потанцуй со мной
в параллельной вселенной, где нас тоже нету
потанцуй со мной, потанцуй со мной
мне нужно вспомнить, кто я
♫ Alai Oli — Wonderland
Закрыв дверь комнаты на ключ, Шикамару обернулся к Таюе — та поспешно стаскивала с себя футболку. Чересчур быстро, по его мнению; можно было бы плавнее, в ритме адажио, спешить им некуда, но Таюя не умела иначе — или не хотела. Или все девчонки были такими, а эротические сцены в фильмах врали. Какая разница. Стянув свою футболку, Шикамару шагнул к Таюе, подтолкнул к кровати, укладывая на спину. Поцеловал в губы, сжал в ладонях маленькую грудь, услышал стон… процесс походил на механический. Не так должно быть у влюбленных подростков в их первые разы. Будто они уже давно живут вместе, их дети учатся в колледже, а они оба устали за день на работе. Скорее закончить, отвернуться к стене и заснуть. Интересно, как это происходит у Хидана с Ино? Перед глазами у Шикамару полыхнула картинка: она подходит к Хидану, проводит ладонью по его груди, он опускает руки на ее ягодицы, притягивает к себе, требовательно целует, подхватывает под бедра, она обвивает ногами его пояс, он несет ее на кровать, укладывает, сам снимает ее топ, любуясь открывающимся ему зрелищем, осыпает поцелуями шею, хватает губами соски, слушает мелодию ее стонов-охов-вскриков… В пояснице у Шикамару закололо, тело Таюи сжалось, и он вовремя поймал ее губы, пряча непрошеный возглас чужого имени. Ино. Ино-Ино-Ино. Она билась у него под кожей и текла по венам жидким золотом, она слепила глаза солнечными лучами, она растекалась сладостью на языке — и прямо сейчас где-то таяла в руках у другого. — Кайф, — Таюя потянулась по-кошачьи. — Ты первый в душ или я? Или вместе? — Иди ты первая. Если ее и задел отказ совместного мытья, то только немного. Таюя выпорхнула из-под одеяла и танцующей походкой направилась к душевой, а Шикамару, повернувшись на спину, уставился в потолок. Зачем он до сих пор не прекращал это? Неужели ему так необходим секс? Это приятно, но не жизненно важно. И Таюя не была из тех девушек, которые впадают в депрессию от расставания, плачут и не хотят жить. 89% из 100, что на его предложение расстаться Таюя сказала бы что-то вроде «ладно, можем остаться друзьями, все было клево». 11% — «ну и иди к чертовой матери, козел». Но… Но, приняв душ после нее, Шикамару еще немного прогулялся с ней по улицам и распрощался, чувствуя облегчение.***
Домой идти не хотелось. Дома были родители; мама либо привычно выносила отцу мозг, либо, пользуясь отсутствием сына, они вдвоем занимались чем-то поинтереснее. В обоих случаях Шикамару был бы третьим лишним. Чоуджи ушел на свидание со своей ненаглядной Каруи. А Ино… Выдохнув, Шикамару сунул руки в карманы. Его телефон заиграл неожиданно, словно знаком свыше: «hey, sister» пели Avicii. Рингтон этой песни стоял у него на обоих друзей, часть на Чоуджи, часть на Ино. — Алло? — Ты где? — спросила она. — Возле «Ичираку», — Шикамару глянул на вывеску кафе. — А что? — Можешь подойти к Уэно? Шикамару занервничал. Что, если Хидан на самом деле оказался подонком и обидел ее? — Зачем? — Господи, Шика, если тебе сложно, так и скажи! — сердито выпалила Ино. — Нет, не сложно, сейчас подойду. Куда? — На наше место, — сказала она, и внутри Шикамару разлилось тепло. На «их» место. Как давно они не были на тех дальних «своих» аллеях? Со средней школы?***
Издалека он заметил Ино — но она его не заметила. Пользуясь тем, что эта часть парка была безлюдной, Ино танцевала — кружилась посреди улицы. Танцевала ту сцену, что они отрабатывали, где никак не выходила поддержка. В джинсах она была не менее грациозна, чем на пуантах. Эффектно развернувшись, Ино встретилась лицом к лицу с приблизившимся Шикамару, и ее щеки вспыхнули румянцем. — А если бы я тебя с ног сбила, дурак? — Ты бы меня не сбила, — хмыкнул он. — В тебе веса не хватит. Что за приступ любви к искусству? Ино упала на скамейку — просто садиться она не умела, либо плавно опускалась, либо драматично падала. Шикамару присел рядом, щелкнув зажигалкой. — Я подумала… для Асумы-сенсея на самом деле очень важна та пьеса. Это его первая работа, как постановщика. Он хочет доказать — всем, отцу, себе — что не хуже Хирузена. Думаю, более того, хочет его превзойти. А мы его подводим. — Да уж, — согласился Шикамару. — Паршивые мы ученики. — Нет, — Ино мотнула головой. — Мы оба талантливые танцоры. Как ни странно, даже ты. У нас не получается только один элемент. Важный, но только один. Вариаций много, суть не меняется. — Ты хочешь сказать, что мы должны тренироваться сами, без Асумы? — Наконец-то наш гений понял, — Ино забросила ногу на ногу, сунула руку в сумку и достала книгу. Вручила ее Шикамару. На обложке значилось «Уильям Шекспир. Много шума из ничего». — Настолько серьезно? — А ты как думал? Мы должны не просто танцевать, мы должны прожить свои роли! — глаза Ино вдохновенно заблестели. — И ты должен быть синьором Бенедиктом, молодым знатным падуанцем, а я — Беатриче, племянницей губернатора Мессины! И… — она на миг задумалась, прежде чем продекламировать, — Между нею и синьором Бенедиктом идет шуточная война: стоит им только сойтись, как сейчас же начинается перестрелка остротами… Так говорил Леонато. — Ага, — сказал Шикамару. — Я читал. — Как я не догадалась, — Ино скорчила рожицу. — Тогда, может, порепетируем? Или я тебя отвлекаю от свидания? — Нет, не отвлекаешь, всего-то вырвала меня из постели… шучу! — быстро добавил Шикамару. — Честное слово, шучу. Ты права, нам нельзя подвести Асуму, раз уж он не хочет брать на главные роли никого другого.***
Плавный разворот. Взмах руками. Пронзительный недовольно-раздраженный взгляд: Бенедикт вернулся с войны, о нем отзывались, как о превосходном воине, но она считала его хвастливым, никчемным, скучным и ни капельки о нем не волновалась. — Удивляюсь, как это вам охота все время болтать, синьор Бенедикт, когда на вас никто не обращает внимания. Движение, похожее на поклон, взять ее за руку, пройтись вокруг по часовой стрелке, одарить чуть снисходительным взглядом: всего лишь женщина, очаровательное создание с острым язычком. Показательное удивление, взлетевшие вверх брови: — Как, милейшая Шпилька, вы еще живы? Еще один круг, и руки размыкаются. Гордо вскинутая голова, efface. — Может ли Шпилька умереть, когда у нее есть такой удобный предмет для уколов, как синьор Бенедикт? Сама Любезность должна превратиться в Шпильку в вашем присутствии. Когда она говорила, Шикамару поймал себя на том, что не узнает Ино — потому что здесь и сейчас это была не Ино. Это была Беатриче из Мессины. Ядовито-прекрасная. Даже ее повседневная одежда не мешала образу, слишком легко было представить вместо джинсов на ней соответствующее эпохе платье. Шикамару так не умел. Из него был никудышный актер; он повторял фразы, пытался изобразить нужную интонацию и настроение, но он не жил ролью, он не был актером, он и балетом до сих пор занимался не ради балета — а Ино своей ролью жила. Шикамару подозревал в ней актерский талант, но чтобы настолько? Glisse, обойти ее сзади, уложить ладони на талию. — Тогда Любезность станет оборотнем. Но одно верно: в меня влюблены все дамы, за исключением вас одной. А я, хоть и от всего сердца хотел бы, чтобы мое сердце не было таким жестоким, ни одной из них не люблю, — говоря это, Шикамару еле сдерживался, чтобы не фыркнуть. Роль рокового мужчины ему не шла… а Ино очень шла роль роковой женщины. Они препирались, и Шикамару не покидало чувство, что он обменивается колкостями с Беатриче, что она отвечает ему язвительными выпадами острого язычка, что вокруг не Токио, а Мессина, и если бы не Ино — он бы не смог погрузиться в этот маленький уютный мир Уильяма Шекспира. — Вы всегда кончаете лошадиной остротой. Я это давно знаю, — она задрала носик, собираясь уйти. Plié, glisse, он снова оказался у нее за спиной — как только его руки легли на ее пояс, все тело Ино напряглось, и она неосознанно переступила с ноги на ногу. И сказка рассыпалась. — Ино, — сказал Шикамару. — Ты опять. Почему ты так нервничаешь? Она стояла к нему спиной, и он пожалел, что не видит ее лица — злится или расстроена. — Я же говорила, что не танцую в паре, — Ино обхватила себя за плечи. — Терпеть не могу поддержки. Когда я танцую одна, то, если допущу ошибку и упаду — успею сгруппироваться. Но когда я завишу от другого… неважно, от кого… — Все-таки не доверяешь. — Нет, — ее честный ответ ударил наотмашь. Они выросли вместе, они знают друг друга с пеленок, и вдруг — она ему не доверяет. — Я тебя не уроню. — Это ты так думаешь. — Ни за что не уроню, Ино. Она дернула плечиком. — Я знаю, что должна преодолеть это — и преодолею. Не сегодня, наверное… но обязательно. Я профессионал. — Ты даже не подозреваешь, насколько, — Шикамару надоело говорить с ее затылком и он обогнул Ино, встав впереди. — Ты никогда не задумывалась над игрой в театре? Серьезно, ты великолепна. Ее щеки покрыл нежный румянец. Шикамару смущенно отвел глаза, потирая затылок. Ворчливо добавил: — Кто бы мог подумать. Когда успела научиться? Ино довольно засмеялась, прикрыв рот ладошкой. — Я впервые играю. — Впервые? Да нет, что ты такое говоришь, — опешил Шикамару. — Ты же в школьных пьесах… — каждый год в их школе все классы ставили самые разные пьесы, и… ни разу нигде она не играла. Не было времени, все уходило на танцы. — …не участвовала. Тем более, это еще круче, это как впервые взять в руки меч, сразиться в одиночку против десятерых, покрошить их в капусту и не получить ни единой царапины! — Но я не актриса сейчас, — грустно сказала Ино. — Я балерина. И у меня ничего не получается с балетом, даже если ты прав и я хорошо играю… а что толку… Мысль озарила голову яркой вспышкой — так просто, как он раньше не сообразил? Приблизившись к Ино, Шикамару склонился над ней так, что их губы чуть не соприкоснулись. — Т-ты что творишь? — растерялась она. Действительно, что? Он горько об этом пожалеет… но может, и не пожалеет. Вся жизнь — игра в сёги, где можно просчитывать ходы наперед. Шикамару облизнул сухие губы. Набрал воздуха. — Влюбись в меня. — Что? — Ино хлопнула ресницами. — Что за чушь ты несешь? — Влюбись в меня, — повторил Шикамару. — А я влюблюсь в тебя. На время репетиций и премьеры. Тогда ты, возможно, доверишься мне. — Но… — Это не та любовь, — ноющая тоска стиснула душу. — Хидану ни к чему ревновать… как и Таюе. Все партнеры по танцу влюблены друг в друга, я так думаю — но только когда танцуют. Влюбись в меня, Яманака Ино, и мы вместе с Асумой создадим шедевр. Шедевр… влюбиться… Ино смотрела на Шикамару и не узнавала его. Она думала, он сухарь, думала, он танцует не из интереса к искусству, а слушаясь свою мать и потакая ей, и то просто потому, что не нашел занятия поинтереснее — но Шикамару только что предложил… невероятно. — Девичья гордость! Это все пустяк. Любовью за любовь вознагражу я, и станет сердце дикое ручным. Ты любишь, Бенедикт! — проговорила Ино-Беатриче, и Шикамару закусил щеку, чтобы не выдохнуть в ответ искреннее, пылкое и не предусмотренное сценарием «люблю».