***
Арсений стоит всего пару мгновений, вглядываясь в силуэт в кресле, ощущая, как слабеют ноги. Делает шаг вперёд, под тусклый луч. Сглатывает, вдыхает. И медленно встаёт на колено. Склоняется, низко опустив голову. Не моргает и больше не дышит. В откровенном жесте покорности застывает перед своим королём. — Встань, Арсений. В этом нет никакого смысла. Голос короля хриплый, но хранит в себе властные монаршие нотки. Не повиноваться не выходит — Высшая Сила вытягивает его и ставит снова на ноги. Плещущийся адреналин атрофирует ощущение дискомфорта, у Арсения буквально немеют даже кончики пальцев, не такое уж далёкое и забытое чувство. Ещё пару мгновений вот так: с глазами в пол, а потом поднимает голову и смотрит прямо. Ступает пару шагов, задевая битые стёкла и разбросанные листы. Антон рассматривает его с жадной пытливостью. Последний раз этот взгляд свысока обрекал на смерть, а сейчас смакует каждую клетку, каждый завиток в узоре на куртке. Арсений позволяет себе то же самое. Король выглядит… измотанным. На некогда молодом лице появились глубокие тени и едва заметные морщинки там, где хмурая складка не пропадает, перманентно сопровождая дюжину мыслей. Антон оброс щетиной, которая медленно становится бородой. В открытой позе на кресле всё равно напряжён каждой частью тела. Арсений может заметить длинные пальцы, что впиваются в обивку подлокотников. И при всём этом сохраняет какое-то сокрушительное величие. Не во внешности. В туманно-изумрудном взгляде, который так голодно терзает советника, что это ощущается на физическом уровне. — Как ты выжил? — задаёт вопрос коротко. Снова смотрит в глаза. Вспомнить бы хоть одну молитву, чтобы спасти свою душу и не провалиться в ад здесь и сейчас. — Мне помогли. Не могу назвать имена. При всём уважении, Ваше Величество, — голос Арсения тоже сипит на шипящих. — Почему? — Этим людям есть, что терять. Единственное, что вы должны знать, — они сделали это для вас. — Прошло столько времени, Арсений, а жизнь снова преподносит мне тебя в качестве подарка. На губах короля растягивается полуулыбка. Но эта лёгкость мгновенная, она существует в словах, мимике и, подобно слабому огоньку, быстро задыхается. Они долго молчат. Антон продолжает смотреть. Хотелось бы знать его мысли сейчас, может быть, тогда сможет заговорить. Попов в скромном разглядывании комнаты поворачивается на хруст, замечая взрослую рысь в окружении добычи. С той стороны едва слышно воняет мертвечиной. Арсений не выдаёт никакой заинтересованности, но король замечает вопросительный взгляд. — Он больше ко мне не подходит. Кошки чувствуют хозяев. Говнюк должен был тереться где-то рядом, мурчать свои баллады, утешать. Природа устроила бы всё так, если бы только Антон не оттолкнул кота сам. Жестокость они тоже не прощают, в отличие от людей. — Но живёт здесь? — Выходит только на охоту, — будто эхом отзывается он. Значит, отныне расположение короля выглядит так: задёрнутые шторы, редкие светильники, что не освещают и половины тьмы, затаившейся по углам. Пушистая рысь, единственное живое существо, игнорирующее всеобщий страх быть здесь. — Ты знаешь, что произошло после? — Знаю, — спокойно подтверждает Арсений. — Боишься меня? Антон щурится и подаётся чуть вперёд. Может, и надо. Пропустив всю животную жестокость, Арсению стоило бы поверить тем людям, которые за ней наблюдали. И даже если сейчас король наполнен неуловимым спокойствием, его безумие ещё может дремать внутри. Вот только бояться Арсений разучился ещё под арестом. Советник был изгнан, обошёл смерть и пережил предательство покровителя. В сердце больше нет места слепому обожанию, особому сорту любви. Он принёс в Южный замок, усопший во мгле, и свои страдания, злость на судьбу. И он чувствует вместе с остальным, как она клокочет, колется внутри под взглядом короля. — Не боюсь, Ваше Величество. Антон этим будто разочарован. Он теряет азартный блеск в глазах и снова ныряет в задумчивость. А потом просто делает жест позволения. — Можешь идти. Ты оправдан от моего имени. Все привилегии восстановлены, комната там же. Над титулом я не думал, но Оксана что-нибудь решит, — этой же рукой подпирает голову, спустившись немного ниже. После произнесённых слов совершенно отстраняется, уставившись в темноту на другом конце комнаты, и не замечает, что советник не двигается с места. — Хотите оставить меня при себе? Даже после отречения? — немного истерично выплёвывает в ту сторону Арсений. — Да. — В качестве кого: я теперь пленник или прислуга? — Никто из них. Но я уже говорил, что не смогу отпустить. — Я останусь, — выдох выходит почти надломленным. Откуда эти силы идти против приказа, поступать бездумно, назло правителю? Может, хочется ещё посмотреть на отчаяние, насытиться им по горло, чтобы самому стало легче дышать, стоять, жить дальше со всем тем, что уже прошло: оно перемололо в труху, растоптало, но не убило. Раз уж судьба жёстко даровала жизнь, Арсений может потратить этот шанс на себя. Он продолжает стоять, и король удивлённо оборачивается, моргает, вспоминая о присутствии ещё кого-то. Сглатывает и слабо кивает. — Твои покои никто не трогал. На этом всё. — Я хочу остаться с вами, — снова пробует от непонятной даже себе тяги удержать контакт любой ценой. — Я хочу побыть один, — хмурится Антон. — Вы уже достаточно были один. Полегчало? Он ещё раз оглядывает советника, а потом всё вокруг. И этот вид его то ли злит, то ли расстраивает, по мешанине эмоций на лице не определить. А от его тяжёлого выдоха мороз по коже. — Что вы здесь делаете? Жалеете себя? Ласкаете в зеркале монстра, которым вас все считают? Мне жаль, но в правлении не бывает отпусков. И вам пора возвращаться. — Уходи, Арсений, — качает головой и жмурится. — Я останусь, Ваше Величество, — искусной демонстрацией всех ваших ошибок. — Можете со мной не говорить, это необязательно. Жалости в словах ни грамма. Но справедливо судит: что бы ни говорили его новые товарищи, все понимают, что Арсения спасли ради возвращения короля. И этот долг он покорно исполнит. Поэтому выдерживает пару мгновений и отходит к животному в углу. Говнюк шипит на него, не признав. Ворочается, встаёт на лапы, защищая добычу. Рука тянется для знакомства и мирно погружается в густой мех. Возможно, сегодня Арсений укротит сразу двух обитателей кабинета. Берёт тяжёлую рысь на колени и бегло осматривает. Дикий кот без присмотра мог получить травму: на большой земле или от хозяина — вопрос. — Ты так вырос, — шепчет в самое ухо, чтобы никто не услышал, потому что Арсений, в отличие от Антона, не имеет привычки разговаривать с королевскими рысями. Она трётся мордочкой о его шею, что не так приятно, как если бы эта морда была вымыта и не воняла от убитого только что кролика. Арсений отмахивается и встаёт, не обращая внимания на две пары глаз в свою сторону. Для уборки можно вызвать слуг, этим он заниматься не станет. А вот найти годовую сводку не помешало бы, Оксане она пригодится. Арсений ненавязчиво обходит кабинет, протискивается во все заваленные хламом углы, заглядывает под листы и в стаканы с недопитым алкоголем. На территории короля и под его наблюдением осваивается. Нет того, что он не трогал или не перекладывал с места на место. Теперь он знает, что Шастун порвал несколько писем с печатью Севера, не вскрытые. Стена напротив кресла служит для битья посуды — там на полу гора осколков. Антон иногда спит здесь или спит здесь всегда, потому что на задвинутом диване лежит свернутый вязаный плед. Арсений ведает, что в покоях давно никого не было по подносу с едой у самого входа. Свежей и нетронутой. Король не выходит из кабинета, потому позволяет себе ходить в широких брюках и жилетке на голое тело. Рассыпанные на книжном столике таблетки без баночки и без названия — советник не подходит к ним и не трогает их. Медленно и уверенно проникает обратно в жизнь правителя Южного королевства. Камин совсем холодный и порос пылью. Языки пламени весело пускаются в пляс, коптят дымком, дождавшиеся призыва. Тепло дурманит, немного расслабляет одеревеневшие мышцы, и спазмы от ран напоминают о себе. Сначала просто ноет от сидения на корточках, а потом простреливает вдоль позвоночника так резко, что в горле застревает вдох. Арсений оседает ниже на пол, чтобы не свалиться. И, глядя на огонь, придумывает, как встать обратно. Медленно и коряво, облокотившись на кочергу. Только отпустив железяку, Арсений чувствует короля за спиной и оборачивается. — Больно? — Антон снова смотрит в глаза. Близко — хочется сказать, но Арсений только хрипит, задрав голову вверх. У него до сих пор реальность рябит тёмными пятнами, а преступная близость короля не даёт даже набрать больше воздуха в лёгкие. Антон бегает мерцающими зрачками по лицу, выуживает для себя правду в молчании. Нагибается чуть сильнее, будто хочет коснуться, но не имеет на это смелости. И замирает так, пока советник сзади себя нащупывает опору и держится за неё, как за спасательную соломинку. Дыхание касается щеки. Почему Арсений позволяет этому продолжаться? Почему не прорычит предупреждение, прекращая их общую муку в сантиметрах друг от друга? Почему от мысли дотронуться до короля голову кружит? И они оба смотрят так, будто этот месяц длился необъятную вечность? — Иногда я забываю, — отвечает неопределённо, хотя оправдываться не хотелось бы. И сравнить ту боль, которая отголосками навещает из прошлого, с настоящей нет никаких сил. — Арсений, — в укор за враньё король улыбается и прикрывает глаза. — Ваше Величество, — на ногах поджимаются пальцы снова от этих грустных зелёных глаз, залезающих в самое нутро. — Назови меня по имени, Арсений, — приказом особенным, предназначенным только для советника. Мурашки бегут по коже. Он прокручивает сочетания букв в голове, репетируя или собираясь с духом. А потом приоткрывает рот: — Антон. — Арс. Руки где-то внизу неловко задевают друг друга. Арсений отдергивает свою и прячет за спину, точно обожжённую. Сглатывает от вспыхнувшей потребности сохранить личное пространство любой ценой. Чтобы не прикасался, ни в коем случае не трогал. Арсений не уверен, что контакт чуть более долгий не разрушит его намерение извести короля виной. Антон не дёргается, замирает и сам трудно дышит. — Прости меня, — наконец выдаёт. И Арсению впору завыть — самые важные слова звучат приказом. Антон тоже это понимает и жмурится, рисуя на лице отвращение и муку. — Я… прошу, Арс. Я так сильно сожалею о том, что сделал с тобой. — От моего прощения ничего не изменится, — сухо отвечает. Зелёные глаза вновь распахиваются, в них стоят слёзы. Король хмурится. Антон плачет. — Мне это нужно. Пожалуйста, — злится, что не может без позволения притянуть и сжать в руках. Делает полшага назад и сжимает кулаки. — Я не исполнил клятву. — Клятва не панацея. — Обещал верить и быть достойным, — продолжает на том же дыхании. — Это съедает меня изнутри. Мне кажется, Арс, что черти в темноте говорят со мной твоим голосом. И они не умолкают до самого рассвета. Перед глазами вечно твоя казнь, как момент, когда я потерял всё. Ты нужен мне. Потому что я… не могу так больше. — Я никуда не уйду. Молвит через силу. И скользит взглядом вниз по открытой шее, что исходит волнами от каждого движения. И грудь с плечами вздымаются рвано, часто, болезненно. Арсений делает шаг навстречу и ловит взгляд, полный надежды, которую он никак не может оправдать. Антон не в себе. И в переломный момент всё же тянется, застывая с рукой в воздухе. — Не прикасайтесь, — откуда в нём этот ядовитый повелительный тон, и сам не знает. Но хорошо помнит, как сказал то же самое, стоя обнажённым в тронном зале. Не простил и за это. Осмотр был их личным таинством, он мог укрепить связь, как ничто другое. Но Антон потратил единственный шанс на наказание. — Антон Андреевич, вы спите? — Что? Испуганно оглядывается по сторонам, отступает. Его потряхивает от ужаса, приходится подойти и положить руку на лацкан жилета, припечатывая к месту запретным контактом. — Антон, когда ты в последний раз спал? В потоке разъедающей печали Арсений чувствует, как бьётся королевское сердце. Безудержно быстро. На остатках смелости ведёт выше, подушечками пальцев нащупывает на шее пульс, даже не может сосчитать удары и раскрывает глаза в новом, уже трезвящем сознание беспокойстве. — У вас сердце сейчас порвёт грудину, — Антон практически не дышит, впитывая близость. Арсений указывает пальцем. — Это опасно. Антон секунду переваривает вопрос, сглатывает и отречённо отводит глаза в сторону. — Не помню. Не получается. — Снотворное, — напоминает советник и в этот момент окончательно догадывается о состоянии правителя. То, что Арсений застал, когда пришёл, было отрепетированной беспечностью. Глубоко в душе Антон разбит на мелкие осколки — их не склеить. Они не будут резать руки, звенеть и колоться. Они просто убьют, мучительно медленно. — Чтобы запереть себя в кошмарах? — Вам нужно отдохнуть, — старается быть твёрд, но у самого слёзы подходят. — Я не усну, — щетинится Антон, в глазах страх. Он дёргается отстраниться, но советник держит в том же положении. — Не сейчас, ладно? — зарывается пальцами в спутанные кудри и аккуратно гладит кожу. Успокоить, пожертвовать спасительной дистанцией во имя какого-то странного рода доверия. — Пообедаем вместе? Антон морщится, но кивает. Отходит куда-то и роется на столе, что-то скидывает прямо на пол, достаёт золотой колокольчик и коротко звонит. Этот звон в тишине отдаёт неприличным грохотом. И дверь кабинета тут же открывается. Слуга замирает. Вместо того, чтобы говорить, Антон подаёт знак Арсению. И советник спешит, чтобы выйти и снова изолировать кабинет от посторонних. Снаружи даже дышится легче. Он раздаёт указания привычно холодно и четко. Приказывает принести обед и накрыть в покоях, высчитывает необходимый рацион вплоть до граммовки. — Я неясно выражаюсь? — прерывает самого себя и обращается к слуге. Тот поглядывает с недоверием — похоже, на стражу короля поставили какого-то неопытного новичка. В этом замке все распоясались, потеряв веру. Арсения это раздражает. Слуга, вероятно, даже не понимает, кто перед ним стоит. — Будет сделано, милорд, — парень кланяется, но советник не испытывает доверия. Вряд ли он запомнил что-то дальше первого предложения. — Чтобы в королевском крыле я тебя больше не видел. Собери слуг и вызови Анну Александровну. — Милорд, — кланяется и скрывается быстрее, чем советник успевает моргнуть. Арсений ждёт снаружи. Косится мельком на стражников и прислоняется затылком к двери. Минуты длятся долго. Но топот каблучков старшей служанки разносится в коридоре намного раньше. Женщина на ходу вытирает руки о фартук, в форменном платье с праведным ужасом на лице. Она подлетает, ведя за собой ещё ораву людей. — Арсений, как отрадно видеть вас снова в замке, — она кланяется, пока остальные проходят к соседней двери. Советник отрывается от ближайшей опоры и тоже двигается в сторону покоев. — В кабинет не заходить, короля не беспокоить. Еду принести через полчаса. Я выйду сам, — выдыхает на полуслове и заглядывает в распахнутые двери, где начинается беготня. Анна слушает и семенит рядом, Арсений к ней не поворачивается. Тоже нервничает. Эмоции с его стороны сейчас излишне. — Приготовьте королю ванну, — заканчивает, сложив в голове какой-то кривой план. — Аннушка, больше никакого отдыха. Халатность в отношении короля непозволительна. Она кланяется и присоединяется к слугам, строго отдавая указания. А Арсений опускает ноющие плечи, улучив момент, когда в его выправке нет необходимости. Возвращается в комнату. Антон сидит не на своём месте, а на диване, смяв в руках плед. Садится рядом и тоже прикипает взглядом к огню, но скоро возвращается обратно к Антону. — Всё прошло хорошо? — отстранённо спрашивает, а Арсений не может подавить слабой улыбки. — Для вас пришлось поставить на уши весь штат. Они как будто не ожидали, — Антон тоже усмехается, пальцами перебирает в пледе закрученные петли. — Слуги меня боятся. Все боятся. Разбегаются, как мыши, когда я выхожу отсюда. — Даже Ирина? Антон резко поворачивает голову и широко распахивает глаза так, что советник невольно сжимается изнутри. Бегает ещё по лицу, а потом качает головой. — Уехала. Думаю, я мог её обидеть. Я плохо помню всё, что происходило со мной тогда, — замыкается, сглатывая новую подступающую волну слёз. — Никого не хочу видеть. Я думал, что ты мёртв, поэтому вызвал — не мог поверить. Арсений не отвечает. Правильность его решения остаться с королём режет сомнением. Насколько же ему может быть больно сидеть рядом с призраком прошлого? — Скажите честно: зачем я здесь? — Почувствовал, что так будет правильно, — хрипит отрепетированно, будто бы давно разобравшись с этим. — Мы и наша связь. — Нет никакой связи, — горько замечает Арсений, чему Антон не соглашается. — Тогда почему я её чувствую? Почему ты вернулся и остался со мной? — благостно наклоняется, прищуривая глаза. — Она есть. Уродливая и больная, но крепкая, иначе не пережила бы всё это. От слепой маниакальной убеждённости становится не по себе. Арсений отодвигается, вжимаясь в резьбу мебели. Не уверен, что для него здесь безопасно. — Вы правы, — для верности отмечает он. Ему это не нужно, Антону — необходимо. Должен стать опорой, разделить любые чувства на двоих, даже ту задыхающуюся истерику, которая мотает без перерыва. Антон может и дальше думать, что получится пережить всё так, как умеет. Не получится. И Арсений здесь, чтобы помочь. Вытащить. Теперь он обязан жизнью этой связи, не похожей ни на любовь, ни на долг. Ещё несколько мгновений они сидят вот так, залипая изредка на огонь. Тишина не давит, невидимыми нитями снова связывает их чувства и мысли воедино. — Это был Дийкстра? — зовёт. Арсений делает вид, что не понимает, но от королевского взора не отвернуться. — Предал он. А потом всё стало вот так. — Я не хотел принудить вас к выбору. — Я убил Дийкстру вечером казни, — как-то зло проговаривает Антон. — Он был советником отца, а ты моим. В итоге я отказался от обоих. Если бы я тогда понимал, что произошло, уж легче было бы выбрать. И я выбрал бы тебя, Арс. Правда болезненна. Отчего-то Арсений надеялся на то, что Дийкстра просто не пережил травмы. Умер мирно в своей постели. Да и сокрушаться прямо сейчас поздно. Имеет ли значение, что было бы «если»? Оба ошибались, это Арсений понимает вместе с королём. Им нужно принять это и простить друг друга. Но для этого нужно время. Арсению нужно больше, намного больше времени, чтобы заново отстроить свою личность. — Мне жаль, — единственно выдавливает из себя Арсений. — Мне тоже. Антон всегда был тактильным, ластился к рукам и чуть улыбался, вытягивался, довольный, светил зеленью в глазах. Сейчас только вздыхает и скованно сторонится с того края дивана. Они не были так аккуратны даже в первый раз. Тогда не было ничего между: они создавали своё новое, а теперь долгожданный опыт неподъёмным грузом валится на плечи.***
— Меня снова вывернет, — говорит Антон, уже сидя за столом. Арсений сидит напротив, что не так далеко, при желании может дотянуться вилкой и наколоть мясо из соседней тарелки. Совместный обед тоже часть импровизированного плана. Чтобы не быть просто навязчивым наблюдателем, он ест, а манеры не позволяют королю игнорировать собственное блюдо. — Ваше Величество, — голубые глаза методично прослеживают за тем, как тот медленно пережёвывает и без удовольствия глотает. — Надо поесть. Совсем немного. Только то, что захотите. — Почему в бокале сок? — Вам нельзя алкоголь. — Кто мне запретил, ты? — светлые брови поднимаются в подобии равнодушного удивления. Арсений даже не моргает. — Да. Вам нужно поесть, а не напиться. Антон пилит его взглядом с минуту, а потом расслабляет руку с бокалом. Тот громко валится на стол, расплёскивая ярко-желтый сок повсюду. Он течёт под тарелки и капает на пол, впитываясь лужей в ворс ковра. Арсений недовольно стирает с лица каплю и смотрит с вызовом в ответ — кажется, нащупал. Отследить эмоции Антона невозможно, поэтому советник двигается по шаткой дорожке наугад. В итоге Антон встаёт из-за стола и уверенным шагом уходит в кабинет через внутреннюю дверь. Возвращается с колокольчиком, в который нервно и громко звонит. Конечно, ведь кричать за дверь ниже королевского достоинства. — Они не придут. Я запретил заходить. Хлопок по столу громкий и резкий. Рука на столе вздрагивает. — Кем ты себя возомнил? — требовательно рычит, наклоняясь к нему. — Прямо сейчас? Самым адекватным человеком в комнате. Антон тяжело дышит. Прославленное безумие лезет наружу, он дёргает головой, чтобы как-то скинуть наваждение, но бестолку. Из-за бокала вина. Повернуться к королю лицом, по-прежнему сидя на стуле, занимает пару секунд. Поднять голову и встретиться нос к носу ещё меньше. Столько же времени для Антона занимает решение схватить советника за челюсть, но Арсений перехватывает руку и сам крепко сжимает его запястье. — Антон, — предупреждением о том, что драка сделает хуже. — Уходи, Арсений! — Я вам не враг. Вы всё ещё властны отдавать приказы. Для этого нужно лишь успокоиться и позвать самому. — Я сказал, свали отсюда! Пока меня не накрыло, выйди, — вырывает руку, отходит метра на три. Его трясёт. Как при лихорадке. И мечется, не зная, куда выместить злость, что ещё сломать, бросить или разбить, чтобы желание уничтожить противника и себя, въевшееся в самое нутро, отпустило. Колокольчик разлетается в щепки. Опрокинутый, гремит стол. Антон закрывает лицо руками, как будто сам понимает, что что-то не так, и не может это остановить. — Зови слуг! — рокочет вполоборота на Арсения, который вновь рядом. Картинка вечера, когда они оба были заперты в этих покоях, всплывает в сознании. Но двери не закрыты. Если король подаст знак, они распахнутся и впустят людей. Антон, кажется, не осознаёт этого. И падает в панику, снова ощутив ту беспомощность перед советником. — Чтобы они увидели вас таким? — твёрдо говорит Арсений, хотя рука на плече короля подрагивает пальцами. Всё застывает в моменте. Даже король, который до этого усердно фильтровал лёгкими спёртый воздух, останавливается, уставившись в голубые глаза советника. Он кивает. И громкий вскрик сотрясает стены. — Анна! Служанка предстаёт на пороге так быстро, словно держалась за ручку двери ещё с колокольного звона. Она ошарашенно глядит перед собой: на короля с выражением убийственной злости на лице, на перевернутый стол и на советника, который едва заметно ей улыбается. Король не говорит ни слова. Срывается с места и ураганом скрывается в кабинете. Арсений остаётся наедине со служанкой и виновато оглядывается по сторонам. Порядком они прибавили ей работы. — Будьте так добры, Аннушка, — кивает в знак признательности и следует в ту же дверь. Возвращаться в тесный кабинет подобно новому погружению в суровую реальность. Антон снова в кресле, курит. Рысь, обеспокоенная, носится по углам, не зная, где безопасно. Арсений тоже не знает. Но садится напротив, подняв для себя стул. Раньше тут было два по обе стороны, но, судя по кускам обивки, второй не пережил очередного приступа. — Я не контролирую это, — зло плюёт Антон и выдыхает новое облако дыма. Серый смог петлями поднимается, рисует узор в тусклом свете. — В следующий раз, когда прикажу уйти, ты должен покориться. Вопрос не гордости, а здравого смысла, насколько хорошая идея играть с огнём. — Скорее с раненым тигром, — коротко отвечает советник. — Вы такой же большой и мягкий, когда не показываете клыки. — Ты безумец, Арсений. Я могу тебя убить. — Может, и стоит. Больнее вы мне уже не сделаете, а разлучит нас только смерть. Антон снова долго смотрит, спокойная речь советника не прерывается ни на миг. И только Арсений знает, как у него все внутренности свело и скрутило в узел. Тени на лице придают лет пять сверху. В народе Антона зовут Кровавым из-за бойни, но если бы они знали, как он изнеможён, душой порван на куски после отчаянного броска во спасение своей земли. — Если вы продолжите закрываться, легче не станет никогда. — Ты прав, Арс, — не станет. Теперь будет так, — обводит небрежным жестом кабинет. — Я не властен над прошлым, которое сделало из меня монстра. И если моя душа и сознание — плата за всё, мне не жалко. — Я знаю, как может быть тяжело, — вдруг подрывается от собственного строптивого голоса. — Пережитое вами сломало бы любого. И слабость, за которую вы себя ненавидите, лишь остаточное от той трагедии, которую испытал Юг, — пылко выдаёт советник. — Раны на сердце жгутся сильно и мучают долго. Но исцелиться можно. Нужно только продолжать бороться. — А если я не хочу больше бороться? — Я буду рядом. Пока вы не решите, что готовы. Разделяющий их стол ощущается скверно лишним. Антон тоже об этом думает и смотрит на него, с сожалением. Необходимость вернуться королю на своё место неоспорима, но сможет ли он править вот таким, каким вынудила стать война, — непонятно. Арсений прикусывает язык, чтобы звучный горький всхлип не слетел с губ. Им не хватает времени. Перманентное чувство того, что пара лет совместной службы могла бы смягчить падения, изводит досадой. Этого времени у них не было и нет. Под гнётом долга они должны вынести все испытания и как-то устоять. — Вам приготовили ванну, — вдруг вспомнив, говорит советник. — Поможет расслабиться перед сном. Антон тихо усмехается, тушит окурок в пепельнице и встаёт. На вопросительный взгляд Арсений поднимается следом. Им предстоит долгий день.***
Окунув руку в воду, Арсений проводит круг и прикидывает в голове температуру. Ещё горячая. Пар поднимается с поверхности, отдаёт тонким древесным ароматом масла. Так пахнет Антон, Арсений знает. И набирает полную грудь воздуха, упиваясь возможностью ощутить концентрат королевского присутствия рядом с собой: воспоминания о том, как держал за руку, тыкался носом в воротник мундира, целовал шею, потеряв от желания рассудок. Моргает. За спиной шуршит одежда. Пояс жилета мягко спадает на пол. По затылку проходит холодок — король раздевается. Беззастенчиво, без прикрас стягивает с себя костюм и подходит сзади. Арсений знает, что король обнажён. И знает, что они замерли не просто так: Антон здесь, чтобы залезть в воду, а Арсений потому что не может обернуться в рамках выдуманного на ходу правила приличия. Это неуместно. Нельзя думать о том, как они смотрятся со стороны, как отражаются в ряде зеркал на стенах. Остаётся лишь громко вздыхать, когда над кончиком уха становится горячо от шёпота Его Величества: — Собираешься мыть меня? Голубые глаза прикрыты, фантом позади едва не прижимается. Антон опасливо поднимает руки и ждёт разрешения, чтобы положить их поверх куртки. Арсений бросает взор на застывшую в воздухе кисть. Назад податься стоит одного лишь миллиметра. Почувствовать руки, длинные окольцованные пальцы в волосах, которые бы невесомо пробирались вверх и гладили подушечками кожу. — Не собираюсь. Пригласите служанку, Антон Андреевич, — на последней толике трезвости отвечает тоже полушёпотом и дёргает плечом, отстраняясь. Антон фыркает, почти уткнувшись в висок, и следующим вдохом тоже тянет запах. Его. Арсения. — Мне казалось, я уже дал понять, что никого, кроме тебя, здесь не будет, — Арсению лестно. Когда вторая рука короля задевает бок и ведёт к животу, ему почти не противно. За себя не стыдно. Да, позволяет. Их объятия некрепкие и пропитанные виной сверху донизу. Абсолютно больные, в которых он еле дышит, а Антон молчит, упёршись в плечо. Если королю это нужно, он потерпит минуту или две. — Арсений… — ещё более задушенно шипит. Советник слабо откидывает голову назад и упирается в голый торс. Кожа горячая, от неё исходит какое-то невероятное количество тепла, пробивающееся сквозь слои ткани. Арсений полностью одет, со всех сторон укрыт бронёй, но плавится и тонет в руках голого Антона, как шоколад на солнце. — Останься со мной. Теперь его общество снова не вызывает отторжения? — Нужно проследить за тем, чтобы вы не утопились. Смех не слышно — чувствуются колебания грудной клетки. Руки пропадают. Дышать становится проще, Арсений всё ещё не оборачивается, отступая. Под плеск воды расслабляет пуговицы дублета и снимает его, вешая на кресло. Чуть не наступает на раскиданную по полу одежду. Неубранные вещи слишком ярко свидетельствуют о том, что Антону по сути всё равно, что делать и куда бросать, — в ближайшее время его некому осудить. — Исповеди не будет. — Я не просил, — отзывается советник. Сидя в кресле рядом с ванной, видит только голову и острые коленки над кромкой воды. Антон сжимается в клубок, обхватывая себя, но королевская ванна при желании могла бы уместить их обоих. — Вы можете расслабиться, Антон Андреевич. — Не могу, пока ты называешь меня именем отца, — ядовито бросает он. Кудри намокают по краям и от влаги сильнее вьются на концах. Кожа розовеет, источающие аромат капли воды непрерывно текут вниз, обрисовывают приятные глазу изгибы. Ровный ряд позвонков, тяжёлые мышцы спины. Из ямочек у ключиц Арсений мог бы напиться. Антон телом длинный и худощавый, но ширина плеч и теперь нескромная щетина делают его мужественнее. Совсем не принцем. И то, что представляет себе советник, облизывая его взглядом, бесконечно далёко от понятия правильного или разумного. Ещё дальше от святой исповеди. Хотя встать на колени хочется ужасно. — Я вообще не понимаю, как ванна должна расслабить. Меня даже не моют. Я просто сижу в воде. Это потеря времени. — Антон, — чуть более устало вздыхает Арсений и устраивается удобнее, в атмосфере тепла и ароматов самого рубит. — Помолитесь, если хотите. — Я больше не молюсь, — хрипит Антон, укладывая подбородок на сложенные руки. Арсений лениво приоткрывает глаз. — Почему? — Бог меня оставил. — Бог не может оставить. Он внутри каждого из нас. Может угаснуть вера, но Высшая Сила всегда рядом. Король отворачивается хмурым мальчишкой. И, вместо ответа, мочит голову и умывает лицо. Волны и плеск расходятся в стороны, капают за бортики и утекают в стыки на полу. — Нет. Я просил его о помощи, когда ещё надеялся на спасение. Этому кошмару не было конца: я просыпался утром и не мог понять, выбрался или это всё ещё не реальность. Мне виделись мертвецы. А вино казалось на вкус кровью. Я думал, смогу вымолить прощение, но боги были глухи к словам. Когда я резал глотки людям и когда задыхался без сил здесь же на полу, никакой Бог это не остановил, — с злостью скорее на себя за то, что когда-то был глуп и наивен, произносит. — Поэтому да, я не верю. Нет никакого там волшебника, который мог бы меня исправить. — Гордыня и самомнение вас погубят, — чуть твёрже говорит Арсений королю и снова закрывает глаза, чтобы не видеть обращённый к себе, отчётливый взгляд убийцы. — Бог вам не друг и уж тем более не подданный, чтобы исполнять желания. Высшая Сила ко всем относится одинаково: и к королям, и к народу, и даже к собакам. Вы можете только смиренно просить и работать над собой, а Бог и так знает, как будет лучше. — Бог не справляется, — по-прежнему остро выдаёт король. Арс встаёт с удобного места и подходит к ванной, отчего Антон нервно оглядывается и тоже начинает двигаться. Не хочет терять из виду советника, который теперь присаживается за спиной и протягивает ладонь к плечу. — Позволите? — Антон недоверчиво опускается по руке к вытянутым пальцам у самой своей голой кожи. И кивает. Арсений знает, что мурашки, рассыпающиеся по спине, из-за разницы температуры — его рука намного холоднее воды. Но притягивает к бортику и укладывает головой на сгиб. Не злоупотребляет щедростью, касается редко, но заботливо. Хотя знает, что можно: если бы сам Антону не запретил, настаивал бы на этих прикосновениях. Убирает мокрые волосы с лица, упругая чёлка помещается в его ладони идеально хорошо — поддавшись мгновенному порыву, Арсений коротко массирует макушку. — Антон, — доверительно зовёт и не отпускает, — выдохни, закрой глаза. Не нужно ни о чём думать. — Я боюсь темноты. — Я буду прямо здесь, — легонько ведёт пальцами по чувствительному сгибу плеча. — Всё хорошо. С закрытыми глазами снова сводит брови. Арсений еле держится, чтобы не провести по морщинке, разглаживая. — И что дальше? — Слушать ответы. — Если ты слышишь какие-то голоса, у нормальных людей это называется безумием. — Медитация, — равнодушно поправляет советник. — Да хоть мастурбация, Арс! Я ничего не слышу, — психует король, но остаётся лежать, прислонившись к прохладной ладони. — Потому что не слушаете. — Я слушаю. — Вы говорите. Король замолкает. Вздыхает ещё раз вымученно, но исполняет указание. Теперь в ванной раздаются только редкие журчания воды и их дыхание. У Антона более глубокое и напряжённое. Арсений хочет даже вернуться на своё место, но Антон хватает его за руку, останавливая. Будто этот контакт и его прикосновения дают сил оставаться на месте максимально открытым. Арсений невольно задумывается, сколько ещё людей имеют возможность видеть правителя таким уязвимым. Кому сам монарх мог бы подчиниться и в чьих руках закрыть глаза, отдаваясь своим демонам? — Можешь пересказать, — вяло говорит Антон, золотые ресницы дрожат на щеках, а потом вновь распахиваются, являя зелёный блеск, — что говорит тебе Высшая Сила? Я ничего не слышу. Обречённые слабые попытки короля выжимают из сердца остатки чувств. Арсений качает головой и пытается улыбнуться. Утешает то, что горячая ванна всё же его разморила. — Мои ответы вам не подойдут.***
То, как много времени они стоят вдвоём напротив кровати, усугубляет неловкость. Арсений судорожно перебирает в голове пути отступления, король точно с тем же видом — предлог не ложиться вовсе. Это же покои, ложе правителя, Арсению здесь нет места. Антон, смирившись со своей участью, кивает самому себе и садится, упираясь руками в матрас. Поднимает голову и полузакрытыми глазами смотрит на советника. — Ты принял мои извинения? — зачем-то задаёт новый сложный вопрос, хотя с ситуацией он никак не вяжется. Может, так считает только Арсений. Умереть с милосердным прощением на губах — правильно. Но проснувшись живым, Арсений в себе того благостного и наполняющего света не нашёл. — А вы простили меня за то, что я не дал вам выехать в Виверну? — Антон не ожидал. Пока руки сцепляются за спиной, он отворачивается в сторону и пожимает плечами. — Я же вернул тебя во дворец. — Вы сделали это для себя. Антон со стоном закрывает лицо и утыкается им в колени. Сложно. Арсению тоже. Но нельзя игнорировать слона в комнате. Эмоциональная незрелость Антона всё усугубляет, он упирается и спорит. Приходится тыкать, как котёнка, в дерьмо. И советнику это доставляет даже неожиданно мало удовольствия. — Вы должны выспаться. Станет легче, Антон Андреевич. — Арс, ты хоть представляешь, как меня штормит от твоего официоза? — выходит со стороны очень болезненно. Ещё немного, и Арсений сам вырубится от бессилия на полуслове. — Я хотел бы… вернуть всё. А что всё? Как будто они когда-нибудь были похожи на Андрея с Дийкстрой. Как будто Антон не принёс его в жертву, чтобы укрепить власть и, на остаточном, отстоять Юг. Они даже не шахматные фигуры, не сложная партия. Их короткое правление было игрушечным, как в детской ролевой с миниатюрным замком и рисунками рыцарей на выцветших карточках. Вместо ответов Арсений начинает расстёгивать жилет. Быстро, путаясь пальцами в пуговицах и петлях. С выражением абсолютного равнодушия срывает с себя ткань, бросая на пол. Рубашка поддаётся дрожащим рукам на первой половине, а потом Арсений просто хватается за края и распахивает полы, чтобы было видно бинты и клеймо над сердцем. Ступает шаг вперёд, чтобы король мог видеть перед собой только картинку его перевязанного со всех сторон плотным корсетом тело. И Антон замирает, уставившись в герб королевства на коже. — Они ещё кровоточат по ночам, — голос бесцветный, без эмоций звучит точно так же, как приговор на плахе. — Вы оставили меня умирать от холода, привязанного позорно к столбу посреди Столицы. Даже если бы и помнил в деталях, у той картинки затёрты края, а изображение выгорело к чертям. Антон ведёт головой. Колет каким-то подобием чувств. — Я не принимаю извинения, потому что не могу лгать, — не простил. — Тогда почему не сбежал за границу? Я бы понял, если бы ты не вернулся, — заворожённо шепчет Антон и тянется потрогать зачем-то. Вдруг скрытая под одеждой прозрачная белизна — привидение, и он в комнате совершенно один. — Советники обучены служить вопреки, — Арсений обхватывает короля за запястье и насильно тянет руку к своему телу. Прикладывает ладонь к животу и накрывает, чтобы чувствовал живое тепло и размеренное дыхание. Антон залипает на этом прикосновении. Послушно сидит, ощущая совершенно родное мерное дыхание и напряжённые мышцы. Не может молвить и слова. Только внутренне просит простить. — Я буду в кабинете. Ложись. Оторваться сложно. Не физически — физически Арсений уже забирает из ванной пиджак и через минуту закрывает за собой двери. Эмоционально — он всё ещё там: свернулся клубочком под боком короля.