Крылья, чернила, любовь

***

        Гермиона часто задаёт себе вопрос: «Почему люди влюбляются?»         Беззрассудно. Потерять голову, совершать противоречащие здравому смыслу поступки. Например, летать на метле вдвоём. Нет, она не из тех, кто занимается подобными глупостями.         Да-да. Она никогда не будет заниматься подобными глупостями.         Гермиона долго повторяет это себе, пока Драко толкает её вперёд. Его пальцы накрывают её ладони, и каждую минуту она врезается в углы, шипя от боли. Драко же только посмеивается. Ужасный-ужасный человек.         — Когда ты, наконец, соизволишь сказать мне, куда мы идём?          — Это сюрприз.         — Ненавижу сюрпризы, — горячий смешок в щёку. — К сведению, ты сейчас мне жутко не нравишься.         — Не переживай, Грейнджер, не у всех у нас есть хороший вкус.          — Кретин.          — Как добродушно.         — Когда уже?         — Гоблин, какая же ты нетерпеливая.         Она пытается что-то сказать ему, но он толкает её в спину, и в ноздри ударяет запах озона.         Драко убирает ладони, глаза тут же распахиваются. Солнце заставляет её приложить руку к лицу. Закат растекается над крышами домов всеми оттенками красного. Вспыхнувшее днём солнце проваливается за горизонт. Гермиона опускает взгляд на белые мыски своих красных кед, а после оглядывается и обнаруживает Драко за спиной — он наблюдает за ней. По очень интересной и неизвестной причине на нём форма для квиддича.         — Зачем ты привёл меня на крышу своего многоквартирного дома? — он снимает шарф, наматывая его вокруг её шеи, и Гермиона прищуривается. — Почему ты в форме?         Он ухмыляется, взмахивает палочкой, и через секунду Гермионе приходится отскочить от промчавшейся мимо метлы. Она хмурится, когда он забирается на неё, подлетает и протягивает ей открытую ладонь.         — Ты когда-нибудь видела закат в Лондоне?         — Конечно, я видела закат в Лондоне!         — А с высоты полёта дракона?         — Я не сяду с тобой на эту метлу.         — Предсказуемо.       — Это опасно! И как ты вообще себе это представляешь? Куда? А что, если она не рассчитана на двоих людей… Знаешь, сколько несчастных случаев случается во время полётов на метле? В два раза больше, чем при вождении автомобиля. В десять раз больше, чем при полёте на самолёте. Это я ещё не сравнивала с другим транспортом.         Драко неотрывно смотрит на неё, не меняясь в лице. Не опускает руку, и Гермиона видит выразительную линию посередине его ладони. Порыв ветра, и его плащ развевается в разные стороны. Холод кусает спину. Нет, немыслимо. При такой погоде она точно не будет заниматься полётами.         — Ты веришь мне? — тихо спрашивает Драко, и закатное солнце освещает его лицо, лучи золотят растрёпанные волосы.         — Конечно, я верю тебе, — вздыхает Гермиона. — Но я ненавижу летать и…         — Тогда дай мне руку.         — Это ультиматум?         Он ухмыляется и изгибает бровь:              — Если это заставит тебя присоединиться ко мне, то да.          — И что будет, если я откажусь?          — Ты разобьёшь мне сердце, — серьёзно говорит он.          Гермиона приоткрывает губы, и кружок пара вылетает изо рта:       — Ты… Это нечестно!         Драко вздыхает, кивая и закатывая глаза:       — Ага. Давай мне руку.         — Слушай, ты должен понять, что это очень рискованно! Я всё понимаю, да, но давай включим голову. Что если мы попадём в грозо… — он съедает конец предложения с её с губ, сжимая её голову двумя руками. Поцелуй длится секунду: их языки быстро сплетаются, а после Драко отлетает, вытирая рот тыльной стороной ладони.         — Ты не можешь просто целовать меня, когда тебе что-то не нравится! — разъярённо бурчит Гермиона, сжимая руками конец мягкого шарфа. — Это не диалог, а…         — О, правда? — он снова прижимается к её губам, и Гермиона замирает и сразу же поддаётся прикосновениям. — Кажется… Я могу?         Он ухмыляется, отстраняясь, и Гермиона может разглядеть его обветренные губы, прожилки голубого в радужке глаз и каждую светлую ресницу. Малфой имеет на неё странное расслабляющее влияние: словно мир вокруг замедляется, и он остаётся единственной ясной и понятной точкой. Так происходит всегда, стоит ему коснуться её.          Невозможно. Невероятно. Наглый и бесцеремонный остолоп!         — Ты израсходовала запас оправданий?         — Нет.          Драко парит на метле, делая круг над её головой, и Гермионе остаётся сверкать на него глазами исподлобья. Вдруг он останавливается, прикусывает губу и поворачивает к ней задумчивое лицо.         — Что если я разрешу тебе пофотографировать меня?         Гермиона скептически поднимает брови.         — Я бы и так это сделала.       — Очень сомневаюсь.         Хотя, да, наверное, он прав. Каждый раз, стоит достать камеру в его квартире, он портит кадр. Из-за этого десять процентов статьи так и остаются не законченными. Она делает шаг вперёд, стараясь делать вид, что не заинтересована.         — И какие условия? — Гермиона смотрит на трубы на соседнем доме. Какие прекрасные длинные трубы.         — О, — Малфой усмехается, снижаясь и заглядывая ей в лицо. — Вот как стоило подходить к вопросу.         Глаза, как всегда, закатываются.         — Итак?         — Пять кадров.         — И ты будешь делать всё, что я скажу?         Его щёки напрягаются, пока он пытается сдержать ухмылку:       — Может быть.         Гермиона вздыхает и поднимает на него прищуренный взгляд.         — Двадцать кадров?         Малфой отрицательно качает головой.         — Пятнадцать? — пробует она.         — Десять, Грейнджер, — говорит Малфой, наклоняя подбородок вперёд, зачёсывая волосы. — И ни кадром больше.         Гермиона смотрит на небо, по которому словно только-только разлили клубничный сок. На свои тонкие смуглые ладони. На Драко в метре от неё — умиротворённого и счастливого — ветер омывает его фигуру, словно хочет унести от неё, украсть и затерять в облаках.         — Ладно, — говорит она себе под нос. — Договорились.         Лицо Драко светлеет, и его глаза улыбаются, а вскоре за ними следуют его губы. И она думает, вот он секрет: ни в звёздах и ни в галактиках, ни в магии и ни в Боге, ни в статье и ни в книгах. В его улыбке. Как же долго она разгадывала его.         — Рискнёшь? — его ноги с глухим стуком касаются крыши, пальцы раскрываются, показывая ей ладонь.         — Это вынужденная мера, — вторит она ему, вкладывая свою руку в его.       — Как скажешь.       Гермиона фыркает.       Кожа у него тёплая, но ладонь мозолистая. Хватка уверенная — она доверяет ему. Гермиону преследует ощущение — она наконец-то вернулась домой. Так долго скиталась, чтобы тут, на волоске от смерти, почувствовать себя дома. Сюрреалистично.         Драко притягивает её к себе, усаживая на колени, и она обхватывает его спину руками. Они сталкиваются носами.          — Не урони меня.         Он лукаво щурится:         — Может, нам прокрутить бочку? Как ты смотришь на такое?         — С ума сошёл? — охает Гермиона.         Они не оторвались от земли, но Гермиона уже чувствует, как страх поднимает волоски дыбом и заставляет сердце ускоренно биться. Она сглатывает, когда Драко убирает одну руку с черенка метлы, чтобы подвинуть её ближе к себе, ёрзая на сидении. Её бьёт мелкая дрожь, носом она втягивает воздух и крепче стискивает ткань формы на спине. На секунду ей кажется, что от Драко пахнет свежесваренным кофе и пергаментом книги, но это, наверное, небольшая иллюзия. Однако это немного её успокаивает. Он поднимает палочку, и кожу колет от горячего воздуха.          Дрожь не уходит, хотя теперь ей хотя бы тепло. Его палец оглаживает ямочки на её спине.         — Ты дрожишь, — смеётся он ей в щёку, отталкиваясь ступнями от крыши. — Я держу тебя.         — Ненавижу быть в воздухе, — шепчет она, зажмуриваясь. — Боже.         — Знаю, — метла задирается вверх. — Но как ты узнаешь, где линия, если никогда не переступишь её?         — Я уже… — её голос колышется, и она открывает глаза, замечая, как уголок его губ игриво дёргается. —   Я уже переступила её.         — Когда это?         Вместо ответа Гермиона смотрит вниз, наблюдая, как пятиэтажный дом, скошенная пристройка чердака, кривые антенны становятся меньше и меньше. Желудок скручивает в узел. Рот пересох. Ей лучше смотреть на его лицо. Её кудри щекочут щёки, когда их взгляды встречаются. Он улыбается, морщит от прядей нос.         — Твои волосы повсюду. Так мы точно укокошим встречного голубя. Он подумает, что мы — огромный дракон. И знаешь, это имеет смысл. Учитывая перевод моего имени. И твою любовь изрыгать длинные пламенные речи.         — Ты — идиот. И шутки у тебя идиотские.         — Аккуратнее, Грейнджер. Не забывай, кто из нас управляет метлой.         — Надо же хоть где-то, не правда ли?         Драко смеётся, протяжно и легко, и Гермионе вдруг становится сложно сделать следующий вдох.         Боже, она любит его. Кажется, она любит его.         — Ты готова?         — К чему это?         — Держись крепче.       — За...         Бух! Цвета смазываются, воздух выбивается из лёгких, голова кружится, дыхание замедляется. Из горла вырывается протяжный крик. Гермиона зажмуривается, вцепляется в Драко и, Мерлин, кажется, она падает. Они падают?! Через секунду всё стабилизируется, но её сердце готово выскочить из груди, и, если признаться честно, она в полном шоке. У неё нет внятных слов.         Они парят в воздухе, пока Гермиона пытается прийти в себя.         — Понравилось?         На глазах неожиданно выступают слёзы, и она издаёт короткий адреналиновый смешок. На пять минут у неё случается первая в жизни истерика: она рыдает, смеётся и хватает воздух ртом.         — Ты меня пугаешь, — ласково говорит Драко. — Я не ожидал такой реакции. Скорее, думал, что ты будешь кричать и отчитывать.         — Погоди, мы дойдём до этого, — говорит она, вытирая слезу из уголка глаза. — Чёрт!         Драко замедляется, крепче прижимая её к себе. Гермиона поднимает голову, когда её дыхание, наконец, успокаивается. Над головой — слои волнистых, перистых облаков, бесконечных парящих пурпурных сфер. Этажи, водопады красок, от сумеречных растянутых клякс до горчичных брызг там и тут. Кровавое эфемерное королевство в зареве солнечных слёз. Наверное, сейчас время что-то сказать.         — Красиво, — шепчет она, ощущая лёгкий порыв ветра и знакомое тянущее чувство в груди.         — Да, — отвечает Драко, не отрывая от неё глаз.         — Плывём среди облаков. Как дельфины.         Светлая бровь изгибается:       — Дельфины?         — Как в песне, — Гермиона задерживает дыхание, прежде чем проговорить отрывок. — Я бы хотела, чтобы ты мог плавать. Как могут плавать дельфины. Хотя ничего не удерживает нас вместе, но мы могли бы справиться. Тогда мы могли бы стать героями хотя бы на один день.         Драко затихает, приоткрывая рот. Его взгляд смягчается, а черты становятся трогательными, немного детскими. Взгляд падает на его красные обветренные губы. Тишина режет слух. Воздух не двигается. Гермиона слышит биение его сердца, размеренное и успокаивающее. Ей хочется, чтобы этот момент длился вечно, чтобы они и дальше парили вот так, пока солнце под ними сгорает дотла.         Вместе с ним догорает долгий, но, несомненно счастливый день. Гермиона понимает — она хочет любить его. Она любит его.          — Очень странная песня, нет? — разрывает зрительный контакт Драко. — Я бы не хотел быть анимагом-дельфином.         — Ты просто не слушал её.         — Исполнишь мне?         Она улыбается и кивает, убирая упавшую на лоб светлую прядь.         — Ты перестала дрожать.         — Возможно, в следующий раз я не буду кричать, когда ты решишь выкинуть очередной глупый трюк.         — Следующий раз? — игриво тянет он. — Будет следующий раз?         — Да, — она тянется к нему и оставляет лёгкий поцелуй на губах. — Видимо, у тебя будет достаточно попыток поменять мое мнение о полётах.         — Я научу тебя пользоваться своей метлой.         —  Сразу отказываюсь.         — Почему?         — Кто же тогда будет показывать мне лондонский закат с высоты драконьего полёта?         — Знаешь, это только в первый раз так красиво. Новизна, адреналин, красивый сексуальный игрок в квиддич рядом, — Драко улыбается, когда она щипает его за бок. — Ты привыкнешь. Люди ко всему привыкают.         — Нет, — качает головой Гермиона и проводит пальцем по его щеке. — Я не хочу привыкать к тебе, Драко. Или к закатам с тобой.         Он прикладывает щёку к её ладони:       — И я не хочу.         — Оказывается, — она поднимает брови и нарочно округляет рот. — Наши чувства взаимны? О Боже!         — Мы — дельфины, Грейнджер.         — А ты быстро учишься.         Они делят очередной поцелуй, прежде чем Драко сжимает метлу, снижаются. Её волосы лезут ему в рот, он убирает их рукой и фыркает.         Кажется, Гермиона счастлива. Безрассудно, по-глупому и после череды противоречащих здравому смыслу решений. Теперь она понимает тех, кто влюбляется. Вдруг они перестают казаться ей глупыми.