стирает серой полосой последние искорки с неё об стену старого здания, а после выкидывает окурок в одну из уличных мусорок так, словно это не его рук дело. Хотя подобную привычку он и правда старается скрыть, зачем досаждать подобным другим и выслушивать о вреде курения. Через пару кварталов будет и конец нужного пути. Морозное солнце рисует на стенах домов и кусках снега на крышах жёлтые тёплые лучи восхода, где-то капают крошечные первые сосульки, а ведь время совсем недавно перешагнуло за вторую половину октября. Должно скоро, где-нибудь в следующем месяце или жизни, неважно, стать лучше. А пока… сейчас ждёт ещё одно сегодня и его планы. Зима пришла слишком быстро в этом году, может тогда весну надо ждать в феврале?       В этой части города почти не было людей, кругом одни мрачные низенькие и просевшие местами заброшки с выбитыми стёклами. В основном где-то бродили злобные собаки с пеной у рта и бешеными глазами смотрящими в пустоту, они были последними постоянными жителями в этом маленьком мрачном мире. Кажется, что здесь даже не было никакого намека на старую опавшую листву и жухлую сгнившую траву, на то что они в принципе существовали хоть когда-нибудь. Где-то был виден лёгкий черный дым от огня, видимо кто-то жарил соль, но это не та цель, что нужна сейчас. Надо встретиться в старом «урожайнике», что, казалось, стоял на честном слове и от любого ветра упадет. Но это только на первый взгляд, эта небольшая кампания (всего семь (хотя может быть немного и больше, десять допустим) человек, немного ведь) пыталась сделать так, чтобы это место было немного лучше. Пыталась.       Но, что зря говорить в голове, если настало время сыграть свою лицемерную роль «хорошего» человека. Парень смотрит на время, что едва переступило за пол восьмого, а после почти незаметно горько улыбается без причины и открывает дверь одного такого же ветхого здания. И именно вместе со скрипом дряхлой двери и начался отсчёт до начала смертной казни.       В этом месте громко и до ужаса печально выл сквозняк, проникая в каждую щель ветхих досочек стен. Кругом стояла старая мебель, небольшой диванчик и пара кресел, возможно не без клопов и всяких других противных паразитов и с полупрозрачными седыми пыльными шапочками, как же без них. На стене, где кое-как уцелели оборванные обои грязно-зелёного цвета, висело грязное зеркало с какой-то кружевной рамой сероватого мятного цвета, а напротив него деревянные часы, что походили на какой-то крохотный, но до чуда стойкий домик, с которого вот-вот и выпрыгнет кукушка, когда минутная стрелка приблизится к двенадцати, но те давным давно остановились на половине четвёртого. Было ощущение, что здесь раньше, словно совсем недавно, жил тайно кто-то известный и богатый, только вот ушел куда-то без цели и сейчас эта квартирка в крохотном частном доме зовётся просто и уродливо, «урожайник». Почему так зовётся уже не понятно, видимо собирались всякие овощи (остальные квартиры просто захламлены строительным мусором обрушеных стен или потолка, а чинить лень), а они тот ещё сплошной огромный мясной урожай. Удивительно вообще, что никто ничего не украл отсюда, может местные мародёры того времени были ценителями искусства и постеснялись портить красоту, а может не знали просто, дела не было.

А пока спектакль начнется через…

      Конечно, этих немногих людей преследовали разношёрстные цели, которые Лёнька запомнил наизусть и выписал ещё сто лет назад в старый блокнот с карикатурами. Да и в принципе, все были различного рода чудными историями, один сидел из-за «неправильного» высказывания возле открытой розетки, другого чуть публично не повесили по ошибке, вовремя пересмотрели дело, ну, а третий какой-нибудь едва взрослый, которого воспитали якобы «неправильно», мол страна ужасна, и он может это исправить стоит только перешагнуть порог совершеннолетия. Об этих целях знали все, а вот свою настоящую цель и причины Лёня не смел говорить, знал что осуждать сразу будут, мол странный он слишком, раз спит с парнями (с одним точнее), а он ещё как уверен в этом, слушая речи народа. Обычно предпочитал отшучиваться тем, что всегда мечтал о создании красивого справедливого государства, где все имеют равные права (не врал кстати, просто не договорил и не уточнил зачем, с кем не бывает).       Конечно, это собрание, как и большинство предыдущих, не сильно и дало смысл и какое-то продвижение. Оказалось, что некоторых людей утром увезли на автозаках в места не столь отдалённые (а может и вовсе на эшафот, но в этот раз не такой публичный из-за малого количества людей из города), что оказалось вовсе очень весело, осталось только вовремя сдержать истерический смех. Кто-то предложил идею как-нибудь дождаться новых выборов, а после устроить вовремя и создать партию со своими свободными взглядами, только увы создать её было уже грубым нарушением закона. А ещё было бы очень весело с того, что люди в этом месте больше не доверяют голосованиям, мол, а смысл, всё равно правители одни и те же, политика одинаковая и давно стухшая, похожая на прилично полежавшее и побитое яблоко.       А кто-то, на вид юный совсем и горящий идеей человек, предложил свои карикатуры в малоизвестную газету, единственное место куда пропустили и то возможно не поняли их сути. Звучало немного тупо, но наверняка в голове этого непутёвого гражданина значило бо́льшее. Признаться кристально честно, в голове была полная пустота и идей вовсе не было. Может проснулось выгорание и отчаяние, а может вообще смысла изначально просто во всем этом не было. Хотелось просто взять и выпрыгнуть в окно головой вниз, чтобы потом обязательно не выжить, пока одежда и снег под телом будут пропитываться тёплой кровью. Хотелось просто взять и испариться, сбежать от всех проблем, стереть любое упоминание о себе. —… Ну и в общем так. — эти слова вновь возвращают его в реальность. Но точно ли эти события настоящие, всё кругом кажется слишком наигранным и ненастоящим. От этого немного кружится голова и тихо звенит в ушах, хочется убежать, но ещё не время, нет, только не сейчас. Лёня натянуто улыбается, мол он и правда внимательно слушал, пускай этого почти не было видно в полутьме комнаты. Что-то здесь было в этот раз не так и это тревожило нервным комом в горле. Будто среди них есть тот, кто не является честным человеком, а на самом деле просто «хороший», подделка под того, кто за бунт, шпион.       Но осматривая каждого, Амурский не видит никаких намеков на всё это. Окружение было совершенно нормальным, живым и не похожим на тех, кто несёт с собой ложь и подставу. И при всём этом, сердце бешено стучит и, будто о чём-то своём без устали кричит. И вообще, что если этот «человек» не среди толпы в помещении забытой комнаты, а вне его, притаился за открытой дверью в тени коридоров квартиры, куда не падает солнечный свет. И это тогда надо срочно проверить, не должно быть ни одного лишнего, даже мёртвого, глаза в этом месте. Лёня проходит через всю комнату и выглядывает в проём. Никого. Но тогда откуда взялось ощущение того, что кто-то смотрит на него прямо в душу и пытается выведать все тайны. Выглядело всё на первый взгляд изрядно тупо и странно, будто бы парень немного разумом свихнулся или просто идиот. А может и правда кукуха поехала от всего этого, хотя вроде он и молод слишком для подобного… — Что-то случилось? — спросил кто-то сзади. Вопрос был немного внезапным и неожиданным для Лёньки и тот немного вдрагивает после этих слов, будто резко подул холодный ветер. Что-то он и не подумал о том, что мог резко заставить всех замолчать. Он поворачивается лицом в комнату и еле заметно и неловко улыбнувшись пробормал «да, не, просто показалось, извините мне надо спешить». И он быстро уходит отсюда, так ничего и не запомнив. Мда, мог бы и вообще не приходить, зря время потрачено только. И ещё это чёртово странное чувство, будто кто-то прямо сейчас смотрит на него и гнусаво улыбается. Жутко и противно от этого, а ведь никого рядом нет, так ведь? Точно?       Чувство не пропадает даже среди обычных и «нормальных» районов, мимо которых проходит парень. Оно однородно, и не изменяется от появления прохожих, одни шли на работу, другие ждали автобусы на остановке. Но как только оно немного пропало вместе с появлением других дели мыслей на сегодня, так на душе почему-то всё было… весёлым. Ощущение лёгкой непривычности и эйфории, как после наркотиков, хотя Лёня с роду ничего такого в живую не видел и не желал видеть. И так весь день. Он был странный, будто бы не реальный, пародия на какую-нибудь дешёвую игру. Так… надо позвонить, как он и обещал, нарушить обещание нельзя. Как раз настал вечер.       Он достаёт быстренько мобильник, при этом чуть не роняя его по неаккуратности, набирает номер и ждёт. Ждёт и идет. Надеется, что эти чёртовы гудки, как можно скорее сменятся на знакомый, может быть немного заспанный, мягкий голос. И с каждым этим царапающим душу звуком сердце стучало всё сильнее и сильнее, может дают о себе знать жутко расшатанные нервная система и психика. Идти домой не хотелось, не было желания видеть ссоры и издёвки. Может именно с этого всё началось, кто знает. Ждать пришлось слишком долго, что номер вскоре сбросился. Это было с одной стороны не удивительно. Удивительнее было то, что почти сразу после сброса звонка ему позвонили. — Что-то случилось? — голос звучит уставшим и частично можно назвать, что человек по ту сторону по какой-то причине печален. От этого становится немного страшно, но терпимо, мол если тот захочет, то обязательно расскажет. — Ну как это… ты, ну, сейчас дома? — быстро и немного запинаясь проговаривает Лёнька и осматривается по сторонам. Будто бы его сейчас кто-нибудь приметит и обязательно что-то начнет высматривать или выманивать секреты. Но, признаться честно, в этот раз не сильно в эту теорию верилось, особенно когда по ту сторону звучал знакомый ласковый голос. — Да, только пришёл. А что, что-то всё-таки случилось? — в этот момент показалось, что пропали нотки сонливой усталости. Он всё понимает и чувствует, это понятно уже давно. От этого даже как-то до чудного тепло на сердце. По ту сторону слышится тихая усмешка. — Ладно, можешь приходить. Я постараюсь не уснуть, пока буду ждать тебя. — Хах, — И снег летит в глаза, мешая что-то разглядеть спереди. Идти конечно ещё долго, где-то половину района пройти на своих двух, уставших за столь продуктивный очередной день. Лёнька улыбается и чуть жмурится после этих слов. Вот же гад, Вовка, ну всё чувствует, в самый нужный момент, а может и заранее знает всю историю наперёд. — ну я прийду где-нибудь… минут через двадцать, может пятнадцать. — Ну жду тебя, думаю к этому времени чай приготовлю. — Вова всё продолжает глупо улыбаться и стоять одетым в уличную одежду на пороге квартиры. Ему весело от подобного перехода вечера сегодняшнего дня. Лёгкий снежный налёт на плечах уже превратился в воду и стекал редкими каплями вниз на ковёр. Было жарко от того, что дома тепло и одежда тоже не лёгкая, не лето за окном. — Ну всё, иди давай быстрей, не мёрзни. — Ага. — с этими словами заканчивается очередной телефонный разговор, пускай и поговорить с кем-то дорогим и важным хотелось сильнее чем пить в летний зной. Идти ещё относительно немного, с учётом снежных сугробов, пешеходных переходов. Пятнадцать минут это просто ничто, ведь временами приходилось проходить ещё дольше и больше, например около часа быстрым шагом, после которого у Лёни не было сил ни на что — ни отдышаться, ни переодеться.       Время идёт, так же как и проходят мимо другие люди или проезжают машины. Оно бесконечно медленное в беготне и спешке и быстрое в больших пробках на перекрестках. Оно относительно жестоко и сурово, как снег в мрачную метель, но так же добро и сладко, как мёд или любимые конфеты. Именно сейчас всё кругом казалось замедленным, будто бы спешить смысла нет. Но смысл, к счастью или к сожалению непонятно, но был. Рыхлый снег тропинок рядом с дорогами путался под ногами, будто бы норовил сбить, а после повалить на белую «пушистую» и смертельно холодную землю. Казалось, что он не имел никакого значения до остальным, они спокойно добирались до своих домов, игнорируя данное «испытание». В этот раз снегопада не было, как и в прочем какого-нибудь холодного ветра. Значит ли это, что скоро потеплеет и покроется скользкой слякостью?       Мимо дороги проезжает быстро скорая. Свет мигалок отражается от снежинок, что падали с веток деревьев, что стоят алеей вперёд. Звук сирены отражается от зданий, дороги, бордюров, людей и оседает в замершем сердце. Призрак машины уезжает вдаль вместе с теми, кто в ней, но чувство опустошенности остаётся лежать в глубине осадком. Эти машины завораживали своей отличностью от других, но отталкивали функцией и смыслом. Всегда пугало чувство, что кому-то может быть в этот момент плохо. Кто-то мог умирать или уже недавно или давно умер. А каково человеку, который вызывал врачей, может это кто-то родной для бедного болеющего. Всё это вызывает странный восторг смешанный с отвращением. Особенно сегодня, сейчас, в это самое чёртово мгновение.       Остальная часть дороги прошла, будто в тумане, в бесконечной белой метели, похожей на белый шум. Тогда и время, будто пошло сильнее и быстрее, вместе с порывистым прохладным ветром, унося с собой секунды, а после и минуты, прочь. Мимо мелькали и чередовались привычные одинаковые здания, с такими же одинаковыми окнами и светом люстр. Люди будто бы тоже пропали, а может это всё из-за того, что на них стало всё равно. Они далеко, где-то на остановках беседовали, видимо опоздали на свой маршрут и ждали, когда через пятнадцать минут выедет другая маршрутка или автобус. В общем, через пару домов появится нужный, с тем номером и той улицей, которые знает наизусть Лёнька.       Ну и он, конечно, доходит. Стоит и ждёт когда в домофоне прозвучит знакомый голос и ему откроют дверь. Слышен тихий звон, что говорит печально и тихо, что нужно ещё немного подождать, всё скоро будет. А после, когда дверь уже открыли, в подъезде пахнет чем-то только что готовым, похожим на пироги, кто-то из соседей видимо готовит, ну или уже приготовил. Было тепло, на батарее под настенными почтовыми ящиками сидел и грелся серый пушистый кот. Видимо дворовый какой-то. Лёнька любил котов, хотел бы такого завести когда-нибудь. Да и было бы славно жить где-нибудь, точно не здесь, не в этом городе, вместе с Вовой и каким-нибудь прикольным котом. А может и с двумя, по приколу завести ещё одного для кошачьей компании. — Ты долго тут стоять будешь? — слышится тихий знакомый голос сзади. От него тоже веет чем-то тёплым и уютным и невольно хочется улыбаться. Ярче, чем в обычное время, чем закаты после зимних праздников, что ещё нарисуют свои рыжие лучи на стенах зданий. В следующем году, что случится через пару месяцев буквально. За спиной слышен тихий шорох шагов. Следующие слова звучат ближе, почти рядом с ухом, тоже не менее тепло и так успокающе, пускай теперь они звучат уставшими — пошли давай, пока тебя не заметили соседи, да и чайник уже наверное скоро вскипит.       Лёня поворачивается, всё с той же глуповатой милой улыбкой, бормочет что-то похожее на слово «хорошо», и они уходят вместе в квартиру. И с порога почувствовалась странная усталость, видимо тело даёт о себе знать после тяжелого, в моральном и физическом плане, дня. И при всём этом, спать совсем не хотелось, было желание чтобы этот день, в частности именно вечер, длился подольше. Хоть немного. Надо бы переодеться, но сил нет, но, чёрт его побери, это надо, иначе не видать чая и Вовы тоже.       А последний себе что-то тихо мычит себе по нос, может какая-то песня, на кухне и наливает чай по чашкам. По виду он тоже устал, глаза немного прикрыты, будто прямо уснет наливая кипяток, а под ними привычные синеватые синяки. Хотя взгляд всё ещё тот ясный и заинтересованный, спокойный и готовый принять всё, а после и милая короткая улыбка, такая же добрая. И этого человека хотелось целовать: сначала в лоб, после в щеку и кончик носа, а, под самый конец, в губы. И ещё обязательно потом что-то хорошее сказать, мол Вовка он… самый красивый, самый лучший, самый прекрасный… просто самый самый. И вообще, надо таких людей ценить, обнимать там, дарить что-то хорошее, любить. А вот и Лёнька старается любить. — Ты долго там стоять будешь, чай остынет же, жучок. — Приморский чуть ли не смеётся от своих слов, хотя может просто от тупого, но ладно, милого, взгляда в пустоту от не менее усталого Лёньки. Он всё стоит возле стола, на котором две светлые, с каким-то почти не заметным узором красного и жёлтого цвета, чашки, от который еле заметной светлой струёй летит пар. — А, да. Да-да. Иду иду я. — Верю, но иди быстрее, я не буду греть чай, если он остынет. — Вова смеётся тихо, прикрывая рот рукой. Конечно, это была ложь, он бы точно подогрел воду снова. И сделал новый, такой же вкусный, чай.       На кухне всё, как обычно, ничего не должно измениться за пару дней, но безумно хотелось уснуть прямо на столе рядом с чашкой, наплевав, что чай мог бы разлиться на лицо и, возможно руки, принося не самые приятные ощущения. Было просто слишком хорошо, как никогда раньше, а может всё дело в тепловатом освещении помещения. Будто попал в детство, никак иначе, когда трава была по пояс, врагами были обычные пчёлы или большие собаки, а, сидя на стуле, ноги не доставали пола. Ну и солнце конечно было ярче и желтее, будто радостней и добрей. — Ну что? Рассказывай. — Вова отхлебывает из своей кружки немного чая, поудобнее устраивается на табуретке. Он до чёртиков сейчас спокоен, может заинтересован и старается при этом отбросить все свои эмоции ненадолго. Он смотрит на собеседника и всё ещё, почти незаметно за рукой, мягко улыбается. — А что рассказывать? — Лёня стыдливо смотрит в чашку, думая пить ли или нет. Ему немного неловко за поведение минутами ранее, как-то это было… странно и наверняка могло напугать, что просто слишком ужасно. Этого жуть как не хотелось. Он не понимал, о чем ему говорить. Он просто хотел бы посидеть здесь и пить чай, возможно выслушивая какие-нибудь монологи Вовы про работу или о том, что газета в очередной раз могла урезать зарплату и придется обойтись без ежевечерних булочек из пекарни ещё месяц или два даже. — А что хочешь? — кажется будто Приморский опсть засмеётся, ярче и дольше, не прикрываясь руками и не стесняясь, громче и искренней. Это всё звучало, как какая-то старая шутка, от которой не осталось юмора, только хорошие и теплые воспоминания и чувство серой ностальгии. — Ну… — Амурский мнётся, а после глотнув приличное количество чая проговаривает свой коротенький список, — наверное ещё чая, спать, но в первую очередь тебя. — Хах, ну чай на столе, налить ещё могу, как видишь ещё я рядом. Значит, сейчас ты пойдешь спать? — с чаем покончено, но идти куда-то не сильно и хотелось. Хотя темы разговора уже намечаются интересные чайные и местами сонные. — Да нет, не хочу идти, — Лёнька сонно улыбается, чувствует что если закроет глаза чуть больше, то и правда упадет головой на стол, не смотря на то, что подпирает её ладонью. — по крайней мере без тебя не хочется. — На ладно, тогда пойдем, раз так хочется. Я тоже устал немного. — И по нему и правда это было видно, особенно по синякам под глазами, как только он ещё умудрялся нормально поддерживать диалог и вести себя по-доброму. Это, пожалуй, останется для Лёни загадкой, да и неважно сейчас в принципе.