Есть ли польза от проклятия

— Где их, блять, черти носят? — Яша нервно перепроверял аппаратуру, поскольку на саундчек он-то явился, а вот странное чувство, что что-то случилось или ещё случится, никуда не ушло. К нему подбежал молодой Егорка, чтобы повесить беспроводной звукосниматель за пояс. — Андрей, вы же, вроде, с Балуновым все-таки нашли Миху, — глубоко басит Ренегат, а потом разводит руками, показывая на пустое место на сцене, где должен будет стоять Миша, мол, «и где, блять??». — Нам через сорок минут-потолок людей в зал запускать, иначе проебём всё время! — Пуш, ну расскажи, что случилось-то? — Маша только что вышла из-за кулис, но предыдущий разговор всё равно слышала. Волновалась она тоже нехило. — Да если б я, блять, знал! — не выдерживает Князев. — Нормально всё должно быть, — уже тише и спокойнее добавляет он. — Шурик обещал вопрос урегулировать. — Чето долго он там регулирует, — жалуется Поручик, — У нас солиста, походу, спиздили, — он нервно посмеивается, за что награждается весьма красноречивым взглядом Андрея. Все были на взводе. Даже Поручик вставил свои пять копеек, пока подкручивал пластик на малом и подтягивал спирали, а это уже о чем-то да говорит. А уж Гордей-то как на взводе был.... Андрей и сам волновался не меньше, если не больше остальной группы. Он, вроде как, доверил Миху Балу, но всё равно беспокоился, не случилось ли чего. Не ускользнул ли Горшок из-под чуткого надзора Шурика? Когда время начинает поджимать, беспокойство усиливается. А тут ещё и окружающие масла в огонь подливают. Через пятнадцать минут Миша с Шурой прибыли на машине, в объезд толпы, к служебному входу в ДК. Ну а что, Балунов сам дал отмашку Князеву если что ехать без них. Добираются они как раз вовремя для начала, хоть и слишком поздно для саундчека, когда вся группа полупанически суетится в гримёрке. На объяснения времени нет, Шура лишь показывает обеспокоенному Андрею большие пальцы, намекая на то, что с Горшком всё в порядке. Поговорят после концерта. Хотя, если уж честно, разговор с Князем хотелось оттягивать как можно дольше. У него наверняка будет куча вопросов, от которых придётся неловко отмазываться. Их и так встретил разъярённый Гордей, на правах директора группы начав что-то предъявлять и выспрашивать у Балунова, но тот быстро поотнекивался, кинул поспешное «Под мою ответственность!» и буквально утащил за собой виноватого вида Горшка в гримёрку. Миша посыпавшиеся со всех сторон вопросы слушать не мог — слишком громко, а это ведь ещё даже не начало концерта... «Потом, ё-моё, давайте всё потом, пожалуйста!» — отнекивался он, отчаянно пытаясь влить в себя глоточек коньяка. Глоточек-то влился, но чет от него ровным счётом нихуя не произошло... А Андрей, наблюдая за Горшком чувствовал облегчение. Тот факт, что Миха двигается, относительно внятно разговаривает и вроде даже функционирует как надо, слегка успокаивал. Он выглядел уже поживее, хоть и бледный как чёрт. Возможно, конечно, освещение такое… — Порядок? — интересуется Князев у Михи, морально подготавливая себя к выходу на сцену. — Порядок, — тот подходит почти вплотную, — Дюх, давай эт, местами поменяемся сегодня, — тянет Горшок, наклоняясь к самому его уху. Миша улыбается, вдыхая на удивление приятный аромат. Тянется ближе, но внезапно отшатывается, как ошпаренный. Ноздри в этот раз неприятно обожгло непонятным металлическим запахом, а на коже носа остался небольшой след, который через пару секунд прошёл. Горшок не сразу понял, что случилось, только пялился растерянно. Дошло. Серёжка. Цепочка. Серебряные?.. Ну пиздец... Задумавшийся Андрей на такую реакцию, к счастью, не обратил особого внимания. Он вроде кивнул, но, кажется, смысл фразы «поменяемся местами» воспринял совсем иначе. Миха всё ещё казался помятым, поэтому не было ничего удивительного в том, что он не хочет бесноваться на сцене, как обыкновенно. Значит, Князю придётся взять эту роль на себя. Ну что, пора на выход. Шумит толпа, крики и свист больно отдаются в висках. Миша пытается себя успокоить, пытается дышать, у него даже получается это делать, но только вот не успокаивает это нихрена. Запахи, столько запахов: духи, лаки для волос, краски, кожаные изделия, косметика, грим, уже и пот тоже подмешался, хотя концерт только вот сейчас начнётся, запах пыльных штор занавеса, паркетного лака, медь проводов, нейлон струн, что-то где-то явно коротнуло, и теперь воняло гарью. Яша с Реником уже что-то наигрывают себе, а Горшок присел на корточки, зажимая голову руками. К нему подошёл Балу, похлопал по холодному плечу, сказав: «Ты справишься, Мих, всё будет хорошо», а затем убежал на сцену и сам. Будет оно хорошо, ну да, ну конечно же... А как иначе? Вот теперь точно твой выход, Мих. Звучат низкие частоты, высокие, вибрация от колонок уже пронизывает всё тело. Миша выходит к свистящей толпе, жмурится на секунду, выхватывает со стойки микрофон, а затем, как настоящий профессионал, начинает петь, несмотря ни на что. Андрей какое-то время ждёт за сценой и лишь на припеве «Ответ — лютая месть» позволяет себе эффектное появление, чтобы слегка перетянуть внимание на себя с уставшего Горшка. Он и правда старается: носится по сцене даже не за двоих, а за всю группу. Это, впрочем, не мешает ему подмечать состояние Миши. Тот будто впервые на сцене после ужасно долгого перерыва. Смотрит иногда как-то странно, подходит время от времени к Шурику, садится на пол, будто беря передышку. Балунов чуть более сосредоточен, но на Горшка всё равно периодически косится. Тот справляется достаточно неплохо для того, кто недавно помер... Пока, кажется, беспокоиться почти не о чем. А Миша такой заторможенный в самом начале, потому что его голова раскалывается от оглушительности звуков вокруг. Он слышит людей перед собой, но почти не видит их, слышит, как ребята зарубают мощные гитарные рифы, но себя самого не слышит от слова совсем, как бы близко ни вставал к своему монитору. То ли аппаратура здесь такая хуёвая, то ли Миха уже поехал не туда. Горшок постепенно начинает наконец заряжаться энергией толпы, будто он энергетический вампир, а не самый обычный, даже корчит из себя хтонь, забывшись, не скрывает абсолютно своих клыков, будто наоборот хвастаясь ими. Но запахи, так и бьющие в нос из зала, заставляли отходить от края сцены всё чаще, держаться на расстоянии. Остаётся только радоваться, что Андрей берёт на себя роль спасителя в данной ситуации. Да, он действительно понял фразу «поменяться местами» в переносном значении, но сейчас это даже к лучшему. Отвлекает на себя внимание, бегая, как в жопу ужаленный, туда-сюда, заигрывая и с ближайшим Балу, и с Машей, и с Поручиком, и даже до Регената с Яшей на другом краю сцены добрался. Интересный у него приступ гиперактивности, конечно.. Миша и так не упускает момента поглазеть на эти манящие ляжки, обтянутые плотными кожаными штанами, на открытые жилеткой мышцы рук, на оголяющиеся иногда живот и поясницу. И что же это на него нашло? Притирается иногда ближе, потому что чувствует тепло разгорячённого тела, вот оно, прямо здесь, соблазняет собой, приглашает, источая феромоны вместе с пóтом. Пробует наклониться, но ближе чем двадцать сантиметров не приближается — не хочет повторения ситуации за кулисами. Да и серебро будто само по себе не пускает. На «Кукле колдуна» Миша даже потанцевал немного, но ближе к середине ему стало совсем хуёво и некомфортно, хоть виду вроде и не подавал. Да, Горшок в тайне любил эту песню, но никому никогда об этом не признаётся, потому что его тип любви — «избегающий». Миша снова сбежал от своей симпатии (не забыв чуть-чуть покошмарить-поиграть с Мышкой), на этот раз хоть не так далеко, всего лишь за кулисы водички попить. Как он успел выяснить, у воды остались абсолютно те же свойства: утолять жажду, а не убивать. Если это не святая вода, конечно... «Спасителем» Андрей оставался ровно до «От женщин кругом голова». В начале песни Князев, не удержавшись, под писк собственного изменённого микрофоном голоса вытаскивает на сцену девушку. Сначала было смешно, ведь, поскольку Миша на саундчеке не был, то забыл о новой вокальной аранжировке данной песни. А потом стало не до смеха. Миша на секунду испугался, когда на сцене оказывается девушка с первого ряда, за неё испугался, вдруг, сдержаться не сможет? Но когда девчуля потянулась к нему сама, а нюх уловил её весьма приятный запах, который, впрочем, был нисколечки не привлекателен с точки зрения приёма пищи, Миша перестал стрематься, и отпустил себя. Каждый знает, что попадаться в руку Горшку на сцене — это опасно и, возможно, увенчается синяками. Ведь заведённый Горшок может захватить в такие крепкие объятия, так цепко ухватить, что одежда порвётся. Девушке повезло, что Мишаня быстро вспомнил о своей силе и постарался хоть чуточку контролировать хватку на тонкой шее, но, кажется, ей даже понравилось..... Наградой стал сначала очень нежный поцелуй в щёку, а потом и очень милый поцелуй в холодный нос, ответом на что послужил довольный смешок. В паузе девушку проводили до лесенки вниз. Это маленькое происшествие дало Горшку небольшой заряд энергии, да такой, что он даже заговорил с публикой и (весьма сомнительно, но это в твоём стиле, Миха) объявил следующую песню, пока тыкал пальцем в валяющегося на полу звёздочкой Андрюху. «Похороны панка». Как иронично… Князев позволяет себе самую малость расслабиться, но даже при этом успевает сделать несколько кругов по сцене. На следующей песне он продолжил наматывать круги уже около Горшка, даже в зал потянулся, пока оглашал вступление, а потом дёргался, пока Миша будто не соображая на него пялился. Плохо что ли стало? Совсем устал? Ну до конца концерта всего ничего, Мих, ты это, держись, что ли. Андрей отбежал назад, давая ему чуть больше пространства, позволяя взаимодействовать с публикой, вести свой диалог. Сам Князев продолжил пританцовывать и завывать в микрофон позади, всё ещё компенсируя малоподвижность Михи. Горшок уже едва держится, хоть это, кажется, никто не замечает. Хочется выйти на улицу и, ну... не то, что бы глотнуть свежего воздуха, скорее просто избавиться от обилия запахов. Но сначала ещё нужно дойти до гримёрки по длинным коридорам, сделать вид, что тебе не так сильно воняет вообще всем и сразу: пóтом, носками, сыростью и плесенью, ржавчиной, старой краской, новой краской.... Ты же панк. Панкам должно быть похуй на такое, верно? Мишаня держится вроде и рядом, а вроде и позади Андрея — так получилось, что ушли они вместе, иначе бы горе-вампирыш продолжал свои избегания. Но вместо избеганий он верной псинкой плетётся за Андреем и поедает глазами его обтянутый мокрыми кожаными штанами объёмный зад. Миш, ну нельзя так откровенно пялиться, ну прекрати уже... Что на тебя нашло, в самом деле? Андрей, вваливаясь в гримёрку, еле дышит. Как обычно после концерта он весь потный, уставший, но демонстрирует довольную улыбку. Тут же выхватывает у Горшка бутылку с водой, обливаясь из неё и фыркая. Тот, что странно, кажется, даже не вспотел. Понятное дело, Миха на этом концерте двигался куда меньше, но всё-таки... Чтобы совсем? Шура, бурча что-то про то, что "ироды, совсем ничего ему не оставили", подбирается ближе и бормочет Мише в самое ухо. — Молодец, — он позволяет себе мягкую и слегка уставшую улыбку, — Справился на ура. "Для мёртвого" – Шура предусмотрительно не добавляет. Горшок в ответ вяло улыбается и предусмотрительно отступает в угол гримёрки. Намного раньше, чем его кто-то решит потревожить с расспросами, Миха сам решил ретироваться на улицу, захватив князевскую пачку сигарет с собой. Ну а что? И это попробовать тоже стоило. Он уже сделал первую затяжку на пробу, будто курил вообще в первый раз после смерти в своей жизни, пытаясь приспособиться. — Мих! От неожиданности Миша закашлялся. Кажется, кто-то всё же видел, как он в очередной раз сбегает от человеческого общества. То был Шурик. Он сразу же подходит сзади и в дружеской манере хлопает по плечу. Вытягивает из чужой пачки сигарету и нагло прикуривает от Мишиной же зажигалки. Не зря Балу из гримёрки ускользнул сразу следом за Горшком. Во-первых, выслушивать выговоры и придумывать правдоподобные отмазки для миллиона вопросов не хотелось, а тем более не хотелось сталкиваться с недовольной мордой Гордея. А, во-вторых, должен же кто-то следить за Михой. И сейчас эта ноша, в силу знания некоторых нюансов, оказалась на его плечах, а не на Андрюхиных. — Ты как? Воняет ещё? — интересуется Балунов, внимательно и с любопытством заглядывая в его лицо. — У тебя, знаешь, иногда лицо такое было, как будто лимон сожрал. Особенно в гримёрке, — Шурик тактично отстраняется, стараясь курить в сторону. — Ага... Везде воняет, ёмаё, воняет, — Миша выдыхает холодный сигаретный дым изо рта прямо в нос нагловатому Балунову. А хули? Будет знать, как воровать сиги. О том, что это, вообще-то, пачка Андрея, можно было тактично промолчать... На высокие перилла парапета у служебного входа было хорошо опереться локтями, чтобы лицо обдавал приятный тёплый летний ветерок, посмотреть вдаль во тьму, где фанаты, расходясь после концерта, ещё горланили песни на всю округу. У Михи только с пятой тяги получилось покурить взатяг, так, как он обычно это и делал раньше. Всё же, к новой работе органов надо ещё привыкнуть. Но они работают, и на том спасибо... Какое-то непродолжительное время Балу с Горшком молча курят, поочерёдно выдыхая дым в вечернее небо. Шура внезапно хмыкает. — А что, сожрать никого не захотелось? — больше в шутку интересуется он. Миха вместо ответа слегка вздрагивает, расслышав ещё довольно далеко знакомые шаги. Он везде их узнает, а сейчас особенно. — Вот его сожрать хочу уже давно, — шепчет рядом с ухом Шурика Миша и разворачивается лицом к двери, из которой вот только теперь появляется злой, взлохмаченный, мокрый (и вонючий) Князев. Без жилетки. Вот сволочь такая, а... Мишаня только и может, что пялиться на открытую грудь и небольшой животик, по которым стекают капли пота, смешанные с водой. Со стороны могло бы показаться, что Горшок просто опять завис в прострации, но сейчас он завис на конкретном таком объекте, имя которому Сиськи Андрея Князева. — Я дождусь объяснений? — вскидывает бровь Андрей. — Ты не вовремя, — беззлобно усмехается Балу, — У нас перекур. Зайдите попозже, — он будто пародирует голос какого-то консультанта. — С вас Гордей сейчас три шкуры спустит, — неодобрительно бросает Князев. — Так что давайте быстрее, пока они до вас не добрались, — он красноречиво кивает в сторону двери. — Выкладывайте, что произошло. — Да ничего особенного, — нехотя буркнул Шура, — Вопрос улажен уже. Всё путём. До Миши, который практически пускал слюни долетел лишь обрывок шуриного "... вот, с Михой всё в порядке". Кажется, тот хотел было добавить «жив-здоров», но оба эти понятия сейчас не совсем применимы к Михе… Балу пихнул его носком в пятку ботинок. — В порядке же? — А? — Мишаня тут же вышел из транса. — А, да, да. Дюш, мной всё норма-.... — ГДЕ эти остолопы, ёбанный в рот?!? Балу с Горшком дёрнулись и синхронно вздохнули.

***

После довольно долгой взбучки в гримёрке, куда Мишу и Сашу Гордеев притащил буквально за шкирку, как нашкодивших котят, а потом продолжения выговора уже в автобусе, группа «Король и Шут» наконец-то вернулась в свою гостиницу переночевать. Миша меньше всех хотел сначала заходить внутрь какого-либо помещения после тряски в душном автобусе, но, как только вышел из него на улицу, его нюх как будто резко приспособился. Починился, так сказать. Всё чувствовалось всё так же ярко и остро да ещё и на больших расстояниях, но больше морду не кривило, а главное — голова не раскалывалась. Со слухом произошло то же самое. Тело Миши наконец победило в борьбе с самим собой. Шура, которому и так пришлось отдуваться за двоих, объясняя, придумывая и втолковывая причины их долгого отсутствия, и в частности отсутствия Михи, с легким сердцем бросил того на попечительство Князева. Сам он направился в свою комнату, собираясь хорошенько так попялиться в стену, всё осмыслить, а потом и выпить. Андрей вот был менее спокоен: с Мишей явно было что-то не так. Что именно, он пока не выяснил, но был уверен, что до правды вскоре докопается. Горшок явно был трезвый, что весьма удивляло, особенно учитывая то, в каком состоянии они с Шурой его нашли. Признаки какой-то нездоровости, однако, были на лицо. Миха бледный как чёрт, дышит как-то прерывисто, будто неловко, всё ещё холодный. Горшка он нашёл курящим на крыльце. Церемониться Андрей не стал, сразу потащил в их общий номер устраивать допрос. — Мих, ну что за херня? — с трудом скрывая собственную взвинченность начинает Андрей, стоило двери за ними захлопнуться. — Что вы с Шурой от меня прячете-то? В версию с тем, что Миша просто случайно где-то потерялся, нажравшись в говно, Князев совершенно не верил. Как и в отмазу "всё в порядке, тебе не о чем беспокоиться". Миша молчит. Упорно молчит, как танк, сидя на кровати с локтями на коленках и потупив взгляд в пол. Его, будто школьника, отчитывают за прогулянные уроки. Ох, если бы оно было именно так... Но Андрей попросту со стенкой разговаривает, которая пялится в пустоту, периодически поднимая на него свои большие щенячьи глаза. — Нет, я всё понимаю, но мне-то можно сказать! — Князев поднимает на Горшка пристальный взгляд. — Ты заболел что ли? Выглядишь как... — он на время замолкает, не в силах подобрать слова. — Вроде нормально, а вроде хуёво, — наконец честно признаёт Андрей. Довольно точно, подмечено, кстати. Он вновь затих, перебирая роящиеся в голове мысли. Вспоминается отсутствующий Мишин взгляд и страх, с каким он озирался по сторонам тогда в ванной. Тот всё ещё молчит, как партизан. Князев не знает, что ему пришлось пережить («пережить», очень смешно, да), и просто отчаянно пытается это выяснить, но... Миша не хочет, чтобы Андрей знал. Не хочет, чтобы считал его монстром, животным. Будет молчать до последнего, даже если дело дойдёт до драки, но не скажет правду сам, первым. Он уже и так глупо прокололся сегодня во время разговора с Шурой. — Что тебя сегодня так напугало-то? — Андрей поднимает бровь, изучая выражение Мишиного лица. Что ж, попробуем зайти с другого фланга. Что вообще Миха мог натворить за эти дни? Как бы Князев ни хотел верить в сказочки о "завязал", Горшок явно улизнул за дозой. И в этот раз всё явно прошло не как планировалось. — Что я узнаю, что ты опять за герычем бегал? — чуть повышает голос Андрей. — Мих, не смотри на меня так, я ж не тупой, — тут же огрызается он. — Хуёво это как-то скрываешь, знаешь ли. Миша внезапно закипает за считанные секунды. — Блять, да ты заебал, я и сам знаю, что всё хуёво! — Он резко вскакивает с кровати, начиная ходить кругами вокруг Князева и размахивать руками. — Ты, блять, просто, нахуй, не представляешь, какой я пиздец пережил, понимаешь, да? — Горшок то подскакивает к Князю, то отшатывается от него, как от огня. — Конечно, не представляю, ты же мне нихуя не рассказываешь! — огрызается Андрей в порыве возмущения. Он, впрочем, вовремя соображает, что тактику надо поменять. Миха, если орать в ответ, только продолжит скандалить и закроется ещё сильнее, вовсе ничего не скажет, только обидится. И так, похоже, переживает. — Блять, да отъебись хоть на секунду, а, дай хотя бы подышать спокойно и дух перевести! — Миха останавливается прямо перед носом Андрея, невольно вдыхает его чарующий запах и будто по команде успокаивается, продолжая уже тише, спокойнее и явно с чувством вины. — Я не могу тебе рассказать, Дюх, понимаешь? Это просто.. — Он снова садится обратно на кровать, проводя рукой по лицу и неосознанно прикрывая рот с клыками на секунду. — Это просто такой пиздец, Дюш.... Понимаешь? Тебе правда не стоит знать... — Искренне пытается отговорить от дальнейшего допроса Миша Андрея и совсем закрывает руками лицо, точно в попытке спрятаться в домик, в свой кокон, где точно тормошить не будут, уйти от неприятного разговора. Князев делает глубокий вдох, собирая в кучу всё своё оставшееся терпение. С Горшком порою надо очень осторожно, как с готовой в любую секунду сдетонировать бомбой. Андрей медленно садится на кровать рядом с ним. — Скажи, вот в чём разница между мной и Шуриком, а? — Всё же, не удержавшись, начинает Князь. — Почему мне знать не стоит, а ему можно? Раз уж там такой пиздец, вместе справиться будет проще, не? — Он двигается ближе, наклоняясь к усевшемуся в защитную позу Мише. — Мих, я ж волнуюсь, — уже мягче тянет Андрей, осторожно поглаживая его по спине. — С моим другом какое-то дерьмо случилось, а я даже не понимаю, как помочь. Князев смотрит выжидающе, надеясь, что Мишка откроется, но тот всё ещё прячется, хотя, кажется, слушает. Андрей тяжело вздыхает, собираясь перейти к более серьёзным мерам. Горшок всегда был тактильным, особенно с ним, и Князев не мог не заметить, как он в моменты смятения или беспокойства успокаивался от прикосновений или простых объятий. Будто чувствовал надёжность. — Мих? Андрей очень хотел, чтобы ему доверились. Иначе зачем он так старается? Князев подаётся вперёд, сокращая и так небольшую дистанцию и обнимает Мишу одной рукой, прижимая к себе, наклоняясь всем телом ближе, будто силясь рассмотреть выражение спрятанного лица. У Горшка в до обидного чистой голове носятся сотни мыслей, невысказанных слов, желаний, чувств. Угрызения совести с каждой секундой снова и снова давят на черепную коробку, ведь они так никуда и не делись, а лишь отошли на задний план во время концерта. И как можно поделиться с любимым человеком, который не знает, что он твой любимый человек, тем, что ты теперь, блять, вампир и сожрал целого, нахуй, человека!? А вдруг и его сожрёшь? Ведь такое желание было ещё до обращения. Как поделиться хотя бы тем, что ты любишь человека с этим же самым человеком, когда вдолбленные скрепным обществом в бошку семейные ценности и гомофобия мешают тебе даже подумать о малейшем совместном счастье, да что уж там, даже мысль о поцелуе кажется запретной и недосягаемой..? А теперь.... как сказать любимому человеку, что ты.... умер? «Да нет никакой разницы. Просто Шуру я люблю, но не люблю так, как люблю тебя, придурок...» — Так и раздаётся в голове тоскливый вопль. Но с какой-то стороны Миша даже рад — Андрей ревнует? Может, надежда есть? Приятное тепло рук действительно успокаивает, хоть Миша всё ещё зажимается, уперевшись локтями в колени и чуть отвернув голову. Сначала становится очень приятно, хочется прижаться ближе, спрятаться под этим крылом защиты... Но потом Миху что-то в буквальном смысле отталкивает, обжигая кожу. То была серёжка Андрея в левом ухе, что случайно задела открытый участок шеи и полоснула по щеке. Горшок с не человеческим, а скорее кошачьим, причём, именно дикой кошки, шипением отшатывается в противоположную сторону, обнажая и выставляя напоказ острые длинные клыки, которые раньше были намного короче. Отпрянув, шипит, а потом застывает в охуевании. Миха, когда понимает, что натворил, цедит тихое «Блять...», поспешно прикрывает появившийся ожог рукой и отворачивается. Боится даже взглянуть на Князева, который пребывает в ещё бóльшем шоке. — Мих, чё за хуйня?! — первее более осознанных мыслей вырывается у Андрея. Он явно видел длинные и слишком острые для человеческих клыки. А шипел Горшок вовсе по-звериному. К ужасу Князева это начинало складываться в полную картинку. Бледность, холодная кожа, странное поведение, клыки, куча крови... Неужто Мишка, их, его Мишка теперь вампир-убийца-кровосися? Но вампиров же не бывает! Не бы-ва-ет! — Это как вообще?! Ты как, блядь, умудрился?! Андрей почти вскакивает, но не убегает, а начинает мерять комнату размашистыми шагами, то и дело пристально поглядывая на Горшка. Тот продолжает сидеть на кровати, в молчании пристально наблюдая за хождением Князева туда-сюда, как за игрой в пинг-понг. Только нога его нервно дёргалась, стуча резиновым каблуком гадов по потёртому линолеуму. — Это вы вот это от меня скрыть пытались? — Андрей останавливается, уставившись на Мишу. — Нет, ну пиздец – это не то слово, но ты, блять, не думал, что о таком всё-таки лучше... как-нибудь сказать?! В нём сейчас несомненно говорят ахуй и легкая паника. Миха отчасти прав – ну как о таком можно было сказать. В пору сумасшедшим себя посчитать после таких открытий. — Шурик знает? Андрей тут же кивает сам себе. Тупой вопрос. Ну конечно Шурик знает. Это же он Миху из ванны вытаскивал, это он главная "подружка", которой все стрёмные секреты выкладывают. Горшок, кажется, не выдерживает, тоже встаёт и, сунув руки в карманы плаща, да поглубже, начинает ходить кругами за Князем, будто играя с ним в догонялки. — Андрюш, — неуверенно и тихо позвал Гаврила. Его, ожидаемо, не услышали. И тут в Мишину мёртвую головушку забралась блястящая идея: вечер откровений! Раз одну тайну Андрей теперь знает, почему не выдать вторую, которую хранить почему-то вышло намного успешнее, чем первую. Почему нет, Мишань, давай, добей Андрюху, чтобы он вмазал тебе по лицу и сбежал нахуй от тебя, от группы, и вообще переехал в Казахстан, чтобы только не видеться с таким уродом, как ты, Миш. Может, оно и к лучшему. Если Андрей сбежит, значит — будет в безопасности. — Я никому не скажу, — наконец заявляет Князь, будто надеясь успокоить. Но непонятного, кого больше — себя или Мишу. Хотя, кому кого ещё успокаивать… — А я тебя не укушу, — Миша даже останавливается на секунду и серьёзно смотрит в голубые глаза, но руки из карманов не вынимает. Была ни была. Если врежут по морде сразу, так даже лучше будет. Подумав и решившись, очень-очень быстро добавляет: – Только-если-ты-этого-не-захочешь, потому-что-раз-я-теперь-бессмертный-я-бы-хотел-вечность-провести-с-тобой-понимаешь-да. Он даже зажмуривается, выпаливая всё, как 16-ти летний пацан, встретивший свою первую любовь и решившийся наконец признаться. Миша всё ещё ожидает удара по лицу, но его не происходит. Андрей то ли его не услышал, то ли стоит в ещё большем ахуе. Миша, не открывая глаз и не дожидаясь ответа, начинает снова ходить по комнате, но уже в другой плоскости, и продолжает изливать душу. Очень ценный момент: самец горшенёвского вида говорит о своих чувствах словами через рот. — Я не рассказывал тебе, потому что боялся, что... Ну... Ёмаё... — Миша каким-то чудом вслепую забрался на стену, плащ его оттянулся назад под воздействием гравитации. — Что оттолкнёшь меня, пошлёшь нахуй, понимаешь, да? А я не могу без тебя, блять, понимаешь? Без тебя начинается..такая лютая ломка начинается, ёмаё, больнее, чем от хмурого, понимаешь, да? — Миша говорил всё быстро-быстро, почти на одном дыхании, потому что смертельно боялся, что Андрей его оттолкнёт, перебьёт и не даст закончить. Теперь Горшок оказался на потолке, а плащ совсем задрался наверх, ну, то есть вниз, ну то есть.... — Ты мой самый ёбнутый наркотик, Андрюх, но при этом я не просто зависим от тебя, а… люблю, понимаешь, да? — Я понял, Мих. Я знаю, — внезапно отвечает Князев с неуверенной улыбкой. Миша будто не слышит. Делает глубокий искусственный вдох-выдох, скорее по привычке, чем из-за потребности в воздухе. — Я ж тоже без тебя не могу, я поэтому и, блять, беспокоюсь так, — Андрей подходит ближе, задирая голову. — И кто я теперь? Вампир-пидорас? — обречённо тянет Горшок, тут же дёргаясь от того, как это звучит. — Ну какой пидорас, Миш, ну ты чё несёшь... Андрей сам не слишком понимал, как это работает, но себя самого "пидорасом" не считал. Во-первых, девушки тоже вполне ничего, а, во-творых, чувства к Мише были выше вот этого всего. Они не расстаются, кажется, с самой реставрационки, поэтому "любовь" – хотя сводить всё к одному слову Андрей не любил – была, как казалось, закономерным продолжением восхищения и привязанности, всего того, что между ними и до этого было. Связь же крепче чем у кого-либо. Единый организм почти. Какое тут пидорство? — Да ты не понимаешь, Андро, блять, я тебя как мужика...! — Миха, похоже, конкретно зациклился на том, что его сейчас оттолкнут и пошлют куда подальше, на картошку в деревню, как говорится. Андрей терпеливо вдохнул. Он об этом думал очень давно, но сам предпочитал не лезть и держаться подальше. У них и так всё было неплохо, а Миша ведь сам лучше других справляется с травлей самого себя, вдруг совсем бы закрылся, если бы он, Князев, к нему с признаниями полез? Андрей не хотел всё портить, внушив себе, что ему хватает общества Горшка и на неком расстоянии. А тот, дурак, опять придумывает невесть что. Куда больший ахуй у Князева сейчас вызывали факт вампиризма и того, что Миха буквально сидит на чёртовом потолке. — Мих, спускайся давай, — Князев улыбается, пытаясь внушить себе, что всё происходящее в порядке вещей, — Я тебя тоже люблю, если тебе так понятнее, — он хмыкает. Горшок уселся на потолке ровно так же, как до этого сидел на сцене на концерте, а потом завис и резко задрал голову наверх. — Погоди, чё ты сказал? Андрей ведь на самом деле больше всего хотел, чтобы Мише больше никакой героин и прочая дурь не понадобились. Чтобы его одного с головой хватило. Они ведь друг другу нужны, а вещества – явно лишнее звено. Вот бы до Горшка это наконец дошло... Размышления и надежды Князева обрывает громкий хлопок двери. — Вы заебали уже, — заявляет Шурик, тут же застывая с выражением крайнего ахуя и вперив взгляд в сидящего на потолке Миху. — Ебучий... Это как он туда?? Миша дёргается. Похоже, появление Балунова окончательное вернуло его в реальность. Из кармана плаща прямо на голову Андрею вывалилась зажигалка. — Бля-я-я-Я-Я-Я! — взвопил Горшок, только что сообразивший, что оказался на потолке. Он и до этого, вроде, соображал, но сейчас прям осознал. Резкий страх высоты вскружил голову, хотя, казалось бы, и не очень-то и высоко было. Просто когда ты смотришь с пола на потолок — всё нормально, ведь он пустой, зачастую, кроме лампочек и люстр всяких, на нём ничего нет. А вот когда смотришь с потолка на пол.... ощущения совсем другие, понимаешь-да, ведь все предметы остались с другой стороны, люди там же. Понять, что это с тобой что-то не так, можно только по задирающейся одежде и волосам, на которые всё ещё действует сила притяжения. — Блять, как?... — Миша в лёгкой панике озирается по сторонам, не понимая, как сюда попал и как отсюда слезть. — Бля, Мих, у меня тот же вопрос... — Шура, задрав голову, подошёл к Андрею, который сейчас соображал не больше него. — Да нет же! Слезть как отсюда, ёмоё?? Снимите меня.... — Мишаня забился в угол стены, противоположный от окна, шкафа или ещё какого-нибудь предмета, на который можно было бы встать. Андрей с Шурой на весь этот спектакль смотрят с полнейшим ступором. Балу бросает на Князя взгляд гласящий примерно: "и как этого долбаёба теперь с потолка соскребать?". Андрей уже хочет поискать швабру или какое-нибудь другое подручное средство, но тут на лице Балунова появляется какое-то ебливое выражение, означающее, что он придумал какую-то невероятно "гениальную" хуйню. Шурик наклоняется к его уху. — Андрюх, а поцелуй его, — бормочет он совсем тихо, заговорщическим тоном. Князев тактично охуел. — Чего? — тут же начало доходить. — Ты всё слышал что ли? — Да тут, блять, и без «слышал» всё понятно, — буркнул Шура. Для него самого вопрос был проще некуда. Миха переживает почём зря – никакой он не пидор, ему ведь нравятся девушки и Андрей Князев, а не все подряд мужики. Да Шурик сам столько насмотрелся на этих двух идиотов, что было вполне логично и очевидно – Гаврила влюбился. Даже если сам прямым текстом ссал говорить, и так понятно было, ещё до того, как Миха осмелился с ним эту тему поднять. Вон как со своим Князем носился. — Он, может, сам отвалится, — продолжает Балунов. — Даже если нет, лишним не будет. — Бля, ну подсади меня тогда, что ли... — слегка озадаченно бормочет Андрей. Шурик тяжко вздыхает. Ему таскать Князя на своём горбу совсем не улыбалось, но, как говорится, назвался груздем... Кое-как они выстраивают покачивающуюся башню с Андрюхой, усевшимся на его плечах. "Спасательная операция" пока выглядела сомнительно. — Мих, выпрямись! Ну хотя бы привстань, а то я не дотягиваюсь! — восклицает Князев, задрав голову. Горшок с трудом заставил себя поднять взгляд, отзываясь на зов, но плащ мешал понять, что там его товарищи решили затеять. Чтобы не казаться ещё большим трусом, Миха выпутался из него, кидая его на андреевскую кровать, дабы не попасть ни в кого. Но на ноги пока не встал, силясь понять, что с ним собираются делать. — Вытаскивать меня будете? — Просипел он, словно загнанный в угол от страха кот. Андрей уверенно кивнул, жестами подзывая Горшка. Шурик пыхтел — его тело было явно не радо такой ноше на плечах. — Ладно, щас.... Я попытаюсь... — Миха сначала сел на корточки, очевидно, не зная всего хитрого гениального плана Балунова, а затем медленно встал, разведя руками в стороны для равновесия. Почему-то Горшок сейчас ощущал себя на вершине Эйфелевой или Пизанской башни, но никак не на потолке обычного номера в обычной гостинице. Ведь единственный страх, который он признал в своей жизни — это страх высоты. Ну и боязнь быть похороненным заживо. Выпрямившись окончательно, Горшенёв оказался как раз лицом к лицу с Князевым. Он сначала ухватился за крепкое предплечье, чтобы податься вперёд, как вдруг его притянула наверх (то есть вниз) тёплая большая ладонь, запустив пальцы в волосы. Обжигающие губы прильнули к едва тёплым, такие мягкие, Мишу окутал приятный, даже ласковый запах, естественный запах Князева, смешанный с пóтом и лаком для волос (душ принять не успел еще никто из этих троих). Никогда не были они ещё настолько близко в физическом плане и одновременно так далеко. Андрей сначала просто трепетно прижимается своими губами к чужим. Поглаживает рукой Мишин затылок, зарываясь пальцами в спутанные волосы — боится напугать и оттолкнуть. Когда целует чуть смелее, всё равно не напирает, давая Мише привыкнуть. Всё-таки поцелуй с мужчиной, наверняка, не слишком вписывался в мировоззрение Горшка. Но тому, кажется, всё нравится. Чтобы понять окончательно времени не хватает – Балу, придерживающий Князева за ноги, пошатывается и натужно сопит, а Миша внезапно с грохотом валится на пол, только чудом никого не прибив своими ботинками. — Цел? — интересуется слегка покрасневший Андрей, которого Шурик первым делом отправил на пол вслед за Михой. — Угу, — смущённо кивает Миха, только что с хрустом вправивший себе шейные позвонки. Возможно, при падении он сломал себе шею, но теперь это абсолютно не проблема. Что мертво — умереть не может. — А о том, цел ли я, никто поинтересоваться не хочет? — ворчит Балунов. — Я за вас, блять, конечно рад... — Выдыхает он, разминая спину и падая на соседнюю кровать. — Но с вас теперь пиво. — Шур, да с меня хоть ящик, настрадался ты так со мной.. Мише теперь было как-то неловко: снова заставляет страдать всех вокруг и себя в том числе. Но, увидев, как Андрей поднимается, вроде совершенно здоровый, и протягивает ему свою большую тёплую руку... Миша не смог отказаться. По сути, он просто взял Князева за руку, поднявшись самостоятельно, но те секунды драгоценного тепла стоили того. Повисло неловкое молчание, в котором Миша почему-то сам мягко одёрнул свою ладонь. «Держаться за руки с мужиком слишком по-пидорски.... Хотя это Андрей... И он только что меня целовал... Блять... Я долбаёб...» Да, Миш, ты долбаёб. — Гаврил, а вот если ты по потолку ходить умеешь, как думаешь, чё ещё можешь? — Шура, лениво растянувшийся на андреевской кровати, поворачивается на бок. — У нас же даже времени проверить не было. А ты, походу, прям фокусник, — он посмеивается. Балунова в данной ситуации, кажется, не смущало вообще ничего. Ни то, что с его помощью только что поцеловались два мужика, два его друга, ни то, что один из них мёртвый вампир, который с минуту назад сидел на потолке. — Кхм, ну... — Гаврила (зачем-то) прочищает горло и начинает загибать пальцы. — Блевать кровью, плакать кровью, хотя, наверное, это было только во время обращения… Эм... — Ну Гаврил, это такие себе способности, конечно..  Загнутые пальцы разгибаются обратно. Всё хуйня, Мих, давай по новой. — Ходить по стенам и потолку — раз. Шипеть и показывать клыки — два. Бояться, видимо, серебра, я хуй знает — три. Выпускать длинные острые когти... четыре... — Тут в карих глазах промелькнуло ужасающее своей красочностью воспоминание с прошлой ночи. Картина того, как когти протыкают человеческую кожу, череп и добираются до мозгов, отпечаталась на подкорке сломленного сознания. На бледноватом лице вновь отразился сильный страх. — Регенерация, — поспешно подсказывает Балу, вспоминая заживший след от гвоздя и желая увести Миху от явно непрошенных мыслей и образов. Тут же дёргает за штанину стоящего рядом Андрея. — Тут такое дело, он походу кого-то сожрал, — шипит ему на ухо Шура, пока Горшок что-то соображает. — Но мы об этом не говорим, понял? Князев оторопело кивнул. Думать об этом они, видимо, будут потом. Андрей вместо лишних мыслей лезет в одну из сумок за тетрадкой и ручкой. — Будем вести список, — начинает он, садясь рядом с Балуновым и записывая. — Ходить по стенам, шипеть, серебро... Князев слегка зависает. До него наконец доходит, почему Миха тогда дёрнулся. — А серебро оно прямо жжётся? — Андрей закусывает кончик пишущей принадлежности. — Жжётся, да. Оставляет ожог, что ли, ёмаё… Он заживает медленнее, чем какая-нибудь другая рана. И как будто отталкивает от себя... — Миша тоже загибает палец. Балунов снова помог. Миха и правда отвлёкся от болезненных воспоминаний, буквально заставив себя думать о том, что он теперь умеет и чего избегает. — Ну на солнце Гаврила, к счастью, не горит, — добавляет Балу, заглядывая в андрееву тетрадку через его плечо. Горшок кивает и задумывается. Андрей продолжает сосредоточенно записывать, а список довольно быстро пополняется. Он делает мысленную пометку – поосторожнее с серебром. Но снимать его с себя пока, пожалуй, не стоит. — В сто или двести раз усилились зрение, слух и нюх, — продолжает Миша. — Я на концерте чуть не оглох, а в гримёрке чуть в обморок не свалился. Теперь я понимаю Мышку...... Всё так воняет, на самом деле.. — Загнулись ещё три пальца. Горшок шмыгнул носом и неспешно продолжил. — Дышу через раз, когда напрягаюсь. Воду пить могу, хер знает, от воды пока херово не стало. Алкоголь не работает.... Я целую бутылку коньяка в себя одним глотком залил — нихуя. А ещё... — Миша поёжился, как от сквозняка, и присел на пол рядом с коленями Андрея. — Мне всё время жутко холодно… Князев отвлёкся от записей, задумчиво запуская руку в Мишкины волосы. — Ты это... Мёртвый, получается? — он вопросительно косится на Шуру и хмурится, когда тот кивает. Тот факт, что пульса у Горшка теперь нет, слегка пугает, чего Андрей, впрочем, старается не показывать, чтобы того не расстраивать. — А силы прибавилось? — вместо неприятных комментариев интересуется Князь. — Попробуй-ка кого-нибудь из нас поднять. Тянуло на самом деле спросить про кровь или то, как теперь люди воспринимаются, но Князев после предупреждения Балу эту тему решил до поры до времени избегать. Миха вот вполне спокойный и цивилизованный, ни на кого не бросается, даже концерт отыграли нормально, значит сейчас переживать не о чем. Миха не сразу отвечает. Зависает, наслаждаясь прикосновениями. Прикрыв глаза, словно прирученный зверёк с фырканьем подаётся головой вперёд, чтобы чужие пальцы проскользили дальше по холодной коже головы, будто расчёсывая волосы. Такая тактильность Андрея начинала сводить с ума. Это что, теперь можно.... просто касаться, когда захочешь? Как захочешь? Гаврила, конечно, и раньше так делал, но если он действительно будет это делать, когда захочет, то он от Андрея не отлипнет никогда. — А? Силы? Думаю, да.... — Мишутка нехотя поднимается с пола. — Да мне щас кажется, я вас обоих смогу поднять, только как?... — Миша недолго осматривает Андрея, пока тот откладывает на кровать тетрадь с ручкой, а потом, наклонившись, резко поднимает того, закидывая на своё плечо. — Ты как пушинка, — довольно хихикает Миша и, внезапно осмелев и даже, мягко говоря, обнаглев, легонько шлёпает, а потом и гладит мягкий зад, обтянутый джинсами (все-таки переодеться Андрей успел). — Шурик, давай сюда тоже! Андрей вот совершенно не ожидал, что его так поднимут. Закинут на плечо, как мешок с картошкой, но с такой лёгкостью, будто весит он как котёнок. Ещё и облапали. Мише это точно аукнется... Князев себя в таком положении чувствовал слегка унизительно, особенно учитывая, что по комплекции он был тяжелее Горшка, и на всё это смотрел Балунов. Тот в свою очередь слегка сомневался. Кажется, Миха вошёл во вкус и изображает теперь из себя циркового силача. Только разве что полосатого купальника на нём нет, да и тонны мышц не видать чего-то... — Мих, а ты точно выдержишь? — Балу сел, но с кровати подниматься не торопился. — Погоди, проверим сначала ещё кое-чё... — он долго копается, прежде чем выуживает из-под футболки небольшой крестик и демонстрирует Горшку. — Крестик на моей груди, на него ты погляди, — ехидно подъёбывает Шурик и на секунду самодовольно сощуривается. — Чувствуешь чего-нибудь? А он серебряный, кстати! При виде крестика Миша лишь театрально поднимает одну бровь (в князевской манере), строит мину, мол «серьёзно? Проверять крест на атеисте?». А когда через секунду Балунов выдаёт строчки из «Куклы колдуна»... На басиста падает красноречиво злобный взгляд. — Блять, да, Шур, ёмоё, я чувствую, что он серебряный, только и всего. Убери его обратно щас... — Когда крестик спрятался под футболкой, Балунов был легко закинут на второе вампирское плечо, прямо напротив куда-то пялящегося Андрея. — Пиздец, — от неожиданности выдаёт Шура, оказавшись рядом с Князевым. Чувствовать, что тебя поднимают с такой лёгкостью было и вправду странно. — Ну в зеркале Гаврила, наверное, отражается... — продолжает их перечень Балу. — Надо посмотреть. Чеснок бы ещё проверить... Но это, видимо, потом... — Он хлопает Горшка по спине и тыкает пальцем на дверь. — Мих, дуй в ванную. — Прям с вами? Я вам новый аттракцион, что ли, ёмоё? — Миша фыркает, но плетётся к ванной, кое-как боком пролезая с двумя здоровыми мужиками на плечах в дверной проём. — Ну а что, тебе ж несложно, — нагло усмехается Шурик. Очень даже аттракцион вообще-то. Вампиров, которые в придачу таскают тебя на себе, нечасто встретишь. Наверное, со стороны они смотрятся ужасно комично. Андрей поэтому и ржёт, когда видит их морды в зеркале, болтаются на плечах у Миши как чёрт знает кто. Зато становится окончательно понятно, что Горшок в зеркале действительно отражается. — Всё я отражаюсь. Княже, беги, записывай новые пунктики. Миха поочередно осторожно опускает товарищей на пол и тут же резво и выпинывает за дверь. Потому что внезапно захотелось сделать кое-что совсем неожиданное. Для мертвеца, по крайней мере... Князев, вернувшись в спальню действительно первым делом делает новые записи в тетрадку. Балу, до этого посмеивающийся, слегка мрачнеет лицом. — Слушай, ты с темой жратвы постарайся поосторожнее, ну... На всякий случай, — он вновь садится рядом с Андреем. — Мы ещё ничего не выяснили, но, как по мне, опасным Миха не выглядит, он по крайней мере правда не хочет никому из нас навредить и очень переживает, — Шурик вздыхает. — А потом сообразим чего-нибудь. Надо сначала понять сколько чего ему надо. А то, может, и на коньячной диете протянуть получится, — шутит он, чтобы слегка разрядить обстановку и заставить слишком серьёзного теперь Князя улыбнуться. — Ну он щас вроде сытый, так что во сне тебя покусать не должны. Андрей улыбается и задумчиво кивает. Кажется, им всем будет сложно привыкнуть к новым нюансам изменившейся Мишиной жизни. Точнее и не жизни уже вовсе. Вспоминается внезапно, как тот уверенно заявил "я тебя не укушу". Интересно... А хотел бы? Появление Горшка слегка разбавляет напряжение. — Вы охуеете, но я поссал, — с очередным оттенком охуевания на лице заявил тот. — Можем похлопать, если хочешь, — тут же с долей скептицизма хмыкает Шурик. — Хотелось бы, ёмоё, потому что вряд ли кто-то из нас, на самом деле, знал, что вампиры могут ссать, понимаешь, да? — Усмехается в сторону Шуры Горшок, тут же показывает одну из своих любимых страшных рож с характерным жестом «пугания», а ещё через секунду, уже хохоча, по привычке мило и смешно наморщив нос, садится на своё место. Конечно же, это место — у ног Князева. Не только потому, что так было гораздо... сокровеннее, что ли, но ещё потому что можно было спокойно тереться о него башкой, не боясь получить ожог от серебра и снова напугать своим шипением. Миша положил подбородок на тёпленькое колено. Конечно, блин, укусить Андрюшу так и хотелось.. Нежно поцеловать в запястье, совсем чуть-чуть задев его клыками, пробежаться языком по рёбрам и прихватить губами сосок, затем и второй... Зарыться лицом в тёплый живот и со смехом дунуть в него, чтобы потом получить по башке. Спуститься ещё ниже, делая небольшие некровоточащие укусы на каждом сантиметре внутренней стороны бедра, оставить там засос, шоб неповадно было. Чтобы хоть где-то пометить «мой». Затем подняться обратно к груди, провести по ней холодным носом, вызывая лёгкий смешок и фырканье. Добраться до шеи, вдыхая носом блаженный аромат, наслаждаться биением чужого сердца в ушах, буквально видеть, как пульсирует сонная артерия. Мягко её поцеловать..... Покрыть вообще всю шею поцелуями, ведь цепочка больше не мешает, не отталкивает, и Андрюша тоже не отталкивает.. Миша тяжело и шумно вздыхает. Кажется, вампиризм повысил его либидо с 30% до как минимум 70-80%. Это уже немножечко напрягало, как и все эти мысли... Ну какое либидо у мертвеца? — А это чё, получается?... — Внезапно выдаёт Горшок, пропустивший мимо ушей последний разговор товарищей. — У меня чё... Хуй никогда не встанет, что ли? — Он очень серьёзно хмурит брови, подняв взгляд куда-то между головами Шурика и Андрюхи. — Я ж это, ну, понимаете... Холодный такой весь, на сам деле, кровь не циркулирует, ёмоё.. Серьёзное выражение на лице Горшка никак не препятствует Балунову в намерении заржать. — Гаврил, ты уверен, что это твоя самая большая проблема сейчас? — ехидничает он. — Хотя... — он тут же вновь посмеивается над невольно получившейся шуткой. Андрей пихает его локтем в бок, прекрасно видя, что Миша засмущался. Тот снял подбородок с князевской коленки и стыдливо уткнулся в неё лбом. Какого-то хрена все знают, каких размеров у Горшка инструмент, и все знают, что он этого дико стесняется. До сих пор.. — Не, ну хоть что-то у тебя там циркулировать должно... Наверное, — Шура почёсывает затылок. — Но это я проверять не берусь, — он хмыкает и бросает в сторону Князева ехидный взгляд. Тут же переводит его на часы и вздыхает. — Время видели? — Балунов со вздохом отрывает задницу от кровати. — У нас завтра ранний подъём и в автобус, — он внезапно корчит рожу и тыкает пальцев на товарищей. — Из-за вас, иродов, ни выпить, ни лечь пораньше не успел! — Шур, не начинай, — хмыкает Андрей. — Ирод здесь теперь только я, а ты пиздуй спать, — подключается Миша поднимая голову и беззлобно фыркая. — Иначе я приду с утра к вам с Поручиком, буду стоять у твоей кровати и стрёмно пялиться, муахах, — в конце угрозы Гаврила «устрашающе» клацнул зубами. — Продолжим опыты надо мной в другой раз. А сейчас..... — Карие глаза ласково и загадочно посмотрели на Князева. — А сейчас мы сами разберёмся... — Напугал, — посмеивается Шура, в шутливой манере приподнимая руки, будто сдаётся. — Ну, разбирайтесь... — Балунов одарил их лукавой улыбкой прежде чем скрыться за дверью. Андрей отчего-то вздохнул. Снова не понятно, что следует сказать. В голове одновременно так пусто и так много всего. Он вроде как этого ждал долго очень, а вроде и не рассчитывал. Речь, конечно, про признание, а не про вампиризм. Князев заводит руки назад, чтобы нащупать застёжку на серебряной цепочке. Снимает, откладывая в сторону, а потом тянет Миху за руку, заставляя подняться. — Дурак, — глухо выдаёт Андрей, обнимая его так крепко, будто месяц не видел. Даже не понятно, к чему именно это "дурак" относится, слишком много пунктов в списке. Дурак – потому что молчал, прятался, снова потянулся к наркоте, непроизвольно влез во всю эту вампирскую историю, потому что боялся, видимо, непонятно чего. А Андрей тоже боялся – за Мишу. Князев гладит по голове успокаивающе, обнимает так, чтобы не прислоняться стороной с серебряной серёжкой. — Боялся, что ты помрёшь, — позволяет себе признаться Андрей. "А ты и помер..." Зато, теперь, когда всё уже случилось, бояться больше нечего, верно? Какие-то плюсы тоже есть. Миша, оказавшийся зажатым между тёплых коленок, прижатым к тёплой груди и объятым тёплыми руками, напрягается. Везде тепло. Хорошо. Руки сами сжимаются на широкой спине, гладят нервно. Горячая шея прямо перед носом, прямо перед губами, так вкусно пахнет, так чарующе, так маняще... Губы чувствуют чужой пульс, который так громко отдаётся в ушах. Вновь внутри этого добрейшей души человека... существа разразилась яростная борьба. Между человеком и тем, кому до понятий человечности совсем далеко. В какой-то момент начинают вырастать клыки. «Это же Андрей, это Андрей, это Андрей, ЭТО АНДРЕЙ, ЕГО НЕЛЬЗЯ ЕСТЬ!» — Дюш, я... — Миша содрогается. — Осторожно... Ногти медленно и с противным скрипом превращаются в когти, Горшок одёргивает ладони, загибает их назад, чтобы не ранить, сжимает в кулак, чтобы проткнуть хоть самого себя, но не Андрея. – Я и помер, Андрюш. — Мишутка глубоко вздыхает, сильно зажмурившись. Он сконцентрировался на процессе искусственного дыхания. Сердце. Сердце не пропустило удар, нет. Оно. Забилось. Раз. Два. Раз. Два.

Раз-два.

Раз-два.

Медленно, ритмично, потом быстрее, быстрее. Человек победил. Это был большой шаг на пути к большой победе. Клыки и когти вернулись в своё обычное состояние. Миша со всхлипом уткнулся лбом в шею, беспорядочно шаря ладонями по спине, то сжимая, то разжимая футболку. Стало намного жарче. Потому что работало сердце. — Я не наврежу тебе... — Шепчет Мишутка прямо в ухо напрягшемуся ранее Андрею, а затем нежно целует за ушной раковиной, осторожно в шею, а затем мягко касается губами гладкой щеки. — Я верю, Мих. Андрей прекрасно ощущает чужое беспокойство, продолжает гладить успокаивающе и всеми слами старается не показывать собственное волнение, когда чувствует задевшие ткань его футболки когти. По коже от слегка прохладных поцелуев бегут мурашки. Хотя дело даже не в температуре, а в том, как это ощущается. Поверить было сложно. Миша его целует, потому что сам захотел. Интересно, виной тому чистые чувства или интерес к его шее увеличился из-за внезапного вампиризма? Андрей улыбается. Нежничающий Горшок – это большая редкость. — Тихо, Мих, всё хорошо, — едва слышно бормочет он в ответ, не переставая перебирать Мишкины волосы. И внезапно чувствует, как леденющее до этого тело в его объятиях начало теплеть. — У тебя что... Сердце забилось? — улыбка Князева становится шире и он даже слегка краснеет. Вторая рука ложится Горшку на лицо и бережно гладит пока ещё бледную щёку. Какой же он сейчас родной... Бесконечно хороший. Андрей лыбится, должно быть, как дурак, разглядывая взволнованное лицо. — Ты так вкусно пахнешь... Так... Вкусно... — вместо прямого ответа Гаврила ластится макушкой к источающей тепло руке и прикрывает глаза от наслаждения. — Лаком для волос, коньяком, бананами и чаем, — он открывает глаза и улыбается так светло и легко. Накрывает ладонь Андрея своей, гладит большим пальцем костяшки, затем перехватывает её и подносит к своей груди. Тудун-тудун. Тудун-тудун. Почти как в поезде. — Кажется, и вправду бьётся… — Мишутка тоже улыбается, как придурок. — Всё из-за тебя... — Он снова смущается и, стараясь скрыть это, возвращает ладонь к своему лицу и утыкается в её внутреннюю часть лицом, нюхает снова, целует, облизывает коротко… — Всё-таки так вкусно пахнешь... Даже не вот это всё, а именно ты, понимаешь, да? — Миша не открывает глаз, наслаждаясь прикосновением. — Я хочу тебя съесть... — Забывается он на секунду и тут же добавляет, испуганно распахнув глаза: — В переносном смысле! В переносном! Снова Миша напугал сам себя. Он всё ещё боится своих желаний, даже самых простых по типу самого целомудренного «целоваться всю ночь». Что уж говорить о «зарыться лицом в горячую грудь», «облапать жопу» и, о боже, «заняться сексом». Он тут же продолжает, не желая снова пугать и себя, и Андрея: — Ёмаё, я... Я просто хочу.. — Его глаза в смущении бегают по лицу Андрея. Надо же, Миша внезапно разговорился и решил высказать свои хотелки, которые старательно игнорировал бóльшую часть жизни. — Хочу обниматься с тобой всё время, ты такой тёплый, хочу.......целоваться, понимаешь, да? Хоть мы и оба мужики... Но теперь мне ещё страшнее, понимаешь, да?.. — Он отводит взгляд, снова утыкается в ладонь и тихонько выдыхает. — Надо как-то учиться себя контролировать, ёмаё... Ты когда меня обнял, у меня полезли клыки... — Миш, ты главное не нервничай, — мягко тянет Андрей, — Мы со всем разберёмся. Надо пока... Постепенно, — он вздыхает, но продолжает улыбаться. — И, чтоб ты знал, я тебя не боюсь, веришь? Это даже было правдой. Горшок пока не давал поводов усомниться в своей небезопасности. Об инциденте в переулке Князев старался не думать. Это всё ещё их старый Миха, даже если сердце бьётся через раз, даже если теперь должен пить кровь. Хотя Андрей думает, что, может, позволил бы себя съесть и в самом буквальном смысле, отчего слегка краснеет. — Верю... Я... как будто могу чувствовать чужой страх, понимаешь-да, потому что слышу сердцебиение. — Миша всё стоит на коленках перед Андреем в своей футболке с Сидом Вишесом, всё ластится у нему, как кот. Действительно, самый настоящий голод у Горшенёва пока только по прикосновениям. Он тает под всеми этими ласками, особенно от перебирания волос пальцами. Князев вновь улыбается. Волосы на затылке, кажется, встали дыбом, а по телу снова поползли мурашки. Такой Миха вызывал какое-то странное чувство на грани трепета. Нечасто он такой открытый, такой откровенный в своих разговорах. — Хочешь, кровати сдвинем? — Андрей усмехается и слегка изгибает одну бровь. Миша тут же просиял. — Ага! — Яростно закивал он. — Ты будешь меня греть? — Ну а куда я денусь, — усмехается Князев, довольный тем, что Горшка порадовала даже такая мелочь. Тот к идее подошёл с поразительным энтузиазмом – меньше чем через минуту всё было готово. Миха быстро убрал тумбочки и с лёгкостью передвинул свою кровать через всю, пусть и небольшую, комнату, приставив вплотную к княжескому ложу. Теперь это их кровать. — Слыш, а эт оч удобно, на сам деле, а? Только не делайте из меня раба по тасканию тяжелых предметов... — Горшок, тихонечко прихрюкнув, сел обратно на теперь уже большую кровать и наклонился развязывать шнурки на своих гадах, которые больше никогда не будут вонять. Ну, по крайней мере, не будут потом, когда старый запах из них выветрится.. Андрей тут же посмеивается. Идея сбагрить Михе особо тяжёлые сумки показалась больно уж заманчивой. Глядя, как это горе луковое расшнуровывает гады, Князь вновь улыбается и, не удержавшись, садится на корточки подле Миши. Заглядывает ему в лицо, кладёт руки на острые коленки. — Мих, — чтобы наверняка уж обратить на себя внимание зовёт Андрей. — Я очень рад, что мы поговорили. Спасибо, что рассказал. Миша хрипло вздыхает. Андрей тепло хмыкает и пользуется его заминкой, чтобы слегка приподняться, быстро чмокнуть в нос и отстраниться. Даже такие простые прикосновения были непривычны, хоть и желанны... Князев прекрасно знал, как Мише тяжело откровенничать и вообще показывать хоть малую долю своих слабостей, поэтому считал необходимым его поблагодарить. Честно и заслуженно. — Я тоже очень рад этому. Это было пипец как сложно, на сам деле... — наконец выдаёт Горшок, глядя на Андрея так, будто тот излучал чистую благодать, а затем смущённо отводит взгляд, но довольно морща поцелованный нос. — Ладно... Мне в отличие от некоторых ещё в душ сгонять нужно, — вспоминает Князев, поднимаясь и посмеиваясь, — Посиди тут, я ненадолго. — Ага, давай, — Миша быстро косится на часы охуевая с того, что уже почти час ночи, — а то завтра.... То есть, уже сегодня же ещё в автобусе дохуя трястись. Он хотел добавить что-то вроде «Я могу с тобой пойти... Ну.... Просто под водичкой постоять, погреться....», но потом резко передумал. Возможно, в другой раз... Сейчас слишком много всего, надо обоим осознать всё до конца. Когда Князев, достав какие-то вещи из сумки, скрылся в ванной, Горшенёв снял с себя до конца гады, отодвинул их от кровати, посидел, подумал, а затем снял ещё и штаны, оставшись в носках, трусах и футболке. Ему обычно было абсолютно насрать, в чём, где и как спать, он мог отрубиться хоть в уличной одежде на незастеленной кровати. Но сейчас-то ситуация другая. Сейчас одежда, особенно джинсы, будет мешать чувствовать тепло чужого родного тела. Да, так определённо будет лучше. Мишаня залезает под одеяло, забивается к стеночке поближе и ложится на спине, как в гробу, руки ещё так складывает. Примеряется будто... Нет, наверное, спать в гробу всё же не твоё, Миш. А затем он замечает следы от своих огромных ботинок на потолке и тихо сипит себе под нос, закрывая лицо руками: — Баляяять.... Андрей в душе тем временем успел подумать уже, кажется, обо всём. Наконец смыть с себя пот, лак для волос и остатки грима чертовски приятно. Вместе с грязной водой в слив как будто утекала часть усталости и мрачные мысли. Пиздец, а не денёк, на самом деле. Столько всего за раз. Признание это, вампиры ебаные существуют, оказывается... Князев упирается лбом в прохладную плитку стены и вздыхает. Ладно, проблемы они будут решать по мере поступления. Пока всё не так уж плохо. Перед тем как выползти из душа, Андрей пару раз обливается горячей водой, чтобы быть потеплее для Миши, когда вернётся. Вытеревшись и переодевшись, он наконец возвращается в комнату и тут же, не церемонясь, приземляется рядом с Горшком. Мягкая кровать после концерта ощущается как нечто невероятное. Неужели, стареет? — Ну иди сюда, — с мягкой улыбкой подзывает Андрей, приглашающе раскрывая руки. Он уже спланировал и понял, что Мишу будет удобнее обнимать и греть со спины. К слову, не глазеть на его длинные ноги Князев не может. Как такую красоту под джинсами прятать можно... Андрей борется с желанием потрогать, погладить, по всей длине ладонями провести, но понимает, что это сейчас будет чересчур. Позже, Андрюх. Миша выпутывается своими палкообразными конечностями из-под одеяла и тут же со счастливой улыбкой липнет лицом к горячей, еще немного влажной под футболкой, груди. Обнимает рукой за бочок, пальцами дотрагиваясь до лопаток, притирается как можно ближе, даже ногу почти закидывет. Просто очень хочется так пообниматься. Именно так. Остывшее было за время отсутствия Князева сердце вновь медленно и со скрипом заводится, как старый жигуль. Но заводится. Казалось, что уже все члены группы успели поспать друг с дружкой рядышком на одной кровати, диване, полу или просто на плече товарища в автобусе, причём только потому, что иногда условия были настолько спартанскими, что по-другому не получалось. Например, если кровати были настолько узкие и короткие, что и гном на них не поместится, то условный Ренегат мог сдвинуть кровать с Яшей или Поручиком и спокойно так дрыхнуть. Пашка частенько дрых с Балу в автобусе, уткнувшись ему лбом в плечо. Такое уже стало нормой и чуть ли ни вошло в привычку. Но сейчас... Вы не понимаете, это другое. Сейчас это не вынужденная мера, а добровольное решение двух взрослых (почти)людей ради укрепления отношений между друг другом. Сейчас это ещё один жест интимного доверия. Миша слегка нервно облизывает губы. — Эт самое... Раз уж мы сегодня откровенничаем, то... Ты это, на сам деле, можешь трогать и гладить меня, где захочешь, вот, да, — он бросает на Андрея преданный взгляд. — Можешь даже не всегда спрашивать, хах... Потому что мне, например, на сам деле очень хочется облапать тебя всего, понимаешь, да?.. — Тихо и смущённо промурлыкивает Гаврила, запрятав свой нос за стеной из мягкой груди. В голове пульсировал клубок смешанных мыслей. «Пиздец, что за день... Хотя... Ебать, а че, на сам деле нихуево так мне свезло, что я сдох: тут и целуют, и поспать рядом теперь дают. Так и знал, что надо было до тридцатника помирать. Опоздал, блять, чуть-чуть... Зато теперь можно наверстать. Наверное… Блять, я теперь как псина преданная, а не вампир. Похуй, главное, что Андрюшке от этого хорошо. Да и мне тоже...» — Тебе на будущее никто не запрещает, — посмеивается Андрей, вырывая из потока размышлений. Князев и сам хорош – совсем уже в голове своей пропал. Миха, оказывается, ещё более ласковый, чем кажется. Ластится к рукам как большой кошак. Или собака. Андрей слегка напряжённо выдыхает. Если он сейчас начнёт "где захочешь", у Горшка сердце точно остановится, уже наверняка. Не выдержит. Князев мягко усмехается, почёсывая чужую макушку. Удивительно, теперь можно вот так просто созерцать Мишино лицо так близко к своему и даже целовать, даже трогать (он сам разрешил!) как хочешь. — Мих, развернись, — внезапно просит Андрей. Тут же, понимая, как это может выглядеть, неловко улыбается. — Так удобнее будет спать, мне кажется. Миша, кажется, просьбу и правда сначала не понимает, хмурится, изгибая брови, нет, он, конечно, не против… но может пока и против... — Да, и безопаснее тоже.. — В любом случае, Мишутка кивает и приподнимается на локте, чтобы, положив прохладную ладонь на гладенькую влажноватую щёку, неловко дотронуться до теплых растянутых в глупой улыбке губ своими. Князев, понимая, что речь сейчас идёт про соблазн вцепиться ему в шею, коротко кивает. Кроме шуток, поработать грелкой Андрей действительно был не против. Приятно было знать, что Миха в кои-то веки никуда от него не убежит, останется рядом, потому что сам хочет. А тот факт, что Миша, кажется, также сам хочет, чтобы его трогали... Кошмар какой-то. Князев сейчас сосредоточен на том, чтобы относительно держать руки при себе. В удовольствии погладить в поцелуе чужую спину, пусть и через ткань, он себе, однако, не отказывает. Они ведь действительно уже спали вместе, рядом, но тогда это было совершенно по-другому. Сейчас Андрей чувствует себя более чем уютно, несмотря на то, что лежит с самым настоящим вампиром. Князев снова гладит Мишу по волосам, а тот снова тает. Ну и какой тут образ брутального рокера-панка-анархиста, когда рядом с Андреем у мёртвого(!) трупа-вампира начинает биться сердце(!!!). И никто не знает, какого хуя оно так делает. Но самое главное — монстр сейчас больше не лезет наружу, не растут клыки и когти. Это ещё один шаг на пути к контролю инстинктов. Приятное тепло окутывает всё тело, места соприкосновения голой кожи практически горят. Перевернувшись, Миша прижимается прохладной спиной и задницей к дающим жар груди, животу и паху, и чувствует себя сразу так умиротворённо. Это именно то, что ему было нужно так давно. — Спокойной ночи, Мих, — Андрей утыкается носом в лохматую макушку. В номере тихо и спокойно, благодать просто. Никакие лишние шумы не тревожат чуткий слух. Только ритмичное сердцебиение одного сердца и сбивчивое, непостоянное, но всё-таки тоже сердцебиение, другого. — Сладких снов, Дюш, — Миша накрывает своей ладонью обнимающую его руку и прикладывает к собственной груди, к сердцу. Бьётся. Вопреки всему бьётся...