***
Это был не секс — такого Николас еще не испытывал. Удовольствие, нараставшее с каждым резким толчком Робба вглубь его мокрой задницы, тягучим медом разливалось по его телу, требуя глубже, резче, сильнее. Он почти потерял счет времени, забыл собственное имя и, цепляясь ногтями за широкие плечи герцога Пемброка, сладко стонал сквозь плотно сжатые губы. — Ты контролируешь гон? — спросил Николас, наконец, то краснея, то бледнея, пока Робб наполнял фляжку водой из ледяного родника. — Любой альфа обязан контролировать гон, — он отозвался сухо, почти без тени той обычной снисходительной насмешки, с помощью которой герцог обычно наставлял своего нерадивого мужа. — Любой, кто служил, обязан. Гон может помешать. — Но у меня… — В твоей-то деревне? — улыбнулся Робб уже вполне знакомо. — В моем городе. — Деревне, — вновь поправил его герцог, взлетая в седло. — Ай, неважно, — Николас отмахнулся, направляя лошадь следом за мужем. — Я думал дать тебе магический подавитель, но я так давно не был с течной омегой, что решил не лишать себя такого удовольствия, — альфа оскалился, глядя на него через плечо и посылай воздушный поцелуй. — Муженек оправдал все мои надежды. Все-таки хорошо придумала Анна с браком. И омега под боком, и боевой маг… Вернешь себе память, будет интереснее... — А так — скучно? — едко прищурившись, решил уточнить Николас. — Я бы сказал… никакого накала страстей. — Накала страстей? — фыркнул он. — Ты жил в этом мире несколько лет, а все равно мало что о нем знаешь. О чем с тобой говорить? Больше на дите похож. — Конечно, мало, я вообще считал, что он ненастоящий, а все вокруг — лишь мое воображение. — И решил жить в праздности? — В праздности? Я жалование получал, — нахмурившись, Николас сдул со лба челку. — Ты меня ни во что никогда не ставил. Что с тобой говорить? Не одному тебе не хватает «накала страстей». — И тем не менее, — поднял вверх указательный палец Робб. — Именно ты всегда начинаешь со мной разговор. Я общения, — глаза его показались омеге еще ярче, чем обычно. Последствия недавнего подавленного гона, — с тобой никогда не искал. М?***
В чем-то Пемброк оказался прав. Николасу действительно порой было интересно слушать его рассказы о ведьмах, осадах и военных походах. Герцог с большим талантом трубадура метко описывал и Цаплю, и ее приспешников, на пальцах объясняя сложные взаимоотношения культисток. Рассказы об Анне и Николасе, которым он был до побега, занимали и вовсе отдельное место в списке излюбленных тем: кто бы на его месте отказался услышать о подвигах приближенных к божествам магов? И тем не менее обида солеными слезами сжигала все изнутри. Альфа никогда не воспринимал его равным, более того, он всегда проводил черту между Николасом-нынешним и тем самым омегой, сумевшим разорвать клятву культа. Будто бы перед ним сидела бледная копия величайшего героя. Впрочем, кем он был, как не ею? — Ты, — проговорил Николас, поморщившись от слишком горячей жидкой похлебки из освежеванного кролика, пойманного Роббом в считанные мгновения, — что будем делать, если что-то отыщем? Не то, что надеялись отыскать? — Подумаем, когда придет время. Я проблемы решаю по мере их поступления. — А что… Николас смутился, стоило Роббу поднять на него взгляд и посмотреть прямо, без утайки. — А что если мы ничего не найдем? — все же собрался он, прочистив горло. — На это я и рассчитываю. — Что мы просто так сюда потащились. — Просто так будет означать, что новых проблем не добавится. Это ли не счастье? — Но они могут решиться. — Вряд ли, — мотнул головой Робб, с сомнением прищурившись. — Если мы найдем, как разбить клятву, возможно, разожжем войну, если мы не найдем, как разбить клятву, и окажется, что она вечна, возможно, это развяжет руки Тристану и его рыцарям. Поэтому я бы предпочел, останься все, как есть. — Но ты же… Хотел избавиться от Тристана. — Пока ты не вернешь память, это невозможно. Убить ты его в таком состоянии не сможешь. В твой разум Цапля вторгается, как к себе домой. Это опасно. — А если я верну себе память? — Войны не избежать, — пожал плечами Робб. — Моя задача или оттянуть этот момент, или помочь Анне не утопить страну в крови. Николас поморщился, вспоминая про недавний сон и уставившись на деревянную миску с похлебкой. В его тарелке, в отличие от Пемброковской, плавал жирный кусок кроличьего мяса.***
— Бля! — взвизгнул он не своим голосом, шарахнувшись от кустов прочь и слыша оголодавший волчий рык. Но Николас и шага не успел ступить, как в сумерках блеснул широкий меч.***
Первая деревня на Жемчуге действительно, как все и предупреждали, оказалась брошенной: их встретила пара охотников, забивших обезумевших от голода рысей, терроризировавших оставшихся в округе дома. Но даже тогда Робб не повернул назад. — Нам вверх, — кивнул он на белоснежно-синие ледяные шпили с широкой улыбкой. Этот поход доставлял ему немало удовольствия.***
— Когда я был помладше и Анну слушался во всем, я пропадал на Аргосе месяцами в поисках новорожденных ведьм, доказательств злодеяний Жозефины и магов-ренегатов… — Пемброк откусил замоченную в бульоне булку. — Навевает, — обвел он пальцем заснеженные кроны сосен. — И как? — Николас никогда особо не слышал об Аргосе, поэтому подвинулся ближе, прячась от промозглого ветра рядом с альфой. — Теперь есть с кем поболтать, — улыбнулся он, разглядывая его сверху вниз своими кристально-чистыми синими глазами. — И постель греется. Николас поморщился. — Когда же это закончится… — и закатил глаза для верности. Признаваться даже себе, что привык к Пемброку во всех отношениях, словесных, горизонтальных, вертикальных и даже синусоидных, почему-то не хотелось.***
В этих широких плечах одного из величайших герцогов в истории было что-то магическое, иначе Николас никак не мог объяснить, почему всегда смотрит на них, будто бы видит впервые. Зачем он взглядом провожает точеный подбородок, едва тронутый за эти несколько недель щетиной? Почему рассматривает прямой нос, пушистые черные ресницы и гипнотизирует взглядом яркие глаза? Отчего становится не по себе всякий раз, когда он смотрит в ответ, совершенно не стесняясь ни своего интереса, ни чужого? К чему вся дрожь в теле, особенно в коленях и руках, при любом его прикосновении? Небось, все это сила метки, не иначе. И секса.***
— И кого мы ищем? Ты же не будешь просто про культ спрашивать? — Николас помассировал виски, оглядывая вернувшегося с разведки Робба. В последнее время он уставал быстрее обычного. — Я же уже говорил. Того, кто знает здесь все. У меня нюх. Псина, подумал Николас и поморщился. Видимо, сегодня он ляжет без ужина — мутит.***
Пемброк уж в лице переменился — видимо, старик оказался прав, и дорога оказалась заброшенной. — Ну? — и снова назад он не повернул. — Вперед? Николасу не оставалось ничего иного, как подчиниться.***
— Ледник сошел в странном направлении, — наконец, заключил Робб, оглядывая ущелье и уперев руки в бока. — Смотри, — ткнул он пальцем вперед, — видишь? Николас кивнул, хотя ничего он не видел. — Он должен был сойти туда, — его рука показала чуть правее. — Ведьмы, не иначе. — Но если ведьмы, значит, они из культа? — Вряд ли, — недовольно поморщился Робб. — Но ты держись поближе.***
Ничего примечательного в этом месте не было, или просто Николас под конец дня так уставал, что ему бы не показалось странным, покажись здесь и сейчас вертолет или окажись у него в руке смартфон. — Хотелось бы горячей ванны, — мечтательно произнес он одними губами, прижимаясь к широкой спине мужа. — Зачем? — недоуменно брякнул Робб. — Ты меня и без того очень даже, — рука его хлопнула по истощенному бедру, — возбуждаешь. Сам не ожидал. На это у Николаса даже сил возразить не было.***
Жемчуга подковой огибала несколько деревень, три из которых оказались погребены под сошедшим совершенно магическим образом ледником. Набираясь сил на ледяных вершинах, она совсем истончалась к границе империи, и вовсе исчезала в пустынных степях, подпитывая скудные урожаи голодающих крестьян. Вся жизнь в этих краях была сосредоточена вокруг Жемчуги, и потому заброшенные хаты на берегу казались не на своем месте. — Он говорил про пять деревень. Это шестая, — с потаенной радостью Робб перехватил меч покрепче. — Воняет ведьмами. Николас ничего не замечал. Его уже который день подряд тошнило ото всего на свете: от снега, мужа, неожиданно распробовавшего себя в роли сыщика, себя, согласившегося на эту авантюру, и Жемчуги. — Стой здесь, — как будто Николас мог слезть без его помощи с лошади. Нет, мог, конечно, но только головой вниз. Как же он устал! Во всем виновата проклятая течка — после нее он проваливался в сон быстрее, чем успевал почувствовать руку мужа на талии. Николас слегка подался вперед, обнимая шею коня обеими руками. — Ну, ну, спокой… Черт подер… Робб! Но скрывшийся в сенцах герцог Пемброк вылетел из хаты, отброшенный магией, будто бы тряпичная кукла. — Вот, — чужая рука потянулась к лошади, осторожно поглаживая ее по морде, — мы, наконец, и встретились без лишних глаз, правда, мой любимый? — Блядь! — Цапля наклонилась под проемом, разминая шею. Высокая, в белоснежном зимнем дублете, расшитом серебряными нитками и подбитым мехом куницы, она больше походила на лесную нифму. — Вставай, ублюдок, — прорычала сквозь зубы, глядя на то, как Робб шатаясь пытается подняться. — Из-за тебя я лишилась покоя на несколько дней. Знаете, как сложно было вас отыскать из-за этой суки? Эта тварь первой лишиться головы! Эй! Тристан! Бери его и уходим! Николас даже не успел даже ничего возразить, отшатнувшись на седле назад, еле удерживая равновесие, как глаза Тристана потемнели, и он с досадой цокнул языком да женским голосом проговорил: — Черт, я на это не рассчитывала.