***
Её крайний срок сдачи статьи был вчера. Но Драко это не волновало. Его присутствие в её жизни портит её КПД. В их случае — это коварные предоргазменные действия со стороны Драко Малфоя, отвлекающие её от работы. Ей приходит на ум, что КПД ещё — это куропатки против дементоров, и она вычёркивает не то слово из предложения, пытаясь подавить смешок. Чёрт. Как только она вспоминает о Драко, то тот появляется в проходе — трясёт головой, и несколько брызг попадает ей на листок, размазывая две чёрные «л» в серое пятно. Она подпирает рукой подбородок, продолжая писать и краем глаза подсматривая, как он достаёт из её комода свою футболку, чтобы натянуть её на себя и зевнуть. Гермиона не сразу замечает, как Драко Малфой мигрирует в её квартиру — вот его плащ от формы перекинут через спинку стула, штаны свешены с двери. В ванной стоит его гель для волос, который она однажды утром путает со своим кремом для лица, и после вынуждает Малфоя бежать от неё через холл и уворачиваться от заклятий. В одежде появляется часть него: она стала забывать, какая из футболок её, а какая Драко. Теперь она знает, что он не любит слабо поджаренный тост, ненавидит яблоки, так как переел их в школе, и предпочитает не нормальный кофе, а засахаренные рафы светлых цветов. Гермиона словно собирает коллекцию карточек, чтобы после уложить в голове его биографию. Если вдруг он уйдёт и покинет её, у неё будут сотни воспоминаний — вытаскиваешь файл, включаешь и наслаждаешься. Драко падает на кровать, и его рука слегка касается её ноги. Гермиона переводит на него притворный осуждающий взгляд, бросая: — Я работаю. Драко переворачивается на живот. Целует её коленную чашечку, и она втягивает воздух, пытаясь продолжить переписывать черновик. Его губы поднимаются выше, и она ловит его подбородок, поднимая голову. — Через час к нам придут Марк и Эрнест с Мэгги. Мне надо закончить статью. — Сколько можно работать… — разочарованно стонет он, возращаясь на спину. Руку с её икры он так и не убирает. — Жизнь не создана для работы, Грейнджер. Тем более, когда я не увижу тебя целых два дня на следующей неделе. — Тебе явно будет не до меня. У тебя кубок. — Тем не менее. — Просвяти-ка меня, в чём, по-твоему, смысл жизни? Он поднимает глаза, ухмыляется, а Гермиона смотрит на него поверх блокнота: — В удовольствии, конечно. — В твоём стиле. — А что такого? Как будто ты хочешь всю жизнь работать? — Во-первых, хочу. Во-вторых, в отличие от тебя я не получаю трёхзначные суммы за полёт на метле и демонстрацию голой задницы в журналах. — Завидуешь? — Возможно, — вздыхает Гермиона. — Но мне нравится моя работа. Он задумывается, и Гермиона радуется, что его мозг занят чем-то помимо желания облапать её. — Хочешь, я буду платить? — выдаёт Драко после минуты. — Что? — Хочешь, я буду платить твою… Как это называется? — Ипотеку? — Да. Апотеку. — Нет, Драко, ты не можешь платить мою ипотеку, — она акцентирует правильное произношение. — Это оскорбительно. — Почему? — Потому что мы — партнёры. Мы равны. И это так не работает. Давай я предложу платить за твою квартиру? Как ты себя почувствуешь? — Ты просто не хочешь, чтобы это работало, — он переворачивается на бок, обнимая её бедро, и Гермиона прикрывает глаза от ощущения, которое следует за его прикосновениями. — У меня есть деньги, чтобы платить за своё жильё. — У меня тоже, — раздражённо вздыхает она. — И вообще, если мой блокнот открыт, то у тебя должен быть закрыт рот, да? Мне надо закончить. Чёрт. Чёрт. Мерлинова борода, неужели она только что произнесла это вслух? Пальцы сжимают руку со всей силы, она перестаёт писать. Драко не двигается у её ноги, а после что-то меняется, он ложится на живот и смотрит на неё затуманенным взглядом, проводя ладонью по колену к бедру. Ого. С каждым разом границы всё дальше, но от этого между ними не возникает неловкости. Зато появляется что-то куда более тёмное и тяжелое. — Прости... — говорит она, убирая волосы за ухо. — Я не знаю, что на меня нашло. — Почему ты всегда извиняешься? — игриво говорит он, закусывая губу. Она чувствует, как его пальцы легко касаются кромки белья, и она втягивает воздух сквозь зубы. — Потому что… Я не знаю, где… Не важно. Я не знаю, где твои границы. Вдруг я нажму слишком сильно, а ты не будешь готов. Лицо горит, и она решает, что лучше продолжить писать, а не наблюдать за его реакцией. Потому что уголки губ Малфоя подрагивают, и ей хочется бросить работу и пойти у него на поводу. Не в этот раз, Гермиона. — У меня есть идея: два гнома одним оглушающим. Я предлагаю концепцию, а ты — правила. — Оу… — она отрывается от блокнота, пока он слегка надавливает большим пальцем на засос на бедре. — Почему это звучит, как начало чего-то очень отвлекающего, очень пошлого и… — И? — хрипло говорит он. — Выкладывай. — Ты работаешь, а я доставляю тебе удовольствие. Она укоризненно смотрит на него. — Ты хочешь заняться оральным сексом, пока я редактирую статью? Он невинно поднимает брови и пожимает плечами, а Гермиона тянет: — И я должна не обращать на тебя внимания? — Что-то вроде того. Что-то новенькое. Гермиона неверяще качает головой, а после закусывает губу. Она чувствует, как от мыслей между ног выступает смазка. — И я могу устанавливать правила? — Да. Она косится на высокий рабочий стол, а после переводит взгляд на Драко, убирая его волосы со лба. Боже, лёгкий персиковый загар на щеках придаёт лицу выразительность. Чёрт, они действительно это делают. — Без прикосновений к члену, — он вздыхает, ёрзая на кровати, и Гермиона уверена — возбуждён. — Без пальцев. Только язык. — Хорошо. Она протягивает руку, оттягивая его полную нижнюю губу. Его серые глаза приобретают голубоватый оттенок в тёплом утреннем свете. — И твой рот должен быть занят только одним. Никаких слов. Понял меня? Он медленно кивает. — Отлично, давай попробуем, — легко говорит Гермиона, подталкивая его с кровати. — Если вдруг ты… Если будет слишком… — Да, я помню, что сказать, Грейнджер. — Кхм, отлично. Начнём, пожалуйста?***
Оказывается, отлизывать Грейнджер, когда она нарочно игнорирует его, — лучшая и худшая идея, которая могла возникнуть в его голове. Гоблин, они сидят за столом, а он всё ещё возбуждён. Драко чувствует, как головка члена болезненно трётся о грубую ткань белья. Марк рассказывает историю про их первую перебранку на поле, Эрнест смеётся, а его невеста делает вид, что увлечена горохом на тарелке. Грейнджер же сидит рядом, бросая довольные взгляды на его пах, но ничего не говорит, а только облизывает губы и задаёт Марку кучу вопросов. Фурия. Это был её изначальный план, не так ли? Возбудить, использовать, а после наблюдать, как он изнывает от стояка в штанах? Ещё чуть-чуть, и у него разорвёт яйца. Нелепая смерть. Драккл, если бы Драко из прошлого увидел бы его сейчас, то он был бы крайне удивлён. Или же смущён. Что-то из двух, а может, всё вместе. Под веками вспышками возникают картинки: она раздвигает ноги на кресле, подвешивает в воздухе многочисленные бумажки и утыкается носом в планшет в её руках, в это время он опускается на колени перед ней, хочет спросить про время и вдруг понимает — нельзя. И от осознания, что именно Грейнджер запретила ему разговаривать, в пах ударяет возбуждение. После он вклинивается между её бёдер, поднимает ноги на ручки кресла и впервые касается языком, делая широкий мазок. Она очень и очень влажная, но лицо не выражает ни единой эмоции. У него очень быстро встаёт. Драко должен признать, у Грейнджер невероятная выдержка: пока он развлекается, она механически водит ручкой по бумаге и сохраняет нейтральное спокойное состояние. Как, блять, такое возможно? Это плавит его мозг: потому что изначально Драко не планировал, что это обернётся против него. Его колени жжёт от жёсткости паркета, поэтому на минуту он отстраняется, протирает тыльной стороной ладони губы и меняет позицию. Грейнджер же, не отрываясь от листка, произносит. — Я не думаю, что ты закончил, Драко. Он снова открывает рот, чтобы возразить, но тут же закрывает его. Челюсть болит, когда он ей двигает. Грейнджер перелистывает листок, а после произносит слова, от которых горячая волна ударяет в пах, и, драккл, официально, она сумасшедшая, а он вместе с ней теряет последние крохи благоразумия. — Я думаю, тебе надо стараться лучше. Разве нет? — она делает паузу, а после заявляет строгим, не терпящим возражений голосом. — Я жду, Драко. Я жду, пока ты, наконец, перестанешь пялиться и используешь свой рот по его реальному и полезному назначению. Грёбанная Цирцея. Он несколько раз моргает, ощущая, как горит лицо. Его накрывает стыд и желание. Грейнджер продолжает писать, и... Конечно же, он возвращается. Наивно было полагать, что она сдастся так быстро. Около пятнадцати минут он молча лижет ей, ощущая невероятно сильное давление в штанах. Он очень хочет опустить руку и сжать член, но, наверное, Грейнджер разочаруется, и почему-то Драко уверен, что она отплатит ему очень жестоким изощрённым способом. Ему нравится доставлять ей удовольствие, пока она эгоистично не замечает его. Ему нравится, когда она устанавливает границы допустимого, а он следует им или нарочно нарушает их, чтобы вызвать реакцию. Дракклов ад, ему нравится провоцировать, злить и выводить её из себя, исследуя пределы её терпения. Он не совсем понимает, откуда берётся желание и с чем именно оно связано, но секс, правда, меняется с подобной динамикой. Он никогда не считал себя «ведомым». Если честно, до Грейнджер он вообще мало задумывался о том, чтобы попробовать что-то новое. «Секс есть секс» — так думал он, меняя партнёрш и удивляясь, почему ему, скорее, всё равно, чем хочется. Те же оральные ласки никогда не возбуждали его настолько, пока… Пока Грейнджер не начала учить, направлять и командовать. Грейнджер обожает командовать, в постели и в реальной жизни, но, драккл, по какой-то причине это заводит его. Единственное, когда они занимаются сексом, у него не получается противоречить и спорить. Увы, это недочёт, но он хотя бы компенсируется, когда Драко язвит и пререкается с ней в разговорах. Раздаётся звонок, и Грейнджер смотрит на часы, чтобы нахмурить брови и отложить блокнот. Она поднимает его голову, оттягивая затылок за волосы: — Хватит. Похоже, они пришли раньше. Он отрывается, пряча язык и облизывая влажные от смазки губы. Наверное, сейчас он просто направится в душ, чтобы закончить начатое. Грейнджер натягивает на себя спущенное белье и штаны, а после её взгляд падает на бугор в его штанах, и она еле заметно улыбается. Её ладонь накрывает его щеку, проводя по нижней губе. Раздаётся ещё один звонок, и она шепчет ему: — Ты же помнишь правила? Он сжимает губы, прищуриваясь. — Если ты кончишь раньше, чем я прикоснусь к тебе, то я буду очень разочарована. Блять. — Поэтому одевайся, а я пойду встречу гостей, — говорит она, сжимая его бицепс, и Драко вздыхает, потому что он бессилен. Ему даже стыдно, насколько он безнадёжен, но он встаёт и вместо того, чтобы направиться в душ, поправляет член в штанах и ищет глазами снятую футболку. За столом Драко сжимает переносицу, пытаясь вникнуть в разговор, но каждое предложение слышится, как отдалённое эхо. У него выступает испарина на лбу, и он двигает бёдрами, чтобы найти хотя бы немного трения. Из головы не выходит образ Грейнджер на кресле. — Да ладно, Гермиона, это часть традиции? — Эрнест сцепляет пальцы. — Теперь ты — часть команды. Своя. Мы разыгрываем каждого. Драко рассказывал тебе про то, что было у него? Это куда хуже чирлидинга. Он берёт стакан воды в руку, и в этот момент Грейнджер задевает его своим бедром под столом. — Нет, не рассказывал, — улыбается Гермиона, и Марк, как всегда, издаёт свой фирменный гогот. — Что там было? Эрнест серьёзно объясняет: — Зелье икоты очень легко замаскировать под тоник, если... Он ощущает, как рука Гермионы ложится на его ногу. Грейнджер кивает Эрнесту, а тем временем её пальцы рисуют круги на его бедре в очень опасной близости от стояка. У Драко под глазами расползаются цветные круги. Драккл. Он сглатывает слюну, смачивая сухое горло, и чешет лоб. — Снежинка, а помнишь, как мы разыграли новенького, и он на следующий день решил уйти от нас? Драко делает глоток воды, чтобы после ответить, но тут ладонь Грейнджер находит его член под тканью и накрывает его. От того, как он подскакивает, стол дёргается. Стакан с вином падает и разбивается об пол. От резкого глотка вода попадает не в то горло, и Драко давится. Марк странно смотрит на него, пока он откашливается, а Грейнджер очаровательно улыбается, убирая руку от его паха и гладя его по спине. — Всё в порядке? — сладко спрашивает она, и Драко готов лезть на стену от противоречивых эмоций, вызванных её поведением. — Да, — хрипит он, пока Марк колдует над осколками. — А-а-а вы знаете, что Гермиона играет на гитаре? — спрашивает Марк, оборачиваясь и хлопая в ладоши. — Так как Драко сегодня непривычно молчалив, то у нас есть великолепная, прекрасная возможность послушать действительно что-то адекватное. — О, правда, Гермиона? — восклицает Мэгги. — А ты поёшь? — Иногда, — тянет она, и Драко ловит её заинтересованный взгляд. — Но у нас нет гитары, — разводит руками она и отпивает вино из бокала. — Так что не сегодня. — Я захватил свою. Если бы взглядом можно было убивать, то Марк бы давно сгорел в адском пламени. Грейнджер сжимает губы, а Драко злорадствует. После короткого отрезка ругательств и грохота Марк всё же выносит гитару, и Грейнджер приходится взять её в руки, натянуто улыбнувшись. Она что-то крутит на грифе, как и Марк, когда решает производить звуки своего голоса. Гермиона откашливается, ставит инструмент на бедро и говорит: — Я обещала спеть эту песню Драко недавно. Так что… Наверное, она для него. Это Heroes от Дэвида Боуи. Мой отец… Мой отец часто поёт её матери. — Ау, как мило! — вскрикивает Марк и устраивается поудобнее на стуле. Эрнест берёт Мэгги за руку, а у Драко щекочет под ложечкой. — Песня о настоящей сильной любви. — Почему о любви? — спрашивает Драко, закидывая ногу на ногу. — Гермиона говорила, что там есть дельфины. Я думал, она будет о море. — Дельфины — метафора, снежинка. Песня была написана в Западном Берлине. Она повествует о двух влюблённых из Западного и Восточного Берлина, которые мечтают быть вместе. — Почему они не могут быть вместе? — Западный и Восточный Берлин долгое время разделяла стена. Пересечение её каралось смертью. Не самый приятный период магловской истории, да? — вымученно улыбается Гермиона, проведя пальцами по струнам. — Люди из двух разных миров не могут быть вместе не только из-за физического препятствия, но и из-за предубеждения, что есть «мы» и «они». — Иногда современные параллели так и напрашиваются, — иронично говорит Марк. Раздаются первые аккорды песни, и Драко опускает взгляд на стол. Ему вдруг становится безумно страшно. Он не понимает, почему. Как только по комнате разливается мелодичный голос, он не выдерживает и поднимает глаза на Гермиону. Самое хреновое, что Грейнджер даже не пытается притвориться, что поёт для всех. Всё исполнение она неотрывно смотрит на него. Каждое пропетое ею слово вылетает, чтобы после впечататься Драко в грудь — втиснуться и остаться. И ему тоже хочется побыть героем хотя бы на один день, чтобы справиться с дрянными чувствами, которые обрушиваются и припечатывают его не хуже, чем те самые пули над головой, о которых поёт Грейнджер.***
Он забывает о сигарете между пальцев, поэтому она обжигает его. «Блять», — шипит он. Окурок приземляется на ковёр, когда дверь в спальню открывается, и Гермиона заходит в комнату, бросает на кровать какие-то блестящие банки-склянки и кусок ткани. Странная. Он трясёт рукой, чтобы унять боль. — Дай-ка посмотреть, — говорит она мило и очень заботливо. Как бы не так. Он закатывает глаза, но позволяет ей взять его руку. — Всё нормально, — тянет он раздражённо, пока она поднимает палочку и шепчет заклинание. Ожог затягивается. — Но это твоя вина. Грейнджер поднимает брови: — Моя вина? — Ага, — уверенно говорит он. — Точно, твоя вина. — Ты злишься, потому что я не дала тебе кончить? — Я не злюсь. — Ты ведёшь себя так, будто я отобрала у тебя любимую метлу, Драко, — она наклоняется, сильно сжимая его бедро. — Хотя мы оба знаем, что ты послушался и пришёл в спальню явно не ради того, чтобы язвить мне. Итак, разъярённая Грейнджер хочет придушить его. Возбуждение щекочет его позвоночник, и, да, у него снова встаёт. На самом деле он не хотел выводить её из себя. Так вышло. Хотя ему до сих пор обидно за то, что она вытворяла во время обеда с его эрекцией. — А ради чего? — ухмыляется он, поднимая брови. Грейнджер долго смотрит на него, прежде чем почесать кончик носа и собрать волосы в хвост. Она делает так, только когда работает. Он хмурится, а она мнёт пальцы и тихо неуверенно спрашивает: — Ты доверяешь мне? Он мог бы сказать сейчас многое. Например, «не стоило бы» или «ты бесишь меня», или «лучше трахни меня», но вместо этого Драко выдает тупое и короткое «да». — Я бы хотела кое-что попробовать. — У нас сегодня день новых сексуальных практик? — Не я это начала. Ну, так что? Он не умеет говорить Грейнджер «нет». Поэтому, конечно же, они пробуют. В результате Драко превращается в дрожащий вывернутый наизнанку мешок костей, но он не жалеет ни об одной потраченной на затею Грейнджер секунде.***
У Драко действительно красивое сильное тело. Она наслаждается, пока раздевает его. Ей впервые не стыдно. Ей открываются новые участки бледной кожи, и она касается губами его живота, предплечий, груди, бёдер, коленей. Отдельное внимание Гермиона уделяет шрамам, запоминая и прорисовывая их пальцами. Она впервые понимает, что особенного во фразе: твоё тело — страна чудес. С каждым прикосновением к нему она исследует, находит и открывает для себя новое чудо. Его живот напрягается, стоит ей подуть на него и коснуться пальцами пупка. Драко тяжело дышит, рёбра проступают под кожей, когда он пытается втянуть воздух. Она видит на животе следы предэякулята, выступающего из головки члена. Драко снова болезненно возбуждён. Его шея и ключицы краснеют, ресницы дрожат. Боже, она могла бы очень долго просто сидеть и смотреть на него. — Красивый, — шепчет она, легко целуя его. В ответ он дёргает бёдрами, и она позволяет ему. Несколько минут руки бездумно гладят его ноги от икр до ягодиц, и она наблюдает, как Драко закрывает татуированным предплечьем глаза и резко выдыхает, когда она касается места под коленями. Она ощущает нечто очень интимное, близкое. Она благодарна, потому что сама вряд ли смогла бы поделиться подобным, а Драко тут перед ней нараспашку и с безусловным доверием. Гермиона достаточно прочитала и достаточно подготовилась. Ей стоит привести свой подробный детальный план в действие. В конце концов всё, чего она хочет, — довести его до грани, когда удовольствие — атомный взрыв под веками. Сперва она применяет заклинание, и его голова поднимается с подушки. Он щурится. — Что это? Очень странные ощущения. — Для удобства, — говорит Гермиона. — Ложись обратно, пожалуйста. — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Она не просто знает. Она уверена, что сегодня заставит его кончить так сильно, что его унесёт в другую галактику. Последний поцелуй в бедро, и она зачерпывает смазку-бальзам ладонью, трёт их друг об друга и сперва касается его члена, на что получает надломанный и отчаянный стон. Его длинные пальцы сжимают простыню, и он шире раздвигает ноги. Ладонь проводит вверх-вниз, и Драко слепо толкается. Её другая рука тянется к мошонке, обхватывает яйца и играет с ними. Они не раз делали подобное, поэтому около двух минут она наслаждается тем, как он изводится от её прикосновений. Когда она всё же решается сделать следующий шаг и провести линию от яиц к анусу, то видит, как он вздрагивает всем телом, чтобы после замереть. Тишина заполняет комнату — он задерживает дыхание. Палец обводит напряжённое колечко мышц несколько раз, распределяя расслабляющий бальзам. — Нормально? — тихо спрашивает она, но в ответ получает лишь судорожное дыхание. Интересно, что именно он сейчас чувствует. Так как она не видит его лица полностью, то может только гадать, что там сейчас за эмоция. — Драко? — Наверное, — хрипит он. — Я… Со мной никогда не делали ничего подобного раньше. — Ты хочешь, чтобы я продолжила? — Я не знаю, — его голос прерывается, когда она массирует его член двумя ладонями. — Ты доверяешь мне? — снова спрашивает она. — Грейнджер, ты буквально держишь меня за член. Как ты думаешь? Она издаёт смешок, накрывая его головку, и реакция Драко — шипение. — Тогда я начну, хорошо? Он не отвечает, но его колени расходятся в разные стороны. Это не выглядит, как сопротивление. Губы прижимаются к внутренней стороне левого бедра, она целует его в лобок, а после — в местечко под членом. Пальцы продолжают гладить головку, пока Гермиона берёт в рот правое яичко, перекатывая его во рту языком. Драко издаёт нечленораздельный звук. Она проделывает то же самое с левым, а после проводит влажную линию до мошонки, на что его реакция повторяется. Свободной рукой она находит его руку, поднимает к паху и заставляет его сжать себя. — Я хочу, чтобы ты ласкал себя, хорошо? Только медленно. Драко проводит ладонью вверх-вниз, и, Мерлин, в этом есть что-то красивое. Аккуратно кончиком пальца Гермиона проводит линию от мошонки до ануса и снова обводит круг, на что Драко напрягается и останавливает фрикции. — Расслабься и не останавливайся, — шепчет она и сворачивает небольшое полотенце в валик, — подними бёдра, — когда он двигает тазом, Гермиона подкладывает валик под его поясницу. — Ноги шире. В целом, он всегда её слушается, и этот раз не становится исключением. Она зачерпывает ещё немного бальзама кончиком пальца. По её расчётам мыщцы должны стать податливыми, прошло около пяти минут, и именно столько было написано в инструкции. Она потирает бёдра друг о друга, ощущая свою смазку. Несмотря на то, что она полностью увлечена Драко сегодня, возбуждение не спадает, а только увеличивается. Как в случае с минетом, она заводится от того, что делает. Это не принципиально новое ощущение, но тем не менее. — Гермиона? — Сейчас. Она слышит его хриплый голос сверху и садится на колени, выныривая из мыслей. Ведёт правой рукой по бедру, наблюдая за тем, как он толкается в руку, и решает, что, наверное, она сделает это. Без предупреждения палец медленно проникает внутрь, и Драко распахивает глаза и выплёвывает громкое: «Блять». — Больно? — Нет, — с во второй попытки выговаривает он. — Я… — Бальзам обладает возбуждающе-расслабляющим эффектом. Тебе не должно быть больно, — она двигает пальцем, растягивая мыщцы. — Не останавливай свою руку. Он откидывается обратно на подушки, и Гермиона наблюдает, как напрягаются его челюсть и мышцы шеи, как сокращается живот от толчков. Хорошая новость — эрекция не падает, и Драко продолжает водить по набухшему члену рукой. Через минуту она вводит второй палец и получает восхитительный вздох. Сейчас самое важное. Ей требуется время, чтобы приспособиться и найти ту самую точку, о которой она прочитала на сексуальном форуме в магловском интернет-кафе. Она разводит пальцы несколько раз, толкает их вперёд, а после касается небольшого уплотнения, и, видимо, это оно. — Убери руку со члена. — Почему? — Убери и всё. Он раздражённо вздыхает, но отпускает себя. Гермиона облизывает губы, и следующий момент кардинально меняет всё — она наконец понимает, о чём говорила Джинни. Как только она сгибает пальцы, надавливая, у Драко вырывается резкий всхлип, и он поднимает бёдра над кроватью и шепчет смесь из «блять, гоблин, святые Моргана и Мерлин», поворачивая голову и утыкаясь в плечо. Она снова сгибает пальцы, и его снова подбрасывает. — Что это, блять, такое? — стонет он, пока она меняет положение и наклоняется над его членом, дуя на головку, прежде провести по ней языком. — Простата, — за фразой следует мягкий поцелуй в живот. — Ты даже не представляешь, как мне нравится твоя реакция. Она опускается ртом на член, снова находит нужную точку пальцами. Его бёдра дрожат, а Гермиона обхватывает головку губами и массирует простату до тех пор, пока всё его тело не начинает трястись. Он впивается пальцами в простынь, спина выгибается дугой. На пятый раз Драко с громким гортанным стоном выстреливает ей в рот, и она чувствует, как пульсирует его член. Аккуратно Гермиона вытаскивает пальцы, протирает контур губ и глотает. Она понимает, что цель достигнута, когда взгляд падает на его лицо — Драко тупо смотрит в потолок, заторможенно моргая и не двигаясь. Она ложится рядом с ним, и его рука с опозданием обнимает её за плечи. Они лежат так несколько минут, пока он не прерывает тишину и не спрашивает: — Та песня про дельфинов… Ты правда это имела в виду? Палец обводит самый длинный светлый шрам, она поднимает голову и целует его в уголок губ. — Думаю, да.