***
Вечер проходил обычно — Неля рассказывала Рубену в какие кафешки в Москве можно сходить, Макс минут тридцать назад ушел в магазин купить хлеб и гирлянду для своей комнаты, а Вова валялся на кровати, закинув ноги в шерстяных носках на Рубена, и листал новостную ленту от скуки. Новый год через неделю. Общежитие превратилось в рождественскую елку, что обвешивают всевозможными украшениями. Их комната тоже не отставала — на подоконнике протянулась новогодняя мигающая светотехника, а вместо елки использовался Уеба. Тоже зеленый, тоже колючий, тоже обмотанный гирляндой. Вова впервые признал полезность Уебы — хотя бы иголки от настоящей ели убирать не придется. От размышлений Вову отвлекает открывшаяся дверь и Макс, влетевший в комнату. Одним взглядом на него можно понять, что что-то не так. Щеки и нос не розовые, а красные, — приходит ассоциация с дедом морозом — волосы растрепанные, а торчащие кончики ушей горят. Одет он в толстовку и джинсы, и Вова только сейчас понимает, что и первое, и второе покрыто снегом, а это значит… — Ребят, хлеб закончился, но зато я гирлянду нашел, — и громко шмыгает носом. — Ты в этом ходил?! Шабанов, ты сдурел?! — Неля подлетает к нему, прикладывая руки к его лицу, — у тебя нос ледяной, Макс! А потом понеслось — оправдывавшегося Шабанова усадили на табуретку, Неля быстро сняла с него промокшие кроссовки, Лагода, услышавший крик из соседней комнаты, принес тазик с кипятком, в который Макс поместил ступни, и Вова мог представить, насколько они у него от холода окоченели, раз он не выдергивает их из воды, не чувствуя кипяток. Всё это сопровождалось причитанием Нели о том, как она такого дурачка полюбила, и что он угробит себя до старости лет. В принципе, ничего не обычного. Вова с Рубеном не вмешивались — только носки с первого стащили под предлогом «Максу щас нужнее», поэтому Рубен и его руки выполняли функцию обогревателя. Когда Макса обмотали в плед, помогли переместиться на кровать, и Неля обняла его, Рубен склонился к Вове: — Ты со мной в отношениях неделю пробыть не смог бы. — Легкотня. Я и так на тебя шапки натягиваю, ниче не поменяется, — не поворачивая голову, отвечает. На соседней кровати Неля целует Макса в лоб, проверяя температуру, а тот недовольно жмурится. — Спорим? — Спорим.***
Чайник закипал долго. Вова успел пожалеть, что не взял с собой телефон, пересчитать разноцветную плитку на стене и полу общажной кухни, вспомнить, как закончился вчерашний вечер. На объявление Вовы о споре с Рубеном, которое звучало примерно «Народ, этот хуй предложил спор, теперь мы неделю будем в отношениях», у всех была разная реакция — Макс присвистнул, Неля улыбнулась, Лагода засмеялся и пожелал удачи им обоим, а Илья одобрил их пародию на Хусяинову и Шабанова. Вскоре Макс начал кашлять, и Лагода отвел того в его комнату, а Неля пошла искать противовирусные лекарства. Остался только Коряков, и они вдвоем решили сыграть в дурака. Рубен наблюдал за игрой со стороны, пытаясь понять правила. Свист звучит неожиданно, Вова дергается и спешит выключить конфорку. Заливает кипяток в две кружки — они с Рубеном оба любят черный чай, так что без разницы чья кружка кого. Сегодня они решили устроить вечер кинотеатра, и выбор пал на Сумерки. Первую часть посмотрели в оригинале, вторую будут на русском, третью на испанском. А что, Вова уверен, что все парочки смотрели хотя бы первую часть вместе. Романтично? Романтично. Ну вот и всё. Пока идет по коридору, замечает сверкающую надпись над комнатой Шабанова, и вспоминает, как сегодня утром заглядывал сюда. Таблетки Нели помогли, раз Макс лишь немного покашливал и в целом выглядел здоровым, а не валялся в кровати с температурой под сорок после вчерашнего похода. Та гирлянда, кстати, была повешена над его дверью, на неё Семенюк сейчас и смотрит. Вова не спрашивал кто туда её повесил, но догадывался, что это Илья скрутил её в слово «ЛОХ».***
— Мне надоело в общаге сидеть. Пойдемте на каток? — Макс, у тебя только кашель прошел, какой каток? — Ну Неля-я-я. Я здоров, как бык. Пойдемте на каток. — Я бы хотел сходить туда. Я же правильно понимаю, что речь про ice rink? — Да! Вот видите — нужно нашему испанцу показать, где люди кайфуют. Вова посмотрел в окно. Сегодня солнце было ярким, не спрятанным за облаками, поэтому снег казался ещё белее, чем он есть на самом деле. Но даже с учетом хорошей погоды Вова не хотел бы покидать нагретое место на кровати и идти на холодрыгу. Что он и сообщил собравшимся. — Как так, Вов, даже на свидание на льду Рубена не сводишь? А я вот Нелю водил. — Really. Это можно считать законченным спором в мою пользу? — Я те дам. Каток — так каток. Через час, укутанные в куртки и шарфы (Макс в двойном коэффициенте), они приехали на каток. Он был открытым, самым обычным, на котором уже каталась детвора. Рядом была пристройка с вывеской «аренда коньков», туда они все и направились. Ещё через пятнадцать минут все вывались на лёд, привыкая к конькам. Вова подъехал к бортикам, видя, что Рубен всё ещё стоит около калитки и не ступает на каток. — В чём дело? Рубен поднимает глаза, и Вова впервые видит в них неуверенность. — Я не умею. — Не умеешь что? — молчание, — Ты не умеешь кататься на коньках? — Рубен кивает, — Погоди, ты вообще был на льду хоть раз? — Sí, но всего пять минут, и я… Вова начинает ржать. Рубен непонимающе смотрит на него. — Полностью оправдал статус фаната фигурного катания, — сквозь смех выдавливает Вова, пытаясь отдышаться. Рубен хмурится, но молчит, — Иди сюда, фигурист. Ну же, я подстрахую. Честно, у Вовы даже настроение поднимается. Всё-таки, «свидание» на льду — не такая плохая идея. В итоге они два часа не спеша катаются около бортиков, почти без происшествий — одно произошло под конец, когда Рубен решился наконец отъехать от ограждения, с условием того, что будет держать Вову за руку. Теперь со стороны они реально были похожи на парочку — об этом сообщил Максим, на скорости проезжающий мимо. В какой-то момент Рубен теряет равновесие и с выкриками «COÑO» и «БЛЯТЬ» утягивает за собой Вову.***
Следующее утро начинает с боли в пояснице и пара изо рта. За ночь температура упала до минус двадцать градусов и, кажется, что-то случилось с отоплением по всей общаге — замерзшим чувствовал себя не только Вова. В десять утра заходил Лагода проверять батареи — у них она еле-еле была теплой. Чтобы не заболеть, было принято радикальное решение — надеть на себя все возможные шерстяные вещи. — Рубен, как ты смотришь на идею поделиться теплом наших тел друг с другом? — I'm in. Вове своя кровать была роднее — поэтому Рубиусу пришлось выбираться из нагретого местечка. Ну а ещё это была месть за вчерашнее. Сначала оба лежали на расстоянии, но Вове это надоело — люди греются не так. Поэтому первый шаг за ним — подвинулся поближе, задевая того плечом. Второй за Рубеном — обвить Вову поперек руками и ногами, и положить голову тому на плечо. Следующие три часа были лучшие за это утро — Вова смотрел ютуб, держа телефон одной рукой, а второй перебирал волосы Рубена, пока тот тихо сопел. Идиллию попытался нарушить Шабанов, что вошел в комнату, не постучавшись, и увидев эту картину: — А-А-А, пидоры! Вова автоматически хотел отодвинуться, словно их застукали за чем-то незаконным, но его удержали на месте, притянули обратно, успокаивающе поглаживая по плечу большим пальцем. — Ой, иди нахуй, Макс, — получилось спокойно, и снизу довольно выдохнули. — Понял, не мешаю, — Шабанов засмеялся и, выскользнув в коридор, закрыл за собой дверь. По размеренному дыханию показалось, что Рубен сразу заснул, поэтому Вова продолжил просмотр видео, изредка кидая взгляды на расслабленное лицо. Вечером, как обычно, они гоняли чай. Вове было лень вставать за своей кружкой, поэтому они с Рубеном обжигающие глотки делали по очереди. Батарея начала нормально работать ещё днем, но засыпали они вместе и в одной постели.***
— Новый год наступит первого января в ноль-ноль под бой курантов. — Правильно, молодец. От нечего делать Вова задавал вопросы по своей же стране. До заветных ноль-ноль ещё пятнадцать минут, и время тянется, как назло, медленно. В этом году, если бы не Рубен, то Вова праздновал его один — Неля с Максом уехали в центр смотреть на салюты, Илья уехал ещё вчера праздновать к семье, а Валера лег спать под предлогом «новый год новым годом, а режим портить нельзя». Короче, Рубен и Вова объелись бутербродами с икрой, которыми их угостили первокурсники, и в одиночестве засели в своей комнате, смотря эфир Первого канала с телефона. Осталось десять минут. — Как зовут деда, что приходит весь в красном слушать стихи? — Santa Claus? — По-русски Дед Мороз. — Дед Мороз. Good. Уебу Вова поставил на стол — раз он заменяет главный символ нового года, то и стоит пускай на видном месте. Единичная акция, конечно же. Пять минут. Вова перевернулся на спину. На потолке играли тени, то исчезая при мигании огоньков гирлянды, то вновь появляясь и вырисовываясь в причудливые узоры. Вова не смотрит в окно, но знает, что сейчас идёт снег, выстраивая всё новые и новые сугробы. Такая атмосфера, знакомая с детства, всегда толкала на рисковые поступки. Она оседала где-то в груди, и будто бы именно в это время всё должно получиться, как надо. Должно произойти чудо. Вова решается на рисковый шаг. — Ты знаешь, что на Новый год есть особая традиция для парочек? — М? — Рубен отрывается от эфира, где президент произносит речь. Одна минута. — Если парочка возлюбленных поцелуется во время курантов, то следующий год для них пройдет счастливым, — приподнимается на локтях, смотря в темные глаза Рубена. Рубен смотрит в ответ. Секунда. И это вызывает смешанные чувства везде — голова пустая, в груди отзывается шквал эмоций, а в животе что-то переворачивается раз за разом. И Вова не задумывается, что правда это делает — просто обхватывает плечи Рубина, углубляет поцелуй, прикусывая нижнюю губу, и целует, целует, целует, пока куранты начинают бить. Зарывается в волосы Рубена. Позволяет взять тому инициативу, вновь падая спиной на кровать, утягивая за собой, пока куранты всё бьются, отсчитывая удары, не поспевая за сердцем Вовы. Это его личное новогоднее чудо. Двенадцатый удар. Салют. — Я знаю, что такой традиции нет, — дыхание сбито, Рубен нависает сверху, заглядывает в лицо. — Я знаю, что ты знаешь, - Вова не лучше, растрепанные волосы лезут в глаза, но убрать руку с шеи Рубена, чтобы их поправить, не хочет. — Прошло семь дней. — И?.. — Ты станешь моим парнем ещё раз? Глупый вопрос, но важный. Вова понимает. Вова говорит «да» и вновь целует.