the 2 of us

      Юнхо всегда говорил, что Чанмин гораздо лучше обращается со словами, чем он. Он относил это к категории "качества ближайшего коллеги, которыми он хотел бы обладать, но которых лишён". Вторая категория личностных черт Чанмина включала в себя качества, к счастью, им разделяемые. На них их многострадальный дуэт, можно сказать, держался всё это время, иначе их последний поклон случился бы году в 2012. О третьей категории Чанмин думать не хочет.       Сидя над пустым листом бумаги, Чанмин понимает, что его красноречие Юнхо тоже переоценивал, но спорить с ним было бы бесполезно — коэффициент полезного действия можно приравнять к осуждению осла за природное упрямство. К тому же, на данный момент это уже бессмысленно. Если истина рождается в споре, то истина их отношений в невозможности их сохранения, поэтому Чанмин больше верит афоризму "In vino veritas".       Рядом с его рабочим местом на полу валяются смятые черновики, раздражающие его до нервного тика, но Чанмин сознательно выбирает не доносить их до мусорного ведра. Идеальный порядок в квартире лишь создаёт иллюзию властвования над хаосом, а ведь он продолжает бушевать где-то в районе солнечного сплетения. Может быть, неряшливые комки бумаги служат напоминанием, насколько он сейчас бесполезен. Может быть, он парадоксально скучает по вечно сопровождающему Юнхо беспорядку и пытается его воссоздать. Может быть, правда ещё проще, и он всего-навсего скучает по Юнхо. Ещё одна вещь, думать о которой Чанмин наотрез отказывается.       Раньше написать что-то не было для него проблемой. Он абсолютно так же сидел часами над бумагой, переводил чернила, стачивал в труху карандаши, бесчисленное количество раз зачёркивал слова, писал новые, передумывал, отбрасывал, добавлял и проходил через круги ада для достижения если не идеала, то хотя бы сносной работы. Единственная разница — у него всегда была идея, которой он мог придать хоть какую-то форму, пусть даже кривую и неустойчивую. Когда-то эмоции были для Чанмина податливой глиной, лежавшей на поверхности, хоть он и не хотел признавать некоторые из них легитимными. Сейчас они напоминали то ли пресную кашу, то ли песок, просачивающийся сквозь пальцы, то ли проводные наушники, которые пролежали в кармане несколько часов и стали напоминать ленту Мёбиуса. Чанмин даже не знал, за что зацепиться, чтобы вытащить эту занозу, по боли скорее походившую на осиновый кол в сердце.       В углу листа он рисует дикобраза. Вряд ли арт-терапия ему поможет, но сейчас Чанмин видит себя в этом уродливом, облезшем зверьке, оставившем половину иголок в другом таком же дикобразе, который всё же решил держать дистанцию, обменяв тепло на безопасность.       Служебные романы никогда хорошо не заканчивались, но их каким-то образом несколько лет держался на ошибке выжившего, мол, мы другие, и всё будет хорошо. На когти можно надеть цветные пластиковые насадки, а скандалы свести к компромиссу. Как жаль, что антицарапки часто ведут к травмам, а договорённости неустойчивы. C'est la vie. Чанмин клянётся, что как только окажется в аду, сразу же ударит Цицерона в челюсть, потому что не может плохой мир быть лучше хорошей войны. Невыносимо делать вид, что ты не знаешь человека лучше, чем себя, и практически невозможно поддерживать образ дружных коллег, что уж говорить об образовавшемся расстоянии — хуже смерти. Рваться вперёд, стиснув зубы, всегда было прерогативой Юнхо, и Чанмин не знает, как снова грести против течения, когда он столько лет предпочитал пассивный транспорт.       Юнхо ненавидит полумеры, поэтому вместо того, чтобы провести между ними кривую линию на песке какой-нибудь симпатичной палкой, он вырыл в этом месте глубокую и широкую траншею. Даже если кто-то из них задавит в себе гордость и приступы рвоты, вызванные обнажением своей чувствительности, побежав навстречу другому, он обязательно сломает себе шею. А ведь у них и так уже полно неправильно сросшихся переломов.       Чанмин ненавидит потенциальную возможность того, что раны затянутся, а к шрамам он привыкнет. Конечно, Юнхо он ненавидит больше. Однако самую сильную ненависть у него вызывает тот факт, что он никогда не сможет по-настоящему ненавидеть Юнхо, сколько бы не пытался. Наверное, он просто переживает второй пубертат. Или кризис среднего возраста.       Чанмин швыряет ещё не использованную бумагу на пол и поднимает один из смятых огрызков. Начать с чистого листа у него вряд ли получится.