Сад падающих звезд

      — Перестань реветь, Иванова, — тихо сказал Саша в её макушку.       Полина всхлипнула, отодвигаясь на десяток сантиметров, чтобы задрать голову и уставиться на него зарёванными, опухшими и красными глазами.       Они были слишком близко. Ничтожные сантиметры, от которых становилось больно дышать и сложно переваривать происходящее.       Он замечательно пах, несмотря на выкуренные сигареты. Полина уловила смесь табака и свежести — поразительное сочетание, щекочущее нос.       Она не отпускала его, словно боялась, что он просто возьмёт и исчезнет с пробитого местами пирса. Крепко сжимала в холодных кулаках футболку, смотря такими ясно-голубыми, сверкающими в темноте глазами.       В Саше проснулась несвойственная нежность. Он колебался секунду, пока внутренний голос не шикнул: «Сотри уже эти капли, застывшие на красных щеках».       Он поднёс руку к её лицу, замечая, что девушка никак не отреагировала. Стерев костяшками прозрачные капли с щёк, мягко улыбнулся. Полина продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазищами, будто впервые видела.       — Мне так жаль, — проскрежетала девушка, качая головой.       У него защемило сердце от надорванного хриплого голоса. Тяжело сглотнул, понимая, насколько искренней оказалась Иванова.       Она молча сопереживала, не разглагольствуя и не наседая тупыми фразами.       Просто сказала «жаль», но и то вышло с трудом — слишком тяжело было говорить.       Она моргнула, и новые капли, сорвавшиеся с глаз, полетели по щекам.       — Прекрати плакать.       Саша шумно выдохнул, кладя голову на макушку и притягивая обратно. Полина без слов подчинилась, утыкаясь носом в мокрое от слёз местечко на груди.       У него буквально сводило мышцы рук от прикосновений к девушке. Это было что-то запредельное, трепетное и очень нежное — несвойственное для таких, как они.       — Мне правда жаль, — прошептала Иванова, прикладываясь ухом к левой стороне.       Полина чувствовала нечто правильное, пока стремительно бежала к заброшенному пирсу, где, к счастью, был Саша. Она не останавливалась ни на секунду, не сомневалась в своём решении и не хотела отступать. Просто рванула вперёд, врезаясь в него, пытаясь забрать часть душевной боли.       И как бы странно это не выглядело, мозг отказывался думать, что это что-то ошибочное, неверно сделанное. Напротив, он с особой изощрённостью подталкивал мысли, что это как раз то, что нужно, необходимо сделать прямо здесь и сейчас.       Они ведь даже не друзья — это общеизвестный факт для одноклассников.       Так. Просто Фихнеев и Иванова, задирающие друг друга по поводу и без.       Они просто сосуществовали в одной колее, пока выпускной не разделил их. Сейчас, когда их жизни столкнулись, словно машины, летящие друг на друга, происходило что-то необъяснимое, не поддающееся логике и здравому мышлению.       Полина совсем не думала, как выглядит со стороны, пока отчаянно хваталась за его грудки, вдыхая табачный и мускусный запахи, исходящие от футболки. От его горячего, едва вздрагивающего тела.       Она только могла догадываться, что он чувствовал внутри, и от этого становилось физически больно.       И ей хотелось хотя бы немного забрать это, чтобы облегчить страдания.       Было что-то приятное в том, как его тяжёлая горячая рука ласкала её волосы приглаживающими движениями. Он гладил, прижимая к себе, и Полина была не в силах отойти ни на шаг. Хотела быть в его объятьях, будто через прикосновение могла забрать частичку атаковывающих мук.       — Всё хорошо, Полина, — она вздрогнула, когда его губы коснулись её макушки.       Кивнула, хотя хотела закричать: «Нет!»       Как могло быть всё хорошо, когда он лишился близкого человека? Конечно, он считал себя мужчиной, которому не подвластны чувства и чувствительность, но мог хотя бы сейчас позволить себе быть расстроенным, задетым за живое, уязвимым.       Она бы поняла это.       Приняла бы.       Полина не раз слышала, как Саша или один из его друзей отзывались о дедушке Ване. Только хорошее. Исключительно положительное мнение, заставляющее сомневаться, что Саша Фихнеев — внук такого замечательного человека.       Он не только помогал маме с рассадой цветов в оранжерее, но и был тем, кто ежегодно посещал школу, внося хороший вклад в украшение территории. Все клумбы, обставленные различными камнями, большими формами и оградой — это его заслуга.       Каждый май, на протяжении одиннадцати школьных лет, Иван Федорович приходил и помогал участвовать в субботнике, занимаясь исключительно цветами, пока остальные красили бордюры, подметали дорожки и избавлялись от мусора.       Человек, который помогал тем, чем мог. Тем, что умел.       Она вдруг сделал шаг назад, выбывая из его крепких и тёплых объятий. Вытерла слёзы и криво усмехнулась, ловя заинтересованный взор Фихнеева. Она вдруг захотела рассмеяться от комичной ситуации.       Просто сорвалась, приехала к нему и обняла — это вообще ненормально.       На грани сумасшествия. Серьёзно!       Она мягко улыбнулась, кивнула зачем-то и посмотрела в его глаза с долей неуверенности и смущения.       — Я… Я пойду, — сказала она, отступая на шаг назад.       — Серьёзно? — он вскинул бровь.       — Да, думаю, что да. Просто… Я… Мне…       Полина глубоко вдохнула, не зная, как сказать, откуда узнала о случившемся.       И этот его взгляд, карабкающийся в душу, выгребающий и выворачивающий наизнанку.       — Посиди со мной, — сказал Саша.       И она вдруг… Просто улыбнулась, отчаянно сильно кивнув головой несколько раз.       Фихнеев сел на деревянный пирс, достав сигарету, затем повернул голову, наблюдая за тем, как рядом уселась Иванова, забывая об изящности и аккуратности — плюхнулась, подтянув колени и положив на них голову.       — Будешь? — он протянул пачку к девушке.       — Нет, — ответила Полина, вспоминая, как на языке от папиросных штучек оставалась терпкая горечь.       Она курила, будучи школьницей, когда не хотела выделяться из толпы. Эта дурь была мгновенно выбита из головы, когда наступило осознание, что не стоит потакать желаниям остальным. Она вполне могла решить сама: хочет травиться табаком или нет.       — А было время, когда ты сбегала с уроков, чтобы покурить за гаражами, — усмехнулся Фихнеев, оставляя пачку сигарет между ними.       — Было время, когда ты не курил, — в тон ответила Иванова, поворачивая голову к нему.       — Не было такого времени, — вдруг сказал Саша, выпуская изо рта дым.       — Сколько тебе было лет, когда ты начал курить?       — Пятнадцать.       Полина хлопнула слипшимися ресницами, выглядя удивлённой. Фихнеев никогда не был замечен за нечто подобным. Он тщательно скрывал это, иначе как объяснить отсутствие табачного шлейфа, если он начал курить в пятнадцать?       — Врёшь?..       Саша повернулся к ней, и она вдруг поняла, насколько он был уставшим, вялым и болезненным. Его губы слабо дрогнули в улыбке.       — Нет. Я просто был более осмотрителен в таких вещах, — ответил Фихнеев, и Иванова узнала в его словах тонкий намёк на её буйную жизнь в шестнадцать.       — Это было всего лишь раз, — прорычала Полина, ненавидя за то, что это гадкое воспоминание шло за ней, наступая на пятки.       — Иванова, ты половину девятого и большую часть десятого классов ходила, словно под чем-то. Постоянно с замыленным взглядом, вялой речью и отсутствием строгости к учебе.       Она прикусила губу, когда Саша продолжил:       — Твои дружки влияли на тебя очень отрицательно, и я был в шоке с того, что твоя мама никак на это не реагировала. Ты же просто рыла себе яму. Пропал интерес к учебе, ты еле закончила девятый класс. Я вообще с трудом поверил, что ты серьёзно решила пойти в десятый.       — Просто был плохой период.       Отмазка, которая должна была поставить точку в этом разговоре. Полине не нравился отчитывающий тон Саши, но он говорил правдивые вещи, коих никогда не озвучивал. Она ни разу не слышала в свой адрес нечто подобное от него, и это заставляло притихнуть, прислушаться и послушать взгляд на ситуацию.       — Это показатель безответственности и безнравственности, — строго сказал Фихнеев, бросив на неё колкий взгляд. — Ты была девочкой, подающей надежды на чёртову медаль. Даже ботанши, которые спали и ели с учебниками, были удивлены, что в тебе, маленькой раздолбайке, столько потенциала.       Он усмехнулся, стряхивая пепел, когда Полина неотрывно наблюдала за его эмоциями. Волосы растрепались, выглядели так, словно хотели причесаться, осунувшееся и бледное лицо, с не особо выраженными эмоциями. Просто такой… Нейтральный, но едкий.       Сладкий, но горький.       Расслабленный, но напряжённый.       — И что, вот ты тёрлась с этим Анисимовым полгода, тебе что-то это дало?       Полина судорожно выдохнула от воспоминаний об этом человеке. Пашка Анисимов — красавчик старших классов, умный, но невоспитанный. Хулиган. Он был хорошим, наверное, до десятого класса, пока не познал вкус «взрослой» жизни, когда понял, что девочки — это предмет, который может возвысить его положение, а бутылка пива и тлеющая сигарета повысить уровень уважения от пацанов.       Ну, кто бы рискнул так щеголять по оживлённым улицам города в шестнадцать? Никто, потому что боялись закона, наказания и порицания.       А он, Пашка Анисимов, просто шёл напролом, не замечая правил и осуждая всех, кто осуждал его.       Он был красив и мил на лицо, но ужасен в душе. Высокий, смуглый, худощавый, с кучерявыми волосами и медовыми глазами. Носом с горбинкой, которая появилась после драки, где ему прилетел кулак в переносицу — он гордился этим. Задиристый, громкоголосый, не принимающий поражения.       Он был сладостью для кокеток и головной болью для остальных.       Полине понравился он в самую первую встречу, которая случилась на Центральном пляже, куда она пришла с Ритой позагорать. Просто увидела толпу старшеклассников, которые решили прибрать девчонок к своему местечку. С того злополучного дня и началось это — непойми какие отношения между Анисимовым и Ивановой.       Они гуляли всегда в компании и очень редко вдвоём. Они ходили в кино раз в месяц, иногда целовались и даже не держались за ручку. Они не друзья, как говорил Паша, а вот Полина как раз-таки считала его другом.       Он был всем для неё и в то же время никем. Просто Паша Анисимов, забравший её первый поцелуй.       Она всегда думала, что это будет романтично, как фильмах или книжках о любви, но это случилось, когда он выпил слишком много алкогольного напитка, сносящего голову, а она была и не против — он же ей нравился, почему нет?       Они не встречались. Никогда. Полине он нравился, но начинать какие-то серьёзные отношения не хотела. Не доверяла ему, потому что Анисимов, как бы мягко сказать, был любвеобильным, меняющим свои увлечения каждые две недели. Она видела, как девки плачут и страдают по нему, а он уже с другой — за ручку идёт по школе, блестя своими кривыми зубами.       И эта непонятная недодружба длилась без малого восемь или около того месяцев, пока Анисимов не сказал Полине: «Прекрати за мной таскаться. Ты — одноразка и не более того. Я не смог тебя трахнуть, и мне надоело носиться, как курица с яйцом. Гудбай, монашка!»       Она разобиделась, надулась так, что прекратила гулять с появившимися подружками, за исключением Ритки. Просто вычеркнула всё, что связано с Пашей. Это было больно, ведь он ей нравился очень сильно, но безответно. Анисимов хотел просто заняться сексом, а потом бросить, но вот не задалось — Полина не стала очередной девицей, раздвинувшей свои ноги.       Она гордилась, что не позволила чувствам взять верх и не легла под такого гнилого человека, как Паша Анисимов.       Хотя, были мысли сделать это, ведь у них как бы было близкое общение, которое можно было бы приравнивать к полноценным отношениям, за исключением тех сомнительных моментов, где он таскался за каждой короткой юбкой.       Она стойко игнорировала его присутствие до окончания школы. Он был старше на год, так что это было хорошим поводом начать с нуля. К моменту, когда они окончательно перестали общаться, началась зима, что означало, что он выпустится через несколько месяцев и покинет гимназию насовсем.       Кстати сказать, он не сдал единый государственный экзамен. И не явился на пересдачу.       Она ничего не знала о нём, да и не хотела узнавать. Он остался в прошлом, как грязная ошибка, наложившая неприятный отпечаток.       — Я… Поняла, какие бывают люди, — вздохнула Полина.       — Он же тупой имбецил, — скривился Фихнеев. — Самый тупой, не смогший окончить школу. Камон, он сдавал три предмета, и в это число не входил профильный матан.       — Он был красивым.       — Ах, ну да. Сломанный нос, раскосый взгляд и очаровательная улыбка — самый лучший набор. Зачем нам смотреть в душу, правда, если обёртка очень красивая? Иванова, он был выпендрёжником, чьи понты не стоили ни гроша.       — Сказал человек, который год мутил воду с Алиной Авериной, — фыркнула Полина, закатывая глаза.       — У неё хотя бы было серое вещество, — отозвался Саша.       — Его было настолько мало, что она изменила тебе с лучшим другом, — скривилась Иванова, вспоминая школьные разборки на поле для футбола.       Саша усмехнулся, вспоминая этот случай. Его знали абсолютно все в школе, потому что поднялся такой скандал из-за сломанного носа и руки Олега Евтушенко.       Алина Аверина — девочка из благородной семьи, которая не знала, как выделиться из толпы, поэтому красила свои волосы в ненатуральные и очень странные оттенки — нежно-розовый, светло-пурпурный, светло-фиолетовый и прочее.       Они сошлись с Фихнеевым в начале десятого класса. Как — непонятная загадка, остающаяся до сих пор в неведении, но говорят, что они просто сблизились после того, как их посадили за одну парту.       И вот они перестали скрывать, что являлись не только соседями по парте, но и парой — гуляли за ручку, целовались и обнимались. Их можно было встретить не только на школьных переменах, но и за пределами школы.       Такая розово-ванильная атмосфера длилась примерно год, с ноября до сентября, пока не выяснилось, что Аверина — проститутка, изменяющая направо и налево. Тогда Олег Евтушенко показал видео, снятое на какой-то летней тусовке, где, разумеется, не было Саши.       Алина сама начала приставать к Олегу, а уже через полчаса отсасывала в туалете, забывая, что один являлся лучшим другом для Фихнеева, а вторая — любимой девушкой.       Кстати сказать, досталось не только бедному Евтушенко, который отказался выдвигать обвинение в нанесении тяжких телесных.       Аверина тоже пострадала, но Саша не сам её тронул. Он наорал, сказал пару «ласковых», а в дело вступила девчонка, с которой Фихнеев неплохо общался — Наташка Рассомахина. Татка вдруг решила проявить дружескую поддержку и накинулась на бедную розоволосую красу.       В общем, Олег Евтушенко был на больничном целый месяц, а Аверина старательно замазывала фингал под глазом и царапины на лице. А, ну ещё ей пришлось подстричься почти под каре, потому что Рассомахина плюнула жвачку, намешанную из нескольких брусочков Орбита, в волосы.       Саша перестал общаться с Олегом, но смог его простить. Понимал, что отчасти вина лежала не только на нём, но и на девушке.       Но больше не смел делиться секретами и помогать в чём-либо. Этот человек «умер» для него.       — Она хотела гулять, — простодушно ответил Саша, скрещивая ноги и опираясь на руки.       — Мерзко для девочек, — Полина поёжилась.       Несмотря на своё воспитание, которое нельзя было приравнять к «жёсткому» и «матриархичному», Полина понимала суть дозволенности.       Она не хотела стать той, кто разменивает свою невинность на тупых мужиков, не желающих нормальных здоровых отношений. Не хотела познать учесть брошенки или какого-то приза, стать чьим-то достоянием насмешек, что её погано трахнули на вписке.       — Ну, я не осуждаю тех, кто свободно занимается сексом. Это их дело. Тем более, мы живём в современном обществе, где нельзя никого осуждать — это их жизнь и их выбор.       — Я согласна! Но… Девушки — это что-то образцово-показательное. Во всяком случае, я не была в таких ситуациях, и мне сложно понять, чем руководствовалась Алина, когда так смело решила изменить тебе с Олегом.       — В смысле не была? — удивлённо спросил Саша, повернувшись к ней и вскинув брови.       Полина скривила губы. Она прекрасно помнила те ужасные слухи, ходившие о ней и Паше.       — Я помню, как минимум, десять историй, где, когда и во сколько тебя имел Анисимов.       Да-да, те самые слухи, распространяющиеся со скоростью света.       Какими бы ужасными и погаными они не были — это была ложь, навеянная третьими лицами. Они говорили, что Иванова поддалась очарованию Паши и легла под него, что и требовалось доказать.       Она глубоко вздохнула и посмотрела на море, в котором отражался полумесяц.       Ей было больно слышать тихие перешёптывания от одноклассников, чувствовать косые взгляды и видеть пальцы, направленные в её сторону. Полина знала правду, и этого было достаточно, чтобы задирать перед ними нос.       — Тебя называли анисимовской подстилкой, — продолжил Саша, поглядывая на равнодушное выражение лица Ивановой.       — Мне плевать, как они меня называли. Я не спала с ним. Никогда, — быстро ответила девушка, прикрывая глаза. — Всех девочек, кто с ним ошивался, называли так.       Саша был удивлён. В смысле никогда не спала? Он не верил, что она не была с ним близка в плане секса. Это же глупо. Столько историй, слухов и предположений — и всё просто перечёркнуто одной фразой: «Не спала с ним. Никогда». Это так же странно звучит, как и: «Иванова никогда не пила пиво».       Что-то нереальное.       — Но ты входила в число свежих и горяченьких новостей после выходных, — хихикнул Саша, когда Полина открыла глаза, удивлённо округляя их в вопросе. — Знаешь, приходишь в школу, чтобы посидеть на литературе и послушать занудный трёп об Анне Карениной, а слышишь, как девки шепчутся, что Иванову трахнули в школьном туалете на прошлой неделе.       — Правда? Такое было? — изумилась Полина.       — Ага, — вяло ответил Саша.       — Вот курицы, — прошипела Иванова.       — Ну, это было забавно, правда. Вы ходите, трётесь везде. Вполне разумно, что такие слухи будут ходить вокруг вашей парочки. Мне было смешно наблюдать за этим.       — И что смешного?       — Ты, как брошенный щенок, гонялась за ним, пока он трахал других. Честно, Иванова, хоть капля самоуважения была к себе в тот период? Ты яро его защищала, задирала свой нос, будто он действительно твой парень.       — Он даже не был моим парнем! — воскликнула Полина.       — Ну, все так думали, понимаешь? Ты ревностно относилась к его одноразовым, так скажем, свиданиям, постоянно ругалась с ним, но при этом продолжала обжиматься. И что, ты хочешь сказать, что не было повода для слухов? Иванова, иногда ты вела себя очень вызывающе — отсюда и слухи.       — Это был не самый хороший опыт, — призналась девушка.       — И зачем ты вообще с ним была?       Полина задумалась над ответом, начиная немного нервничать. И как правильно истолковать свои мысли?       — Все мои ровесницы встречались с парнями, а даже если и нет, то у них был опыт. Ну, знаешь, этот, когда бабочки в животе и всё такое, — она смущённо выдохнула, прикрывая глаза. — Мы познакомились с ним, и он почему-то показался мне вполне нормальным, с которым можно будет испытать первые романтические отношения. Потом уже поняла, что это был дохлый вариант, и мне стыдно за этого.       — Нельзя никогда ничего стыдиться, Полин, — выдохнул Фихнеев, вновь прикуривая сигарету. — Ты же осознанно шла на это, и тебе хотелось чьего-то внимания.       — Ну, да. Твоего задиристого внимания мне было предостаточно. Нет. Просто он казался таким… Не знаю, хорошим и добрым поначалу. Обходительным. Внимательным. Да, господи, просто нормальным парнем с хулиганистым манером. В этом нет ничего плохого. Все девочки любят плохих парней.       — Это точно.       Полина не успела вовремя прикусить язык, потому что с её рта слетело:       — Ты в порядке?       Саша наградил её тяжёлым взглядом.       Они болтали о школе, и это, казалось, отвлекло его от тягостных мыслей хотя бы на некоторое время, но вопрос, заданный девушкой, заставил вернуться к смерти дедушки.       — Тяжело принять такую информацию, но я буду в порядке.       — Мне, правда, жаль, что это произошло с тобой. Я… Я слышала, как он был тебе дорог.       — Как ты узнала? — спросил он, крепко затягиваясь.       — Мама сказала.       — А, я об этом не подумал, — в его голосе слышалась рассеянность. — Забыл, что они знакомы.       — Она сказала, что тебя не будет в четверг и пятницу, и я сама спросила, почему, — объяснила Полина, зарываясь носом в коленку и исподтишка поглядывая на Сашу, который понятливо кивал головой.       — За тобой присмотрит Гоша. А об этом месте откуда узнала?       — Нетрудно догадаться, куда вы выбирались с дружками, чтобы без лишних глаз попить пивка, — хихикнула Иванова.       — Тоже верно, но это же не единственный заброшенный причал.       Полина об этом не думала. Она знала лишь единственный, куда выбирались парни пожарить хлеб и сосиски, ну и, конечно, пригубить сладкий алкоголь.       — Я сначала хотела позвонить, но… Решила, что поеду сюда. Если бы тебя здесь не было — это был бы провал, и мне бы пришлось быстрее бежать домой. Компании в этих домах, — она кивнула головой назад. — Сомнительные.       — Ты поступила глупо, поехав ночью, — серьёзно сказал Саша, бросая на неё полузлой взгляд.       Полина зарделась, пожимая плечами.       — Единственное, что во мне не изменилось — безрассудство. Иногда я делаю поступки, о которых потом сожалею.       — О, ты сожалеешь, что приехала? — усмехнулся Саша.       — Нет, нет. Я… — она раздражённо тряхнула головой, отчего несколько прядей упало на лицо.       Саша выгнул шею, чтобы увидеть розовые щёки, но она отвернулась в противоположную сторону. Он поднял руку, касаясь волос и убирая их с лица, позволяя себе наслаждаться алеющим лицом и неясным взглядом.       — Я просто… Не знаю. Фихнеев, хватит трогать мои волосы!       Она резко посмотрела на него, но в голубых глазах, затянутых серебристым отливом, плясали смешинки. Полина не сдержалась и широко улыбнулась.       — Я подумала, что, возможно, тебе нужна была бы компания. Как глупо с моей стороны, да? Ты мог быть с друзьями.       — Они даже не в курсе, — он пожал плечами, отворачиваясь.       — А твоя девушка?       «Полина, ты когда-нибудь начнёшь думать, а потом говорить?» — подумала она про себя.       Фихнеев резко повернулся, смотря непонимающим взглядом. О чём шла речь? О какой девушке?       — Девушка?       Полина поёрзала на месте, чувствуя неловкость. К щекам прилил жар, и она пояснила:       — Ну… Та, блондинка, которая была с тобой на пирсе.       — А, — Саша широко улыбнулся. — Нет, Маша не моя девушка.       — О, — она понятливо кивнула. — Не подумай, просто…       — Иванова, угомонись, всё нормально. Она просто с Олесей везде таскается. С рыжей, ты её видела. В клубе у нас.       — А, ну… Ладно? Просто…       Полина глубоко вздохнула и слишком тихо сказала:       — Если ты захочешь поговорить об этом, я буду рада послужить ушами.       — Спасибо, Иванова.       Саша улыбнулся ей, а потом резко встал на ноги, разминая затёкшие мышцы.       — Пошли, я подвезу тебя.       — Подвезёшь? — спросила Полина, поднимая на него вопросительный взгляд.       Она не знала, что у него была машина. Не знала, что он сдал на права в то же лето, что и окончил школу. Она ничего о нём не знала, но этот парень, ненавидящий и задирающий её всю школьную жизнь, открывался с другой стороны, и она была очень замечательной.       — Ага, — просто ответил Саша, протягивая руку.       Полина ухватилась за его крепкую мозолистую ладонь и почувствовала, как в животе завязался нервный узел, когда их руки соприкоснулись.       Её ручка была холодной, а его — горячей, почти обжигающей.       Что-то нервно затрепетало внутри.       «Он так нежно касается меня!» — подумала она, прикусывая изнутри щёку.       Фихнеев потянул на себя девушку, и Иванова встала на ноги, едва не пошатнувшись вперёд — колени затекли от неудобной позы.       Минутная игра в напряжённые гляделки. Она не верила в услышанное. Какая ещё машина?       — У тебя есть машина?!       Спросила она, когда Саша отпустил её руку и медленной походкой направился прочь с причала.