Немой

Он молчал. Когда и кто бы его не встретил — он изъяснялся очень коротко и то, лёгкими и простыми жестами. Первое время, когда он перестал говорить, все думали, что он только приболел. Когда несколько дней плавно перетекли в неделю, а недели в месяц, — все решили, что это связано с потерей отца. Когда же он уехал в путешествия, слухи стали ещё громче. Ни на какие письма, кроме самых важных и срочных, тот тоже не отвечал. А по возвращении, спустя долгое время, все поняли, что он до сих пор молчит. В довесок потекли слухи о том, что это из-за глаза порчи — такая расплата. Ещё позже, все смотрели на молодого человека с неподдельным удивлением и сочувствием, мол, что же случилось? Многие, особо бесстрашные, подходили и безо всякого стеснения спрашивали. Бывали и те, кто досаждал ему на сменах в таверне. Но, может, даже не стоило упоминать, с каким раздражением и как быстро Дилюк отгонял таких людей. За время, проведённое в пути, он чётко решил, что никакая поддержка, особенно чужая, и сочувствие ему не требуется. Спустя долгое время многие уже смирились и привыкли. Кто-то из постоянных посетителей таверны даже научился коротко изъясняться и более не тревожил его с бесполезными расспросами. Однако, нет-нет, но всё равно появлялись особо настойчивые, милосердные и жалеющие и предлагали выучить язык жестов. Вот только проку было бы от этого мало — разве каждый с ним контактирующий сделает это? Да и вообще, найдёт ли время? Но вся суть была в том, что ему это уже не требовалось. Дилюк выучил его как-то ради интереса, то было давно, а сейчас он раз за разом вспоминал когда-то минувшее. Он всего лишь предпочитал не показывать эти знания. Но было одно исключение. Такое раздражающее, с наивной улыбкой, заходящее именно в его смену. И, конечно, это был не кто иной, как Кэйа. После смерти близкого им обоим человека они практически не пересекались. А в те редкие моменты до отъезда Дилюка, оба упорно старались избегать друг друга, в особенности Рагнвиндр. Он тогда был опустошен, в голове не было ни малейшего понятия, что делать дальше. А сейчас… Сейчас владелец винокурни, теперь уже немного повзрослевший, даже не знал что и думать, когда на пороге появился капитан кавалерии. Слухи разносятся по Мондштадту очень быстро, прямо по ветру, и от Кэйи тоже не укрылся слух о том, что Дилюк вдруг перестал говорить совсем. Признаться честно, ему первое время было всё равно. И всё равно, и даже некогда о подобном и задумываться. Но когда дела в Ордо Фавониус постепенно пошли на спад и поручения стали отнимать меньше сил, то оно само собой и вспомнилось. И на смену полному безразличию вдруг пришёл интерес. С того момента он уже много раз успел пожалеть о том, что завёл такой разговор в такое время. Хотя он никому бы в этом и не признался. Переживал ли он всё это время? Альберих точно бы не сказал, но чувствовал некоторое беспокойство. И, так как появилось и время, Кэйя в выходной день решил заглянуть в таверну. Открывая дверь и видя Дилюка за стойкой, по лицу расплылась лисья улыбка, предвещающая весьма интересный разговор. Первое время он и правда решил не сильно досаждать ему. Иногда мог в кратце говорить о новых сплетнях, новых заданиях, с прищуром глядя, заинтересует ли это Рагнвиндра. Чаще нет, но он всё равно часто получал в свой адрес раздражённый или хмурый взгляд. А позже, когда простыми вопросами «разговорить» не удалось, Кэйя перешёл в наступление. Он старался вывести на эмоции, чтобы получить хоть какую реакцию, и вскоре дождался. Но это было немного не то, чего он ожидал. Заходя в «Долю Ангелов» лишь раз в выходные дни на неделе, он тратил не так уж и много времени. Поэтому и первый результат своих «стараний» пришлось наблюдать только спустя аж несколько месяцев. И то, Дилюк ему ничего не сказал, лишь показал несколько жестов. Кэйя ничего не понял. В какой-то момент после этого он оглянулся — может, хоть кто-то знает, что это значило? И пока капитан кавалерии безуспешно искал глазами такого человека среди нескольких пьяниц, рядом послышалась усмешка и притворно грустный вздох. Повернув голову, Кэйя видел, как в глазах бармена плескались смешинки. Он нарочно показал всё только так и тогда, когда никто не мог бы этого увидеть. Хотя мог ли хоть один присутствующий человек это понять, даже если бы видел? Наверное, нет. И не только потому что все были пьяны, а потому что мало кто знал язык жестов. Время шло, а у Кэйи вошло в привычку наведываться в таверну в свободный час к вечеру и на свои шуточки получать очередные молчаливые ответы. Он каждый раз старался делать вид, что ему на них всё равно, но каждый раз, противореча себе, внимательно в них вглядывался и старался запомнить. Иногда ему казалось (хотя он даже был уверен), что видел повторяющиеся движения.

***

Дилюк не был в восторге от такой компании. В первое время он надеялся, что тот всего лишь так, на пару раз и отвязаться. Мол, подтвердить для себя слух. Или, может, поиздеваться, но не видя реакции, ему это надоест. Но ничего из этого не произошло. В тот день, когда владелец винокурни впервые показал свои умения Кэйе, он даже сначала сам не осознал произошедшего. Это получилось непроизвольно, но тем не менее, ещё у него въелось в привычку быстро и «воровато» оглянуться, прежде чем кому-то что-то показать. Потому его ухмылка после была и с облегчением — вряд ли кто-то действительно заметил его глупость, и с издёвкой — Кэйя уж вряд ли часто получает поручения, где нужно с кем-то «пообщаться». Потом Дилюк начал мириться с присутствием назойливого братца. Сомнительно, что тот отказал бы себе в удовольствии помотать кому-нибудь нервы. Но теперь это уже перешло в… Войну? Нет, наверное, правильнее это будет назвать своеобразной маленькой битвой, больше похожей на простое детское ребячество. Кэйя старался задеть или вывести словами — Дилюк мстил непонятными тому жестами и ухмылочкой. Спустя ещё некоторое непродолжительное время владелец винокурни понял, что так или иначе начинает в течение недели ждать тот час, когда он приходит в свою таверну, давая наконец выходной Чарльзу, и когда дверь снова откроется, но он обратит внимание, только когда это будет капитан кавалерии. И если раньше он мог показать какое-нибудь безобидное ругательство на очередные не смешные шутки, вроде «какой же ты невыносимый», «дурак», то после одного случая всё вновь немного ушло не в то русло.

***

Одну субботу Кэйя не пришел, а через неделю появился с перевязанной рукой, где повязка выглядывала из-под одежды. Всего лишь рассеянность во время выполнения последнего поручения на пятницу помешала ему закончить эту неделю. Его в целом начинали всё сильнее раздражать задания отпинать очередной отряд подальше от стен города. Дурацкие и глупые, но зачастую проворные хиличурлы этим воспользовались, один из которых нехило так огрел неудачливого рыцаря по плечу. Тогда он сам занялся «лечением» и ограничился только этим, отказываясь заглянуть к Барбаре. Шут знает, почему он так решил. Зато решил отлежаться дома, не выходя никуда за два дня. Когда Кэйя заходил в таверну, то улыбался и щурился, предвкушая очередной весёлый час. Но вот Дилюк, увидев его с перевязкой, немного нахмурился, но быстро отвернулся, начиная заниматься очередным напитком для посетителя. А развернувшись, чуть не в упор наткнулся на Альбериха, сделавшего ангельское выражение лица. Отдав напиток, он состроил насмешливое лицо и кивнул на руку. По-прежнему ничего не говоря. — А, это? — заулыбался ещё шире Кэйя. — Так и знал, поинтересуешься. Что, волнуешься за меня? — подперев голову здоровой рукой, он уставился на бармена. Тот, в свою очередь, закатил глаза и показно отвернулся, протирая стакан и в течение нескольких минут полностью игнорируя капитана за спиной. — Эй! Какие мы вредные. Подумаешь, всего лишь-то пропустил хиличурла, с кем не бывает. Дилюк, отставив несчастную посуду, вскинул брови: «Ты? И хиличурла пропустил? Смеёшься?» Конечно, это не было сказано, но всё-таки их… Общение раньше давало возможность читать эмоции друг друга, хотя перед окончательным затишьем это было труднее, когда каждый стремился натянуть маску. Поэтому Кэйя только усмехнулся на такое выражение лица своего собеседника. Ну и казалось бы, а что же в этом дне прошло не так? Когда рыцарь уже собирался уйти, Дилюк покачал головой и показал на языке жестов: «В следующий раз будь осторожней, как же остальные справятся без тебя?»

***

Время уходило, но именно после этого дня Дилюк ненароком в конце мог сказать что-то… Возможно, приятное пожелание для Кэйи, если бы он понимал, но в то же время не изменял себе, и в течение времени вместе кидал едкие и язвительные фразочки. Себя Рагнвиндр оправдывал тем, что, в конце концов, они не такие уж чужие люди, и потому имеет полное право выразить своё беспокойство. Особенно когда Кэйя рассказывал о том, что ему поручили на ближайшее время не из простого. Хотя, признаться, Дилюк был спокоен, пока знал, что с этим придурком всё точно в порядке и он не понимает того, что может показать ему владелец винокурни.

***

Для Кэйи этот день тоже не был простым. Как минимум, он старательно следил за тем, стараясь понять, что тот думает о травме, но это всё равно было трудно. А решающим были аккуратные и изящные жесты в конце их встречи. Раньше он ничего «напоследок» не показывал. Да и жесты уж точно были и новые. Тогда и промелькнуло в голове у капитана: «Ого, неужели, он что-то разное ещё говорит?» И вот после того случая его захватил азарт. Он усиленно начал учить язык жестов, сам не зная от чего, но всё больше волнуясь. В какие-то моменты его начинала преследовать мысль: «А правильно это всё? Правильный ли мой поступок?». Ему казалось, будто он полез туда, куда не стоит, туда, что знать не положено. Конечно, вряд ли бы Дилюк стал бы говорить что-то по-настоящему сокровенное, но кто, чёрт его дери, хорошо поймёт этого человека? Он же непредсказуем! Спустя недели, перешедшие в очередной месяц, Альберих понемногу начал различать жесты. Иногда он даже мог понять и слова, и фразы. Но в них не было ничего особенного. Это были только те самые язвительные фразы Рагнвиндра, не более. Теперь Кэйя внимательнее следил за его жестами. Для него было новой задачей теперь и смотреть за тем, что ему показывают, и при этом делать совершенно равнодушное лицо, словно он всё ещё не понимает. Иногда он замечал, что в какие-то моменты тот меньше показывает, словно в сомнениях «а зачем я это делаю?». Но такое проскальзывало реже и реже. А после его очередной глупой шутки в адрес Дилюка, тот закатил глаза и показал «Архонты, спасите меня от твоего общества хотя бы в некоторые выходные». Наступила пауза. Кэйя отпил из бокала, поставил… — Уж прости, но в будни я занят, так что попадаю на твои смены. Глядя на плавающий лёд, он даже в первую секунду не заметил, как быстро мелькали эмоции на лице напротив. Это поведение… было не похоже ни на одного из них. Кэйя часто желал как-то превзойти человека, что находился рядом, но сейчас ему было не до «триумфа», мол, он всё-таки знал этот несчастный язык. А Рагнвиндр от изумления, неверия в происходящее даже перестал скрывать свои эмоции. Когда рыцарь снова опустил взгляд на напиток, хмурясь, его настойчиво толкнули в плечо и владелец винокурни медленно показал: «И как долго ты меня понимал?». Он не ответил. Он усмехнулся и, даже не взглянув, удалился, второй раз в жизни так сильно сожалея о своих действиях. А тот остался стоять в растерянности. Глаза бегали по помещению, не зная за что зацепиться, не зная, где найти доказательства того, что этого не было. Увы, не получилось. Ему оставалось только поджать губы и вернуться к работе.

***

Он практически перестал реагировать на многие вещи. В голове навязчиво крутились только те же мысли: «Как долго он знал? Как много он, чёрт возьми, успел понять?!». Возможно, это не было катастрофой, но Рагнвиндр точно не был готов к тому, что тот его понимает. Кэйя, как назло, не появлялся ещё некоторое время. А когда появился, то Дилюк ничего не показывал. Молча принял заказ и стал выполнять. И в этот, и в следующий, и позже — он перестал показывать вообще что-либо. Капитан же в ответ на это поджимал губы и уже не пытался шутить. Словно хотел начать разговор, но так сильно в нём сомневался. А для Дилюка вкупе с работой на винокурне это тратило очень много нервов, но поделать с собой он ничего не мог. В голове упорно закоренилась мысль, что не ответил тогда — не ответит и сейчас.

***

Позже это уже начинало быть невыносимым, и Рагнвиндр решил повторить свой вопрос, как давно тот его понимал. — Не переживай. Я начал его учить только после того, как пришёл с перевязанной рукой. Но, признаться честно, услышать от тебя беспокойство и что-то доброе в мой адрес незадолго до того, как я раскрыл секрет, было… Весьма неожиданно и приятно, — усмехнулся рыцарь, вновь не глядя тому в глаза. А потом не удержался и тише добавил: — Неужели ты всё-таки ещё способен на что-то хорошее? — судя по ещё сильнее помрачневшему лицу было ясно, что лучше бы он этого не говорил. Надо признать, думал Кэйя, что не только Дилюк столько мучился. Чего стоили его сомнения, пока он учил этот несчастный язык? Но даже после, он так укорял себя за то, что раскрыл себя. Он был в шоке, увидев в первый раз пожелание не пораниться, когда рассказал об очередном поручении, что еле сдержал напускное безразличие, быстро сменившееся теперь уже полуфальшивой улыбкой. Его столько грызли размышления «но почему? Почему он говорит мне такие слова? Что случилось? Или это всего лишь шутки?», столько убивали мысли, что ему становится легче после этого. Словно… Словно они тогда заново познакомились и владелец винокурни просто взял и доверился ему. После этого «недодиалога» Кэйя вышел на улицу, но уходить не стал. Он знал, что тот не будет оставаться в таверне сегодня, поэтому решил подкараулить на улице. Удалось нагнать его уже за стенами, и пусть без шума не получилось, но Альбериху удалось уговорить его остановиться. Дилюк выглядел крайне недовольным, злым… и разбитым. Ему уже было понятно, что от того не укрылись слова его поддержки. Но что рыцарю нужно сейчас? Все эмоции выбило как по щелчку и их больше точно не осталось, как и здравого смысла, когда Кэйя подошёл и внезапно обнял его. Очень крепко. — Раз уж я сбил твою маску… — так тихо слышался голос, но каждый из них его слышал. — Мне… Мне очень были важны эти слова, ты не поверишь как. Рагнвиндр молчал. Молчал и думал. Но наплевав на всё, только сильнее прижал того к себе, закрывая глаза и отдаваясь этому моменту. «Мы же завтра не будем делать вид чужих друг другу?» — промелькнула одна мысль у обоих.