Чëрный Выброс

Несколько следующих дней прошли и сложились в недели ни шатко ни валко. Погода с каждым новым утром делалась всё хуже, а школа казалась всё омерзительнее. Станция перекрасила свои корпуса в нежно-зелëный цвет и почти прекратила озадачивать работников разнообразной чертовщиной, почему-то осенью её аномальная активность всегда шла немного на спад. Дежурства ОСРБ на ней проходили теперь спокойно и даже скучновато. Арсений Никитич Хрусталëв проговорился, что сейчас не видит в них особого смысла - на станции спокойно, а вот загадки Майтирэна и Иссы без всех пятерых активити точно не обойдутся. Так что он ведëт переговоры с Сосновым Бором о том, чтобы на СвАЭС временно откомандировали группу питерских "аномальщиков". Так уже однажды делали во время войны с Завершителями. Почему-то Ленинградская АЭС двадцать третьего века никакими активити обзаводиться не пожелала. И вместо этого наделила способностью "договариваться" с оборудованием некоторых своих специалистов. Хотя, конечно, людям было очень далеко до виртуозности живых олицетворений реактора. Вне станции всё тоже было пока что относительно спокойно. Застыло в каком-то хлипком неуверенном равновесии. "Будто время готовится к прыжку", - мудро и поэтично сказал Дайичи. З.А.Е-и так далее смотрела на Рэя, Лину и остальных не просто волком, а целой волчьей стаей и ещё парочкой медведей впридачу. Но ядом в сторону активити уже практически не плевалась, похоже, разговор с Виктором Петровичем повлиял на неё положительно. Из милиции пока что никто не звонил и не приходил. Зато каждый день звонила, а то и забегала Оксана Росшанская. После памятного дня рождения и чудесного воскресенья она стремилась каждую сколь-нибудь подходящую для того минуту проводить рядом с Рэем и компанией. Компания нисколько не возражала. В понедельник Оксана просто звякнула спросить, не сильно ли им влетело за слишком позднее возвращение. Потом разговор, что естественно, перешёл на родителей как таковых (У тебя такие предки классные! Угу, знаю, и у тебя тоже мировые!), на школьные дела и заботы (Вот здесь этот концлагерь сидит уже! Ага и у меня!), потом на музыку, книжки и всё на свете. А где-то через час трубку у Рэя отобрал Сэнед, чтобы похвастаться перепрограммированным ретранслятором. И провисел на проводе минимум ещё час. Во вторник Рэй пригласил её побродить немножечко по Меридиану. В среду наоборот, Оксана затащила Рэя, Сэнеда, и случившегося рядом Эрика к себе на чай. В четверг... Оксана была хорошая. Честно говоря, раньше Рэйден почти побаивался человеческих девчонок, кроме, разве что Заренковой и тихой Виолы Вяжерайте. Какие-то все они были непонятные. То громко охали-ахали, то наоборот, таинственно копошились и шептались, шуршали какими-то записками. Боялись чего-то такого, чего никому нормальному в голову не придëт бояться, например мышей. Нисколечко не опасались того, о чём Рэйдену и подумать-то было страшно, вроде возрождения Завершителей. Вздыхали по киноактëрам, а не по знаменитым сталкерам "Эпи-Центра" и влюблëнно, а не с завистью. В общем, терра инкогнита, на которую без нужды лучше не соваться. А вот Оксана была совсем другая. Понятная. Близкая. Своя. Мечтала о новых мирах и открытиях, о чудесах и тайнах. Любила паровозы и старинные корабли. Мышей, кстати, тоже любила, у неё два года жила белая мышка в клетке на письменном столе. Умела взахлëб спорить о книгах. Умудрилась найти общий язык со всеми - строгой Линой, шебутным Чернобыльниковым, трепливым Эриком и по-военному немногословным Дайичи. В общем, за какую-то хилую неделю стала если не настоящим другом, то очень хорошей приятельницей. Сэнед, появившись, нечаянно расколол ранее неразлучную пятëрку, Оксана наоборот, как то легко и незаметно спаяла её обратно. Даже Зона Отчуждения между Рэем и Тошкой, конечно, не исчезла совсем, но стала несколько менее непроходимой. А ещё именно Оксана убедила Чернобыльникова продолжать тренироваться изо всех сил и взяла с него честное благородное слово "не сметь даже думать, что в Ленинград не поедешь". Тоха побухтел для порядка, но слово дал. С Сэнедом, правда, он, баранина упрямая, почти не разговаривал. И вообще всеми способами демонстрировал, насколько он жалкое сэнедово существование не одобряет. Но скандалов больше не закатывал, хоть на том спасибо. Инопланетный бэ-энчик, впрочем, в друзья к нему тоже не просился. По-настоящему близко он сошёлся, кроме, конечно, Рэя, с Линой и всё той же Оксаной. Которую с жарким интересом расспрашивал о всевозможных подробностях "землянского" бытия. Со всеми остальными быстронейтронник держался доброжелательно, но не по-дружески, скорее, а с этаким обещанием и ожиданием дружбы. Всё та же Оксана сказала, что он напоминает дворового котëнка, который совсем не против погладиться, но из подвала выбегает всё-таки прежде всего не для этого, а по своим Очень Важным Кошачьим Делам. Всячески демонстрируя независимость. Разговаривать с бэ-энчиком, кстати, теперь было непросто. И нет, не из-за независимости. Из-за ретранслятора. То ли программистом Сэнед был аховым, то ли иномировая нежная техника сочла русский язык слишком сложным или наоборот, чересчур простым и решила его по-своему реформировать. Но в итоге, быстронейтронник оказался обладателем самой оригинальной манеры говорить во всём Светлояре, если не во всём Советском Союзе. Машина послушно и безотказно конструировала для быстронейтронничка все нужные слова и фразы. Но делала это так, что будь все поэты-авангардисты начала двадцатого века сейчас живы, они непременно бы хором умерли. От зависти. Все местоимения прилагательные и глаголы в сэнедовских предложениях находились на своих местах. А вот их отдельные части играли в немыслимую чехарду, соединяясь как попало и с чем придëтся. Слова дрыгали приставками, ехидно подмигивали суффиксами и звучали совершенно по-сумасшедшему. "Любировать". "Хлебность и булкость". "Сначала побродую пешком, а потом машинируюсь на автобусе". В общем, слушать это, не давясь от смеха, было решительно невозможно. На хихиканье Сэнед нисколечко не обижался и говорил, что ему наоборот "нравлится всех смеять". Рэйден, сам отчаянно ненавидевший попадать в смешное положение, сначала даже не поверил. Заглянул тайком в бэ-энячью ноосферу и считал, что да - действительно "нравлится". Раньше Сэнеду, слишком тихому и серьëзному, очень редко удавалось заставить собеседника хотя бы улыбнуться, а не то что расхохотаться. И теперь он искренне наслаждался новой способностью. - Я совсем плохой помню жизнь, - чуточку виновато объяснял он, - Но раньше у меня не было другов. И подругов не было. Только коллеги. Я с ними был по работе беседуемый. Или научно споримый. А теперь Оксана говорит, что я совсем котиковый. Или как это? Котëнковый? А вот с делами у "котëнкового", увы, всё было пока что плохо. Почти не двигались эти самые дела. Ставший уже традиционным костровский вопрос "Как там наша Исса?" потихонечку превращался в личное рэевское проклятие. Которое он вынужден был всюду таскать с собой, спать с ним, гулять с ним, в школе на уроках сидеть с ним. Будто у него теперь есть невидимый сиамский близнец, мëртвый и недоразвитый, совершенно бесполезный, постоянно отравляющий жизнь и высасывающий силы. В любой момент, утром, днëм, вечером, Михаил Констатинович мог выйти на связь и этот самый вопрос задать. Обычным своим, подчëркнуто ни к чему не обязывающим, капельку ироничным тоном. Как там наша Исса? Будто о кошке речь идёт или о недописанной домашке. Типа, ерунда это, делишко такое мелкое житейское. А вот сколько и чего стояло за этим небрежным вопросом на самом деле, понимали во всём городе только шесть активити и три человека. И дорого бы они все дали, чтобы не понимать. Сам чекист за эти смутные дни потемнел лицом, осунулся. Под глазами обозначились мешки, сами глаза были красные и совершенно измученные. Похоже, он совсем переселился на работу. Структурологию в третьей школе Михаил Контантинович временно не преподавал. Вместо него прислали, Меридианом клянясь, что ненадолго, тоненькую и робкую аспирантку Виталину Андриановну. Школьный народец моментально перекрестил её в Витамину Анальгиновну и тихо упрямо невзлюбил. Не за что-то конкретное, просто блëклая Витамина после яркого Михаила Константиновича казалась всем каким-то бродячим издевательством. В ответ она, одной Зоне ведомо почему, так же молчаливо и неумолимо невзлюбила Рэя, и он съехал по любимому предмету с пятëрок на слабенькие четвëрки. Осень окончательно вступила в свои права. Солнце спряталось и не показывалось, дни становились всё короче. По утрам арбузно хрустел в лужах первый ледок. Не за горами был уже День Учителя. А потом ведь оглянуться не успеешь - и ноябрьские праздники, демонстрация. На которую Рэю совершенно не хотелось идти, волоча за собой гнусного близнеца. "Как там наша Исса?" - каждый день спрашивал Михаил Константинович по телефону или телепатически. А Рэю пока что нечего было толком ответить. Он думал о проклятой станции постоянно. Чистил зубы утром и думал. Завтракал - думал. Тащился в опостылившую школу - и думал. На уроках, на переменах, по дороге домой, дома тоже. А когда ложился спать, треклятая Исса снилась ему во сне. Рэй ходил на станцию или в школу, а маленький быстронейтронник тоже каждый день, словно на работу, ездил на бронированной чекистской машине в одну из лабораторий "Эпи-Центра". Там соответствующие специалисты пытались расковырять его блок. Пока безуспешно. Возвращался Сэнед оттуда предельно измотанный и совершенно несчастный. Восстановить удавалось в основном какую-то житейскую ерунду, а все вещи, которые имели отношение к станции и аварии, раз за разом упрямо ускользали. Все остальные дружно пытались его утешать, но с каждым днём это было всё труднее. Хорошо хоть, что Сэнед не утратил живую интуитивное связь с родной станцией. Каждое утро он вслушивался в себя и сообщал, что АЭС Майтирэн жива и пока что в относительной безопасности. Но и Сэнед и все остальные слишком хорошо понимали, что это, увы, явно ненадолго. Что надо торопиться. Вот только ноосфера вселенной, обычно так гостеприимно распахнутая для светлоярского активити продолжала равнодушно молчать в ответ на запросы о Майтирэне и Иссе. А время шло. Неумолимо тикало в часах, и это тиканье казалось Рэю издевательским смехом таинственного террориста. Время шло. И сколько его осталось от четырëх иссовских месяцев, не знал в Светлояре никто. Однажды, чтобы хоть немного разогнать хмурые тучи на небосклоне общего настроения, решили сходить в "Икар". Тем более, что афиша обещала не какую-нибудь там любовную чепуху, а "питерскую из будущего" ленту про пожарных на орбитальной станции. Аккуратной Лине поручили купить на всех билеты, Рэй подрядился, если возникнет необходимость, телепатически пояснять для бэ-энчика детали, на которых зависнет его неподражаемый ретранслятор. Встретиться договорились в сквере возле кинотеатра за час до фильма. На том, чтобы именно за час настояла всё та же Лина, обоснованно опасаясь безупречной пунктуальность Чернобыльникова. Но познакомиться поближе с буднями космических огнеборцев Рэю оказалось не суждено. Нет, Чернобыльников-то как раз в кои-то веки пришёл вовремя. "До отвала челюсти удивив ноосферу Мироздания" - прокомментировал ехидный ВВЭР, за что получил по шее одновременно и от Антона и от Дайичи. Опоздала Оксана, обычно вполне организованная и лëгкая на подъём. Сначала никто не беспокоился, ну, мало ли, почему человек задержался, а времени до сеанса вагон. Сломали по пирожку с мясом из ближайшего ларька, запили газировкой. Потеребили замеченную Эриком на газоне маленькую аномалию "химичка", но ничего интересного в ней не сболталось, малявка просто покрывала всё, что в неё запихивали кристалликами соли. - Не повезло, - резюмировал ВВЭР для бэ-энчика, незнакомого ещё с таким типом аномальной активности, - Иногда удаëтся даже золото синтезировать или алмазы. Только очень редко. Сэнед на своём неповторимом языке ответил, что тягой к стяжательству не страдает, а смотреть, как на глазах обрастает блестящим серебристым налëтом засунутый в "химичка" мусор всё равно интересно. Когда истязать аномалию окончательно надоело, спохватились, что уже без пятнадцати семь, а Росшанской до сих пор нет. Забеспокоились. Позвонили на коммуникатор. Равнодушный механический голос ответил, что аппарат выключен или вне сети. Позвонили на домашний из автомата. Из трубки понеслись длинные гудки. Послали телепатический вызов, но он бессильно размазывался по защите, которую Оксане недавно показал Рэй. Считать с ноосферы смогли только досада и раздражение. Когда до сеанса осталось десять минут, Рэй, чувствуя себя в глубине души благородным страдающим героем и позорно балдея от этого, начал уговаривать остальных на фильм всё-таки идти. А сам он дождëтся всё-таки Оксану, а потом они вместе возьмут себе билеты на завтра. Сэнед быть героем в одиночку Рэю не позволил и тоже остался. Снова склонился над "химичкой" и принялся засовывать в неё листья, бумажки, и всё, что только можно подобрать возле мусорки. На его родине в Сиарнарской Зоне таких аномалий почему-то не водилось. Оксана явилась телепортом минут в пятнадцать восьмого. Злющая-презлющая. Волосы взъерошены, губа задушена, глаза только что не молнии мечут. Рэй её раньше в таком состоянии не то что не видел, даже не представлял себе никогда. - Что у тебя стряслось? - Считывай! - рявкнула Оксана, - Умеешь же. Рассказывать словами противно! Рэй бухнулся на облезлую скамеечку с вырезанным на спинке бессмертным "Витя плюс Лена", закрыл глаза и принялся считывать. Сегодняшний день у Оксаны Росшанской, ученицы восьмого "бэ" класса светлоярской школы номер два не задался с самого начала. Утром, один чëрт только и знает, как такое получилось, полетела на пол любимая чашка, купленная в прошлом году во во время поездки с мамой в Ригу. Другую такую же нипочëм не до станешь в Светлояре, чашка была совершенно волшебная. Лëгонькая, если смотреть на просвет, полупрозрачная, с нарисованными словно чернилами и пером старинными башнями и парусниками. Оксана считала её своим талисманом. И мало того, что талисман погиб, так ещё пришлось ползать по полу, убирая горячую и липную чайную лужу. В семье Росшанских было принято железное правило: кто насвинячил, тот и убирает. Нет, правило-то мудрое и справедливое, но Оксана ещё и напоролась коленкой на осколок. Больно, между прочим, да ещё пришлось промывать и заклеивать пластырем царапину. И из-за этой ерунды начать уже немного опаздывать в школу. Выйти из подъезда по-человечески тоже не получилось - у дверей нахально расположилась противная блуждающая аномалия "лифтëр", искажающая линии пространства. Коснëшься - и блуждающая шесть часов по неевклидовости, пока эта подлюка не соизволит разрядиться и исчезнуть, чтобы возникнуть в другом месте. И Оксана, жутко расстроенная из-за чашечки, едва её не прозевала. Счастье, что детектор из портфеля рискнул громко и вовремя! В школу она в итоге немножечко всё-таки опоздала. И получила от биологички в дневник замечание. А дальше мелкие неприятности посыпались одна за другой, похоже, рижская чашечка действительно была талисманом. И теперь до осиротевшей хозяйки долетели все несчастья, которые он раньше отводил. Любка Неверова поклялась, что потеряла оксанину (А точнее, что хуже, папину) "Далëкую радугу", на алгебре Оксана позорно запуталась в простейшем уравненьице, хотя обычно легко решала такие пачками. Инга Кляймер внезапно передумала продавать журнал с плакатом "Депеш Мод"... В общем, не день, а сплошное наказание! Ещё и обед в столовой, как назло, самый невкусный, с молочным супом. Но самая главная гадость поджидала Оксану не днём, а вечером. Когда невыносимая школьная тягомотина была позади, обед - нормальный, вкусный, мамин, дома - в желудке, мелкие домашние дела на скорую руку сделаны или с чистой совестью оставлены на потом и пора было уже идти на встречу с Рэем и остальными. Главную гадость звали Сергеем Смирновым. Был он на два года старше Оксаны, рыжий, мускулистый, самоуверенный - короче, ожившая девочковая мечта! Оксана танцевала с ним весной на школьной дискотеке, по случаю скорого окончания учебного года. Чувствуя себя немножечко королевой и ловя завистливые взгляды из всех углов. Что девятиклассник, а теперь уже десятиклассник нашёл в Оксане, она не знала, а спрашивать или считывать как-то стеснялась. Обычно такие большие парни не обращают на "мелкоту" внимания. А этот вот не только обратил, но и продолжил знакомство. Всё лето периодически звонил, приглашал в кино или погулять на озеро. Мороженым угощал. Мама со свойственным ей едким остроумием называла их встречи "вялотекущим романом с обострениями". Нравился ли Сергей Оксане? И да, и нет. Идти с ним рядом куда-нибудь, или танцевать, или сидеть в кафешке было просто замечательно. Красивый, стройный, сильный, загорелый. Девчонки из класса, опять же, завидовали, вздыхали и жарко требовали "подробностей". А он как? Ну, а ты чего? Вот прямо на последнем ряду? И на лодке вдвоём? А вы уже целовались. Всё это льстит самолюбию и будоражило воображение. И да, однажды они действительно поцеловались. Правда, ничего, что описывают в любовных романах, головокружения там всякого и сладкого запирания сердца Оксана толком не почувствовала. Просто было скорее приятно, чем неприятно. А ещё Серëга неплохо пел и умел играть на гитаре. А вот говорить с ним о серьёзных, волнующих и слишком дорогих сердцу вещах почему-то получалось плохо. Однажды Оксана попробовала. Спросила, в чём, на его, серëгин взгляд, смысл жизни. Парень промолчал чуть-чуть. Пожал плечами - ух, какими широкими и красивыми. И наконец, ответил, слегка растерянно: - Ну, что значит "в чём смысл?" Учиться, потом работать. Квартиру получить хорошую. Машину купить. Потом жена там, дети и всё такое. - Ясно, - пробормотала Оксана, - Ты, наверно, очень надëжный человек. И улыбнулась. Чтобы он точно понял, что это комплимент. Потому что ничего плохого-то Серëга не сказал, не обидел, никак. И незачем ему знать, что чувство у неё возникло такое... Ну, будто бы нежные живые цветы со всего маху залили бетоном! Из серой, как тоска, пузатой грязной цистерны с трубой такой гофрированной. Больше Оксану на задушевные разговоры с почти выпускником не тянуло. Да и вообще к нему не тянуло, хотя они и продолжали встречаться. Зачем она ходила на эти встречи? Да сама не зная зачем, вот зачем! А потом появился Рэйден. Рэй. Ростислав Майно-Коломенский. РБМК-1000. У него тëмные бунтарски-длинные волосы. И слишком резкие жесты. И непредсказуемый характер - сейчас одно, через минуту совершенно другое. Надëжным человеком, его , такого, точно не назовëшь, да и вообще человеком не назовëшь, потому что он не человек, а активити. И иногда фонит. И друзья его тоже иногда фонят. Приходится покупать в аптеке таблетки специальные комплексные. "Антирад" называются, в Ленинграде будущего делаются. Из-за них по утрам немного тошнит. А ещё ей никогда не нравились слишком волосатые парни, это выглядит глупо, тоже мне викинги доморощенные! Но ему идёт. И длинная грива, и буйная натура, и все странности. И у него можно не спрашивать: в чём смысл жизни, и так ясно, что это - Зона. Со всеми её чудесами и загадками. А ещё он так чудесно умеет рассказывать - о Зонах разных планет, о своём Храме, о нераскрытых тайнах Меридиана и о том, как прекрасны весенние рассветы над атомными станциями иных миров. И когда Рэй говорит, он становится похож на какого-то древнего проповедника или на сказочного героя. Обычные люди так не разговаривают, стесняются, а может быть, просто не умеют. А Рэйден умеет... - Наш Меридиан это величайшее чудо и самый драгоценный дар космоса. И дело совсем не в том, что на его обочинах можно найти полезные аномалии и ценные образцы. Это так, прикладное, это фактически побочный эффект. А главное - то, что Меридиан, это доверчиво распахнутая Бесконечность. С которой ты можешь говорить, как с другом... Рэй рассказывает, и у Оксаны кружится голова и сладко замирает сердце. Ровно так, как, если верить романам, должно быть при поцелуе. Хотя, как раз таки поцелуев-то явно не предвидится, учитывая, взгляды, которые Рэйден периодически бросает на Линочку-ИАЭС. Ну и наплевать на это, зато рядом с Рэем верится... даже самой толком непонятно во что. Во что-то такое огромное, волшебное, светлое, которое непременно случится, может быть, даже завтра. Именно для неё, Оксаны. Остальные активити тоже хорошие, очень-очень. И строгая, холодной северной красотой красивая Лина, и добродушный Эрик Сосновский, и трогательный Сэнед. И с ними со всеми рядом так хорошо, здорово и весело, хотя самую капельку тревожно. За них за всех ой, как тревожно, ведь у них не только чудеса и открытия, у них и опасности и потери тоже самые настоящие. Из почти шестидесяти тысяч человек населения Светлояра и ближайших окрестностей отнюдь не все сплошь сталкеры, вдохновлённые учëные и первопроходцы Меридиана. Наоборот, их, как раз, меньшинство, а большинство с Зоной и её невероятными загадками почти не сталкивается. Или сталкивается, но только на уровне "можно сходить по магазинам в параллельный мир". Оксана Росшанская относилась скорее уж к этому большинству, и до знакомства с Рэем её это, пожалуй, вполне устраивало. Хотя душа, конечно, просила чего-нибудь этакого. Невероятного, невозможного, звёздно-чудесного. Даже Антон Чернобыльников, будь он хоть тридцать восемь раз подряд активити, особо волшебным никогда не казался, да и не дружили они раньше по-настоящему, как она теперь поняла. Тошка был для Оксаны только партнёром по полëтам, самым замечательным, просто идеальным партнëром. Но ни с какой другой стороны Оксана его раньше не знала, да и он в "не крылатую" часть своей жизни никого из товарищей по секции впускать не стремился. Ему было хорошо и так. А теперь Оксана узнавала по-настоящему и Тошку тоже. Вникала в его жизнь потихонечку. Чернобыльников не протестовал. Вот бы ещё окончательно помирить их с Сэнедом и Рэем... А Серëжка... А что Серëжка? Он, конечно, очень красивый, и по-своему тоже хороший. Но после свинство, которое он устроил на её дне рождения, Оксана не хотела его ни видеть, ни знать! Правда, сам парень был, очевидно, об этом другого мнения. Раз уж заступил Оксане дорогу. - Мать заявление забрала! - сказал он вместо "здравствуй". Голос был раздражённый. - Какое такое заявление? - не совсем поняла Оксана. За весь этот восхитительный почти месяц рядом с активити она с Серëгой практически не разговаривала - так, привет-пока. Дулась. Да и некогда было. - Какое-какое... В милицию, вот какое! - парень скривился, - Какие, по-твоему, заявления бывают? - Ну, забрала и забрала, - Оксана пожала плечами, - Я-то тут вообще с какого боку? Я ж не милиция... Глаза у парня сейчас были нехорошие. Потемневшие от злости и холодные-прехолодные. И дышал он шумно и тяжело. - А ты вообще не догадываешься? - Ну, допустим, догадываюсь, - Оксана гордо вздëрнула подбородок, - И что дальше? - А это у тебя надо спросить: что дальше? - Сергей всё-таки сорвался на крик. И кто-то спокойный и отстранённый внутри Оксаны равнодушно отметил, что такой вот Серëга с перекошенной от злости рожей никому не покажется красивым. Скорее уж опасным. И не с оттенком восхищения, как бывает страшен шторм или там разьярëнный тигр, а опасным и вместе с этим ещё и противным. Будто какой-то уличный уголовник. Уголовников, правда, жительница тщательно охраняемого закрытого наукограда до сих пор видала только в кино, но ассоциация была именно такая. Усилием воли Оксана заставила себя не заозираться позорно в поисках прохожих поплечистее. Много Смирнову чести - её пугать. А на помощь, наверно, можно позвать и телепатически... - У меня? - она изо всех сил надеялась, что голос звучит нисколько не испуганно и достаточно презрительно, - Значит, это, по-твоему, я явилась в гости, нахрюкалась, как сапожник, и полезла в драку? А когда наполучала, побежала мамочке жаловаться. Смирнов аж пошатнулся, будто от удара. На щеках выступили пунцовые пятна. - Я не жаловался, идиотка! За мной же неотложка приехала! А матери врач позвонил. Оксане стало стыдно на секунду, всё-таки про "жаловался" было слишком. Это она от растерянности ляпнула. Она даже открыла рот, чтобы извиниться, но не успела. А после следующей серëгиной реплики ещё и мгновенно передумала. - Это этот твой... понторез радиоактивный... Сначала удрапал, как заяц, а потом сразу папочке стучать! А тот и рад стараться! Оксанины руки сами собой сжались в кулаки. И в глазах аж потемнело от желания врезать по рыжей физиономии. Она отступила на шаг назад, чтобы не было соблазна дотянуться. Всё-таки Росшанские - интеллигентные люди, нефиг фамилию позорить... Они с Рэем ведь обсуждали эту драку. И этот побег. И активити говорил, что из квартиры телепортировался именно потому что боялся разозлиться ещё больше и кого-нибудь непричастного до кучи покалечить. И не кривил активной зоной, то-есть душой. Оксане, конечно, далеко до него в искусстве считок, но ложь она бы почувствовала. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов и досчитав мысленно до девяти, как советовал, помнится, всем Дайичи, она попыталась донести до Серëги эту простейшую информацию. Да, некрасиво получилось. Но он, Сергей, сам первый начал. Райден что - должен был спокойно стоять и работать ему грушей? Вместо того, чтобы хоть каплю успокоиться, этот невозможный, будь проклят тот день, когда они познакомились, тип разозлился ещё больше. Ах, ты предательница, ты его ещё и защищаешь... - Я справедливость защищаю! - рявкнула Оксана, - Ты действительно первый начал. - А что мне оставалось делать? - Серëжка отломал веточку от ни в чём не повинного куста и начал с остервенением ломать на кусочки, - Я должен был спокойно смотреть, как он к тебе приставал? - Он ко мне не приставал! Он мне стал настроение поднимать, когда вы все по разным углам разбежались, думать забыв обо мне. В мой день рождения, между прочим! - злые слëзы едва не брызнули из глаз, пришлось высоко-высоко задрать голову и моргать, - А ты в это время вообще-то на кухне матч "Зенит"-"Спартак" обсуждать изволил, так что и молчи в тряпку! Сергей замялся. - Я, между прочим, потом даже извинился! Сообщением на коммуникатор. Только ты его удалила, не читая! - А лучше было бы, чтобы я тебе гадостей понаписала? Я ж злая была, как чëрт! - Да хоть как два чëрта! - парень побросал на асфальт измочаленные остатки веточки и плюнул им вслед, - Если бы я тебе нужен был, ты бы сама потом мне написала. А ты не написала! Тебе некогда было! Надо же подлизаться к пасынку большой шишки, раз уж шанс предоставился... А простого Серëгу, значит, побоку? У Оксаны округлились глаза. Каждое отдельное смирновское слово она улавливала. Но их общий смысл был где-то за гранью... она даже не бралась сказать, за гранью - чего. Приличий? Уважения? Логики нормальных, вменяемых людей? Ясно было одно: после таких заявлений Серëгу точно побоку. И отнюдь не потому что он не пасынок председателя горисполкома. - Ты придурок! - зло выдохнула она через несколько секунд молчания, растянувшихся для неё в гулкую, словно тоннель бесконечность, - Нет, даже не придурок, а вовсе круглый дурак! - Зато ты умная! - презрительно скривился Серëга, - На членовозе теперь кататься будешь и икру полными ложками жрать, приятного тебе аппетита! Хорошо устроилась, блин! И даже Игналинскую ради этого потерпеть можно, что уж там... - Знаешь что, - словно со стороны услышала Оксана свой голос и поразилась его каменному спокойствию, - Катится бы ты колбасой по Малой Спасской! И мне наплевать, что ты обо мне думаешь! - А я о тебе теперь и вовсе не думаю! - не остался в долгу Сергей, - Делать мне больше нечего, как только обо всяких продажных малявках думать! - Вот и отлично, вот и иди! - Вот и пойду! И он действительно пошёл. Сгорбившись и засунув руки а карманы. Похоже, ничего не видя перед собой... - В общем, не до кино мне сейчас! - увидев, что Рэй прекратил считывать, вздохнула Оксана и низко-низко опустила голосу, уставившись на клëклые листья под скамейкой, - Вообще не знаю, что делать. Было ей больно, активисты это чувствовал. Стëклышками в бешено крутящемся калейдоскопе плясали в ней злость, обида, непонимание, чувство вины, желание задушить Серëгу, желание всё отдать Серëге, лишь бы он её простил и перестал думать о ней так гадко, что и вслух-то выговорить никак - слова в глотке застрянут... Очень похожий калейдоскоп ведь истязал и самого Рэя - из-за взбрыков Чернобыльникова. Но чем он может Оксане помочь, если он себе самому толком помочь не может, и в человеческих чувствах если и разбирается, то самую капельку? - Слушай, - выдавил он из себя, - А может, нам с тобой к кому-либо из моих Храмовых наставников сходить? Они мудрые, наверняка дадут какой-нибудь хороший совет. И-Хэррайн, Распад, или И-Алтэйнар, Плутониум... Пойдëм, а? Если бы это ляпнул кто-нибудь другой, не Рэйден, Оксана решила бы, что он над ней издевается, обиделась, ушла и не приходила бы больше никогда. А тут едва не рассмеялась - он действительно вот настолько на всю голову активити! На его реакторский взгляд ситуация, наверно, выглядит так: с Оксаной произошёл инцидент, она теперь нестабильна. И надо поскорее найти компетентного специалиста, чтобы всё отладил. Хорошо, хоть карбида бора откушать не предлагает, или что там ещё пихают в реактор в таких случаях? Надо было получше запоминать рэевские же соответствующие объяснения! Помимо воли воображение нарисовали ей умилительную картинку: они с Рэем сидят в кафе "Светлый Яр" и дружно едят карбид бора из вазочек для мороженого. Стало смешно. И почему-то невыносимо захотелось ласково растрепать рэевы непослушные лохмы. В душевных тучах образовалась прореха, в которую проглядывало солнышко. - Рэй! - спросила она, - А для чего нужен карбид бора? Он посмотрел на неё, как на сумасшедшую. Округлившимися глазами и только что не рот открыв. - Какой такой карбид бора? - Ну или что там на станции используют, если реактор нестабилен? - Не карбид бора, а борную кислоту, и не у нас, а у водо-водяных. Чтобы интенсивность реакции регулировать. А вообще карбид бора часто используется, как поглотитель. Но к чему вопрос-то? - Я просто представила себе, как ты меня этим бором кормишь, чтобы на душе полегчало! - она хихикнула. - А тебе что, надо интенсивность реакции снижать? - хмыкнул Рэй, - Так, вроде, у людей это как-то по-другому делается. - Не обижайся! - торопливо сказала она, хотя, кажется он и так не обиделся, - Просто я тебе-то еле силы воли наскребла рассказать. А уж этому твоему Плутонию... Я же его совсем не знаю! - А хочешь, познакомлю? Хоть действительно прямо сейчас? - Как-то я... Наверно, не готова пока ещё. - Ну, ладно. Только... Только я правда хочу тебе помочь как-нибудь. И не знаю, как. Этим все активити тоже здорово отличались от людей. И на оксанин взгляд - в лучшую сторону. Они всегда или почти всегда говорили о том, что чувствуют прямо. Без всяких там смущений. - Я твою считку внимательно просмотрел, - осторожно и чуть виновато продолжил Рэйден, - Только я в ней мало что понял. - А я поняла, что я, наверно, идиотка, - вздохнула Оксана, - Я же думала, что он нормальный человек. А он... - Ну, хочешь, я ему ещё раз морду набью? И рентген пяток сверху добавлю! - Не надо, Рэйден, ты что? Вот ещё - об этакого Серëженьку руки пачкать! - Так я же один раз-два уже испачкал, - вид у активити был сейчас капельку растерянный. - Ну, вот по второму разу и не надо! - почти умоляюще сказала она, - С него одной драки хватило, а у тебя из-за него опять неприятности будут! Он пожал плечами. - Ну, ладно, не хочешь - не набью. Просто мне ведь тоже обидно, что он тебя оскорблял. На душе у Оксаны стало тепло-тепло. И пошёл бы в самом деле, этот Серëженька!Невесть чего себе навообразивший, хотя она с ним просто общалась. Вот только Игналинская АЭС... С другой стороны, а что Игналинская АЭС? Они с Рэем действительно - такая красивая и гармоничная пара. А она, Оксана, совсем как героиня русской классики, готова пожертвовать своим счастьем ради счастья любимого... Да, именно любимого. Она поняла это о себе именно сейчас, именно этим невезучим вечером. Может быть, даже по контрасту с дурацким Смирновым, в таком случае, спасибо ему за это! С паршивой овцы, как говорится... Рэй не просто необычный. Не только интересный. Рэй такой, такой... И у него есть блистательная Игналина, точнее, Линочка Литвенюк с серебряными волосами до пояса и мощностью тысяча пятьсот мегаватт. А ей, Оксане, пусть будет достаточно, что они счастливы вместе! Да, она никогда не станет его девушкой и уж тем более женой, наверно, людям с активити вообще нельзя жениться. Она просто будет рядом. Всегда рядом. Верной подругой, внимательной ученицей, надëжной напарницей. В конце концов, любил же Маяковский свою Лилю Брик, хотя она была замужем за другим человеком. Вот и он будет как Маяковский. И хорошо, что Рэйден успел её псионическим защитам научить - теперь даже он сам без её согласия не считает, что Оксана Росшанская его любит. А когда через много лет, Рэй станет величайшим сталкером, именно она напишет его биографию. И её издадут в серии "Жизнь замечательных людей", хотя Рэйден, конечно, не человек. Но ведь серии "Жизнь замечательных реакторов" не бывает... На душе стало очень светло и больно. Но как-то по-хорошему больно. Сладко так. А ещё захотелось немедленно перейти от слов к делу. И не важно, что это слова внутреннего голоса, которые никогда не будут произнесены вслух! Оксана Росшанская всегда была сильной личностью. Решительной и деятельной. Отец дочкиной натурой гордился и всегда говорил, что она "в отличие от нас, мягкотелых интеллигентов" - настоящий борец. Мама в ответ на такие вот заявления тихо вздыхала и улыбалась с грустинкой. Скорее уж чему-то своему. И как-то обронила, что с таким мужским характером с мальчиками Оксане придëтся трудно. Но не ломать же саму себя пополам об колено из-за каких-то "мальчиков"! К тому же мальчик мальчику рознь. Со всякими там Серëжами, оказывается, и вправду трудно. А вот с Рэем легко. И до невозможности здорово! Правда, Рэй в неё пока что не влюбился, да и в дальнейшем вряд ли влюбится. Но зато она влюбилась, и её любви наверняка хватит на двоих. Вот только как эту любовь выразить, в какие слова и поступки отлить, если говорить о ней нельзя ни полслова? Что делать хотя бы именно сейчас, когда это чувство наконец опознано, поймано разумом, и хотя бы для себя самой названо по имени? И хочется это новорождëнное кружащее голову знание выплеснуть вовне, но нельзя. Во всяком случае, прямо - нельзя. А ведь, оказывается, когда любишь и знаешь, что любишь, хочется всему миру прокричать об этом. На небе облаками и звëздами написать... Писать на небе у Оксаны, конечно, нет возможности. Да и вообще возможностей маловато у любви, о которой приняла решение молчать всю жизнь. У такой любви, наверно, в мире только один путь - подставлять плечо и ничего не ждать в ответ. И быть счастливой уже от того только, что смогла помочь. Всё это горячей разноцветной бурей пронеслось по оксаниной душе минуты, наверно, за две. Мысли умеют быть очень быстрыми, а чувства - тем более. А ещё замечательно, что эта буря смыла всю дрянь. Обиду эту грошовую на глупого Смирнова, например. Со всеми её гнусными оттенками и полу тонами. Всё это вдруг стало неважным. К их скамейке подошёл Сэнед. Светло улыбнулся Оксане, протянул тоненькую веточку берëзы, усыпанную кристалликами. - Солевая "химичка", - довольно сказал он, - У нас в Сиарнаре нету таких. Смотри, какое красивое получается! - Слишком хрупкое, - покачал головой Рэйден, - Размажется в пальцах. До дома не донесëшь. - Жалко! - Я тебе потом другую "химичку" покажу! С синтезом металлов. Недалеко от завода "Альтаир" видел. Вот в ней более прочные штучки сделать можно. - Рэй, а какие вообще аномалии бывают? - спросила Оксана, одновременно огорчившись и обрадовавшись тому, что маленький быстронейтронник лишил её возможности размышлять о своих драгоценных чувствах, - Я же, так уж вышло, раньше почти не вникала в это. - Тебе же так нравится всё, что связано с Меридианом, - недоумëнно посмотрел на неё активити. - Так получилось. Нравится-то нравится, правда, честно говоря, просто до писка. Но как-то особо сталкиваться не приходилось. Наверно, я просто как-то... Ну, не относила это к себе самой, что ли? Вроде как где я, а где все эти феномены? Даже школьное зоноведение - по принципу "сдала и забыла". А теперь вот, с вами всеми познакомившись, хочу всё это действительно знать! Рэй кивнул. Он понимал, что так иногда правда бывает. Вот для него самого, например, полëты. Для Тошки и для той же Оксаны это самое главное и хорошее в жизни. А он, Рэйден до сих пор вполне обходился без них и нисколько от этого не страдал. Хотя, конечно же, в воздухе носиться - это здорово! Он похлопал рядом с собой по скамье, дождался, пока Сэнед усядется и начал рассказывать аксиоматическое. Больше, конечно, для бэ-энчика, Росшанская-то это минимум проходила в школе. - Так называемые аномалии, то-есть точечные выходы Зона-активности делятся на универсальные, эндемичные, редкие и уникальные. Первые встречаются вдоль всего Меридиана, во всех соединяемых им реальности. Ну, "электра", например, или "снежная королева". - "Электра" - это такой молниевый фонтанчик! - обрадовался Сэнед, - Я таких в Сиарнаре видел. И даже через блок воспоминаю. - Ну, да! А "королева" - это очаг крионической активности. Вокруг него даже летом снег лежит. Эндемики свойственны только одному миру или группе миров. Редкие, ясен цезий, на то и редкие, что их днём с огнём искать надо. Они могут быть эндемиками или не быть, но, если это не эндемик, то их штуки по две-три на каждую Зону. А уникальные вообще в единственном экземпляре. И у них обязательно есть имена... - Ты прямо будто лекцию читаешь, сказала Оксана, - А у нас, кстати, во второй школе препод по зоноведенью такой зануда, что страшно. Я поэтому и не запоминаю у него ничего почти. Бубнит и бубнит, и в голове у всех одна мысль: только б не заснуть! - А у нас физичка такая, что просто ужас! В смысле, по характеру ужас, а уроки ведёт тоже до тошноты скучно. Долдонит по учебнику! - Рэй явно выглядел польщëнным, хотя так же явно старался это не очень-то показывать. Оксана мысленно поставила себе плюсик. И так же мысленно подмигнула Маяковскому. Фильм закончился, из кинотеатра повалил народ. Четверо активити вышли одними из последних и тут же обрушили на троих, в кино не попавших, бурный поток впечатлений. И даже Тошка Чернобыльников, взахлëб расписывающий достоинства главного героя и на Рэйдена и даже на Сэнеда смотрел сейчас безо всякого отчуждения. Будто и не было ничего. Потом все долго выясняли и спорили, кто кого провожает. Сошлись на том, что первую - конечно, Лину, она дальше всех от "Икара" живёт, на Энергетиков. Ждали автобус, потому что расставаться не хотелось, а телепорт это слишком быстро. Потом на Энергетиков тоже ждали автобус. И Рэй размотал с шеи синий шарф и отдал Оксане, потому что ему показалось, будто она замëрзла. И она, разумеется, взяла, хотя было совсем не холодно, а скорее уж наоборот жарко. Дома её ждала, пусть самая интеллигентная и деликатная, но всё-таки головомойка, но ей было наплевать.