Омут твоих глаз

      Гермиона молилась всем богам, чтобы он её здесь не нашёл. Она надеялась, что Драко скорее готов был бы съесть собственную метлу, чем зайти в дом маглов. В её дом. Эта мысль болезненным уколом пронзила сердце и заставила очередной солёной слезинке стечь по светлой коже.       Родителей дома не оказалось, хотя на дворе уже ночь вступала в свои права. Но даже наедине с собой она не могла позволить себе быть слабой, хотя бы недолго, просто для того, чтобы сердце перестало разрываться на сотни крупиц и пульс вернулся в нормальный ритм. Поэтому Грейнджер смахнула предательскую влагу с лица и села на диван посреди пустой гостиной.       Сейчас стены собственного дома показались ей серыми и холодными, а так хотелось окунуться в тепло. В голове пронеслась мысль перекрасить их в ярко-жёлтый цвет, на что она тут же усмехнулась, представив лицо мамы. Ведь та не любила яркие цвета, отдавая предпочтения блеклым, пастельным, серым. Таким же невзрачным, как жизнь Гермионы.       Ведь она оказалась всего лишь серой мышью на пути благородного чистокровного волшебника. Раздави её, никто бы и не заметил утраты. Грудь вновь сжала очередная волна истерики. В голове до сих пор набатом звучал разговор Драко с отцом.       «Дождавшись, когда луна поднялась достаточно высоко, Гермиона побежала со всех ног в сад Хогвартса. Именно там, под омелой, каждый день ждал её Драко. Ей не верилось, что какое-то время назад они при каждой встрече пытались уколоть друг друга, съязвить или обидеть. Она раньше даже не могла представить, что научится смотреть на него иначе, сквозь призму влюбленности.       Но все их игры прекратились, стоило однажды встретиться на этом самом месте. Оно словно сбило с них всю надменность, гордость и спесь, оставляя лишь желание узнавать друг друга, тонуть в чувствах без остатка, становясь зависимыми от этих эмоций.       И этот день так же не отличался ничем от предыдущих. До того момента, пока Гермиона не увидела в отблеске луны два силуэта.       Она спряталась за живой изгородью и решила дождаться, когда Драко остался бы один. Грейнджер даже придумала очередную шутку по поводу бесконечного надзора его грозного отца. Но в следующую минуту её из размышлений вырвал голос мужчины, прозвучавший на повышенных тонах:       — Мне не нужны из-за тебя проблемы, Драко, — холодный тон Люциуса разрезал прохладный ночной воздух, и от этого становилось не по себе. — Когда ты уже наиграешься с этой грязнокровкой?       Гермиона прекрасно знала, о ком шла речь, и от этого лишь сильнее вжалась в изгородь и сжала кулаки до побелевших костяшек. Безумно хотелось ответить на оскорбление. Но она совладала с этим порывом и решила остаться незамеченной. Грейнджер ждала, когда Драко скажет хоть слово в её защиту. Хоть слово из тех, которые звучали практически клятвой, когда она, обнажённая, засыпала у него на плече. Шли минуты, а он молчал. Так бессовестно молчал, что от этого перепонки готовы были взорваться.       — Дафна станет тебе идеальной парой. Я разговаривал с её родителями, они не против вашего союза в будущем, — монолог Люциуса прозвучал сухо, без эмоций. — Так что, когда наиграешься, дай знать.       — Считай, уже наигрался, и это лишь слухи. Меня ничего не связывает с этой грязнокровкой, — Драко обращался к отцу и не знал, что в этот момент убивал сердце Гермионы и всю любовь, которую она в нём хранила.       Люциус хлопнул сына по плечу и поспешил удалиться, услышав желанный ответ.       А Грейнджер уже спешила трансгрессировать, чтобы как можно скорее оказаться в родных стенах.»       Гермиона посмотрела на наручные часы и поняла, что прошёл час, как она сбежала от такой болезненной правды. Драко уже должен был догадаться, что она не придёт. Возможно, он был этому счастлив: не пришлось подбирать слов, чтобы объяснить, что она для него никто.       Стоило Грейнджер подумать о Малфое, как резкий порыв ветра ударил в лицо, заставляя прикрыть глаза. А после она увидела его.       — Что ты вытворяешь? Я весь Хогвартс обыскал! — голос Драко сорвался на крик, но Гермиона даже не встала, и на её лице не дрогнула ни единая мышца, хотя в душе ураган эмоций разрывал всё на куски. Он рушил платины самообладания, и с каждым словом Драко подталкивал в бездну отчаяния.       Но Гермиона не могла показать ему свою слабость. Нет! Ни за что на свете! И так оказалась униженная из-за своей слепой и, как оказалось, безответной любви.       — Убирайся из моего дома! — она кивнула в сторону двери и возобновила зрительный контакт. На лице Гермионы отразилась печальная улыбка, и слова застряли в горле. Но она продолжила. — Я была сегодня на нашем месте и слышала твой разговор с отцом.       Малфой моментально поменялся в лице, а в глазах впервые за всю жизнь появился испуг. Он до дрожи боялся её потерять. Потерять тот единственный луч света, который ещё оставался в его жизни. Если она исчезнет, то он окончательно погрузится во мрак. Тьма поглотит его. Драко видел в её радужках разочарование и злость. Он понимал, что любые слова окажутся пустым звуком, но он не мог допустить, чтобы Гермиона видела в нём монстра, как и все остальные. Только не она.       — Ты слышала ложь, которую я приготовил для отца. Ему нельзя знать, что я люблю тебя. Он же убьëт тебя! — Драко сделал шаг навстречу и протянул руку в надежде, что Гермиона даст шанс всё объяснить.       Но она не могла больше слушать его. Каждое слово казалось хорошо отрепетированной ложью. А и без того разбитое сердце сжималось сильнее, доставляя нечеловеческую боль.       — Ложь! Враньë! Ты не умеешь любить! У тебя в груди вместо сердца камень! — Грейнджер вскочила на ноги и отошла в сторону, возобновляя дистанцию. — Драко Малфой не способен любить, — с горечью в голосе она словно произнесла его диагноз. — А я глупая грязнокровка, которая не достойна даже смотреть в твою сторону.       — Замолчи! Что за чушь ты несёшь? — Драко испытывал невыносимую боль: слышать, как Гермиона отказывалась от их чувств. Он прекрасно понимал: для того, чтобы они смогли быть вместе, необходимо было преодолеть сотню преград. Но на самой же первой он облажался. Она не должна была слышать всё это. — Поверь мне.       — Нет! Уходи и забудь меня! — она вновь указала на дверь.       Но Малфой не обратил на это внимание. В несколько шагов он стёр расстояние между ними и хотел коснуться любимых губ.       «Может, поцелуй сможет убедить лучше любых слов?» — подумал он.       Но через мгновение почувствовал, как его груди коснулась волшебная палочка. Тревога молнией пронеслась по венам, импульсами расползаясь внутри. В помещении будто перекрыли подачу кислорода, и лëгкие от этого горели огнём. Но, вопреки плохому предчувствию, Драко попытался доказать, что он не отступит и докажет, что дорожит ей.       — И что ты сделаешь? Отшвырнешь меня? — усмехнулся он. — Я не уйду, пока ты не поверишь мне. А, быть может, обездвижишь или лишишь возможности говорить? Но я и тогда останусь с тобой.       В каждое слово он вкладывал кусочек своей любви, но они не долетали до адресата. Разбивались о броню, защищающую уже и так разбитое сердце. Малфой не мог поверить, что возможно за одну ночь растоптать все чувства, которые ещё вчера казались непоколебимыми. Он был уверен, что они нашли бы выход, чтобы быть вместе. А что теперь?       Глаза Гермионы наполнились слезами, и она подалась вперёд, жадно впиваясь в его губы. Она дала слабину лишь на мгновение, чтобы навечно запомнить вкус его губ, запечатлеть на периферии сознания.       — Я заставлю тебя забыть обо мне, — её голос не дрогнул, хотя внутри бил мандраж, словно у неё была лихорадка. Больше всего на свете сейчас она боялась передумать и повестись на сладкие обещания и манящую ложь. Но если бы Драко и правда любил её, то сражался бы со всем миром ради их чувств, а не прятал их ото всех, как клеймо позора.       — Не посмеешь! — Драко боялся пошевелиться и вздохнуть, ведь мог в любую секунду потерять самое дорогое. Её. Он прожигал Гермиону взглядом и пытался зацепиться в её радужках хоть за ниточку надежды. Ему хотелось верить, что когда эмоции поутихли бы, то они бы поговорили, и Гермиона поняла его.       — Мы всё равно не смогли бы быть вместе, — Гермиона заметила, что он хотел вновь возразить, но не дала этого сделать. — Обливейт, — полушепот сорвался с губ Грейнджер, и между ними появилось яркое голубое свечение. Оно пробралось в самое сердце Драко и по песчинке стëрло все чувства и всю любовь, которые он испытывал к Гермионе.       Малфой резко поменялся в лице и отошёл от неё на несколько шагов.       — Что я тут делаю? Грейнджер, снова с дружками нарываешься? — Драко осмотрелся по сторонам и ещё больше скривился, словно съел лимон целиком. — У тебя будут проблемы.       — Проваливай, Малфой, — её голос дрогнул. Но Драко никогда не узнаёт, из-за чего. А она, возможно, когда-нибудь тоже сможет жить дальше, спокойно дышать, когда увидит его в стенах школы, да и просто сотрёт из памяти все надежды, которые возлагала на их общее будущее.       Не сказав ни слова, Драко трансгрессировал обратно в Хогвартс и отправился к себе в комнату. Ужасно хотелось спать. Будто кто-то выкачал все силы.       А Гермиона осталась одна в пустой гостиной с разбитым сердцем.       — Ты был моей самой дорогой и самой болезненной ошибкой.       Она вышла на улицу и пошла по пустым дорогам, пытаясь забыть запах его духов, который теперь навечно въелся в её кожу.