Глава 5
Неправильный тýпик
Бессонница, немногим ранее помиловавшая Азирафеля, вместо него избрала своей жертвой Энтони Кроули. Доктор биологических наук, профессор и лауреат всяческих бла-бла-бла которую ночь не мог толком сомкнуть глаз. Кроули забывался неправедным, тревожным сном на час-полтора, но неизменно просыпался – резко, будто от толчка, и до рассвета бродил напряжённый, сосредоточенный и злой. Энтони Кроули сознавал, что злость его необоснованна, и стоит за ней его субъективное нежелание мириться с изменениями в привычном укладе жизни, столь дорого давшемся, но он не мог ничего... ничегошеньки с собой поделать. Он тихо костерил Агнес, которая впряглась куда не просили ("Нет бы тебе пенсией наслаждаться да тыквы выращивать во славу Короны! Надо ж тебе всех спасать, мессия ты от Met недоделанная! Засунь свои профдеформации себе же... за корсаж!"); себя любимого ("Сказал бы сразу, что против, что ка-те-го-ри-чес-ки возражаешь – и фиг бы они чего сделали! А поступили б по-своему – чёртовы ведьмы! – так с тебя взятки гладки!"); и наконец – Азирафеля Фелла, который спустя столько лет (ничтоже сумняшеся!) надумал нарисоваться не где-нибудь, а в Ньюборо. Конечно, если быть объективным (а к объективности Кроули всегда стремился – такая работа), Азирафель ни-че-го не надумал и точно не строил коварных планов по расшатыванию его, Энтони Кроули, хрупкого баланса бытия. Просто так совпали звёзды. Ничтоже, ей-боже, сумняшеся! В астрологию Энтони Кроули, материалист до мозга костей, в отличие от Трейси Шедуэлл – одной из своих славных соседушек, не верил. Логика мироздания была проста: Азирафель как-то умудрился подружиться с девочкой из Met, любимой ученицей другой его, Кроули, знакомицы – Агнес Наттер; девочка эта возжелала причинить другу добра и... ничего умней не придумала, чем отправить его в райский уголок на берегу Ирландского моря, где на пенсии коротали свой век полковники разведслужб, свидетели жуткого под вечной защитой... да прочие шпиёны. И (до кучи!) он, несчастный Энтони Кроули – биолог, орнитолог и смотритель их возлюбленного маяка (волею судеб). В судьбу Кроули, следует отметить, верил немногим более, чем в гороскопы. Он уже давно перестал фантазировать о том, что случилось бы, столкни фатум их с Азирафелем где-нибудь... в странном месте – на международной мультитематической конференции в Цюрихе или в одном из залов Британского музея... Бывали времена, когда не столь юный, но всё ещё романтически настроенный Кроули, лёжа в палатке где-нибудь на шотландских пустошах, в свете фонарика мечтал, как однажды, приехав на очередную сходку высоколобых в Лондон, случайно встретится с Азирафелем... в метро или просто на улице. Он в деталях представлял себе реакцию Азирафеля: отражение шока запоздалого узнавания на красивом лице, нервное мельтешение рук и то, как Азирафель в смятении покручивает ободок золотого кольца на мизинце. Однажды – в какой-то другой жизни – то кольцо было предложено Кроули – он не взял. И тем фактом он втайне гордился. Одной горечью, как говорится, меньше.***
Рано поутру Кроули неизбежно выходил на пляж на пробежку. В прошлом он всегда бегал строго на запад и неизменно брал с собой бинокль – птиц проверить. В тех наблюдениях было мало про науку, больше – про заботу, потому что именно в той стороне обитал его странный знакомый – Неправильный Тýпик. Неправильный Тýпик не рыл тоннелей и брезговал любимым его собратьями торфом – вместо этого он самозабвенно копался в песке. Он не взаимодействовал со стаей, жил сам по себе и не улетел со своими на зимовку к берегам Африки или на Средиземноморье. Кроули заметил его случайно в прошлом октябре: песколюбы и остатки высохшей осоки – такая себе маскировка для яркого клюва и оранжевых лапок. Самое удивительное – Неправильный Тýпик его не боялся. ...И Кроули стал за странным малышом следить. Когда пришли холода, и морские ветра, прихвостни зимних штормов, приготовились швырять пригоршни ледяной пены в лицо, Кроули принял решение: тýпика следовало переселить на маяк. Ради его же блага. Но как быть?! Ту́пика так легко не поймаешь, не приручишь... Да и трогать руками – табу. Уж кто-кто, а Кроули это знал. У него не было идей, но птицу было отчаянно жаль: малышонок, недавно сбросивший оперенье птенца, не выживет. Умеет ли он вообще ловить рыбу? А если даже умеет – такую кроху унесёт в открытое море в грозу! Не выкарабкается! Утонет! И где были его родители? Почему улетели без него?.. Тýпики обычно так не поступают – они, как лебеди, формируют пары на долгие годы и самоотверженно заботятся о потомстве. Кроули недоумевал и продолжал тихо, терпеливо наблюдать. Однажды, вновь завидев чёрное с прожелтью пятнышко в густых зарослях прибрежной травы, он отважился на риск. Это было совершенно антинаучно, противоречило всему, что Кроули знал и о чём писáл, но у него просто не было других вариантов! Он не хотел, чтобы молодая птица так бездарно погибла в миле от его дома! Кроули медленно опустился на песок и тихо, заговорщицки зашептал: – Слышь, чувачок, зима... эт-самое... близко. Скоро жрать станет нечего – одними ракушками сыт не будешь. Рыбу ловить не сможешь: вся мелочь, которую твои сородичи не слопали, подросла и плавает уже поглубже. А кого заметишь в воде – за теми уж не погоняешься особо. Ветра поднимутся – рыбе они до лампочки, а тебя сдует в независимую Ирландию... и хорошо, если живым доберёшься. А там ещё и визу, небось, спросят, а какая с тебя виза? Клювик да перепонки детские... Так, бормоча бессмыслицу, Энтони Кроули просидел в песке долгие часы. Но вот наконец вознаграждение его терпению – из-за разросшегося куста осоки показалась смешная круглая голова. Тýпик смотрел на человека с любопытством. Чёрный птичий глаз таинственно блестел. – Пойдём со мной на маяк, – уговаривал Кроули. – Я там тебе приготовил... торф, песок, ветки... можно первосортную нору выкопать!.. Тýпик недоверчиво поводил аккуратной головкой, забавно переступая с ноги на ногу. Прошло мгновение, бесконечно долгое и тягучее, как патока, тающая на горячем пироге. Секунда медленно упала в вечность, точно капля густого сиропа, и птица, смешно переваливаясь с боку на бок, шагнула вперёд. Кроули тихо, на три слога выдохнул и отполз на пару футов назад. Тýпик трепыхнулся и расправил крылья. На миг Кроули показалось, что он спугнул его, что птица сейчас улетит... Но нет. Неправильный Тýпик летать не мог. Малыш брёл, покачиваясь и смешно переставляя нежные оранжевые ножки, за большим тýпиком – за безопасным человеком, языка которого он, естественно, не понимал – движимый чем-то невыразимым... Наивной детской доверчивостью, быть может? Энтони Джей Кроули с милю, наверное, спиной назад на коленях прополз (до сáмого маяка!) – тýпик, то и дело клоня голову и поглядывая ему в лицо, неуклюже семенил следом. – Ничего, малыш... – У порога Кроули перевёл сбившееся дыхание. – Мы почти дома. Ты у меня выживешь... подрастёшь... окрепнешь... а крылья... да чёрт бы с ними, с крыльями, не парься, кому они в двадцать первом веке нужны... Я тебя, кроха, в обиду не дам. Так Неправильный Тýпик провёл сытую и ничем дурным не замутнённую зиму на маяке. А весной Кроули выпустил его обратно на пляж.***
Нынче ноги упрямо несли Кроули на восток. Злой и невыспавшийся, он аккурат в семь утра выходил на пробежку – с неизменным биноклем на шее. Вот только не дорогóй сердцу тýпик влёк его – его манил коттеджик на отшибе. Кроули пробегáл полторы мили, замирал у сосен, возвращался к маяку и снова бежал обратно – вдруг заметит движение за кромкой далёкого стекла?.. Тяжёлый бинокль больно бил по груди – Кроули придерживал его рукой, однако ни разу не осмелился заглянуть в окуляры – проверить: там ли Азирафель? Чем занят?.. Это было не-вы-но-си-мо. Чистая пытка.