кружится Дурге в своем ослепительном танце,
разрушая все, что хотелось оставить себе,
в чем хотелось остаться
Дурге хочет… Дурге хочет так много
♫ Alai Oli — Дурге
Следующее па — поддержка. Руки Шикамару охватили пояс Ино, он держал расстояние, по правилам свободно опуская вниз локти, находился точно за ней, сохраняя две параллельные линии плеч, кисти на ее талии ладонями вниз — все, как было сказано в учебнике и как говорил Асума. Все должно было быть идеально, но… — Ужасно, — подытожил сенсей. — Вы двое — ужасны. — Я не танцую дуэты, — Ино сердито сдула со лба прядь золотых волос. — Говорила же. — А я сказал, — Асума выпустил изо рта струйку сигаретного дыма, — что ты гений танца, и тебе идеально подходит роль Беатриче. — Но я не танцую дуэты! Шикамару молчал, пока они препирались, вертя в руках зажигалку. Он не курил — мать прибила бы, но щелкать, вызывая огонек, было приятно и успокаивает. Именно мать когда-то привела его в балет. Обычная история: у самой не получилось, ребенок закроет гештальт, но Шикамару не заставляли. Сказали — не понравится, уходи, записывайся на карате или еще куда-нибудь; Чоуджи так и сделал, уйдя из балета в сумо, никто его не упрекал, нет так нет. А Шикамару неожиданно понравился балет; на первый взгляд занятие для девчонок и геев, он был интересным и своеобразным — и сложным. Шикамару любил сложные задачи. Геем его в школе не считали — считали занудой, но не геем. Аура у него была не гейская, как говорила Ино, по иронии судьбы его одноклассница. Их отцы дружили с детства, и они трое были вынужденно неразлучны, но тоже стали лучшими друзьями… по крайней мере, Шикамару и Чоуджи. Ино же… лет до десяти Шикамару считал ее просто нормальной девчонкой. Она не визжала при виде мышей и пауков, лазила по деревьям, бегала с ними наперегонки и вела себя, как мальчишка, а потом внезапно стала женственной, начала носить платья, отрастила волосы и влюбилась в Учиха Саске. В старшей школе мало что изменилось. И балетом они заниматься не прекратили — Ино пророчили великое будущее; если все учителя звали гением Шикамару, то в балете это звание доставалось Ино. И Асуме вздумалось ставить спектакль, и он не нашел варианта лучше, чем его ученики, хотя со связями знаменитого отца мог пригласить известных танцовщиков. Зря — они терпели поражение на каждой репетиции. — Если ты хочешь быть профессионалом, то должна уметь все! — Асума чуть повысил голос. — Одиночные танцы, парные, бальные, даже электро-дэнс! — Просто она мне не доверяет, — сказал Шикамару. — Вот и не получается. — Что? — опешила Ино. — Да я… — Ты все время меняешь точку опоры и напрягаешься. Это сбивает с толку, и я допускаю ошибки… — Отлично, так это я виновата в твоих ошибках? — Частично да, потому что танец… — Не надо объяснять мне, что такое танец! — Ребята, ребята, — Асуме снова пришлось повысить голос. — Прекратите ссориться! Шикамару прав! Ино надулась — сама это знала, потому и злилась. Шикамару примирительно сказал: — Может, хватит на сегодня? Уже вечереет, нам еще уроки делать… — Видеть вас не могу, — Асума потер переносицу. — Марш по домам. Встретимся после выходных.***
В тот вечер четверга они не виделись — Ино пошла домой другой дорогой и не отвечала на сообщения. Что с ней произошло, Шикамару не понимал — вроде бы ни в чем не провинился, или не настолько, чтобы впасть в такую немилость. По календарику, который он привык отслеживать где-то со средней школы, у Ино как раз был период чрезмерной ранимости и восприимчивости, на который Шикамару все и списал. На перемене Ино подсела к ним с Чоуджи, как ни в чем не бывало, одарив обоих ослепительной улыбкой. Близился октябрь, но еще не было холодно, и лучи осеннего солнца путались в ее волосах. — У тебя опять только рис? — Шикамару бесцеремонно заглянул в ее бенто. — И слива? И все? — Я плотно позавтракала, — отмахнулась Ино. — Литром кофе? — знал он ее плотные завтраки. Вбила себе в голову, что толстая, и худела-худела-худела. — Шика, — она ткнула палочками в его сторону, — с каких пор ты стал моей мамочкой? Сам же не можешь меня поднять! — Я могу, но только если ты… — под ее взглядом Шикамару замолк. Не стоило провоцировать новую ссору. — Что случилось? — спросил Чоуджи. — Ничего! — отрезала Ино, но не ушла. Ели молча, и еда казалась Шикамару горькой.***
— Пойдем домой вместе? После уроков Таюя подкатилась ему под бок, прищурилась сытой кошкой, взяла за руку. Она появилась в жизни Шикамару как-то незаметно, первая призналась ему в чувствах, а он ляпнул, что согласен встречаться, о чем уже спустя миг крупно пожалел. Таюя была симпатичной и веселой, любой на его месте был бы счастлив, и она ему правда нравилась, но… — Пойдем, — ответил Шикамару. Отговариваться тренировками каждый день не получалось, обижать Таюю не хотелось, да и… боковым зрением он увидел, как мелькнуло знакомое золото. Ино шла домой с Хиданом, так почему он должен один? Таюя вручила Шикамару свою виолончель — огромную, как она только на ней играла с ее маленьким ростом? — и обняла так, что ее грудь коснулась его плеча. Многообещающе обняла. Она не стеснялась, она первой однажды пригласила Шикамару в лав-отель, а он согласился — кто от такого отказывается? Ино с Хиданом тоже туда ходили. — Какие планы на выходные? Ино запрыгнула на мотоцикл позади Хидана, обняла его за талию, он засмеялся, сказал ей что-то… что? Какая разница, почему его это волнует, когда тепло тела Таюи так близко? Они с Ино друзья, у нее есть парень, у него есть девушка. Не переживает же он, что Чоуджи встречается с Каруи? — Никаких, — сказал Шикамару. — Может, у тебя есть идеи? — Я думала, что мы могли бы погулять. Поесть чего-то, сходить в кино, и, может… — Таюя опустила глаза, делая вид, что стесняется. Ничерта она не стеснялась. — Может, — ответил Шикамару. Интересно, как Хидан делал это с Ино? Он был старше на год, он должен был знать, как вести себя с девушкой. Такие, как он, имеют много поклонниц: бунтарь, панк-рокер, «плохой парень» со своим байком и в кожаной куртке, с волосами, выкрашенными в белый цвет. Шикамару — и внешне зануда, единственная фишка — длинные волосы, завязанные в хвост. И высшие баллы по всем экзаменам. — О чем ты думаешь? — Таюя недовольно дернула его за рукав. — Смотришь на Яманака… — Я же говорил, что она моя подруга детства, — вздохнул Шикамару. — И партнерка в балете. Давай о другом? Например, о тебе. Как твоя виолончель? Таюя защебетала что-то о музыке — Шикамару не слушал. Она была действительно хорошей, Таюя. Сексуальной, умной, талантливой, и проблема была не в ней. Проблема была в нем. При всех своих замечательных качествах Таюя была не Ино.