***
Изредка Жозефина пользовалась правом, дарованном самим императором, бесцеремонно врываться в покои будущего кронпринца и поднимать шум, достойный его невесты: — Ты! — кричала она, едва не загораясь адским пламенем, пока слуги спешно, опустив глаза, покидали кабинет. — Ты! — он, по обыкновению своему занятый изучением чего-нибудь интересного, медленно поднимал на нее тяжелый взгляд. Как сейчас. — Эта Элиш! Сука Элиш, которую я собственными руками придушу когда-нибудь, она… Она схватила их! Отыскала сундук! Ты представляешь! — Она уже в курсе? — спросил все еще герцог своим низким, зачаровывающим голосом. — Нет! Но это и подозрительно, — Жозефина сжала кулаки, локоны ее, бледно-желтые, почти серые, норовили превратиться в шипящих змей. — Она до сих пор ходит вокруг да около. Это и страшит. Она либо все знает, либо ищет кое-что другое. — Анна… и не знает? — герцог ухмыльнулся, откидываясь на спинку кресла. — Невероятно. — Столько лет нам удавалось скрывать это… Она не могла узнать так просто. И не оставила бы это без внимания. — Если только раньше нас не встретила его. — Я бы поняла, будь он здесь. — Никто до тебя не пользовался этой магией, ты уверена, что поняла бы? Жозефина выдержала стальной взгляд с достоинством: — Уверена, — произнесла она четко и без колебаний. Уж в чем, а в своих способностях она сомневаться не позволила бы даже ему. — Тогда докажи. Я слышал, что Пемброк женился на омеге. Раздраженно цокнув языком, она мотнула головой: — Я тоже. — Проверь, все ли с ним в порядке и не представляет ли он нам угрозу. — Омега? — фыркнула Жозефина надменно. — Как омега может представлять угрозу? — А из-за чего у Пемброка вышла такая спешка? Он рыскал по лесам и болотам по поручению Элиш, он лизал ее сапоги всю жизнь, а тут — взял да женился? Тоже поручение Элиш, значит, — он постучал указательным пальцем по столу. — Выясни сегодня же, кто это. Посмотри в его лицо. Если это блажь суки, он о магичках болтать не будет, раскрой себя. — А если начнет? — Убьем, — герцог просто улыбнулся.***
Николас не мог поверить: неужели романы действительно перемешались в этой подозрительной вселенной? А может окружающее и есть реальность, а его воспоминания о прошлой жизни — всего лишь сон-фантазия? А он-то, дурак, думал, что мир сам заполняет пробелы, которые не были описаны в романе. Оказывается, пробелы заполнялись другими произведениями, ведь, где одно, там и тысяча. Нет, это совершенно точно мир романа: не могла же ему присниться собственная семья, карьера и даже любовные похождения в таких подробностях? Он вздохнул. Впереди стояли еще не совсем голые деревья, чьи стволы чернели на общем светлом фоне, — лес, принадлежавший семье Пемброков вот уже в течение нескольких столетий. Николас обхватил сосну, чей мох оказался едва припорошенным снегом, и аккуратно спустился по склону. О пути назад он особо не беспокоился, всяко следы понаоставлял похуже снежного барса. Николас подобрал мокрую длинную ветку с земли и с размаху ударил ей по стволу одного из деревьев, потом прошелся по маленьким кустарникам и, наконец, просто чертил острым концом по земле, размышляя обо всем и ни о чем. Голова пухла от мыслей. — Так у меня получилось! — раздался радостный женский голос чуть справа, и Николас едва не шарахнулся в кусты со страху. Красивая. Молодая. Женщина-дворянка. С длинными пепельными волосами, доходящими до поясницы, в серебряном плаще, подбитом белым мехом. На перчатках красовались драгоценности, на лице — счастливая улыбка. — У меня, — как заколдованная она смотрела на замершего под ее взглядом Николаса, шепча себе под нос, — получилось… Я… смогла… ха! Я смогла… — Стойте! Что… Кто Вы? — вытянул он руку вперед, стоило ей сделать шаг навстречу. Улыбка моментально слетела с ее лица: — Я ошиблась? Не может быть. Это же ты. Николас никогда не встречал столь красивых женщин. Во всяком случае лично. — Мы… незнакомы, — выдавил он, чувствуя, как дрожит голос. Не из-за холода, из-за непонятного страха, больше похожего на благоговение. — Нет, — мотнула она головой, вновь делая шаг вперед и подозрительно щурясь. — Это точно ты. В чем же я ошиблась, раз ты ничего не помнишь…? И ты… Муж Пемброка? — она закрыла рот пальцами. — Черт! Этого не может быть! Сука Элиш! «Сука Элиш»? Анна Элиш, графиня-богачка и крестная дочь императора? Бывшая кронпринцесса, вдова будущего правителя всех этих земель? Кто мог к ней столь неподобающе относиться, кроме… Жозефина. Силы небесные! Перед ним в охотничьем костюме и плаще ручной работы с переливавшейся серебряной нитью стояла главная героиня романа, Жозефина Карнейская. — В-в-в-в-вы… — еще больше заикаясь прошептал Николас. — Да? — встрепенулась она, будто только этого и ждала. — Вспомнил? Это я! Николас-то вспомнил, однако… неужто она говорила о бароне Найтштайне? О реальном бароне, в чье тело он удосужился попасть аккурат после пьянки? — П-п-простите… я болел… — прошептал он. — С-и-и-ильно болел, поэтому могу Вас не вспомнить. Она нахмурилась. Ее красивое, кукольное лицо скривилось: — Нет, он меня убьет… — проговорила она раздосадовано. — Ничего не поделаешь. Лучше уж так, чем никак. Пошли, — Жозефина протянула руку. — Ну? Если бы его позвал Пемброк, Николас бы закатил истерику, но все равно бы пошел бы следом. Позови его Анна Элиш со своей змеиной улыбкой и фальшиво сверкающими от радости глазами, он бы сжал кулаки, но тоже бы не отказался. Но Жозефина… Отчего-то Николас попятился. — Нет… — мотнул он головой, сглатывая слюну и косясь на собственные следы. Стоило лишь по ним дать деру, а там уже ему помогут. Флавия оказалась права — эскорт необходим даже здесь. — Боишься? — хохотнула она удивленно. — Не бойся, я не обижу! Николас не верил ей. Как столь, по слухам, царственная особа, как Жозефина, метившая в кресло императрицы, могла оказаться здесь, посреди ущелья во владениях человека, о чьей преданности Анне Элиш ходили легенды? Как вообще могла простая женщина оказаться в заснеженном лесу, кишащем снежными барсами? Как они могли случайно встретиться, если только один из них не искал встречи? Николасу вот ее видеть не хотелось, значит, Жозефина попала сюда специально и с одной только целью… Но почему? Если слухи правдивы, и она талантливее Элиш в магии, то он им нужен для каких-то опытов? С другой стороны… отчего у него таких подозрений не возникло насчет Элиш и Пемброка? Он им нужен был, но вряд ли с какой-то грязной целью. Они его заколдовали? — В-вы… ведьма? — решился Николас. — Ведьмы сидят на болотах, я же чародейка, — казалось, она оскорблена. — Ч-что… Вы тут забыли? — Тебя. Грудь сдавило тисками. Она была чиста, словно первый снег, и все же Николасу было не по себе. Как если бы ее руки по локоть оказались в крови невинных. На него так повлияли россказни тех сплетников? — Уходите, — наконец, проговорил он твердо. — Этот лес принадлежит… мне и моему мужу. Мы не потерпим Вас в наших… — Мне все равно на этого гандона, — ее лицо обезобразил нечеловеческий оскал. — Как только я выпотрошу Элиш, я займусь им. За каждого моего человека, которого он отправил на тот свет или замучил, я буду отрезать от него кусок мяса. Николас побелел, сливаясь с пейзажем. — У-уходите… Немедля. — Без тебя я ни… Но он ее не слышал — дал деру вверх по склону, путаясь в собственных ногах и чувствуя, как морозный воздух колет легкие.***
Это конец. Или начало его пыток? Напрасно убегать от чародейки. Николас даже пальцем пошевелить не мог, обездвиженный каким-то простецким для нее заклинанием, а она все пыталась наколдовать портал, бормоча себе под нос что-то вроде: «Нельзя, чтобы ты пострадал, потому что в тебе и без того мало магии». Он и позвать-то на помощь не сумел бы — она его лишила дара речи. Слухи действительно не лгали. Жозефина обладала сокрушительной мощью: она щелкала пальцами, вскидывала руки и даже не произносила вслух заклинаний, а они все равно работали. Гения всегда было видно даже дураку. — Ну? — наконец, повернулась она к нему, беспомощно лежащему на спине посреди леса. — Гото… Ей не дали договорить — сбили с ног с такой силой, что она отлетела аж к рябине, больно ударившись спиной о ствол и наглотавшись снега. — Николас! — услышал он будто сквозь толщу воды знакомый голос. — Николас! — над его лицом склонилась обеспокоенная Элиш, и он почувствовал свои руки. Он даже мог двигать ногами! Аллилуйя! — С Вами все в порядке? Он даже открыл рот, чтобы разразиться радостью или проклятиями — в тот момент он все еще колебался, — как неожиданно Жозефина взревела: — Не трогай его! — Ты! Сумасшедшая стерва! — проскрежетала сквозь зубы Элиш, а Николас едва не пискнул, почувствовав, как его хватают подмышки, ставя вертикально. Роберт с каплями крови на плаще, видимо, недавно загнавший снежного барса, смотрел не на него, бледнеющего с каждой секундой от непонятных вокруг себя событий, а вперед, на отчаянно скалящуюся Жозефину. — Это я тебе должна говорить! Как ты посмела отнять у него то, что принадлежит ему! — Ничего ему под этим солнцем не принадлежит, — Анна с собранными в высокий хвост волосами шагнула вперед, загораживая и Роберта, сжимающего рукоять меча, и Николаса, норовящего грохнуться в обморок. Не получалось. Все-таки кисейной барышней он не был, а большего шока, чем попадание в чужое тело, представить было трудновато. Жозефина медленно обходила их слева. — Отдай по-хорошему, старуха, — проговорила она, едва не зарычав. — Знаешь же пословицу, малолетняя дура, про «бойся старых ведьм, ведь на кострах горят только молодые»? Это Жозефину только позабавило, но стоило ей улыбнуться, как хватка на плече Николаса стала сильнее. Стоя перед ним, прижатым спиной к широкой груди, он начинал ощущать феромоны, которые Роберт старался держать под контролем. — Отдай мне его сейчас же. — Через мой труп, идиотка, — Анна даже не шелохнулась. — Что же ты наделала! Сколько? Сколько ты создала? Та вновь оскалилась. Она, видимо, вообще редко улыбалась: только хмурилась да клыками щелкала, как зафлаженный волк. — Сбилась после первой сотни. Николас не видел выражение ее лица, но отчаяние Анны почувствовал по дрогнувшим плечам: — Ты сумасшедшая стерва... Полная дура, если решила, что ты способна это контролировать. — У меня получилось. Он тут. — Его быть здесь не должно! — взвизгнула на грани истерики Анна. — Тристан другого мнения. — Этот уродец может быть какого угодно мнения, — Николас поморщился от боли. Робб уже себя не контролировал, но все ощущение опасности, весь запах липкой крови — все исчезло, стоило этим двоим появиться. Его пугала даже не лапа на собственном плече, и не феромоны, проникающие под кожу, отчего-то будоражащие воспоминания о прошлой ночи, а Жозефина. Тонкая, высокая девчушка едва за двадцать. — Он эгоистичный идиот. А ты, безмозглая цапля, пошла у него на поводу! Фыркнув, Жозефина выпрямилась, замерев в нескольких метрах от них: — Я выношу этот вопрос на суд культа. — Выноси-выноси. Все будут на моей стороне, — Анна заметно расслабилась. — Кто? — дерзко вздернув подбородок, она сложила руки на груди. — Если кто узнает, что он тут, все будут на стороне Тристана, — Жозефина посмотрела Николасу прямо в глаза. — Ведь он. Принадлежит. Ему. И тут Николас завыл, а потом только беззвучно захныкал от невыносимой боли, царапая ногтями виски, извиваясь, как змея под пытками, — Жозефина не просто ворвалась в его сознание, вытягивая необходимые воспоминания, она ломала, давила и будто растирала в голове осколки стекла. Их первая встреча, когда он посчитал его красивым и обходительным. Кто это? Он не видел лица, но чувствовал будто бы знакомый феромон. Альфа. Его альфа. Николас почувствовал чьи-то руки на своих щеках, но боль отступила лишь на мгновение. — Сейчас же прекрати! — слышал он шепот у своего уха. — Он умрет! Их первый поцелуй и множество других, еще более запретных и от этого таких желанных. Его первое оскорбление в его адрес, шипяще-ненавидящее «сукин сын». Озеро, у которого он попросил «один хороший день». Они танцуют, танцуют, танцуют, и он говорит, что тот «один хороший день» никогда не сравнится с этим. Он целует его на лестнице около фонтана — впервые, не стесняясь. Он совершенно случайно видит их стычку с Элиш — единственной, у кого есть лицо в этих воспоминаниях, — где он говорит ей «не смотреть, не разговаривать и даже никогда не успокаивать его». — Жозефина! Дура! Прекрати! Он снова обзывает его, говорит, что «суки, вроде тебя» годятся только, чтобы удовлетворять желания. На бал по случаю Рождества он идет с Элиш, которая его веселит. Элиш спрашивает у него, почему он спит с ним, и ему делается дурно. — Жозефина! Черт тебя дери, есть в тебе хоть капля мозгов! Он почти падает в обморок, но безликий альфа подхватывает его — он позволяет. Он едет домой, жалеет, что он не пришел его проводить, и ему махает только Элиш. Рядом с ней стоит человек, очень похожий на герцога Пемброка, но это не Робб. Похороны его отца, он плачет на его могиле, дома, в спальне. У него никого не осталось, кроме себя самого. Он совершенно разбит, ему кажется, что он умирает, встречает его, когда пытается продать выигранную в карты еще во дворце магическую побрякушку. Он его целует, предлагает жить вместе, раз уж ему опостылел его дом. Он узнает, что он убил во второй раз — его отца. Их третья крупная ссора, он в бешенстве, он впервые пробует на нем черную магию, чтобы его успокоить. Снова озеро. Черная магия во второй раз, правда, другая, но снова — чтобы он успокоился. Человек, похожий на Пемброка, говорит ему о том, как сильно он стал его ненавидеть, что от былой любви не осталось и следа, и это случилось только по его вине. Элиш ставит перед ним чашку с чаем и улыбается. Он вырывается из стальной хватки и бьет в него черной магией. «У него есть то, что недоступно многим, и он это совершенно не ценит». «Ты принадлежишь мне». — Жозефина! Николас наконец смог вздохнуть. Он словно вынырнул из-под воды. По щекам катились соленые слезы. — Вспомнил? — донесся до него нежный голос. — Николас! Как ты? — Элиш смотрела на него расширившимися от ужаса глазами. Что это было? Он помнил все эти эмоции, но кроме Анны и Пемброка не видел ничьих лиц. — К-кто... к-кто вы все...?