***
(1995 — 2005)
Арсений всегда мечтал жить, как в кино. Сначала в комедиях вроде «Один дома», потому что, во-первых, всегда был дома один, во-вторых, потому что точно мог показать этим мутным липким типам, кто тут самый хитрый. Позже, уже в общепринятом школьном возрасте, Арсенька мечтал походить на Брюса Уиллиса из «Крепкого орешка», носить майки-алкоголички и слыть бруталом. Чтобы каждый парень равнялся на него, а девушки бежали укрыться за его крепкой спиной и бицепсом-убийцепсом. Хотелось, как все эти мачо-мужчины в кино, говорить мало, но исчерпывающе. Одна фраза — и противник повержен. В 1995-м, после развода родителей, семилетний мальчишка с мамой переехали отдельно от отца. Они стали ютиться в крошечной комнате арендуемой двухкомнатной квартиры, и желание жить «как в кино» только возросло. Все эти виллы с бассейнами, красивыми шкафами-купе рядом не шли со шведской стенкой и вазами из Гусь-Хрустального, но надежда только крепла и теплилась где-то под расписными салфетками, укрывавшими маленький ламповый телевизор. От прошлых жильцов комнатушки Арсеньке досталась почти недельная уборка. Мама, очевидно, тоже хотела жить, как в кино, только про поиск инопланетян, потому заставляла сорванца-сына драить углы так, чтобы их блеск, отражаясь от стекол, мог посылать лучи в космос в поисках внеземной цивилизации. Уже позже, годам к десяти, Арсений стал замечать, что сколь бы начищены не были поверхности, ей всегда было мало. Комната походила на операционную, не менее двух часов ежедневного протирания пыли и проветриваний, и только после мама, тщательно нагладив свою одежду паром, как она говорила, «убив всех микробов», уходила на работу. А Арсений оставался дома один. Без грабителей, только с шумной пожилой соседкой, боявшейся высунуть нос из-за своей двери. Тогда же, лет в десять, Арсений понял, что срок идти в школу неумолимо истекал. Он чувствовал себя большим, взрослым, самостоятельным парнем, вот только мама так и не возвращалась домой с радостным: «Сынок, пора!», а просто отпирала входную дверь с громоздким пакетом моющих средств наперевес. К ним в квартиру периодически приходили какие-то солидные, но хлюпенькие мужчины — в костюмах и с папками документов, расспрашивали маму о том, куда «пристроен» сын, а она вторила им: «Обучается дома, наденьте бахилы, занесете грязь». Она помногу причитала, что Арсений — болезненный ребенок, не терпящий ни единой заразы извне, и было неясно, речь о пыли или чужих людях. Посещения странных гостей участились. Мать винила «скрягу-затворницу», милую, на взгляд Арсения, старушку из комнаты напротив, и, видимо, перетрухнув, в один из вечеров вместе со свежими тряпками для уборки она принесла сыну какие-то рабочие тетради самых разных вариантов — «Русский язык», «Литературное чтение», «Окружающий мир», кучу разноцветных ручек. Остаток того вечера, протирая покупки до исчезновения на них надписей чем-то со спиртовым запахом, мама сокрушалась на «поборников системы, не смыкающих глаз» над их домом, а Арсений не мог понять — правда ли за ними следили какие-то спецслужбы или ему только казалось. В прошлом доме такого не было. Кроме мамы и папы никто не приходил, лишь раз в месяц Арсений заполнял своей рукой какие-то разукрашки «для школы». Тогда мальчик решил, что это необходимо для его будущего обучения, до которого просто еще не созрел. Там, на старом адресе проживания, он ни разу даже близко не подходил к зданию школы. Его отпускали гулять, но радиус учебного заведения был под запретом. По вечерам они с папой регулярно читали, рисовали буквы-иероглифы до тех пор, пока тот не научил Арсения писать, считать и пересказывать, но большого разговора о выходе в мир других мальчиков и девочек, учителей и уроков так и не состоялось. Там, несмотря на наличие двух родителей, Арсений всегда был дома один. Родители трудились, чтобы «снова накопить сгоревшие вклады». Что это значило, мальчик не знал, зато стопки книжек, оставленных ему для самостоятельного чтения, всегда прибавлялись. Арсений любил их, как любил сцену, где Судья Дредд отдавал приказы своему автоматическому оружию. — Rapid fire! — Armor piercing! — Double whammy! Наложенный перевод только усиливал брутальность героя. Поначалу он пытался расспросить маму, когда же она отведет его к остальным ребятам, на что раз за разом слышал уставший ответ: — Никогда, Арсений, даже не думай, что я самовольно затащу тебя в этот рассадник! Чтобы на тебя чихнули, а я потом лечила или драила сутками комнату? Подумай о нас, мальчик мой! Арсений пожалел маму и смирился. Сменялись учебники, позже еженедельно на дом стали приходить учителя. Арсению с ними было легче и интереснее обсуждать выученное, правда мама запрещала им находиться в комнате, выделив кухонный стол. Таскать книжки туда и обратно раздражало, но приходилось, чтобы сберечь стерильность помещения. Арсений понимал, что с его мамой что-то не так, когда педагоги отвлекались на занятии, чтобы спросить, доволен ли мальчик домашним обучением, не ругала ли его мама «просто так». Арсений всегда отвечал отрицательно, потому что эти разносчики бацилл и представить себе не могли, как сильно женщина старалась, чтобы он был здоров. О том, что мама не в себе, а сам он никакой не «болезненный», мальчик узнал уже позже, годам к тринадцати, когда все чаще подслушивал разговоры репетиторов с соседями под окнами. «Чокнутая мамашка». «Ей нужно лечиться». «Угробит сына». Арсению было плевать. В четырнадцать, взяв себе звучное брутальное прозвище Арс, он связал два и два. Картина мира прояснилась, и принимать все, как данность, стало проще. Рассыпанные после обеда крошки, конечно, все так же тщательно прибирались, чтобы не расстраивать маму, а вот с личным видением обстановки произошли катастрофические перемены. Сыграло свою роль и прибытие в квартиру первого мобильника (естественно, при условии, что Арсений будет протирать этот кирпич дезинфицирующими салфетками каждый раз после использования). С таким агрегатом Арс принял еще сто пунктов крутости, вот только звонить было некому. Пока журналы и газеты, купленные в ближайшем киоске «Роспечати», пестрили подкаченными мачо в обтягивающих костюмах и красотками в блестящих топах, Арсений формировал свой образ, опираясь на самые красноречивые цитаты из интервью. Немного и от парней, и от девиц. Некоторые из них он вырезал и вклеивал в свой блокнот, который тщательно прятал за выдвижными ящиками стола (туда мама с уборкой не лезла, заставляя протирать все выдвижные механизмы самостоятельно — «не дай Бог, испачкаться!»). Клеить вырезки с полуголыми девушками он не стал — несмотря на продуманный импровизированный сейф, риск быть пойманным с поличным все же оставался. Потому он подолгу фокусировался на особенно горячих страницах, чтобы образ распечатанной цыпочки намертво въедался в память. Да, про цыпочек и то, что с ними делали не менее шикарные мужчины, он тоже знал из фильмов. После каждого успешного спасения те на глазах уже совсем теоретически подкованного Арсения предавались сладким утехам. Точный механизм процесса подлые киносъемщики не показывали, но Арс был уверен, что все происходящее складывается, как пазл, состоящий из универсальных деталей одного цвета и разреза. Смотря такие сцены по телевизору, едва улавливаемые в дневной эфир, Арсений впервые ощутил возбуждение, впервые, стыдясь до покрасневших ушей, засунул руку в штаны и впервые получил разрядку, подергав рукой, как при судороге. Тогда же, после первой успешной пробы на роль дрочера, его охватила паника от запачканного паласа — мать за пятна убила бы, а, если б поняла, какого они характера — убила бы, а потом заставила сжечь эту опороченную подстилку. Арсений любил и дешевый палас, и маму, и, как выяснилось, дрочить, потому стратегическое мышление молодого ума подтолкнуло перенести все активные действия на время принятия душа. С тех пор так и повелось — не имея возможности хранить журналы или смотреть кино в ванной, Арсений запоминал каждую деталь, каждый увиденный изгиб тела, чтобы позже, закрыв глаза, знатно передернуть. В плюсе были все — и мама, нахваливавшая его устоявшуюся привычку купаться перед сном, и палас — за отсутствие сторонних отметин, и, наверняка, режиссеры пресловутых фильмов. Однако, это далеко не самое примечательное из того, что Арсений в четырнадцать лет скрывал от матери. Еще при заезде в эту квартиру, во время первой генеральной уборки, за шкафом он обнаружил оставленную предыдущими жильцами видеокассету. На блеклой обложке был начерчен маркерный опознаватель — «Шампуньки покоряют Вегас» и какие-то две нерусские буквы. Что это значило, Арсений не знал и утолить любопытство не мог: видеомагнитофона для просмотра находки в доме не водилось, английский язык был на уровне подслушивания плохого дубляжа, но уже тогда семилетний Арсюша понимал — мама не должна обнаружить его клад. Маленький, но смышленый, он перепрятал кассету под неприметную деревянную половицу в коридоре. Детская память растворила находку в воспоминаниях, как мамины порошочки из дорогих тюбиков — грязь, и история, казалось бы, завершилась. Когда, наконец, уже взрослый пятнадцатилетний пацан поднакопил на видеомагнитофон, вовсю пошла мода на DVD-плееры — еще более непозволительную роскошь. Мать не разрешила взять устройство с рук, боясь заразиться, и из-за этого Арсению пришлось выпрашивать на местном рынке скидку за обещания месячной помощи на складе, только бы притащить этой своевольной дотошной женщине новую упаковку. Даже после тщательных заверений, что картонка протерта на два раза, видак простоял в коридоре до выходных. «На случай, если пластик станет вонять». Арсений по советам парня-продавца из проката кассет, на вид явно разбирающегося в качественных фильмах, методично просмотрел лучшие новинки — «Убить Билла», «Олдбой», нашумевшие «Пираты Карибского моря» и «Дети шпионов 3». Люди покупали их на дисках, которые Арс не мог себе позволить, или смотрели в кинотеатре, за посещение которого мать слегла бы с приступом. Выбора не оставалось, но проблема с сокращением выпуска кассет немного расстраивала. Временного прокатного владения шедеврами кинематографа за весьма сносную цену Арсению все же хватало, чтобы наизусть выучить фразы крутых героев, не смотрящих на кровь на стенах (мама сошла бы с ума — в ту пору, чтобы смыть такие следы с советской побелки, приходилось сдирать все покрытие). Кроме еженедельных занятий и сдачи отчетных документов в местную школу, к которой он формально был прикреплен, дел особо не водилось. То ли устав, то ли наплевав на «безответственное отношение» сына к здоровью, мама меньше донимала его чисткой мебели, беря тяжкое бремя на себя. Все свободное время Арсений проводил за книжками или перед своим изрядно потрепанным блокнотом, переписывая из фильмов цитаты самых крутых мужчин. Соседка-божий одуванчик стучалась с пирожками, а Арсений, несмотря на запреты матери есть чужую еду, жадно их поглощал под самые разнообразные сцены, мелькавшие на экране. Иногда он не мог дождаться вечера — эротическим вставкам было наплевать, что Арсений привык смотреть кассету днем, и персонажи то и дело норовили что-то оголить. Мужчины и женщины сплетали тела, пока правая рука Арса стремительно накачивалась, заставляя парня мыться в три раза чаще. Его возбуждало все — и женские стоны, и мужские волевые плечи, даже просто сама мысль о сексе, и, представляя, как он, повзрослев, когда-нибудь так же, как Антонио Бандерас, будет басом приказывать прыгать в кровать, употребляя «детка», «черт, какая же ты горячая», Арсений утопал в смущении и похоти. Мечта стать таким же, жить с ними в сюжете кино не отпускала. Чуть позже, порывшись в местной библиотеке, в подростковом журнале Арсений наткнулся на раздел со знакомствами. Люди делали заметки, указывали интересы и писали номера мобильников, ожидая SMS (а самые богатые — MMS) от новых друзей. В тот день маршрут Арсения лежал через Евросеть, чтобы положить полтинник себе на счет — бумажка с выписанными номерами грела руку. Он рассчитывал, что наконец-то заполучит товарища, который оценит его крутизну, или девчонку, к которой он непременно будет обращаться как-то по-особенному. Пятидесяти рублей хватило на десять сообщений. Для отправки фото нужен был дорогущий телефон, смелости попросить который не возникло бы у Арсения, отмой он ванную до скрипа. У мамы попросту не водилось лишней копейки, потому всю свою гениальность, необходимую, чтобы зацепить на крючок своего первого получателя, Арсений решил черпать текстами из блокнота. Парни из кино точно знали, как расположить к себе: пара фраз, и мир у твоих ног. 2003 год. Арсений тратил деньги исключительно на счет мобильника. Сдача очередных бумажек для школы и окончание программы девятого класса на носу мало его волновали. Номера парней и девушек из других городов менялись с каждым свежим журналом, а реальные, живые люди, сидящие под окнами дома — такие же, по сути, компашки, были Арсению не интересны. Странно подходить к тем, кто не готов к его сногсшибательной брутальности. Да, Арсений знал себе цену. Он смотрел в зеркало и говорил: «Черт, парень, ты хорош», — и помпезным жестом поправлял отросшую челку. «Хоть бы вшей не подцепить на такие длинные волосы, а то мама выгонит». Да, маму Арсений любил, несмотря на ее заскоки. Еще больше стал любить, когда она сменила работу и вышла в контору со стабильным графиком. Теперь парень мог уверенно гонять балду, зная, к которому часу следовало навести марафет и спрятать все свои тайные пристрастия с вырезками, цитатами и теперь уже выписанными полюбившимися SMS. На новых людях он практиковал рассылки из брошюрки «Лучшие SMS-приколы», купленной в той же «Роспечати». Люди присылали в ответ «смешно!» и «круто!», что значило, что Арсений был на верном пути — он нравился тем незнакомцам, его точно хотели на расстоянии девчонки, которые делали из точки с запятой, дефиса и скобки подмигивающий смайлик. Арс гордился четко выверенным распорядком дня — пара выполненных упражнений из школьной программы, чтобы люди из городского отдела образования меньше почитали своим присутствием и не создавали лишних проблем, затем полчаса на создание образа — выбор одежды, слава богу, мать не пресекала, после — воспроизведение на видаке очередной прокатной кассеты и под ее очумелый сюжет — отработка позирования и речи перед зеркалом. После, когда кожаная куртка, надетая на голый торс, вешалась обратно на плечики, Арсений ложился на ковер перед телевизором и крутил фильм второй раз, выписывая самые мощные слова персонажей. Его книжонки и так бы хватило, чтобы сверкнуть в любой переписке, но нет предела совершенству, учитывая, как стремительно менялась мода у киношных парней. Все эти «Толик, 16, Москва» и «КатюФФка из Воронежа, ищу друзей» даже подумать не могли, как им повезло, что Арсений по случайности натыкался на их номера. «Привет, если ты ищешь хороших друзей, то сними розовые очки, детка. Монстры существуют, потому что мы их создаем», — получила от Арсения Тамара из Питера. Еще явно неопытный Тёмыч из Вологды познал мудрость, когда в ответ на его «мечтаю водить тачку» Арсений отправил лаконичное «Чудеса происходят, когда человек рискует всем ради мечты, которую кроме него не видит никто». Арсений понимал, что всем этим детям сложно воспринимать то, что он хотел им объяснить, но такова уж судьба человека, познавшего философию парней из кино — ты всегда на голову выше остальных. SMS обходились дорого. Невозможно было писать их в настолько большом количестве, чтобы поддерживать связь с одним и тем же человеком и, наконец, раскрутить его на пикантную переписку. Потребность в покупке журналов оставалась, вот только сильно била по небольшим карманным расходам, а все библиотечные были проштудированы. В один из дней парнишка из проката настолько выручил бедолагу-Арсения, что Арс готов был поставить ему памятник или даже процитировать в своем блокноте. Одно единственное «у меня есть кое-что интереснее» вмиг перевернуло все мировоззрение парня. В то утро он бежал домой, не боясь запаренным подхватить воспаление легких, не опасаясь споткнуться или воткнуться носом в асфальт и испачкать одежду. В его рюкзаке лежало нечто настолько невообразимое, что тянуло на событие года. Священный Грааль, отданный просто так, без денег, ключ от всех тайн самопознания, которым Арсений воспользуется, как избранный. Первая кассета с порно. Сюжет этого кино парень выучил лучше любого из домашних заданий. Действия, вообразить которые было невозможно, а подсмотреть настолько детально негде. Движения, при виде которых голова отекала от отсутствия мыслей, а член пачкал трусы за несколько секунд после подъема. Крики молящих о большем девушек — что-то за гранью всех прошлых представлений. Катастрофически яркое и неконтролируемое. В первые разы просмотра Арсений не запомнил ничего. Когда, наконец, кисть отсохла, а плоть увяла и требовала покоя, Арс с подходом научного сотрудника законспектировал каждый эпизод, дополнив поля блокнота схемами и примечаниями. Ему не верилось, что наконец-то схлестнулись теория и практика, благодаря которым он мог забраться выше по лестнице собственной крутости. Настоящие крепкие мужики из фильмов трахались — это аксиома, которую Арсений мысленно подчеркнул двумя черточками. «Трахались» — это сказуемое. В 2004 прокат видеокассет закрылся, и, если бы мама разрешила повесить на стену календарь, Арсений бы пометил этот день как траурный. Драматичности прибавилось бы, отдай он кассету с фильмом для взрослых обратно тому парню. Тогда Арс, как в кино, стучался бы в закрытый магазин, стекая по стене и вытирая слезы отчаяния от осознания, что драгоценные образы для дрочки не вернуть. Вот только никуда он ее не возвращал, бережно хранил до тех пор, пока в один из дней мама не атаковала комнату незапланированной уборкой. Пришлось истерично врать, что он хочет помочь и вынести мусор, а затем швырнуть кассету в ближайший вонючий бак. Так стерлись все улики, и мир стал ощущаться серым и кислым. Те редкие премьеры, что шли по телевизору, тянули разве что на несколько новых слов в копилку, но никак не вдохновение для крышесносного рукопашного боя. Совпадение или нет, но в библиотечных журналах заметки с обменом номерами сменились публикациями чьих-то рисунков и писем в редакцию. Тогда Арсений ощутил одиночество сильнее всего. В любимой Нокии были сохранены номера уже «опробованных» друзей по переписке, но те молчали. «Заняты учебой», — думал Арсений и не обижался. Ему самому предстояло сдать экзамены по всем предметам, чтобы получить какую-то бумагу из школы, только, в отличие от этих лоботрясов, куча окружающих людей его не отвлекала от заданного. Он успевал все слишком быстро. Чрезвычайно много времени для того, кому скучно дрочить на просто целующиеся парочки. О кассете он вспоминал, как о давнем верном друге. В конце года старушка из комнаты напротив приболела, и, возможно, Арсений, не замечал бы ее кашель, если бы не причитания мамы о том, как это все угрожало им. Соседку хотелось пожалеть, но не до конца затихший детский страх заразиться от нее чем-то смертельным все еще мешал. Празднование Нового 2005 года прошло печальнее обычного. Мама, не будучи черствой, в конце концов, попросила сына передать захворавшей женщине пакет мандаринов, конфеты и мясную запеканку. Арсений подметил очередной мамин заскок: на двоих наготовила настолько много еды, что они б не съели даже к окончанию новогодних каникул. «А «окончание» звучит почти как «кончать», — заключил он тогда, ностальгически вздохнув. — Того гляди, наш кулек поможет ей выздороветь, и я хоть поспать смогу в тишине. Арсений ценил и поддерживал мимолетные порывы человеколюбия матушки и послушно под ее жужжание складывал продукты в контейнеры и пакеты. Соседку Арсений называл тетей Любой, и, пока ждал, когда в ответ на стук она откроет, продумывал речь. В Новый год даже слегка заразный человек заслуживал вагон благодарности за вкусности, которыми парень питался почти каждый день в тайне от мамы. Деревянные половицы поскрипывали — вставала. — Сенечка, ты чего? Соседка явно не ожидала увидеть на пороге самого очевидного из возможных посетителей. — Поздравляю с Новым годом! Спасибо вам за всё и выздоравливайте! А это — мама передала, — он протянул ей пластиковую коробочку и пакет (дорогущий, вычурный, с отдельно приклеенными ручками — наверное, маме кто-то его подарил, потому что на рынке такой стоил почти 8 рублей, сама бы не стала покупать). — Она сейчас занята, но просила сказать за все спасибо! — Не стоило, милый мой! Женщина зашлась кашлем, и Арсений невольно отошел на шаг назад. — Ну, чего более, спасибо, мой хороший. Я прилягу, дурнит меня еще. А вы празднуйте, не переживайте! Счастья в Новом году тебе и мамочке! Арсений кивнул, старушка прикрыла за собой дверь, и только парень собрался вернуться к себе, как что-то острое впилось в его ногу. Щепка. Чертовы полы, счесанные местами до заноз, норовили вонзиться прямо в пятку. Арсений медленно отодвинул ногу от кровожадной деревяшки и осмотрел ее — пол слегка отходил. Под светом тусклой лампочкой в щели что-то нечетко виднелось. Даже не обухом, а дедморозовским мешком по голове Арсения осенило — та самая кассета! Мелкий привет из прошлого, похороненная память, страшная личная тайна и, одновременно, загадка для вмиг возбудившегося любопытством мозга. Его «Шампуньки покоряют Вегас»! Поистине новогодний подарок: был видак, было что-то, что он еще не успел на нем посмотреть, были каникулы! Формула хорошего настроения. Новый фильм — новый повод рассказывать о нем кому-то по SMS. Это пока они молчуны, а когда Арсений напишет о редком фильме, да еще и с такой невероятной историей его находки — тут же все проснутся! Судя по названию, на кассете — очередная романтическая комедия или картина о молодых бунтарках, покоряющих большой сити (Арсений в образе Арса решил называть города так, как их называли парни из кино). Он уже смотрел «Дрянные девчонки», специально просил у кореша из проката для детального изучения девчачьих вкусов. Пусть Арсений не понимал и половины увиденного, общее представление о розовых юбках и шутках имел. А еще месячных, которые обсуждали чуть ли не в каждом фильме про сексуальных подростков. Жуть какая! Тем не менее, на безрыбье и «Шампуньки» впрок. Уж пара девчонок его уровня крутизны там найдется. Или парней. Было бы не плохо. Каждый дрочит, на что хочет. Одно «но» — мама в отпуске, и каждая свободная минута на счету. Вернувшись в комнату, под поздравление президента с Новым 2005 годом Арсений, отпив разрешенный глоток Советского шампанского, загадал себе чистого везения, а маме — вечно чистых полок.