карамельный

морозит плечи на этой набережной — а он жмется боком, касается щекой виска, прикрывает глаза... раз, два, три — считает мгновения замершего счастья, задержав дыхание. от его губ пахнет кофе, а в руках он держит бумажный стаканчик. только что закончили съемки его части клипа, и когда все остальные ушли, он сказал, что останется. а затем сразу позвонил. и никогда звонок не давался ему так тяжело. — я боялся, ты не приедешь, — шепчет прямо на ухо, согревая в прохладе вечера. — но так хотел тебя увидеть. он склоняет голову, прижимается вновь, задумывается на пару секунд... затем молча передает свой стаканчик — он такой теплый, — отходит на шаг назад и, легонько перебирая складки на куртке, обнимает со спины. замочком переплетает свои пальцы, кладет подбородок на плечо и внимательно всматривается в дымчатое фиолетово-рыжее небо. там, где погибло солнце, остался красноватый след — но и он вскоре исчезнет, когда разгорятся звёзды. а от Феликса тепло, особенно когда он поцелуем мажет под челюстью, мягко и почти щекотно. улыбается. щекой прислоняется к воротнику куртки, прикрывает глаза, растворяется в запахе морозного вечера... и ещё слегка пахнет его шампунем — но не от Ликса. одной рукой — по его волосам. он пододвигается ближе, прижимает к себе крепче, затем, не избегая ласки, поворачивает голову и легонько прикусывает за мочку уха. мягкий воротник его дублёнки чувствуется шеей — и до безумия хочется согреть руки... но не о кофе, который уже остыл, — и даже не о погаснувшее солнце. развернуться. стаканчик — на ближайшую скамейку. от Феликса немножко пахнет лавандой — его новый гель для душа, который пока не получилось опробовать, — и ещё больше — закатом на набережной и нежно-фиолетовым вечером. а от его губ — карамельным латте. и, может, на вкус он такой же горько-сладкий... пальцами — за собачку на молнии, потянуть вниз... Феликс едва улыбается, чуть склоняется, большим пальцем ведёт по щеке. — мерзнешь? с ним — всегда тепло. он знает: об этом говорилось не раз, не два и не три... и все же хочет услышать снова. — с тобой – нет. на его шее — плотный черный шарф. немного оттянуть его вниз, поцеловать под кадыком... Феликс смеётся — ему щекотно, — отворачивается в смущении, а его длинная золотая серёжка ударяет прямо по спинке носа. схватить его обеими руками за щеки — пускай не ворочается! — звонко поцеловать у брови... здесь — веснушки, как крапинки сахарной пудры, обласканные закатом и ветром набережной. и хочется пересчитать губами каждую — раз два три четыре пять, — пока Феликс низко, глубоко смеется, не сопротивляясь и лишь крепко вцепившись в куртку у поясницы. и затем он перехватывает инициативу: ловит, мокро целует, пробуя на вкус — карамельный, — и теряет счёт минутам вместе. становится холоднее. но никто никуда не уйдет — и даже когда взберутся на небо звёзды, не прекратится счёт созвездий на его коже... и отпечаток тихих тайных чувств застынет здесь, когда набережная опустеет: на скамеечке так и останется недопитый, остывший и забытый карамельный латте.