Упущенная возможность

      И все же, Кессиди имел потрясающую способность убеждать людей. Ему пришлось пообещать Джону выпить с ним в их любимом баре после посещения хосписа. В свое время Кессиди проходил длительную реабилитацию от алкогольной зависимости, поэтому такое обещание было не самой лучшей идеей. Для Джонни же вернуть друга в ряды собутыльников стало чем-то вроде «идеи фикс». Ну, и заодно можно будет плюнуть в рожу Майклу.       Кессиди согласился, он обещал Майклу, который доживал свои последние дни, что сможет привезти Джонни для разговора. В конце-концов, те бабки, которые забрал Майкл, увольняясь из лейбла, мужик честно заслужил за годы своей работы. Если посудить, в последние месяцы существования группы только он один и продолжал работать, в то время как музыканты безбожно пили, не просыхая, день за днем. И хорошо, если только пили. Сэмми, гитарист, и вовсе поймал передоз и загремел в нарко-хаб.       В отличии от Джона, Кесс совершенно не держал зла на бывшего менеджера, хотя и не простил ему до конца того, что тот поспособствовал развалу группы, когда понял, что новым альбомом и не пахнет. Сбежал, как крыса с тонущего корабля, чтобы не утонуть вместе с ним. Но что говорить, Кесс и сам так поступил следом за Майклом, выбирая свою жену, а не друзей, увязших в алкоголе и наркотиках. Не Кессу было судить Майкла. В конце концов, разваливалась группа с треском и шумихой, все судились со всеми, лейбл пытался забрать у них права на песни… Время было не лучшее, но теперь все уже позади и нечего копить былые обиды. Кессиди сам чуть не умер много лет назад, поэтому меньшее, что он мог сделать для умирающего — это выполнить его последнее желание. Пусть Кесс и совершенно не понимал, что такого важного было в этой встрече. Ведь хуже всех разругался Майкл именно с Джоном, что, в принципе, не удивительно, учитывая взрывной характер Трейса. По окончанию судебных тяжб Джон разбил несколько окон в доме бывшего менеджера, когда суд обязал каждого участника группы выплатить отступные лейблу и менеджеру в частности, а так же вернуть аванс за работу над альбомом, который так и не был написан. За что Трейс получил пятнадцать дней общественных работ и судебный запрет на приближение к Майклу и его семье на пять лет. Поэтому сейчас, спустя десять лет, умирающий Майкл ни за что бы не стал звать Трейса на встречу по пустякам. Все финансовые вопросы давно можно было решить без личного участия сторон. А стало быть — дело серьезное.              Итак, мужчины молча шли вдоль белых коридоров частного хосписа, безмолвно следуя за медсестрой в белом костюме. «Слишком много белого» — подумалось Джону, и он натянул солнцезащитные очки на глаза прямо в помещении. Больничные стены навевали ему неприятные воспоминания, да и похмелье давало о себе знать не самым лучшим образом. Наконец, они дошли до нужной палаты. Дверь была не заперта, и Кессиди вошел первым. Джонни остановился на пороге, не в силах переступить его. Не таким он ожидал увидеть Майкла. Конечно, Трейс знал, что бывший менеджер болен, что он умирает. И, конечно, Трейс уже видел, как выглядит смерть. Но вид исхудавшего, изможденного, с кожей зеленоватого оттенка, Майкла поверг Джонни в шок. Бесконечное количество пищащих мониторов, капельницы, иглы, отвратительный запах смерти витал в воздухе. Когда последний раз Джонни видел своего бывшего друга, тот весил не меньше восьмидесяти килограммов, сейчас же едва дотянет до пятидесяти. Кожа и кости. Джон уже пожалел, что согласился приехать сюда. — Джонни… — прокряхтел ему живой мертвец. Рядом с Майклом сидела его жена Камилла, которая тоже выглядела не самым лучшим образом. Они с Джоном никогда не ладили. Камилла была еще той сучкой, но своего мужика она любила. И даже на пороге смерти оставалась рядом с ним. В былое время Джон мог бы даже посвятить этому песню. Но сейчас…. Сейчас ему хотелось поскорее разобраться со всем дерьмом и выпить чего-нибудь алкогольного в ближайшем баре.       Пересилив себя, Джон вошел в палату, но так и остался стоять у дальней стены. Снял очки и потер переносицу, словно за несколько минут оправа успела натереть ему мозоль. — Оставим их, — Камилла устало поднялась из своего кресла. Ее слова были адресованы скорее Кессу, присутствие Джона женщина намеренно игнорировала. Наверняка ей тоже не нравилась вся эта затея со встречей. Уходя, Камилла прикрыла за собой дверь палаты, и Джонни с Майклом остались наедине. — И чего тебе? — поинтересовался Трейс, который уже не мог выносить эту гнетущую тишину под аккомпанемент больничных мониторов. Бывший менеджер с усилием поднял иссохшую кисть, приглашая Джонни присесть рядом. — Ну? — Трейс буквально ввалился в кресло, стараясь не подавать виду, как страшно ему вдруг стало. Такое будущее, вероятно, ждало и его самого. И да, в нем не было и капли жалости по отношению к этому едва живому мудаку. По крайней мере, Джонни пытался себя в этом убедить. — Джон… — прокряхтел Майкл. Он попытался подняться вверх на своих белых подушках, превозмогая сильную боль, — Я не мог не рассказать тебе этого. — Черти что, Майкл. Я сам умру тут, пока ты разродишься хотя бы парой связных предложений, — зло буркнул Джонни. Ему срочно нужно было опохмелиться. Майкл продышался, собираясь с силами, и прокряхтел: — Ты помнишь Лили? У вас был роман шестнадцать лет назад. Маленького роста, блондинка, официантка в «Лэйте»? — сначала описания менеджера ничего не вызвали из памяти Джона, но после упоминания «Лэйта» Трейс уже точно понимал, о ком шла речь. В его жизни было много женщин, и не многие из них остались в памяти спустя годы. Но Лили он помнил очень хорошо. Кудрявая блондинка, сбежавшая из своей провинции так, как это когда-то сделал он сам, приехавшая в Л.А за своей мечтой. Между ними было почти десять лет разницы, разные взгляды на жизнь и совершенно безумный секс. Да, ее Джон запомнил. И как она ушла тоже, исчезнув из его жизни навсегда, не попрощавшись как следует. — Я видел ее несколько месяцев назад в одной из клиник. Сначала не узнал, слишком уж она поменялась. Но эта встреча не давала мне покоя, — Майкл перевел дыхание, собираясь с мыслями, — Я вспомнил, как она приходила ко мне много лет назад. Беременная. От тебя, Джонни. — Пфф, ну да, конечно, — Трейс опусти ноги прямо в тяжелых ботинках на белые простыни больничной кровати Майкла и скрестил руки на груди. Вся его поза говорила о максимальном недоверии. Он много слыхал таких историй о беременностях, но все они заканчивались тем, что оказывались ложью ради бабла. — Я ездил с ней к врачу и поэтому знаю, что она не врала. Беременность была настоящей. — Значит, ребенок был не мой, — продолжил гнуть свою линию Трейс. — Твой, Джонни. Она была только с тобой тогда, и ты это знаешь.       В глазах Трейса словно потемнело от понимания слов Майкла. Он был прав. Если Лили и могла залететь от кого-то тогда, то только от него. Слишком уж честной и неиспорченной была эта девчонка. И ушла она от него, собственно, потому, что застукала его в постели с кем-то из фанаток. Вернее, с двумя фанатками одновременно. — Какого, блять, хрена? — Джонни поднялся на ноги, яростно нависая над бывшим менеджером. Лицо же последнего словно перекосилось от гримасы боли. — Она пришла ко мне за советом, — Майкл перевел дыхание, чтобы продолжить, — Я понимал, что ничем хорошим это не закончится. Ни для тебя, ни для нее. И Лили это понимала. Ты жутко пил, трахал каждую проходящую мимо фанатку, она видела, что происходило ежедневно у тебя в доме… Группа висела на волоске, а мне кровь из носу нужно было вытрясти из вас еще хотя бы один альбом, а по контракту даже два. И я посоветовал ей аборт, записал к врачу и дал денег. Она согласилась. — Блять… — только и нашелся прошептать Джон. Земля уходила у него из-под ног. Он помнил, как неожиданно Лили пропала из его жизни, но что она была беременна… Его ребенком. О таком Трейс даже и подумать не мог. — Но Лили не пришла к назначенному времени, я узнавал. Она уехала, а ты забыл о ней. Разгребая дерьмо за вашей троицей, я и сам забыл про нее. Пока не увидел Лили снова. С девочкой-подростком, удивительно похожей на тебя, — Майкл поднял глаза на бывшего друга. Трейс отступил подальше от больничной койки. Ему вообще захотелось сбежать ко всеми чертям. Где-то глубоко внутри зарождалась первобытная ярость. — Мой детектив покопался в прошлом Лили. Официально отца у девочки нет, но она вполне может быть твоей дочерью. Поэтому мне так нужно было встретиться с тобой. Я немало натворил, Джонни, но если Вселенная сохранила жизнь этому невинному ребенку, то и для меня еще есть надежда… — обессиленный, Майкл откинулся на подушки и прикрыл глаза.       Внутри Джона же бурлила целая буря эмоций. Шестнадцать лет он жил, даже не подозревая о том, что мог быть отцом. А мог и не быть… Какова вероятность, что девочка действительно от него? Что он, блять, отец? — На прикроватной тумбе черная папка. В ней все, что смог узнать детектив: адрес, номера телефонов, биография… — не открывая глаз, продолжил Майкл. И Джон не смог сдержать себя в руках. В миг он схватил Майкла за воротник больничной пижамы и, словно пушинку, приподнял над подушками. Со всей яростью он толкнул бывшего менеджера в деревянное изголовье кровати. За спиной запищал кардиомонитор, оповещая об изменении ритма. Под потолком замигала красная лампочка. — Джонни? — именно в этот момент в дверном проеме палаты появились Кессиди и Камилла. Но обезумевший Трейс ничего не замечал вокруг себя. Он уже занес кулак над лицом Майкла для удара, когда его руку перехватил Кесс. — Оставь его, — прошипел друг. Сзади истошно завизжала Камилла, вырывая Джона из пелены его ярости. Он посмотрел на Майкла, его исписанное болью и раком лицо, и почувствовал отвращение к себе. Впервые за хрен знает сколько времени. Неужели он собирался избивать умирающего?       Трейс отпустил менеджера на постель, и к нему тут же ринулась Камилла. Палата стала наполняться медперсоналом. — Я рад, что ты скоро сдохнешь. Вот твоя надежда, блять, — прошипел Трейс, глядя в испуганные глаза умирающего старика. Прежде чем уйти из палаты, Джонни схватил с прикроватной тумбы черную папку. Ни слова больше так и не сказав, он направился в сторону парковки. Не останавливаясь, вдоль белых стен и потолков, подальше от этого места. Туда, где можно выпить и переварить услышанную информацию.       Вслед за Джоном на улицу вышел Кессиди, который совершенно не понимал, что только что произошло. Но он собирался все выяснить в ближайшее время наверняка. * — Звони ей, — утвердительно произнес Кессиди, подсовывая мобильный поближе к Джонни. Они сидели на кухне в особняке Трейса и уже почти допивали бутылку хренового виски. Джонни провел ладонью по вспотевшему лбу, убирая с него капли пота.       Он посмотрел на телефон: — И что сказать? Ты тогда убила моего ребенка или он все-таки родился? — Я бы позвонил на твоем месте, — Кесс почесал затылок. У него самого было две дочки, которых он безумно любил и без которых не представлял своей жизни. Не участвовать в их жизни — такой вариант даже не обсуждался.       Кессиди плеснул еще виски в рокс себе и Джону. На часах было полдесятого вечера. Не самое лучшее время для звонка из прошлого. — Спроси про девочку, ее дочь. Не знаю. Набирай, слова сами найдутся по ходу разговора, — посоветовал Кесс. — Дай сюда, — Трейс взял мобильник и стал набирать один из номеров, указанных в папке. Он и сам не понимал, на что надеялся. И даже не до конца верил, что кто-то ответит ему. И, тем не менее, продолжал слушать долгие гудки. — Слушаю, — наконец, послышалось из динамика мобильного. Это был тихий женский голос, совершенно незнакомый Джону. Ему казалось, что если он услышит голос Лили, то сразу узнает ее, но нет, прошло слишком много времени. — Лили? — недоверчиво поинтересовался Джонни. Не хотелось выворачивать душу не тому человеку. Он вдруг вспомнил, как утыкался носом в ее кудри и мир вокруг пропадал. И сейчас Джонни тоже захотелось, чтобы мир вокруг исчез.       Голос по ту сторону устало вздохнул: — Да, с кем я говорю?       Джонни набрался смелости и почти что выпалил на одном дыхании: — Это Джон… Джон Трейс. Я… Майкл мне все рассказал, в общем-то. — Джон… — Лили словно пробовала на вкус его имя, не решаясь ничего ответить. В какой-то момент Джону показалось, что женщина вот-вот бросит трубку. — Я хочу знать… — начал было он, но Лили не дала ему продолжить: — Я сделала аборт. — Но… — Я избавилась от ребенка, Джон. И у меня теперь другая жизнь, у меня семья, — Лили говорила тихо, почти что шептала в трубку. В памяти Джона отрывками всплывали их жаркие поцелуи, ее шепот, как крепко Лили к нему прижималась и какой маленькой всегда казалась ему. И как эта маленькая, до мозга костей правильная девчонка смогла убить их общего ребенка? — Зачем? — в Трейсе понемногу закипала злость и обида. Рука сильнее сжала мобильный, — Скажи мне. Зачем? — Не звони мне больше. И не появляйся в моей жизни. Никогда, слышишь, Джонни? — голос Лили звучал умоляюще. Но теперь она не имела совершенно никакого права просить у Джона что-либо. — Почему ты не пришла ко мне? Почему не рассказала? — Джон… — тихий всхлип по ту сторону мобильного. — Ответь, черт подери! — со всей силы Джон запустил рокс с виски в стену. Осколки разлетелись во все стороны, просто чудом не задев сидящего недалеко от стены Кесса, который молча наблюдал за другом, вслушиваясь в его разговор. — Я приходила. Ты был с другими женщинами, пьяный. Черт, это было так давно. Зачем ты звонишь сейчас? — Потому что, блять, может я хотел этого ребенка! — неожиданно даже для себя самого выпалил Трейс. Лили еще раз вздохнула. Снова тихий всхлип. Неужели она плачет? — Мне едва исполнилось восемнадцать. Ты и я, какими родителями мы бы стали? Я просто не смогла. Прости, Джонни… — Иди в жопу! — у Джона совершенно не было сил слушать ее оправдания. Следом за стаканом в стену полетел и мобильный. — Эта сука сделала аборт! — проорал Трейс то ли для себя, то ли для Кесса. По его щекам покатились слезы. Он не смог уберечь еще одного ребенка… Вот дерьмо, скоро можно будет открывать собственное кладбище из нерожденных детей Джони Трейса. — На, выпей, — Кессиди подвинул к другу очередной рокс с виски, — Выпей, и тебе полегчает.       И Джон выпил. Следом за этой бутылкой, они открыли следующую. И даже когда Кессиди отключился, Джонни продолжил пить уже в одиночестве. Он пил и листал черную папку, читая биографию Лили и рассматривая ее фотографии. Он не верил, что эта девчонка могла решиться на аборт.       Не верил и все тут. И последним, что он помнил перед тем, как отключиться, была дата рождения дочери Лили. Погружаясь в пьяный бред, последними остатками здравого смысла Джон отсчитал девять месяцев назад. Он тщетно пытался вспомнить, была ли Лили тогда в его жизни? Могла ли она ему солгать? Больше всего на свете, пьяный и разбитый, Джон Трейс желал, чтобы женщина, которую он любил много лет назад, ему солгала…