***
Паймон звонко чихнула. — Ты опять за своё, негодник? С чего вдруг она ко мне обратилась? — Ну, я и не прекращал. У тебя своя работа, у меня своя. «Негодник» пощёлкал кнопками прибора и навёл его поочерёдно на Люмин и на парня. Что-то больно дёрнуло его за зачёсанную назад прядь, да так, что слёзы едва не брызнули из глаз. — Паймон видела твою работу! — Ай! Не надо! — Эндзё стегнул её крылом и на всякий случай, незримый и неощутимый, опустился на опустевшее сиденье — от надоедливого ангела-хранителя подальше. И тут же вскочил: Люмин вознамерилась на него сесть. — В гробу ты мою работу видела, не правда ли? Паймон надулась. — И этот мимо, — Эндзё вздохнул. Прижался лбом к поручню. — Просто ноль. Дырка от бублика. Один минус один. Количество уцелевших страниц второго тома... — В следующий раз без пожаров, понял? — ему погрозили крошечным пальчиком. — Да-да, конечно, — и пальчик пропал, а Паймон издала вздох облегчения. — Нет, не понял. Мне начальство дало полный карт-бланш. Цитирую, — Эндзё откашлялся и изменённым голосом продолжил: — «Лицензия на нахождение в мире людей твоя. Иногда я диву даюсь, какие нестандартные методы ты придумываешь, но тем не менее — у тебя голова на плечах есть, можешь использовать её по максимуму: хоть пожары, хоть потопы...» — Паймон тебе не верит! — Ну хорошо, после этого он прибавил: «Это я, конечно, утрирую, без потопов». — Эй! Такие вещи Эндзё говорить было опасно, о чём он прекрасно знал. Зато, видимо, не запомнило небесное начальство. Купидон оскалился совсем неподобающе посланнику бога любви, показал язык Паймон и выскочил вслед за Люмин из дверей вагона. *** Длинный, облицованный полированным камнем коридор перехода будто заполняла целиком, пропитывая каждого проходящего по нему чем-то невыразимо светлым, прекрасная музыка. Страшно сказать, но ей бы и слово «божественная» подошло. Паймон ткнула пальчиком в музыканта с косичками. Руки парнишки бродили по струнам, ласкали их, будто тело возлюбленной, мельком поглаживали гриф и корпус в перерывах между композициями, гладили лакированное дерево и цепляли струны, и гитара пела — искренне, чарующе, звонко. — Что, теперь по нему поработаешь? Эндзё затормозил, пригляделся, с любопытством покружил рядом. Потянулся за прибором и ткнул на кнопку. — Ба, а сердце этого уже украдено. В принципе, как и прошлого. Какая жалость, не наш клиент. Расстроенным он не выглядел. — Не твой. Паймон в твоих делишках не участвует! — Ну и не надо, ну и не хотелось! Смотри не потеряй нашу подопечную. А мои шалости на сегодня закончены. Купидон шутливо откланялся и, нематериальный, порхнул вертикально вверх, в потолок. *** Пара дней прошла спокойно; то ли Люмин уже натренировалась реагировать на такие нестандартные ситуации, то ли мифический ангел-хранитель отрабатывал свой небесный хлеб, но сосульки не летели, гололёд не норовил её отправить как запоздалый подарочек под ёлку (тут, может, дело было в том, что она надела другие сапоги), никого спасать не пришлось и никаких случайных встреч не было. Ну, разве что с полки упал любовный роман. Люмин подобрала его, отряхнула пыль и мысленно пообещала себе отдать его в библиотеку. Как-нибудь потом. А сейчас — на тренировку, потом — в парк аттракционов с братом... Говорят, весна — пора любви. Что же, Люмин и правда любила свою жизнь. От ноющих от усталости мышц до приятной тяжести экипировки и меча в сумке; от ясного голубого неба до мокрого асфальта, с которого почти сошли снег и лёд; от глотка терпко-сладкого капучино с горчинкой и мягкой шапкой пенки до слепяще яркого солнца. Она была потрясающе хороша, и Люмин даже напевала, пока бежала от дома до кофейни, от кофейни до клуба. *** Скучным божественным собраниям и выхолощенным небесам, пускай и со своими подковерными интригами и страстями — до летящих из глаз искр, расцарапанных щёк и припухших от поцелуев губ, — Эндзё предпочитал либо общество книг, либо человеческий мир; в целом, и то, и то разительно отличалось от привычного посланцам бога любви. Было глотком свежего воздуха. Позволяло окунуться в неизведанное, побродить среди людей и их историй. Крылья прижимались к спине и становились частью рисунка на ярко-красной толстовке, Эндзё ступал по твёрдому асфальту и бродил по улочкам, нырял в полуподвальные книжные магазинчики и тихие библиотеки, где полки ломились от старых и новых томиков, колдовал напропалую и, как всякий порядочный читатель, позволял вписать в «свой» билет книжку. С этой книжкой его можно было заметить в каком-нибудь парке или кафе; взъерошенный и широко улыбающийся, он возвращался к собратьям, крепко пахнущий кофе и бумажной пылью вместо амброзии и нектара. Иногда он чиркал в блокнотике, купленном за безделицу — всего лишь парочка шальных выстрелов из лука, бах-бах и два сердца наповал... сражены друг другом, конечно же! — очередной план по работе, проглядывал досье кандидатов и подопечных, откинувшись на такую мягкую и такую материальную спинку самого настоящего кресла. Иногда дематериализовался вновь, расправлял крылья и рвался в небо, порхал с крыши на крышу и скользил над толпами людей. — Всё-таки говорят, что любовь витает в воздухе, — самодовольно говорил он Паймон, когда им случалось пересечься. Витающей в воздухе любовью, естественно, был он сам.***
Эндзё сидел на крыше. Заметь его кто, тотчас бы решили, что либо несчастье какое несовместимое с жизнью случилось, либо безрассуден или бесстрашен, ведь есть места и побезопаснее для человека. Взять, к примеру, тот же балкон. Но он не был человеком, и, коли он того не хотел, его не видел никто, кроме таких же ангелов самого разного толка и животных. Крылатый, он не мог сорваться и разбиться. Эндзё нравилось человеческое общество. Может, поэтому он предпочитал тянуть подольше с выстрелом, с почти детским восторгом впитывая хитросплетения отношений между людьми, которым его «помощь» упала как снег на голову, наблюдая за первыми поцелуями, невинно сладкими, как молоко с мёдом или подтаявшее сливочное мороженое, для себя фиксируя первые прикосновения: кто-то более робкий, кто-то, напротив, решителен; из кого-то чувства бьют фонтаном, а кто-то позволяет себе лишь тонкий ручеёк, лишь несмелые улыбки. У кого-то на душе слой льда, ощущаемый мятным холодом, а у кого-то тёплые руки, которые смогли бы нежно отогреть. Купидон впитывал чужие эмоции, и жар разливался по телу, и в голове становилось почти сладко-пусто; почти, потому что он отделял себя от подопечных. Это было почти как клубничный сироп на вкус. От кого-то чувствовался запах жареного хлеба, пропитавшегося белком и желтком, запах совместного завтрака и домашнего уюта; иногда им не хватало щепотки «специй», а иногда всё было гармонично. От чьих-то эмоций трещали искры и кололи даже стоящего рядом Эндзё; от таких парочек шёл жар, пряный на языке, обжигающий, как если бы купидон стоял у костра, и острый до невозможности, но такой же невозможно вкусный. Не у всех историй был счастливый конец; порой один узел должен был развязаться, чтобы можно было завязать новый, а старые нити связи предавались огню. Люди прекрасно справлялись с этим сами, конечно. А ещё каждая история с его лёгкой руки была уникальной. Иногда неправдоподобной и слишком чудесной, чтобы в неё поверить; и правда, какие уж тут чудеса, когда купидон шалит. Иногда — довольно логичной. Всё как в книгах. Взлёты, падения, неожиданная рука помощи, куча эмоций, возможно, вынесенный урок. Иногда рояли в кустах, но ведь никто не увидит купидона, который их туда затаскивает? Писать такие истории на реке жизни было не менее интересно, чем читать. И лишь потом, когда связь ощущалась достаточно прочной, сразу две стрелы выуживались из колчана. В это утро, продроглое, даже если такого слова не существует, хотя оно бы идеально описало погоду, от которой дрожишь до костей, у Эндзё здесь было дельце. Такое небольшое. Всего-то выпустить парную стрелу во влюблённых и побродить по городу, след в след ступая за ещё одной парочкой, а потом уж можно и придумать что-нибудь новенькое для одной из его подопечных. Кажется, Люмин начала о чём-то догадываться. Какое пятно на купидоньей репутации! Впрочем, нет, конечно. Стоит разобраться с этим побыстрее. Или же вообще не разбираться?.. Может, и правда, ну его? В мире полно всего интересного — это вам бы сказал даже своевольный одичавший, точнее, очеловечившийся купидон. Эндзё недовольно цокнул языком и глубоко вдохнул холодный весенний воздух, очищая разум от засилья самых разных мыслей, перед тем как взяться за пару стрел. Пропела тетива. От этих его подопечных пахло мандаринами, корицей и дождём. И немного горечью таблеток. Они познакомились в детстве и с тех пор были не разлей вода, были вместе и в горе и в радости — кажется, человеческие свадебные клятвы именно об этом? — и уже долго не желали смотреть ни на кого другого, вопреки увещеваниям друзей и подруг, в гневе отвергая предложения, но и друг другу не решались признаться. Тут всё легко — и подобрать подходящие стрелы, и сделать выстрел. Хотя бы сегодня у одного из них хватит отваги преподнести сердце на ладони — метафорично, конечно. За другой парой пришлось побегать. Скорректировать рекомендации в приложениях и всё такое... а дальше девушка сделала всё и без стрелы. Такой хороший залп, что вторая сторона мигом заинтересовалась. Отличное попадание. Прямо в сердце, аккурат как у Эндзё на толстовке. Третья парочка познакомилась на легендарных руинах... И вот оттуда уже Эндзё было за уши не оттащить. Он надолго пропал из «своего» города и бродил по затонувшим когда-то улочкам, заглядывая в окна обросших склизкими водорослями и голубыми кораллами домов. Даже в любимый полуподвальный магазинчик носа не казал, так увлёкся. Едва не схлопотал выговор за разгильдяйство, но та история любви ему очень понравилась. Жаль только, что многие письменные свидетельства тех времён погибли... — Прохлаждаешься? — Исполняю свой купидоний долг, — Эндзё воинственно потряс луком и свесил ноги с крыши. — А ты иди к своей подопечной. — К нашей. — К нашей, но она-то у меня не одна. И тем более, где ты её оставила? — Дома. Эндзё изогнул бровь и насмешливо искривил губы. — Ты знаешь, сколько есть способов умереть дома? — Избавь Паймон от этого знания! Паймон купилась на его уловку и поспешно порхнула обратно в окно, а Эндзё насупился, вновь вглядываясь в просыпающийся город. Снова она напомнила. Ладно, план у него есть, а это уже полдела. Осталось дождаться вечера. Злодеяния свершаются под покровом тьмы. В назначенный час Эндзё приземлился уже на другую крышу, с которой отлично просматривался (и простреливался) выход из здания, куда его подопечная ходила на фехтование. На город легла тьма, разгоняемая лишь тёплыми жёлтыми фонарями и всполохами фар машин. Квадратики окон светились в темноте каждый по-своему: тусклее, ярче, тюль в цветочек, плотные шторы, разноцветные гирлянды, — складываясь в какой-то странный, неведомый даже жильцам узор. Множество домов горело множеством огней. Сегодня, к счастью, не настоящих. — Мя-яу! — Что, приятель, тоже ждёшь кого-то? — Эндзё протянул руку и почесал кота за ухом. В отличие от людей, животные могли их видеть. И активно этим пользовались. Хвостатый влез к нему на колени и ткнулся смешной узкой мордашкой в живот, потёрся о рисунок сердца. А говорят, кошки ложатся на больное место... — Чей ты хоть? — Мя-а... — Я тоже свой собственный, — фыркнул он. — Но живёшь-то где, сокровище породистое? — Мяв! — Вышел на ночной променад, значит? — Эндзё улыбнулся, чувствуя приятную тёплую тяжесть кошачьего тела на коленях. Ориентал, поджарый и гибкий, устроился на нём, как у себя дома, и громко замурлыкал. Чем-то кот на него даже походил, но чем, купидон пока сформулировать не мог. Что ж, ну сердца коты точно красть умеют. Эндзё почесал «приятеля» за оттопыренным ушком, вызвав очередную волну трактороподобного мурчания. Внизу пока было спокойно: обычный город, редкие прохожие — в такой-то час; в окнах домов горит свет, фонари бросают на асфальт, мокрый после весеннего ливня, нарядные золотые круги, ещё не обзавёдшиеся почками и уж тем более листьями деревья едва шумят, покачивая лапами-ветками. Холод щекотал кожу, но лишь дразнил. Зато в невысоком трёхэтажном здании клуба жизнь била ключом. Причём била в буквальном и самом жестоком смысле этого слова. Как небожитель, сверхъестественное существо, не ограниченное рамками человеческого тела и его возможностей, Эндзё легко видел двигающиеся по залу силуэты и твёрдо знал, кто из них его подопечная, его боевая Люмин, кто Аякс, её друг и один из немногих ребят, кто на равных мог с ней спарринговать, а кто их тренер, прохаживающаяся мимо столкнувшихся в учебной схватке пар. Там же, незримая, находилась Паймон, вечно охраняющая свою подопечную; Эндзё подозревал, что та ещё и древнее него, пусть и находится в теле малышки, примерно двухсот-трёхсотлетнего ангела, правда, либо не помнит, либо не хочет говорить, а потому вынуждена слышать «маленькая» в свой адрес, и вовсе не как ласковое прозвище. Если бы Эндзё захотел, мог бы послушать, как она болеет за Люмин и бойким голоском подбадривает её. Эи, та самая девушка с длинной косой, занималась в предыдущей по времени группе и тоже была гордостью Скирк, и Скирк о ней часто говорила и даже как-то пригласила на занятие, так что Люмин вполне могла её знать. Или его подопечной пришлось спасать её сестру-близнеца? Если Итэра и Люмин различить можно было легко, пусть на лицо они и были очень схожи, то Эи и Макото — только если понаблюдать за ними подольше. Первая — боевая, всегда остро наточенный клинок, а вторая — более нежная и дипломатичная. Разница была заметна и в движениях, даже отвечать за них перед небесами не надо, чтобы понять! Иногда, в свободное время, занятое посиделками в библиотеке, в кафе, в музее или на крыше, он задумывался, не были ли близняшки когда-то ангелами. Скажем, одна из них отреклась от крыльев ради возлюбленного... или возлюбленной, так тоже интересно. А вторая последовала за сестрой, не стерпев разлуки. Или, может, она, как и Эндзё, ангел под прикрытием, бродящий среди людей, а облик «сестры» лишь приняла? Или даже какая-нибудь богиня? А может, она даже не из их канцелярии, а какое-нибудь существо вроде инадзумских ёкаев. Или обе? Эндзё усмехнулся своим мыслям. Увлёкся. Быть книжным червём — дар, а не проклятие, но иногда воображение включается не совсем вовремя. Узкая мордочка ткнулась ему в живот. — Да что тебе так это сердце далось? — удивлённо спросил Эндзё. Ориентал начал демонстративно вылизывать изящную длинную лапу. — А, вот ты как. На нет и суда нет. Вот в зале погас свет. Значит, вышел последний ученик. Осталось немного — всего-то дождаться, пока ребята переоденутся с тренировки и повалят гурьбой на улицу. Хотя нет, не гурьбой — они выходили небольшими группками. Эндзё снял с себя кота, потянулся за луком и поднялся на ноги. Если бы он был человеком, тотчас бы описал, что от предвкушения кровь забурлила в жилах, сердце — что, опять? — встрепенулось и взволнованно забилось, а ветер красиво трепал пряди, будя фантазию, а та, в свою очередь, подсунула бы мысли о чём-нибудь эпичном — геройском или, напротив, злодейском. Но человеком он не был. А вот мысли... *** — Сегодня победила ты, товарищ, — Аякс сиял, будто весеннее солнышко, неизменно рыжий и веснушчатый. Он, кажется, совсем не расстроился, чего не сказать о тренере Скирк, которая твёрдо вознамерилась сделать из него не то монстра боевых искусств, не то человека — Люмин не совсем понимала конечную цель её планов, но искренне восхищалась её мастерством. Люмин улыбнулась. — И что, даже не стыдно? — Тебе проиграть не стыдно, — махнул он рукой. — Стыдно не принять вызов и ничему не научиться. — Вы с тренером друг друга стоите, — она покачала головой. — Ты, случайно, не её внебрачный сын? — Да она и не замужем вроде... Не, я точно мамин и папин, таких огненно-рыжих у нас приблизительно вся семья. Люмин усмехнулась. Аякс был ей добрым другом, пусть и чересчур увлечённым всякими боевыми искусствами (что ж, она тоже не без греха, но в случае Аякса явно поработала Скирк), семья его ей нравилась, особенно младшие — Тоня и Тевкр. Тоня — очаровательная молодая леди с косичками, а Тевкр — малыш, обожающий роботов и упорством пошедший в брата. В Тевкре Аякс души не чаял и баловал его пуще других. А потом матушка Аякса по секрету жаловалась Люмин на кухне, что младший сын наелся конфет и ничего не захотел за обедом, Люмин с улыбкой обещала надрать ответственному за это уши на тренировке. Или, может, даже без тренировки. — Просто понимаешь, Тоня и Тевкр всегда мной восхищались — сначала потому что я старше, потом — потому что у меня лучше, чем у Лёшки и Тошки, получается вырезать из дерева всякие штуки, потом я вступился за Тоню, потом... Аякс вдруг замолчал и сбросил с плеча мешок с одеждой и снаряжением, покачал на руке. — Ты чего? — Не нравятся мне эти типы. — Какие ещё?.. А. — Пошли вместе, — сориентировался Аякс. — Парочки тоже могут привлечь их внимание, но мы, по крайней мере, вооружены... — ...и очень опасны. Подожди, Аякс, какие к чёрту парочки? — Которые парень и девушка, в данном случае. Люмин с учащённо забившимся сердцем смотрела на возможную угрозу «гоп-стоп, мы вышли из-за угла» и просчитывала, как лучше поступить — развернуться и уйти в сторону клуба, чтобы поискать другой путь? дать дёру? пройти мимо? врезать? У Аякса в глазах горело последнее. Она протянула руку и вцепилась ему в любимый алый шарф. Но с крыши рядом что-то тёмное метнулось вниз. Силуэт разрастался во все стороны, становясь всё причудливее, обретая всё большее сходство с чудовищами из сказок, похожий на диковинную многокрылую бабочку, замерцал и вдруг взорвался сотней огней, да так, что пришлось зажмуриться. Люмин оцепенела, шарф Аякса в ее руке дёрнулся (вместе с владельцем), а в переулке раздался совсем не мужественный визг. Сколько она ни силилась, разглядеть причину паники подозрительных типов не могла. Тень исчезла так же быстро, как и рухнула. — И что это было? — протянул Аякс. — Кажется, они дали дёру. — Это я и сам вижу. — Я предлагаю об этом не распространяться. Аякс удивлённо глянул на неё, но отозвался кивком. Интересно, это всё тот же парад разного рода чертовщины? И она опять как раз не одна, как всегда в таких случаях... То Эи — это же была Эи? — то Аякс. Кто будет в следующий раз, Беннет с его потрясающей невезучестью? Всю дорогу до автобусной остановки она молчала и думала.***
Может, падающую тень Люмин и видела, но никто из них двоих не мог заметить, как на крышу с трудом взлетел и тяжело рухнул, согнувшись в три погибели, купидон. К нему тут же прыгнул кот. И свернулся клубком, и замурчал, прижимаясь к груди, и коснулся носиком подбородка... Эндзё хрипло вздохнул, перевернулся на спину и закрыл глаза. И ладно бы он просто не привёл план в действие! Такое уже было, конечно, куда деваться. И самому приходилось саботировать, вот как сейчас. Но самое удивительное было не это. Впервые Эндзё не смог выстрелить в подопечного и кандидата в возлюбленные. Впервые его руки дрогнули, а в груди что-то полыхнуло похуже пожара, как будто он был книгой, брошенной в огонь, безжалостно сожжённым творцом вторым томом «Мёртвых душ», как будто его обложку обуяло пламя и подкрадывалось к сердцевине, сжирая ценные странички одну за другой. Впервые лук выпал из его ослабевших рук, а ведь были хорошие шансы... Он сложил крылья, распластанные, как он сам, по крыше, всё ещё усеянные сотней белёсых глаз без зрачков, расправился с этим жутким для людей зрелищем — классный он приём, конечно, подсмотрел у небесных товарищей из другого отдела, но слабонервным за этим наблюдать не рекомендуется. Сначала было мягкое тепло внутри, перекатывающееся, переливающееся, будто напиток с пузырями в бутылке, озорные искры, толкавшие его на новые шалости, как их метко окрестила Паймон, по отношению к Люмин. А потом это. Почему-то, когда он взялся за лук, вытянул подходящие им двоим стрелы и прицелился, когда перед глазами вспыхнули вполне приличные варианты вероятностей — всё как полагается, всё как обычно, и искры даже есть, скучно им точно бы не было, неважно, друзья они или возлюбленные, — ему резко стало нечем дышать. Купидону. Нечем дышать. Как будто тонна «бабочек в животе» разом вспорхнула и набилась в лёгкие. Ну в самом деле, не ангел-хранитель же Аякса подкрался к нему и врезал под дых? Паймон бы могла, если судить по отношению и характеру, но где он и где крошечная Паймон. — Если это любовь... то почему... Кот не ответил ничем, кроме мерного мурчания, волнами расходившегося по его напряжённому телу. Эндзё с трудом заставил себя улыбнуться и положить ладонь на загривок кота. Всё. Аякс и Люмин прошли мимо и разошлись. Люмин почти дошла до своего дома, вот её вышел встречать Итэр. Шанс выстрелить упущен. Эндзё вздохнул и сел по-сумерски, подобрав ноги.***
Факт провала не то чтобы сильно расстраивал его — ну не поднялся процент сплочённости, ну не выстрелил он прямо тогда, досадно, но ладно, они ведь не какие-нибудь случайные прохожие, они видятся часто, ещё здесь крепкая база из дружбы и товарищеского соперничества. Другой вопрос, что не все друзья становятся возлюбленными... и не все возлюбленные сначала стали друзьями, но это уже лирика. А вот факт такой, хм, очень интересной реакции беспокоил побольше. Его тело — эфирное, его тело — не настоящее с точки зрения материального мира, ни о каком буйстве гормонов речи и быть не могло, тем более что он давно вышел из подросткового возраста даже по купидоньим меркам. И всё же с ним произошло нечто странное и нетипичное для ангелов. Нет, Эндзё совсем не собирался тут же отрывать себе крылья, ломать лук об колено и с повинной и позором уходить в мир людей, упаси боги, нет. Он был почти уверен, что такое уже случалось — в конце концов, они постоянно работают с любовью, так что у купидонов повышенный шанс пролить её на себя, как в химической лаборатории можно по неосторожности прожечь себе в халате дыру каким-нибудь реактивом. Но это по неосторожности. И если есть легенды о сверхъестественных существах, отказавшихся от прежней жизни ради того, чтобы быть с возлюбленным-человеком, значит, либо такие случаи действительно были — дыма без огня не бывает, — либо это всего лишь человеческие мечты... Тем не менее, архивы проверить стоило. При мысли об архивах Эндзё невольно улыбнулся: он любил это место и когда-то, ещё до становления купидоном, частенько бывал там. Другой вопрос, что он, нечеловеческое существо-небожитель, при всех их преимуществах не припоминал, чтобы в прочитанных делах других купидонов (если честно, про ангелов-хранителей тоже надо будет почитать, они в группе риска) было упоминание любви к подопечному. Ну, возможно, нравы изменились, и в промежутке времени, пока Эндзё не захаживал в архив по причине «простите, очень занят в человеческом мире, так много подопечных и есть интере- то есть сложные случаи, зайду попозже, изо всех сил ломаю голову и крылья над ними!», такие ситуации всё-таки были зафиксированы. Всё-таки он не первое столетие предпочитает царство земное царству небесному. И почему теперь, думая о недавнем провале, Эндзё чувствовал себя лёгким, как пёрышко? «Может, и правда, ну его, этот подбор пары. У кого здесь в голове сладко-пусто, так это у меня! — эгоистично подумал купидон и фыркнул, когда мимо него проплыло очередное серое облако. — Решено, ночью смотаюсь на небеса и загляну в архивы. По крайней мере, там есть что почитать, а там видно будет» Эндзё ощутил едкий дым, бьющий в нос, и поморщился. Он вот уже битый час прохаживался по крыше в глубокой задумчивости, размахивая руками, и только запах табака и тлеющей сигареты не дал полностью сбежать в мир размышлений — ха, можно подумать, Эндзё полностью принадлежал реальному-то миру. Если быть точнее, тому, который люди зовут реальным. Думалось вполне успешно, ибо этот отвратительно резкий запах ой как резонировал с бушующим пламенем эмоций и размышлений Эндзё. Эндзё нравился этот мир, нравился, к слову, и настоящий живой огонь, но крепкие сигареты, которые курила девчонка, живущая на пятом, последнем, этаже — это совсем не то, что сидеть у костра из ароматных дров и сухих веток и, как подростки в фильмах, жарить насаженные на шампуры или палочки пухлые воздушные зефирки! Он машинальным человеческим жестом потёр нос, помотал головой и прошёлся по крыше в сторону балкона этой самой девчонки — острый, как лезвие, разрез глаз, подчёркнутый косметикой, острые же ногти, отращенные будто не для красоты, а чтобы кого-нибудь ими заколоть, деланная небрежность в причёске и одежде и заметные тёмно-розовые волосы. Мрачный, цепкий взгляд и почти чёрная помада. Не в пример одной его подопечной... да к дьяволу увёртки, экивоки и разного рода эвфемизмы — Люмин! Люмин была тёплой как солнце, светлые пряди летели по ветру россыпью мягких золотых нитей; если платья — всегда воздушные, если что-то другое — то удобное и совсем не сумрачных цветов. Уверенная, боевая и спокойная, как добрый клинок. Ласковые руки, кожа на пальцах слегка огрубела от рукояти меча. И глаза — каждый будто капля солнечного света, которая когда-то, как в легенде, упала с небес и дала жизнь прекрасному исцеляющему цветку. До чего ты докатился, Эндзё? До чего ты докатился? Да, если учесть, почему порой люди тянутся за пачкой сигарет, Эндзё бы тоже закурил. Может, у девушки, живущей на последнем этаже, была аллергия на купидонов, а может, временами даже она не могла сносить этот ядрёный табачный дым, но тем не менее — она чихнула. — Будьте здоровы, — учтиво отозвался Эндзё с крыши, материализовавшись в мгновение ока. Девушка с невозмутимостью затянулась снова. На кончике сигареты замерцал оранжевый огонёк. — Спасибо. Барсибатос, если это ты и ты существуешь, скинь яблоко. А лучше бутылку вина. Эндзё это позабавило. — Я, конечно, не Барсибатос, а всего лишь скромный божий посланник, — о том, что он посланник совершенно не какого-то там Барсибатоса — интересно, из какого он пантеона? Это явное упущение, что Эндзё никогда о нём не слышал! — а бога любви, Эндзё скромно же умолчал, — но, — он выдержал драматичную паузу, — лови! Он выудил яблоко из кармана, протёр рукавом для блеска и действительно скинул девушке. Она выразительно изогнула бровь. — И снова спасибо, не-Барбарис. А вино? — Прости, на небесах всё выхлебали, — хохотнул купидон и присел на корточки на самом краю крыши. Крылья его весело подрагивали, сложенные так, как если бы он в следующий миг распахнул их и сорвался в полёт. Не имело никакого значения, действительно ли есть бог, мешающий нектар с вином, когда есть купидон, вместо него уписывающий пирожные под кофе. А если есть и второй, то найдётся и первый. Мир полон чудес и неразгаданных тайн. — И правда божий посланник, — девушка мельком глянула на него и невозмутимо стряхнула пепел. Эндзё медленно растворился в клубах дыма и, давясь смехом, рванул в сторону любимой кофейни — сначала вприпрыжку по крышам, перепархивая с одной на другую, а потом дал волю крыльям и взмыл под облака. Где-то в том районе он чувствовал парочку подопечных, так что без зазрения совести можно было совместить приятное с полезным. Крылья упруго били о воздух, и купидон наслаждался ощущением скоростного полёта в тихом небе над шумным городом. И правда, ну его. В конце концов, у него всегда было достаточно времени. Если ангелы-хранители будут отрабатывать свои нектар, амброзию, манну или чем там они на своих небесах питаются, подопечные никуда не денутся, архив тоже не обуяет племя и он не рухнет с небес на землю, а вот длиннющие эклеры со сливками и черничным сиропом вполне могут и разойтись, как горячие пирожки! Такие восхитительные эклеры, пухлые, воздушные, едва не лопающиеся от моря крема, политые глазурью — куда там амброзии. Да и книжка, взятая в библиотеке, тоже ждать не будет. Они от невнимания грустят и чахнут. Жалко, не существует книги «Что делать, если ты купидон и влюбился в человека». Видимо, придётся сначала порыться в архивах, а потом попробовать самому узнать. И не то чтобы это претило натуре Эндзё. Он всегда был любопытным.