[Мо Цяо] Вера. - 【默俏】Faith。

<Пусть Он будет изранен за наши грехи> «Поскольку нет беспокойства, нет и страха». Записи суда над ведьмами найти несложно: прочитав эти материалы, Цяо Рулай нашел протоколы суда над предыдущим священником. Роман между священником и ведьмой считается кощунственным и тяжким преступлением и наказывается повешением.После смерти тело в течение семи дней выставляется на всеобщее обозрение и хоронится вместе с телом грешника.Он не имеет права войти в духовную палату. Ань Линцзянь — это место, используемое Святым Престолом для захоронения праха священнослужителей. Для священнослужителей невозможность войти в Аньлинцзянь после смерти является самым серьёзным наказанием для них. Все это произошло только из-за того, что он влюбился в ведьму, которую считали еретичкой. Цяо Рулай подавил вздох и взял последний документ. Это документ об усыновлении Ватиканом, датированный годом суда над ведьмами. Документов много, и на каждого усыновленного ребенка есть полная документация. Содержание в основном одинаковое. Отличия заключаются лишь в именах детей и датах усыновления, а также в регионах, в которых эти дети находились до отправки в Святой Престол. Но у детей, выбранных для жертвоприношения, после имени будет написано новое христианское имя, а в документах об усыновлении будет стоять крестик. Однако Цяо Рулай не нашел документов об усыновлении Мо Цанли. Он неоднократно проверял отмеченные документы, но их все равно не было. Согласно записям, Святой Престол не выбирал сына для принесения в жертву самое большее в течение трех лет, поэтому Цяо Рулай нашел документы об усыновлении за три года до казни. Внимательно прочитав их, он так и не нашел ничего. Как это может быть? Могло ли быть так, что Мо Цанли не был жертвенным сыном, усыновленным Святым Престолом? Но у енго не было причин обманывать на этот счет, разве что... Цяо Рулай вытащил сбоку несколько документов — все с разной степенью повреждений — и, рассмотрев и сравнив их один за другим, сосредоточился на документе с размытым названием. Это документ, датированный за год до казни ведьмы. Повреждения не слишком серьезные. Кажется, его вымачивали в воде. Рукописные чернила растеклись, и даже крестик размыт. Цяо Рулай тщательно определил его, но так и не смог назвать христианское имя ребенка.Только по царапинам, оставленным кончиком ручки на бумаге, она знала, что настоящее имя ребенка содержало слово «Фен». Феникс? Он снова осторожно прикоснулся к бумаге и, убедившись, что на отметке действительно было слово «феникс», ахнул. Фен – птица феникс, феникс. Феникс летит и селится на дереве феникса. Это слово возлагает большие надежды, но в божественной религии это табу, которое может принести катастрофу. Все люди племени Ю названы в честь птиц. Это сын еретика с кровью волшебника или ведьмы. Когда Святой Престол писал этот документ об усыновлении, никто не обнаружил этой проблемы? Нет, если слухи верны, если у предыдущего священника действительно был внебрачный ребенок... то этот документ, скорее всего, принадлежит тому священнику... Но если это так, то... Холодок пробежал по его спине, и Цяо Рулай больше не смел думать об этом. Он заставил себя не думать ни о чём более глубоком, а посмотреть на файл. Убедившись, что больше никакой информации из него получить невозможно, он проследил за кодировкой файла и нашел файл Другие файлы, связанные с серийным номером файла. Святой Престол будет собирать документы об усыновлении из одного и того же района вместе, поэтому Цяо Рулай узнал, что ребенок со словом «Фен» в имени прибыл из района Люли на северо-востоке Святого города. Это было место, где собирались странники, менестрели и бродячие артисты. Цяо Рулай спрятал документ в рукав и вышел из архива. ※ Район Люли большой и сложный, в нем немного поселенцев. Цяо Пулай потребовалось несколько вопросов, несколько раундов расспросов и несколько дней, чтобы получить нужную ему информацию от мобильного бакалейщика, продающего хрустальные вазы. В последние несколько дней слухи о Мо Цанли усилились, и атмосфера в Святом Престоле начала меняться. Слухи и слухи, смешанные со злонамеренными уговорами, превращаются в ножи, направленные на Мо Цанли. Что-то выходит из-под контроля, и ничего предсказать невозможно. Смог последних нескольких дней причинил ей эмоциональное беспокойство. Цяо Татхагата снова приехал в район Люли и, согласно информации, предоставленной странствующим торговцем, он вошел в узкий переулок на окраине района Люли. Переулок очень узкий, рядом могут стоять только два человека, но очень тихо, и суета снаружи не может проникнуть в переулок. Он слышал только шаги, исходящие от себя. Когда Цяо Рулай дошел до конца переулка, он увидел разбитую стеклянную лампу и дверь без замка. Он толкнул дверь и вошел. Дверная шахта была сухой и поцарапанной, поднимая облако летучей золы. Первое, что бросается в глаза, это многослойная и висящая, как туман, занавеска, сделанная из марли и многослойная, а также на ней очень много пыли, что делает ночь грязной. А за марлевой занавеской - туалетный столик. Бутылки и баночки на столе уже опрокинуты туда-сюда, а на зеркале все еще висит вуаль. Она белая, такая же, как та, которую носят верующие женщины, которое Цяо Татхагата видел в процессии Страстной недели. Но он знал, что это было жилище ведьмы, а обладательница этих покрывал не верила ни в Бога, ни в Деву Марию, но была готова надеть покрывало, чтобы участвовать в молитвах и службах под председательством священника. Цяо Рулай не прикоснулся к вуали, но аккуратно расставил бутылки и банки, сложил руки вместе, поклонился туалетному столику, а затем открыл ящик, тщательно обыскивая его, стараясь не испортить вещи в ящике. Он ничего не нашел, поэтому Цяо Рулай продолжил ходить и увидел несколько книг в одной комнате, пианино в другой и множество одинаковой женской одежды. Он прошел дальше, в самый конец комнаты. В этой комнате стояла большая двуспальная кровать и маленькая колыбелька, которой, очевидно, давно не пользовались и которая была завалена одеждой — детской одеждой. Цяо Рулай подошел к колыбели, посмотрел на одежду в колыбели и глубоко задумался. Внезапно — как раз в тот момент, когда луч солнечного света просочился сквозь щель в занавеске — он был ослеплен. Что-то есть в одежде. Цяо Рулай брал эти одежды одну за другой, и когда она взял последнюю, он нашел золотое ожерелье. Стиль ожерелья очень обычный, материал тоже очень обычный. Цяо Рулай взял ожерелье и обнаружил, что кулон на ожерелье можно открыть. Внутри кулона черно-белая фотография ребенка, на крышке кулона выгравированы три слова, которые должны быть именем ребенка. Когда он ясно увидел фотографию и имя на обложке, Цяо Рулай затаил дыхание. Этот ребенок был жертвенным сыном, явившимся ему во сне, и имя ребенка... «… Се… Тянь… Фен…» Феникс, птица феникс и феникс, сидящий на дереве феникса, — царь всех птиц. Люди рода Юй, названные в честь птиц, неуважительно относятся к богам и являются врагами богов. Ересь. ※ Снято. Один звук. Снято. Другой звук. Каждый звук очень четкий, и все они разделены одинаковым длительным периодом времени. Не было ни паузы, ни паузы, ни ропота, просто одно за другим. От десяти тонов, двадцати тонов, тридцати тонов и до пятидесяти тонов сохранялась та же частота, что и раньше. Пока не прозвучал сто восьмой сигнал. Снято. Звук прекратился. Но в то же время на колокольне неподалеку раздавался непрерывный, долгий и глубокий бой часов. Всего было шесть ударов. Послесвечение за окном было багрово-красным, и тончайшее пятно прошло через оконный проем и упало на землю, растекаясь до самого стола. Не склоняя головы, Мо Цанли увидел кусочек спорадического света, похожий на сломанную радугу. Это была тень солнца, разбитая стеклом, растекавшаяся по земле, великолепная и яркая, но недостаточная, чтобы осветить кабинет. Он зажал кисточку на буддийской бусине, не прикасался к цветной глазури, а позволил ей упасть между пальцами и посмотрел в окно на покрасневшее от заходящего солнца небо. Красный очень ослепителен, как горящий огонь, как кровотечение, как грех, который невозможно искупить. Было ли небо в тот день таким красным? Мо Цанли забыл. Потому что его никогда не волновали эти вещи. Мо Цанли отвел взгляд и посмотрел на нитку буддийских четок. — После всего…… Никто не должен услышать следующие слова. ※ Дверь распахнулась и снова закрылась, и поднявшийся ветер покачал свет свечей, надолго увлек за собой обе фигуры. Хоть он и не молился, Мо Цанли не оглянулся. Он не смотрел на Богородицу, вернее, ни на что не смотрел, а только вытянул глаза прямо, как будто смотрел на несуществующее место. — Учитель. Мо Цанли все еще не оглядывался назад. — Ученик отправился в район Люли и кое-что нашел, — раздался позади него голос Цяо Рулай: — Я думаю, это должно принадлежать тебе. Затем послышался шорох, звук возник только тогда, когда потерли белое одеяние Будды. Мо Цанли знал, что это за штука, но не обернулся, не оглянулся и даже не запаниковал. — Это улика, вы не должны мне их давать, — сказал он. Цяо Татхагата сказал: — Эта вещь не должна быть доказательство». — На все воля Бога, — сказал Мо Цанли, — Бог не позволяет этому существовать, поэтому оно не может существовать. Рука Цяо Рулая дрожала. — Ты знаешь, что тебе следует делать, — продолжил Мо Цанли, — Как поступать с еретиками, как поступать с грешниками — я научил тебя давным-давно. — Значит, слухи в Святом Престоле правдивы…? Мо Цанли не ответил. Цяо Рулай подошел посмотреть на ожерелье, посмотрел на размытое черно-белое фото, на три слова, и внезапно решил что-то сделать, положил ожерелье на ладонь и сложил ладони вместе. Настоящее пламя силы Будды перетекло в ладонь, и в одно мгновение ожерелье превратилось в порошок под горением настоящего огня. — Без доказательств слухи остаются всего лишь слухами, — сказал Цяо Рулай. Мо Цанли все еще не оглядывался назад. — Вы получили доказательства, но вы решили обмануть всех, обмануть Бога и даже лгать другим. — Он все еще смотрел вперед: — Цяо Татхагата, ты собираешься отказаться от своих буддийских заповедей ради собственного эгоизма? Даже если за ним не наблюдали, Цяо Рулай опустил голову и сложил руки на груди. — Ученик уже нарушил заповедь. В этот момент Мо Цанли повернулся боком, посмотрел на ученика Будды и спустя долгое время сказал: — Ты все еще не понимаешь. — Дело не в том, что я не понимаю, — Цяо Рулай посмотрел на Мо Цанли, встретившись с ним взглядом, — просто я не согласен. Мо Цанли больше ничего не говорил, но отвернулся, посмотрел на Цяо Рулая и оглянулся ему назад, что очень озадачило Цяо Рулая. — Слухи без доказательств — это всего лишь слухи, — сказал Мо Цанли, — Но слухи также могут стать правдой. Цяо Татхагата был поражен. — В вашей стране должна быть поговорка под названием «Три человека создают тигра». — Мо Цанли отвел взгляд и продолжил смотреть на Цяо Татхагату: — Что, если их тринадцать человек, тридцать человек или триста? Прежде чем эти слова прозвучали, снаружи церкви началась суматоха. Звук факелов, шаги и крики — все устремлялось к торжественному и безмолвному святилищу, как волны. — Грешник! — Ересь! —Сын ведьмы! — Не пропустите его! Крики за дверью становились все сильнее и сильнее, Цяо Рулай с бледным лицом посмотрел на дверь. Это бунт! Святилище имеет большое значение для верующих, поэтому, как бы ни злилась толпа, они не осмеливаются по своему желанию ворваться в святилище со статуей Плачущей Мадонны. Но бунт уже начался, если он не утихнет, боюсь... Когда Цяо Рулай обернулмя, он был ошеломлен. Он широко открыл глаза, недоверчиво глядя на Мо Цанли и на буддийские четки, которые Мо Цанли снимал со своей левой руки. Это его четки. Он думал о бесчисленных возможностях, но ни одна из них не была той сценой, которую он видел перед собой. Однако Мо Цанли не волновало душевное состояние Цяо Татхагаты в данный момент, он поднял четки на уровень своих глаз. — Возьми это обратно, — Мо Цанли посмотрел на нитку бус и на Цяо Татхагату. — Твой Будда не может изменить меня. Сказав это, он отпустил руку. Бусины Будды упали на землю, шелковая нить порвалась, а бусины и нефрит разбросало по земле, как куски застекленного света. Этот звук был таким же ясным, как удар тяжелого колокола в сердце. Цяо Татхагата с ошеломленным выражением лица посмотрел на нить буддийских четок: сто восемь цветных глазурей исчезли, и осталась только одна разорванная шелковая нить, которую невозможно было починить. Мо Цанли спускался по ступенькам, каждый шаг был таким же спокойным, как и раньше, каждый шаг был очень медленным. Он не смотрел на Цяо Татхагату, но в тот момент, когда Цяо Татхагата проходил мимо, он сказал все еще ошеломленному Будде: — Делай то, что должен делать. Цяо Татхагата не обернулся, его взгляд все еще был прикован к четкам Будды, но его рот открывался и закрывался. — Это то, что мне следует делать? — Он посмотрел на бусины, как на разбитое стеклянное сердце, — Или это то, что, по мнению Мастера, мне следует делать? Мо Цанли не остановился. Он прошел мимо Цяо Татхагаты, мимо этих цветных глазурей и ответил только тогда, когда собирался открыть дверь. — Тебе решать. После разговора его одолели ругань и презрение, но он все еще был холоден и равнодушен. Все еще спокойно, как гора. ※ После того, как шум и беспорядки утихли, Цяо Татхагата опустился на колени, брал четки одну за другой и ложил их одну за другой себе на ладонь. Земля святилища очень плоская, а бусины разбросаны далеко, раскатились повсюду, и их невозможно быстро подобрать. Но Цяо Татхагата все еще брал их молча, спокойно. В процессе собирания бус его сердце стало предельно спокойным, ясным и прозрачным, без паники, печали, злости – вообще ничего. Бусы разбросаны, ну и что? Просто собери их. Если нить сломалась, и что? После починки её можно использовать снова. Но что насчет Учителя? Цяо Татхагата подобрал последнюю буддийскую бусину, всего 108 бусинок, ни одна не пропала и ни одна не сломалась. Он взял стакан и встал, блеск в его ладони был подвижным, без малейшего перерыва и колебаний. Если Будда не может изменить, что с того? Будда опустил брови и посмотрел на застекленное стекло, и всего одним движением кончиков пальцев кристаллы в его руках издали хрустящий звук. Я здесь, чтобы изменить всё.