Мечты, которые так и не сбылись

Так они провели четыре дня. Жара была отвратительной, но Мобэй-цзюнь медленно выздоравливал, и Шан Цинхуа служил ему ожидаемо хорошо, а по ночам они спали рядом в одной кровати. Мобэй-цзюнь старался показать, что он будет справедливым и великодушным господином. Шан Цинхуа от природы боязлив, сказал он себе, поэтому Мобэй-цзюню потребуется немало терпения, чтобы показать человеку, что его не нужно бояться. Пока этот юный Шан Цинхуа приносил ему лекарства, еду, воду для питья и в ванну, пока Шан Цинхуа рассказывал ему о своем ордене и читал книги, которые купил в городе, Мобэй-цзюнь думал об обещании человека. «Я хочу следовать за вами до конца своей жизни», — сказал Шан Цинхуа. То, чего его странный человек не сказал ни раньше, ни теперь, было, по-видимому, следующим: «Я хочу следовать за вами до тех пор, пока вы достойны этого». Сила была основой мира Мобэй-цзюня. Тот, кто был более могущественным, был королем, а все остальные были вынуждены следовать за ним или умереть – по крайней мере, до тех пор, пока они не могли предать своего короля и захватить власть для себя. Другого выбора не было. И тем не менее... он стал королем только благодаря силе Шан Цинхуа. Он снова станет королем только благодаря силе Шан Цинхуа, по воле и желанию Шан Цинхуа. Это знание приводило его в бешенство, смятение и восторг раньше. И делало это до сих пор. Шан Цинхуа выбрал его. Тогда, опьяненный этим осознанием, он не знал, что Шан Цинхуа способен и может решить нарушить свое обещание. Он наслаждался тем, что его выбрали. Конечно, его выбрали, решил он в своем высокомерии, уверенный, что Шан Цинхуа знает свое место и различия между ними. Однако теперь он знал, что в любой момент, если он сделает что-то неправильное, если он скажет что-то неправильное, Шан Цинхуа может выбрать снова, выбрать иначе. Мобэй-цзюнь не знал, как быть достойным того, чтобы за ним следовали. Он не знал, как заставить Шан Цинхуа остаться на этот раз. Он думал, что знает свои самые большие ошибки, но не знал, будет ли этого достаточно. Теперь он знал, он понимал, что будет неправильным. Но это не означало, что он знал, как поступать правильно для Шан Цинхуа. Он и Шан Цинхуа видели свои отношения совсем по-разному. Даже если бы Мобэй-цзюнь смог заставить Шан Цинхуа остаться, он не знал, как быть достойным... чего-то большего. Эта беспомощность приводила его в ярость. Тем не менее, Мобэй-цзюнь подавлял эту ярость, потому что Шан Цинхуа был здесь и медленно, но верно терял страх перед ним, и он думал, что... он думал, что этого может быть достаточно для него. Когда Шан Цинхуа возвращался после разглядывания рыночных прилавков в поисках еды, перечисляя варианты, якобы самые вкусные и полезные для Мобэй-цзюня, он выбирал то, что, по-видимому, больше всего нравилось самому Шан Цинхуа. Вскоре во время их совместных трапез Шан Цинхуа уже по собственной инициативе подробно рассказывал ему о том, какой невкусной была еда на Пике Аньдин, и задавал ему много вопросов о еде в Царстве Демонов. Мобэй-цзюнь не ожидал, что кто-то из людей потратит столько времени на размышления о том, что едят демоны, даже тщательно обдумывая, какой вклад в рацион демонов вносят местная живность и растительность. Большинство людей, казалось, были абсурдно убеждены, что все демоны ели их – да, для некоторых демонов это было правдой, но не для всех – но Шан Цинхуа не был обычным человеком. Ему было бесконечно интересно. Шан Цинхуа попросил у Мобэй-цзюня разрешения поискать другие книги для чтения вслух. — Лучшие книги! Гораздо лучшие, менее... ммм... цветистые книги, мой король! — заявил он. Поэтому Мобэй-цзюнь дал разрешение и сказал: — Купи книгу на свой вкус. — Мой вкус? — пискнул Шан Цинхуа. — Мой вкус... ах... мой вкус не... не слишком хорош... — Понятно, — сказал Мобэй-цзюнь. — Все равно, сделай это. Шан Цинхуа вернулся с историями о человеческих воинах-заклинателях, которые, как он утверждал, были популярны в Царстве Людей, и когда Мобэй-цзюнь спросил, выбрал ли он на собственный вкус, Шан Цинхуа заявил: — Подобные истории годятся на любой вкус, не так ли? Это убедило Мобэй-цзюня, что Шан Цинхуа на самом деле не выполнил его приказ. Тем не менее, за этими историями было гораздо легче следить, чем за стихами, и Шан Цинхуа даже время от времени комментировал то, что он читал на этот раз. Он стал делать это все чаще и чаще, когда Мобэй-цзюнь не стал возражать. Мобэй-цзюнь смирился бы с гораздо более бессмысленными историями ради драгоценного и неуловимого дара услышать личное мнение Шан Цинхуа о том, как поступают люди. Наконец тусклый свет начал освещать его путь к пониманию, который так долго был удручающе темным и полным глубоких ловушек. Шли дни, Шан Цинхуа задавал Мобэй-цзюню все больше и больше вопросов, в том числе личных. Мобэй-цзюнь был... польщен открытым любопытством и восхищением этого юного Шан Цинхуа. Но также он испытывал нежелание отвечать, ответы на эти вопросы потенциально могли сделать его таким уязвимым и так быстро. Странная злость поднималась в его груди вопреки его воле. Пытался ли Шан Цинхуа понять его раньше? Отверг ли он эти попытки? Или Шан Цинхуа был слишком испуган? И все-таки, Мобэй-цзюнь отвечал на эти вопросы, хоть и спотыкаясь. На большинство из них. Первый вопрос, после которого он слишком долго молчал, Шан Цинхуа поспешно, с удивительной ловкостью отбросил, перейдя совсем на другую тему. — Как выглядит Ледяной Дворец? — мог спросить Шан Цинхуа. — Холодный, с высокими потолками и множеством пышных сокровищ, — отвечал Мобэй-цзюнь. — Что за пышные сокровища? — тут же продолжал спрашивать Шан Цинхуа, пробудив свое любопытство, иногда даже подпрыгивая на носках, если стоял. — Головы и когти огромных демонических зверей? Оружие и доспехи поверженных врагов? Волшебные птицы и редкие цветы, расцветающие раз в тысячу лет? — Трофеи, да. Цветы, нет. — Ага, полагаю, не в Северной Пустыне, да? — Нет. — Мм, слишком холодно! Ледяные демоны, наверное, не очень много занимаются садоводством! Ха-ха! — В Ледяном Дворце есть оранжерея. — Что? Правда? — Ее содержала одна из жен моего прадедушки. Сейчас она заброшена. — Ох. Как досадно, — говорил Шан Цинхуа. — Да, — отвечал Мобэй-цзюнь. «Я бы починил ее для тебя, если бы ты попросил меня. Если это заставит тебя остаться», — этого он не сказал. Эти четыре дня в прошлом казались совершенно отдельной жизнью по сравнению с тем временем в будущем, в котором Шан Цинхуа пропал. Здесь были только они вдвоем. К третьему дню Шан Цинхуа улыбался ему, особенно когда в очередной раз торжествующе приносил еду. К четвертому дню Мобэй-цзюнь случайно сказал что-то, что заставило Шан Цинхуа рассмеяться, и Шан Цинхуа не извинился перед ним за это.

~~~~~~~~~~

Затем, на пятый день, Шан Цинхуа ушел и не вернулся. Он ушел за едой, как делал много раз до этого, и через полчаса страх начал шевелиться в сердце Мобэй-цзюня. По прошествии часа он был в ярости на себя. На Шан Цинхуа. На весь мир. Шан Цинхуа оставил его. Шан Цинхуа оставил его снова! Это казалось неизбежным: Шан Цинхуа всегда будет оставлять его. Он... не забыл, что это должно было случиться... но он забыл, что это произойдет так скоро. Он знал, что люди из ордена Цанцюншан найдут Шан Цинхуа и скажут ему вернуться – что они найдут тела, которые оставил Мобэй-цзюнь, и потребуют ответов от Шан Цинхуа – и новый человеческий слуга Мобэй-цзюня просто последует за ними обратно и оставит его позади! Опять! Раньше это привело его в бешенство. Потеря какого-то случайного человека, с которым Мобэй-цзюнь только что встретился впервые, привела его в ошеломляющее и необоснованное бешенство. Раньше Шан Цинхуа привел хорошие аргументы в свою защиту, когда Мобэй-цзюнь снова нашел его. Если бы Шан Цинхуа стал сражаться, он был бы убит в бою. Если бы он попытался убежать, они бы притащили его обратно силой. Если бы он открыл, что поклялся в верности демону, они бы казнили его на месте. На этот раз они этого не сделают, не так ли? Нет! Нет, не этого не случится! Шан Цинхуа умен! Шан Цинхуа слишком умен, чтобы позволить убить себя так просто. Если бы он это сделал... если бы Шан Цинхуа оставил его вот так... Мобэй-цзюнь не простил бы его. Но Шан Цинхуа не оставит его вот так. Раньше такого не случилось. И этого не случится теперь. Нет необходимости, твердил себе Мобэй-цзюнь, выслеживать заклинателей, которые забрали у него Шан Цинхуа, и убивать их, как он убил других. Он не станет этого делать. Он мог бы, но не станет. В этот момент времени он не владел своими силами в полной мере. Его силы были недостаточно развиты. Его тело даже не достигло полного взрослого роста и веса — он был почти худым, он чувствовал себя слишком легким. Некоторые заклинатели ордена Цанцюншан могли быть опасны, действительно, очень опасны, и Мобэй-цзюнь не хотел, чтобы убили его, или чтобы случайно погиб Шан Цинхуа. Он не поступит так по-дурацки. Ему не было необходимости поступать так по-дурацки. Шан Цинхуа благополучно вернется в свой орден. Со временем он станет Пиковым Лордом. Они не казнят его. Раньше Шан Цинхуа также мог натравить своих товарищей-заклинателей на ничего не подозревающего Мобэй-цзюня. Он не стал. Он вообще не дал им даже возможности поискать Мобэй-цзюня. Мобэй-цзюнь был в ярости от одного только намека на то, что он не смог бы справиться с этими людьми. Раньше Мобэй-цзюнь не хотел слышать ни одно из этих оправданий, какими бы аргументированными они ни были. Он не... отреагировал хорошо. Его новый слуга бросил его без предупреждения в Царстве Людей, поэтому Мобэй-цзюнь не видел другого выхода, кроме как предупредить, чтобы он никогда больше не совершал подобных поступков. Предупреждение показалось ему тогда не таким уж жестоким, разве что твердым, ибо он был совершенно незнаком с человеческой хрупкостью. Это было ошибкой. Сейчас он чувствовал ту же ярость, но он не совершит той же ошибки. Больше никогда. Мобэй-цзюнь собрал все вещи, которые оставил Шан Цинхуа, завернув припасы, книги и одежду в одну простыню. Его действия были слишком грубыми, и все снова высыпалось на пол. Это было... крайне неприятно. Мобэй-цзюнь вспомнил, что он сделал в этой ситуации раньше: он дольше ждал возвращения Шан Цинхуа, он не знал, что произошло, и злился еще больше, и комната пострадала от его гнева, прежде чем он ушел через тени. Он сжал кулаки. Было заманчиво повторить это снова, но он этого не сделал. Вместо этого он опустился на колени и более тщательно завернул все, что рассыпалось по полу, завязав простыню узлом. Он завернул этот узел во вторую простыню и поднял. Затем он сосредоточился и шагнул сквозь тени в место, которое он уже посещал в другой жизни: комнату Шан Цинхуа на Пике Аньдин, когда он был внешним учеником. Раньше, в другой жизни, он нацепил следящий талисман на Шан Цинхуа, когда человек умолял позволить ему покинуть таверну, чтобы принести еще припасов. Он смотрел сквозь тени, закипая, пока человек, наконец, снова не остался один. На этот раз он не удосужился этого сделать. Комната Шан Цинхуа была маленькой, меньше, чем комната в таверне, и даже скромнее, как и кровать. Гнев Мобэй-цзюня забурлил в его груди от внезапной тоски по Дому Отдыха, который Шан Цинхуа получил как Пиковый Лорд. В том доме он мог нормально стоять. Здесь же Мобэй-цзюню приходилось все время сутулиться, и его ноги свисали с края кровати. Ему не нравилась эта комната. Шан Цинхуа должен был получить комнату получше. Немедленно. Или Мобэй-цзюнь должен был взять под свой контроль один из дворцов в Северной Пустыне и убедить человека покинуть орден Цанцюншан. Это... не могло произойти сразу. Это было более сложным. Что ж, тогда кто-то из них должен получить лучшее жилье как можно скорее. Он мог быть терпеливым. Ради Шан Цинхуа он должен был набраться терпения. Шан Цинхуа снова оставил его, но на этот раз он вернется. Шан Цинхуа должен вернуться. Мобэй-цзюню стало намного лучше за последние дни, но он все еще чувствовал себя до неприличия вымотанным, пройдя сквозь тени так далеко. Он уронил мешок из простыней на стол и лег на кровать. Затем он подавил желание разломать кровать просто потому, что его ноги свисали с края, если только он не подтянет их к себе. Это положение заставило его все еще заживающую рану запульсировать. В комнате было окно с плотно закрытыми ставнями, небольшое защитное заклинание удерживало его запертым, но Мобэй-цзюнь мог видеть сквозь щели солнечный свет. Он вспомнил, что Шан Цинхуа не вернулся в свой орден, пока почти не наступила ночь. До тех пор Мобэй-цзюнь должен был придумать, как дать понять, что Шан Цинхуа не имеет права оставлять его. Не навсегда. Каждый раз, когда Шан Цинхуа оставлял его, человек должен был вернуться. Мобэй-цзюнь должен был прояснить эти важные вещи как можно скорее. Он был убаюкан миром, безопасностью и комфортом последних дней в компании Шан Цинхуа, но было необходимо, чтобы не было места для недопонимания важности этого человека для него и для будущего их отношений. Шан Цинхуа был... способен совершенно неправильно понимать слова и жесты Мобэй-цзюня. У него были странные идеи, как сделать свои намерения ясными. Мобэй-цзюнь пытался следовать этим странным идеям, когда человек предложил их в ситуации между Ло Бинхэ и Шэнь Цинцю, и каким-то образом это ничего не решило. Казалось, дела пошли лучше, но потом все стало намного хуже. Ло Бинхэ тоже только ухудшил ситуацию, по крайней мере, поначалу. Это было печально, но в чем-то и радовало. По крайней мере, Мобэй-цзюнь был не одинок в своем непонимании, хотя Ло Бинхэ был... намного лучше в общении, чем Мобэй-цзюнь. Совет Шан Цинхуа оказался крайне неясен не только ему, но и другим. Мобэй-цзюню нужно было что-то, что не было бы неправильно понято. Ему нужно было что-то, что нельзя было бы неправильно понять. Ему нужно было что-то, что даже Шан Цинхуа не смог бы понять неправильно. Он так и заснул, ожидая, когда Шан Цинхуа вернется к нему.