ID работы: 13835760

Перепутья. Книга первая: Нулевой километр

Гет
NC-17
В процессе
858
Горячая работа! 189
Tae_Nerr соавтор
Размер:
планируется Макси, написано 723 страницы, 45 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
858 Нравится 189 Отзывы 56 В сборник Скачать

Глава 23: Ты не один

Настройки текста
Примечания:
      Шарлотта громко чихнула и, фыркнув, словно кошка, поплотнее укуталась в старый красно-черный плед. Ее знобило со вчерашнего вечера, и сегодня она просто не нашла в себе сил, чтобы пойти на работу. Волей-неволей пришлось звонить и отпрашиваться. Но если на почте к болезни одной из сотрудниц отнеслись с пониманием, то мистер Харрис был весьма недоволен. Однако, несмотря на это, он согласился дать ей несколько дней отгулов.       И сейчас девушка, натянув теплые носки и укутавшись в плед, сидела на диване, бездумно глядя в окно. По стеклу текли капли - на улице опять шел дождь со снегом. Погода никак не могла повернуть на зиму, и на дворе было не слишком холодно, хотя очень сыро и промозгло.       В маленькой квартирке было прохладно. Как ни странно, тут работало отопление, но хозяин включал его не часто и не слишком надолго - на пару часов в день, переживая больше о том, чтобы от постоянной влажности не сгнили перекрытия, а не о своих жильцах. Но к подобному Ло уже привыкла и в обычное время даже не замечала этот холод. Однако сегодня ей было очень неуютно. И не только физически.       С того момента, как мама попала в больницу, она впервые разболелась. До этого ее организм держался, но сейчас словно закончился некий скрытый резерв, и девушка слегла. И сидя на старом диване в крохотной неуютной квартирке, она невольно вспомнила, как болела несколько лет назад, когда они с мамой еще жили в их прежнем доме. Она тогда тоже простыла, и мама, не позволив ей пойти в школу, укутала ее в этот самый плед и приготовила для нее апельсиновый чай с пряностями. А после, обняв, тихонько напевала ей старинные гэльские песенки. В детстве Шарлотта любила песенку про Пегги-плясунью: «Спляшем, моя Пегги, спляшем. Ах, до чего же хорошо жить на этом свете! Спляшем, Пегги, спляшем…»       Но еще больше ей нравилась другая песня: более взрослая, более печальная.       Ло закрыла глаза и мысленно перенеслась на несколько лет назад, словно воочию увидев стройную миниатюрную женщину с роскошными темно-русыми волосами, которые мягкими волнами спадали на ее плечи. Женщина, сидя на диване, прижимала к себе закутанную в плед девочку и пела. Ее голос - глубокий, чувственный - проникал, казалось в самую душу: «…У моей любви волосы цвета воронова крыла. Губы его нежны, кожа как снег бела. У моей любви вместо глаз ключевая вода, Руки его крепки, но в душе лишь осколки льда…»       Шарлотта улыбнулась, не открывая глаза, боясь разрушить хрупкую иллюзию. Раньше она, слушая эту песню, видела лишь расплывчатый образ, но теперь он стал более четким: покрытые шрамами руки, острые клыки, льдисто-голубые глаза, черные жесткие волосы. И еще шепот: «Моя девочка…»       А женщина из прошлого, ласково гладя по волосам так похожую на нее дочь, продолжала петь: «… В доме, где я жила, больше нету тепла, Черные кони уносят меня в страну вековечного льда. Там, на ложе из снега, знаю, сомкну я глаза, Моя ледяная любовь, я останусь с тобой – навсегда, поверь, навсегда, навсегда…»       Видение истаяло, как тает дыхание на морозе, осело колкой изморосью, и Шарлотта, открыв глаза, улыбнулась и прошептала тихонько: - У моей любви волосы цвета воронова крыла…       Ей было одновременно и хорошо, и очень печально. Каждый раз, когда она думала про маму, на нее накатывала грусть, но сегодня она впервые ощутила новое чувство - тепло. Жар, от которого становилось тяжело дышать.       Вновь закрыв глаза, девушка прикоснулась кончиками пальцев к губам, с упоением вспоминая вчерашний вечер: темнота, пронизывающий холод, крепкие объятия и прикосновения его губ. Ей до сих пор не верилось в то, что Майлз поцеловал ее.       …Его губы были обжигающе-горячие, обветренные. А еще ему было больно, ведь он недавно подрался, и ранки на губах не успели зажить. И этот дурманящий солоноватый привкус крови…       Ло смаковала эти воспоминания: вот Майлз вновь наклоняется к ней, вновь целует ее и вдруг едва ощутимо прихватывает ее клыками за нижнюю губу - бесконечно нежно, лишь едва ли обозначив укус…       Она судорожно выдохнула. Это воспоминание обжигающей волной прошлось по коже, залило краской щеки – что в тот вечер, что сейчас. Неужели Майлз ее поцеловал? Это правда было? Ей это не приснилось? Не может быть! Этого просто не может быть…

***

- Да вы совсем, что ли, охренели?!       Если еще минуту назад Рэй собирался зайти в кабинет директора, то сейчас, услышав отборную ругань физрука, которая доносилась из-за двери, резко передумал.       Ревик не стеснялся в выражениях и явно не задумывался о том, что его крики прекрасно слышно в коридоре, и более того – они разносились по пустому холлу как эхо в каньоне. Скорее всего, в соседних кабинетах тоже слышали, что «в бошках у вас насрано по самую макушку, раз вы такое устроили!».       Рэймонд усмехнулся – он не нуждался в защите, но всё же ему стало как-то чуть теплее на душе от того, что в этом поле он не единственный воин. Вряд ли физрук сможет что-то решить при более серьезных разбирательствах, но сам факт, что он так рьяно вступился за Ворона, последнему очень импонировал. Рэй понимал, что именно поэтому Джону Ревику никто и не сказал про то утреннее «разбирательство» - тот бы встал на сторону историка, применяя те же выражения, что и сейчас. Но вот, видимо, теперь физрук всё узнал. - Дэни, я всегда знал, что ты тупорез! Но чтобы настолько! Вы вообще понимаете, на кого лаяли?! Хорошо еще что мужик вежливый дофига и не побежал сразу в полицию или поднимать свои старые связи!!! Ты понимаешь, дебила осколок, ЧТО ты мог сделать?! С КЕМ ты связался?!!       Рэймонд заслушался. Не то, чтобы в речевых оборотах учителя физкультуры было что-то особенное – хотя словосочетание «дебила осколок» Ворон в свою копилочку внёс – но почему-то слышать, как в паузе между криками Ревика стояла тишина, было приятно. Пусть и не совсем правильно с человеческой точки зрения.       А вообще Рэй очень удивится, если после всего этого Сандерс не возьмёт себе отпуск недели на две. Подлечить нервы. И, возможно, уши тоже.       Но стоять и слушать под дверью склоку учителей было довольно бестактно, так что историк двинулся дальше, к своему кабинету. Ничего, он еще успеет поговорить с директором про документы мисс Гейл – до конкурса еще пара месяцев.       За спиной Рэймонда резко хлопнула дверь и через несколько секунд по пустому коридору разнеслось громкое: - Рэй! Стой, подожди минуту!       Высокий мужчина терпеливо ждал, пока физрук не преодолеет расстояние между ними. Ревик был на взводе – глаза горели, седоватые брови сошлись на переносице, челюсть напряжена – он не умел переключаться между состояниями и эмоциями так же быстро, как бывший профессор-археолог, поэтому во всём его облике читалась еще не остывшая злость на директора. - Рэй, ты как? – Физрук доверительно хлопнул учителя истории по плечу.       Последний слегка опешил. Не от жеста – к подобным проявлениям дружбы и расположения от Ревика он привык – а от самой фразы. - Я… Я в полном порядке, почему ты спрашиваешь?       Поняв, что переучивать физрука на обращение «вы» бесполезно, Ворон и сам позволил себе называть его на «ты». Иногда просто «Джон». Ладно, пусть будет так. - Ну как! Эти идиоты тебе точно потрепали нервы! - Они? Мне? – усмехнулся Рэймонд. - А, ну да, - засмеялся Ревик, - тебя попробуй выведи!       Как хорошо, что он не видел ту отвратительную сцену в классе! Иначе был бы об историке совсем иного мнения.       Кажется, вообще никто из учеников не донес об этом до сведения других учителей и директора тоже. Когда Рэй пришел в школу после Дня Благодарения, он был готов к любым разговорам и новым «собраниям». Но – ничего. Все молчали. И учителя, и ученики.       По большому счёту, ничего и не случилось – драки не было, они с Майлзом и пальцем друг друга не тронули, но… Но для Рэймонда его собственная реакция в то утро была не просто звоночком, а оглушительным набатом. Нельзя терять контроль! Нельзя! - Тем более, - продолжал Ревик недовольно, - чесать про тебя такую чушь! Что мол ты с девочкой… Да блин! – воскликнул он и, если бы был в этот момент на улице или на поле, точно бы сплюнул в сторону. – Как такую хрень можно было про тебя подумать! Ты ж дофига воспитанный и, наверное, даже у жены письменное согласие спрашивал перед этим самым…       Физрук хохотнул своей шутке, а вот Рэй наоборот – нахмурился. Чувство такта посещало Ревика довольно редко. В этот раз оно точно не с ним.       Рэймонд поспешил перевести тему, пока его собеседник не ляпнул что-нибудь более провокационное. И задал вопрос, не дающий ему покоя уже пару дней: - Джон, что с матерью Майлза Фортиса? Он что-нибудь говорил? Как она?       Невысокий мужчина пожал плечами. - Не знаю пока, я не видел его после Дня Благодарения. Да, - почесал он затылок, - я слышал, что его мать передознулась… Блин, надо бы найти его сегодня, спросить, а то тренировок еще пару дней не будет – парням надо отдохнуть после матча. - Матча?       К своему стыду, Рэй понял, что совсем не знает, когда и с кем играла команда школы, в которой он преподаёт. - Ага, - кивнул физрук, и его седоватая шевелюра качнулась не совсем опрятными прядями, - наши уделали Уайтмаунтен – будут знать, выскочки, как связываться с «Росомахами»! Но, по чести сказать, дружище, - понизил он голос до громкого шепота и доверительно наклонился к Рэю, - Майлз почти что один этот матч и вытянул. Уделался парень на поле как шакал, выложился по полной, но победу нам зубами вырвал!       В словах тренера звучала неприкрытая гордость за капитана команды, а Рэй вдруг понял одну простую вещь, которую раньше не замечал.       Спортивные успехи Майлза – это не пустое бахвальство и не хобби, не предлог для прогулов. Это его реальная работа. Юноша выкладывается – и явно не для себя, не для своих достижений, а для школы, для команды. Если бы дело было только в нем, то вряд ли бы Майлз так рьяно требовал от своих игроков полной выкладки и результатов – историк неоднократно слышал, как парень отчитывает их за ошибки и вялую игру. И, судя по его тону и опущенным глазам товарищей – явно за дело. - Так что парни упетались как собаки, - продолжал Ревик, - надо думать – играли всего три дня назад!       Три дня назад. Как раз тогда сдавали эти несчастные тесты по Османской империи… Майлз просто не успел. Он просто не успел…       Но почему ничего не сказал ему, Рэю? Неужели он бы не понял?       И тут же Ворон себя одёрнул: вспомни-ка, кто ты? Учитель. А учителя никогда не слушали этого парня, да и многих других детей в школе. Да и особого участия и дружелюбия сам Рэймонд к нему не проявлял – с чего бы колючему подростку вдруг доверять новому историку? Всё логично.       Но поправимо. - Рэй! – голос физрука вдруг прозвучал неожиданно твердо и уверенно. – Я на твоей стороне. Если вдруг эти идиоты снова вздумают на тебя нападать – зови меня. Я понимаю, ты и сам справишься, но, мужик, - Ревик снова хлопнул рослого Ворона по плечу, - одному против толпы воевать сложно. Даже мои парни в команде всегда друг друга страхуют – чего говорить о нас, коллегах! Короче, если что – ты не один.       Открытый и честный тон потрепанного жизнью учителя физкультуры что-то пошатнул в душе Рэя. Он уже и забыл, каково это – полагаться не только на себя. Да, «Бессмертные» готовы были за него в огонь и в воду, он всегда мог рассчитывать на них, но… Но это были старые друзья, за которых он и сам неоднократно сбивал в кровь кулаки и срывал голос. А тут – новый человек, которому Рэй не сделал ничего хорошего, да и в целом был о нем не самого высокого мнения – вдруг сказал такое.       Ты не один. - Спасибо, Джон, - искренне поблагодарил Рэймонд и крепко пожал сухую руку физрука, - правда, спасибо.       Яркая трель звонка прорезала коридор – здесь, вне класса, она казалась просто оглушительной. - Ладно, - усмехнулся Ревик, - свои люди! Бывай, профессор, я в зал!       Рэй проводил его задумчивым взглядом, но его мысли о дружбе и странной помощи прервали знакомые голоса за спиной: - Бекки, ты идешь? - Шон, бля, пропусти, не пройти из-за тебя!       Класс Пелли. И Майлза.       Рэй обернулся и сразу наткнулся взглядом на того, кто был ему нужен: почти двухметровый подросток, который обычно возвышался над толпой одноклассников, сегодня был не очень-то заметен – голова и плечи опущены, руки в карманах джинсов, весь вид выражает усталость и… обречённость. При других обстоятельствах Рэймонд даже трогать его не стал, но сейчас этот разговор был важен для них обоих. - Мистер Майлз! – громко и даже излишне сурово окликнул историк ученика. – Прошу, пройдёмте со мной.       Майлз поднял на него тяжелый уставший взгляд и, не проронив ни слова, пошел за учителем.

***

      Кот прекрасно понимал, что Паркинсон позвал его в кабинет явно не для того, чтобы вручить награду «Лучший ученик года». Майлз вообще не знал, зачем он сегодня пришел в школу – для него явно всё было кончено после того инцидента. Единственное, чего он хотел, чтобы учитель был немногословен, по-быстрому отчитал его и сообщил, что его отчисляют нахер. А может уже отчислили – задним числом.       Лишь бы всё поскорее закончилось! - Присядьте, - властно сказал историк и показал на парту перед учительским столом, а после сам занял своё законное место. «Твою мать! Значит, отчитывать будет долго, вот же блядство!»       Парень неохотно плюхнулся на стул. «Давай уже, Паркинсон, задвигай, какой я херовый! Все мы знаем, чем это закончится…» - Я вас надолго не задержу, - словно прочитал его мысли Рэймонд, - у меня буквально пара вопросов.       Кот не поднимал на него глаза. Не боялся, нет, он просто ужасно устал. Пиздец как устал! - Во-первых, как себя чувствует ваша мама?       Если бы мистер Морт сейчас швырнул в него учебником – Майлз удивился бы гораздо меньше. Парень поднял изумленный взгляд на учителя – он прикалывается? Он издевается? Он… что он делает?!       Кот почувствовал, как его глаза снова превращаются в холодные льдины – он был готов к любым издевкам!       Но колючий лёд столкнулся не с обсидиановой скалой, а… с теплым очагом. Тёплым камином. Мягким, уютным, спокойным пламенем, что сейчас горело в глазах учителя.       Рэймонд смотрел на ученика, искренне сопереживая ему. Он не издевался, не дергал Майлза за больное, он действительно хотел узнать, как дела.       Он был первым учителем, который это спросил за целый день. Кот был уверен, что все уже были в курсе его проблем, раз сам директор прискакал тогда с новостями. Но единственный, кто поинтересовался здоровьем матери – это историк.       Мистер Морт терпеливо ждал ответа. Парень быстро сжал и разжал кулаки, слегка поморщившись от боли в незаживших костяшках, и буркнул в сторону: - Нормально. Очухалась. - Хорошо, - выдохнул Рэймонд и зачем-то полез в портфель.       Достав оттуда небольшой квадратный предмет, он протянул его через стол Майлзу. - Во-вторых, это ваше. Вы обронили в то утро.       Бумажник. Его бумажник. Паркинсон сегодня мог отдать его кому угодно – директору, мистеру Ревику, кому-то из друзей Майлза – и не париться, но… Но он решил отдать его лично Коту. Заморочился сам. Проследил, чтобы кошелек дошел до хозяина.       Майлз, еще больше не понимая, что происходит, медленно и недоверчиво взял бумажник, дотянувшись до бледной крепкой руки учителя.       Пока парень убирал кошелек в задний карман джинсов, Рэймонд продолжал: - В-третьих, я очень хочу вас попросить…       Кот напрягся и даже как будто прижал уши, ожидая удара. - Хочу попросить, чтобы вы рассказывали о своих проблемах и заминках по учёбе, когда они возникают. И если посчитаете нужным – не только по учебе.       Майлз снова поднял глаза на учителя. И в этот миг двое мужчин впервые посмотрели друг на друга не как враги.       Оникс не столкнулся с айсбергом. Сосульки не полетели копьями, не заскрежетал раскаленный металл…       Тепло. Обволакивающее спокойное тепло. И сила. Не разрушающая, не агрессивная – а надежная и стабильная. Сила в заботе, сила в крепости характера и в уверенности в себе. Вот, что увидел Кот в тот момент.       Во взгляде мистера Морта не было фальши, не было насмешки, не было притворной заботы и лицемерия. Была только искренность и даже сочувствие к нему, дикому Коту, который совсем недавно покрыл учителя матом и едва не набросился на него с кулаками… - Увы, - слегка улыбнулся Рэй, - я не умею читать мысли и знать обо всём и обо всех. И я не знаю, когда у вас случаются проблемы в семье или важные матчи. Поэтому, чтобы больше не было таких… накладок и недопонимания, я прошу вас, мистер Майлз, говорить мне о них словами. Я пойму. И мы вместе решим, когда будет лучше закрыть ваши пробелы по тестам. Только донесите до меня эту информацию. …Не орёт, не срывается, не унижает, не называет отстающим, позором школы…       Парень опешил настолько, что просто смотрел в глаза учителя не видел ничего, кроме домашнего камина. Который зачем-то, по какой-то неведомой ему причине, начал дарить тепло облезлому поломанному коту, которого не пинал в этой жизни только ленивый.       Никто не говорил ему таких слов. Все эти годы учителя только отталкивали его: неудобного, грязного, кусачего. И… неужели это не конец? Неужели его не исключат? Пока Морт даже словом об этом не обмолвился, совсем наоборот! - И последнее, мистер Майлз…       Рэй расправил плечи и шумно выдохнул. На миг отвёл взгляд, но через секунду смело поднял его на ученика. - Я прошу у вас прощения.       Он. У него. У Майлза.       Который орал на историка благим матом, перешел все мыслимые границы и едва не затеял драку на уроке. С учителем.       И теперь учитель просит у него прощения.       Что?! - Я прошу прощения за мою несдержанность, - не спеша пояснял Рэймонд, сложив руки перед собой и сцепив пальцы в замок, - за то, что надавил на больное и сказал то, что не должен был говорить. - Я… я… - Майлз понимал, что что-то нужно ответить, но не мог. Слова не шли.       Это было где-то за гранью его понимания. Какая-то неподвластная ему сила. Не в мордобое, а в чем-то другом. Кот молча сжимал и разжимал кулаки, не обращая внимания на боль в едва покрывшихся коркой ссадинах. Но в этот раз не нервно, а скорее от растерянности.       Рэй и не ждал от него ответа. Он снова улыбнулся одними уголками губ и сам завершил разговор: - Я и так отнял у вас время. Надеюсь, что мы друг друга поняли, мистер Майлз.       Кот машинально кивнул. Он в самом деле не знал, что сказать. Лучше и правда было сейчас просто уйти, переварить всё это…       Слова пришли только, когда парень уже подходил к двери. - И вы, - хрипло произнёс куда-то в сторону, даже толком не обернувшись на учителя, - извините.       И быстро вышел из класса, не видя, как Рэймонд кивнул ему вслед с мягкой улыбкой. Он всё услышал. И всё понял.

***

      Рэй еще долго сидел за столом, глядя перед собой. Такую дикую усталость, с которой смотрел на него семнадцатилетний парень, он видел далеко не во всех взрослых глазах.       Они борются за жизнь. Эти дети борются за жизнь. Работают на двух работах, убиваются на футбольном поле, вытаскивают родителей-наркоманов… И при этом не забывают про учёбу. Маленькая мисс Уилсон – такая тоненькая, что её ветер может повалить – тащит на себе непосильный груз. Хотя в личном деле указано, что у нее есть мать… Майлз, «трудный подросток» Майлз – еле живой от побоев, работы и матчей…       И никто ничего не сделал. Никто!       И даже его, Рэя, пришлось подталкивать к тому, чтобы он начал это видеть. Он привык быть профессором, который читает лекции. Но школьный учитель – это нечто другое. Нечто большее. И теперь он это понимает.       А ведь всё началось искреннего возмущения одной птички. Которая уже тогда не побоялась пойти против учителя и заступиться за одноклассника. Которая уже тогда была смелой, только сама этого еще не понимала.       «Не все стартуют с одной линии…». Так сказала тогда храбрая черноволосая гречанка… Его Афина…       Рэймонд мотнул головой – не «его»! Совсем не «его»! Не выдумывай!       Он стал замечать и видеть многое благодаря ей. Но вот ей самой помочь не мог.       Потому что не смел лезть к ней в душу.       Рэй какое-то время назад стал замечать, что с Пелли происходит что-то нехорошее. Девушка стала рассеянной, часто смотрела в одну точку и как будто «уплывала» куда-то мыслями. Быстро собиралась, правда, но учитель всё равно успевал это увидеть. И его это очень тревожило.       От Джона он знал, что случилось с семьей мисс Гейл, почему она осиротела. И боялся, что сейчас беда снова могла прийти от отца ученицы. Но спросить ее об этом напрямую Ворон, конечно, не мог. Оставалось только надеяться, что получится вывести разговор в нужное русло и узнать, что ее гложет.       Потому что ему не всё равно.

***

      Кот вышел из кабинета на негнущихся ногах. Он был в шоке и плохо осознавал, что происходит вокруг, а потому услышал голос Пелли только тогда, когда она подошла вплотную. - Маааайлз! – девушка осторожно помахала у него перед лицом рукой. Видимо, она звала его как минимум в третий раз. - А? – осоловело отозвался парень, с трудом фокусируя взгляд на однокласснице. – Ты чо, Птиц, меня ждала? - Ага, - кивнула Пелли, - пойдем, дело есть. Не бойся, не задержу. «Где-то я сегодня это уже слышал…» - пронеслось в голове у Кота.       Девушка уверенно повела его к дальнему ряду шкафчиков. Пока они шли, Майлз невольно разглядывал одноклассницу – интересно, когда она научилась так расправлять плечи? И когда походка стала такой уверенной? Парень вообще мало обращал внимания на товарищей из класса – главное, чтобы был порядок, и никто никого сильно не доставал, на остальное ему обычно было побоку. Особенно сейчас – с такими-то событиями в его собственной жизни! Так что Птицу он перестал замечать в школе уже давно – разве что пригласил тогда на ту злополучную вечеринку зачем-то – наверное, хотел отплатить ей за заботу о нём и малявочке, но не знал, как.       А меж тем Пелли изменилась. Помимо походки и осанки в ней поменялось еще что-то – взгляд, что ли? Она словно стала увереннее и раскрепощеннее. Вообще он удивился, что она согласилась пойти к Шону – но нет, пошла. И даже отказалась потом, чтобы ее проводили. Смелеет Птица. А может она всегда такой была?..       Пока Майлз размышлял, они дошли до своих шкафчиков – вернее, до шкафчика Пелли. Жестом велев Коту подождать, девушка поковырялась немного с дверцей и, наконец, распахнула ее. В нос парня ударил пьянящий аромат свежей выпечки – такой сильный, что лошадь бы свалил!       Пелли не без труда вытащила из шкафчика большой пакет, который еле-еле туда помещался, и протянула его Майлзу. - Держи, - деловито произнесла она, кивнув куда-то в пакет, - тут с яблоком, пеканом, тыквой и мясом – не знала, какие ты больше любишь, поэтому сделала разные. - Ч-что разные? - Кот машинально принял пакет из ее рук, не до конца осознавая, какого чёрта вообще происходит. - Пироги, конечно, - улыбнулась Пелли и слегка наклонила голову влево, - ой! Тут еще шоколадное печенье, должно быть вкусным, я часто его делаю, один мой близкий человек его очень любит… - Птиц, - перебил ее Майлз и задал всего один вопрос: - Зачем?       Девушка внимательно посмотрела на него и промолчала. Кот с трудом выдержал этот взгляд. Потому что второй раз за день вынести такое ему было очень и очень тяжело. Ведь и в этом взгляде горел домашний камин.       Мерное тихое пламя. Как в глазах у Морта. Точно такое же. И тепло от Пелли шло точно такое же. Спокойное, уютное, искреннее.       Что происходит?       Мокрый, продрогший дворовый кот был приглашен к очагу. Никто его не гнал с чистого ковра несмотря на то, что зверь был весь в потеках грязи. Наоборот, его двигали поближе к гудящему камину. Кот не верил, был готов к тому, что в любую секунду его отшвырнут – тяжелым ботинком или шваброй, но и согреться хотелось ужасно! Он не верил, но шел на тепло. Оно было ему жизненно важно. Может это пламя обманчиво, и оно его опалит, обожжет, но ему нужно согреться… - Майлз, - снова донесся до него мелодичный голос одноклассницы, - скажи – как мама?       Да они что – сговорились, что ли?! - Н-нормально, в сознании… - растерянно проговорил парень и повторил вопрос, - Птица, зачем ты это делаешь? - Затем что могу, - твердо сказала Пелли, - у тебя мама в больнице, Кот, готовить некому, наверное. Ты будешь голодный ходить? Тут невесть сколько, но на первое время хватит покушать…       «Покушать»! Какое дурацкое слово – «покушать»! Его говорят только девчонки и сопливые детишки… Но почему оно стало тем самым маленьким поленцем, от которого огонь в камине разгорелся еще ярче? И лед неожиданно начал таять… В уголках глаз Майлза неприятно защипало. Он поспешно заморгал, быстро взглянув на потолок – не хватало еще реветь как сраный кисель! Тем более – перед девчонкой!       Но Пелли, вроде, даже этого не заметила.       Она что-то еще щебетала про начинки, а Кот слышал ее как через плотный слой ваты – а еще в груди что-то надрывно саднило. Но уже точно не треснувшее ребро. Точно не оно. Это таяла ледяная корка… Трескалась сильно, даже кровила, и болела, болела, болела…       Морт. Пелли. Его малышка Ло.       Сейчас они были его камином. Их слова, их поступки, их взгляды… Достоин ли он их? Нет, конечно. Но кот всё равно жался к теплу… Вечно замёрзший зверь в нём так нуждался…

***

      Дождь наконец-то прекратился. И хотя небо по-прежнему было затянуто низкими грозовыми облаками, воздух, кажется, стал светлее.       Кот, сунув одну руку в карман, а второй прижимая к себе большой бумажный пакет с пирогами, которые ему принесла Пелли, неспешно шагал по центральной улице городка. Впервые за долгое время на губах парня играла улыбка. И хотя окружающим она наверняка напоминала звериный оскал, но можно было не сомневаться: Майлз улыбался.       То, что случилось недавно, не укладывалось у него в голове. Все эти годы он жил с четким представлением о том, как устроен этот мир. Тут сильный пожирает слабого, и чтобы удержаться на плаву, нужно не бояться выпустить когти. Но то, что произошло сегодня, полностью сломало этот шаблон. Разбило его вдребезги!       Морт вместо того, чтобы вполне заслуженно отхуесосить его за тот выебон, взял и… Извинился? Перед ним? Серьезно?! Для чего это ему? Почему в его глазах было столько тепла? Не брезгливой жалости, не самолюбования от своего поступка, а именно тепла. Искреннего сочувствия. Почему?! Никто из учителей даже не пытался помочь Коту, не пытался вникнуть его в его проблемы, хотя все о них знали! И почему только столичный профессор вдруг сделал шаг ему навстречу?       «Потому что не гандон, вот почему», - подумал Кот.       А может, все дело в том, что и у Морта в жизни было нечто подобное? Ведь тот, кто сам пережил страшную боль, легче может понять боль другого…       Да и Птица… Нет, Кот бы не удивился, если бы подобное для него сделала его малявочка. Но Пелли?.. Зачем это ей? Почему она с начала года уже несколько раз помогла ему?       И тут же сам себе ответил на этот вопрос: а зачем ты тогда отбил ее у мажорчика и его жополизов? Ты вполне мог пройти мимо. Но ты знал, что она отчаянно нуждалась в помощи.       Как и ты сейчас.       Тепло. Вот что отличало Морта и Птицу от остальных. Они оба могли пройти мимо, могли оттолкнуть его ногой, словно помойного кота, который попался на их пути. Они оба были совсем из иного мира. И в их жизни не было грязных подворотен, не было холода, голода и побоев. Им не было нужды бороться за каждый вдох. Но почему-то именно эти двое сумели понять его боль. И постарались ее облегчить.       Кот фыркнул и покрепче прижал к себе пакет. Соблазнительный запах щекотал нос, и парня так и подмывало вытащить хотя бы одно печенье. Но он тут же отогнал эту мысль. Еще чего! Потерпишь! Интересно, а малявочка любит шоколадное печенье?..       Неожиданно на периферии зрения мелькнуло какое-то яркое пятно. Повернувшись, Майлз увидел, что он проходит мимо одного из небольших магазинчиков, которых было довольно много на этой улочке. Но его внимание привлекла вовсе не яркая вывеска, а лотки с фруктами и овощами, которые были выставлены у входа. Точнее, один из них, в котором лежали крупные ярко-оранжевые апельсины.       «Она же тоже любит апельсиновую газировку!»       Эта мысль вспыхнула в мозгу, и Кот, не замедляя шаг и даже не осознавая, что он творит, сделал молниеносный выпад, схватил с прилавка огромный наливной апельсин и тут же сунул его в карман куртки, а после, отойдя от магазина чуть дальше, переложил фрукт в рюкзак. Но после задумавшись, парень задал себе вопрос – а почему он не купил этот апельсин? Морт вернул ему бумажник, и он без проблем мог себе позволить эту покупку. Но все же предпочел украсть его. Странно, ведь давно уже прошло то время, когда он вынужден был подворовывать, чтобы прокормиться.       Время-то прошло, но вот привычки остались. Оскалившись, он невольно вспомнил себя малого: как его несколько раз ловили за руку, вспомнил брезгливую жалость в глазах людей, голос шерифа Брукса: «Ох, малец, ты что, голодный?..»       Да.       Кот с ненавистью вспомнил то время, когда он не ел по нескольку дней и скитался по подворотням, лишь бы не возвращаться домой. Наверное, именно потому, в этом сентябре, его больно резануло по сердцу, когда он увидел болезненно-худую девчонку в куртке с нелепыми надписями, которая, отчаянно стыдясь, протянула руку к чьим-то объедкам. Эта боль была так сильна потому, что он и сам через это прошел. И он не мог допустить, чтобы эта синеглазая девочка прошла тот же путь, что и он.       Но разве он мог подумать, что малышка тоже окажется воровкой и украдет его сердце?       Внутри потеплело. И хотя где-то там, далеко-далеко на задворках души, еще жила боль, но она уже не могла отравить его. Жизнь вдруг наладилась. Ему по-прежнему было негде жить, но вокруг него неожиданно появились те, кто готов был ему помочь. Учитель истории, которого он сам окрестил обидным прозвищем и который повел себя как мужик, признал в нем равного. Птица – девчонка из хорошей семьи, не знавшая ни голода, ни холода, но сумевшая понять его боль, сумевшая прочувствовать ее всем сердцем. И наконец, его малявочка: тоненькая, хрупкая девочка, такая слабая – такая сильная! Не побоявшаяся ни его бешенного нрава, ни его прошлого. Его малышка, его сокровище!       Он невольно улыбнулся, вспомнив, как она дрожала, когда он поцеловал ее, как она подалась ему навстречу, обняла его, как коснулась его губ, как едва слышно застонала, когда он несильно укусил ее… Шарлотта бесконечно отличалась от всех тех девушек, которые были до нее. Она была иной. Светлой, чистой, искренней. И она видела в нем не тупую гору мышц, не звезду футбольной команды, не отбитого наглухо отморозка, а нечто большее. Малявка понимала его боль, потому что сама переживала сейчас нечто подобное. И она, в отличие от него, не успела испачкаться об этот гребаный мир, сумела сохранить свою чистоту.       «Моя красивая, моя ласковая девочка. Мой маленький котеночек. Моя малявочка…»       Майлз вдруг понял, что впервые испытывает это чувство - нежность. Трепетную, щемящую нежность. Каждое воспоминание о его малышке, каждый миг с ней был наполнен нежностью. Ее тонкие пальчики, глубокие синие глаза, мягкие губы, хрупкие плечики, ее робкая улыбка, ее голос, ее прикосновения, ее запах… Все это было пропитано нежностью, теплом, которым она окутывала его с самой первой их встречи. Странно, что он раньше этого не понимал. Или просто отказывался в это верить, считая, что уж он-то точно не достоин ни тепла, ни хорошего отношения?.. Каким же идиотом он был! ***       Шум дождя успокаивал, усыплял, и Ло сама не заметила, как задремала. Но из сна ее вырвал какой-то звук. Кто-то стучал в дверь, и судя по всему, ногой.       Торопливо соскочив с дивана, девушка едва не упала, запутавшись в пледе. Подойдя к двери, она испуганно пискнула: - Кто там? - Эт я, малая. Открывай.       Узнав голос Майлза, Ло вздохнула с облегчением, распахнула дверь и широко улыбнулась, увидев стоящего на пороге высокого старшеклассника. Тот, встряхнувшись, словно кот, фыркнул недовольно, шагнул через порог и с грохотом захлопнул за собой дверь. - Ебучий дождь! Все ж нормально было! Но только зашел в этот район, как накрыло, блять!       И тут же протянул девушке большой бумажный пакет, который до этого прикрывал полой куртки. - Держи. - Что это? – Шарлотта, приняв довольно увесистый сверток, с интересом принюхалась. – Что там? - Хех, открой – узнаешь.       Сбросив мокрую косуху, Кот, критическим взглядом окинув измазанную в грязи обувь, принялся развязывать шнурки на ботинках. Шарлотта, увидев это, ахнула: - Да что ты, не надо! - Ну конечно, чтобы грязища везде была?! У тебя тут чисто, а я все затопчу нах!       Вышагнув из ботинок, Майлз обнял девушку за плечи и прижал к себе. - Ну привет, малая. Как ты?       Ло, улыбнувшись, потерлась носом о футболку Кота. - Все хорошо. Только у меня насморк.       И тут же шмыгнула носом, словно в доказательство. - Ага, и ты решила использовать меня в качестве носового платка? – фыркнул Кот и покрепче прижал девушку к себе. – Ох, мелочь, ты бы знала, что сегодня было в школе! - Что? - Ща расскажу. Кстати… - Он сунул руку в задний карман и, вынув бумажник, продемонстрировал его Ло. – Прикинь, Морт сегодня отдал. Сказал, что я проебал бумажник у него в кабинете еще несколько дней назад. А он нашел.       Вдруг он усмехнулся. - Я же тебе не рассказал, что тогда было. Я ж Паркинсона матом обложил. - Майлз! – Ло аж дернулась от возмущения. – Но зачем… - Потому что я идиот, блин!       Парень осекся и тут же кивнул на пакет, который девушка держала в руках: - Глянь, чо там. Офигеешь.       Шарлотта, послушавшись, заглянула внутрь и изумленно ахнула: - Пироги? Откуда?! Где ты их купил? - Птица принесла, – хмыкнул Майлз и пояснил: – Пенелопа, в смысле. Отловила меня в коридоре и сделала такой царский подгон. И сказала…       Он помолчал и добавил глухо: - Раз мать у меня в больнице, то типа некому дома жрать готовить. Вот, мол, на первое время… Она ж не знает, что моя мать в последние годы «готовила» на кухне.       Ло торопливо кивнула: - Пелли такая добрая… Ой, а это что? Печенье?!       Девчонка вытащила из пакета сладость и, надкусив, зажмурилась от удовольствия. - Мммм! Как вкусно! Попробуй!       Усмехнувшись, Кот наклонился и, откусив кусочек от печенья, которое Ло держала в руке, кивнул: - Угу. Реально охрененно. - А я не умею печь печенье и пироги… - вздохнула Ло. – Мама не успела меня научить… Но зато я умею готовить разные напитки! Раньше, когда мы жили в Чикаго, родители часто устраивали приемы, и мама всегда сама готовила пунш и грог, да и другое…       Шарлотта замолчала, явно загрустив, но Кот тут же перевел разговор, стремясь отвлечь девушку: - Да ладно, научишься! Попросишь Птицу – она тебя научит. Ну, давай лучше показывай, как ты тут живешь.       Девушка благодарно улыбнулась. - Вот как-то так. Только я прибраться не успела. Я же не знала, что ты придешь.       Майлз только фыркнул и окинул взглядом крохотную квартирку: небольшая, совмещенная с кухней, комната, низкий потолок, стены оклеены блекло-серыми обоями. Два окна, на одном из которых стоит небольшой цветок с пушистыми листьями и густо-фиолетовыми цветками. Недалеко от окна - старый серый диван. На диване черно-красный плед, рядом брошен раскрытый учебник. На низком журнальном столике, что придвинут почти вплотную к дивану, лежит несколько тетрадей и стоит пустая кружка. Дверь, ведущая в маленькую спальню, открыта, и видно уголок незастеленной кровати: одеяло сползло вниз и почти касается блеклого напольного покрытия.       Повернув голову, он окинул взглядом кухонный уголок: пара небольших шкафчиков на стене, стол со стульями, далеко не новый холодильник, не менее старая микроволновка, раковина и плита. Вся мебель и техника довольно старая, ужасно потертая, но чистая. - Ну как? – Шарлотта явно смущалась столь бедной обстановки, но старалась не показывать виду. – Мама умела создавать уют, а я… - И у тебя это тоже заебись получается, не наговаривай на себя, – усмехнулся Майлз. – Ну что, поедим? А то я чот голодный – пиздец! - И я.       Девушка кивнула и, отстранившись, прошла на кухню, поставила пакет с пирогами на стол и взялась за чайник. - Так ты обругал мистера Морта? Зачем? - Да я повел себя как конченый мудак! Я ж накануне со своим папашей ебаным сцепился и…- Он помолчал. - И тебя ударил. Мне после этого уже вообще похрену на все было. А Морт доебался со своим тестом, ну я его и послал.       Тут он усмехнулся: - Хех, а еще Морт пообещал вышвырнуть меня из команды. Короче, мы же с ним реально чуть ебальники друг другу не набили! Но тут Сандерс прискакал и сказал, что моя мать в этот раз объебалась слишком удачно и заехала отдохнуть. Ну и все, чо. Я рванул в больницу.       Ло оглянулась. - Майлз… Не говори так про маму… Это… Это не хорошо…       Кот шагнул вперед, обнял девчонку за талию и коснулся губами ее макушки. - Не буду, – произнес он негромко и продолжил рассказ: – Сегодня я вообще не хотел в школу идти. На сто процентов был уверен, что меня уже отчислили, но нет. А Морт, вместо того чтобы меня отхуесосить за мои выебоны, вернул мне бумажник, спросил про мать. И…       Ло, поставив чайник на плиту, поняла, что Кот молчит уже слишком долго, и тихонько проговорила: - И? - И извинился. Он передо мной извинился. Передо мной, прикинь!       Шарлотта улыбнулась, вспомнив, как учитель истории помог ей и ничего не попросил взамен. - Мистер Морт не такой, как остальные учителя. А что ты? - Что я? - Ты попросил прощения? - Бля, малая, ты такие вопросы задаешь! – Кот шумно выдохнул. – Да, чо уж… Короче, он нормальный мужик, реально. - Значит, теперь все хорошо? - Ну, типа да. Только мне теперь жить негде. Да пох, не впервой. Найду, где перекантоваться.       Девушка, привстав на цыпочки, открыла один из шкафчиков, потянувшись к стоящей на верхней полке жестяной коробке. Майлз, усмехнулся: - Тебе помочь? – Тут же, не дожидаясь ответа, он снял с полки искомую тару и протянул девушке. – Эта? - Да! – Шарлотта явно смутилась. – Тогда достань еще вон ту, с зеленой крышкой. И кружки…       Она вздохнула: - Эх, если бы были апельсиновые корочки, то я бы могла приготовить чай, который мне делала мама, когда я болела. Он очень вкусный… - Бля! Ща!       Чайник на плите требовательно свистнул, и Ло переключилась на него. Она слышала, как Майлз расстегнул рюкзак, покопался в нем, а после бросил его на пол и вдруг сказал: - Закрой глаза. - Зачем?! - Надо. Давай, ну.       Улыбнувшись, Шарлотта зажмурилась, чувствуя, как Кот обнял ее за плечи, встав позади нее. И тут же услышала негромкое: - Открывай.       Распахнув глаза, Ло с изумлением увидела здоровенный апельсин, который лежал перед ней на кухонной тумбе. - Ой! Откуда ты… Какой огромный!       Взяв фрукт двумя руками, Ло с наслаждением прижала его к лицу и вдохнула терпкий, горьковатый аромат. - Я так люблю апельсины!       Майлз не мог сдержать улыбку, глядя на малявочку сверху вниз. - Знаю. Нравится? - Очень! Спасибо!!!       «Как же мало тебе надо для счастья, моя малышка…»       И снова это чувство - нежность. Почему, почему, черт возьми, он увидел это только сейчас?! Почему только сейчас позволил себе чувствовать это тепло?! Неужели потому, что ледяная корка на сердце наконец-то растаяла? - Моя девочка…       Шарлотта, положив апельсин, закрыла глаза, прижалась затылком к груди парня. И ощущая, что руки Кота сжали ее плечи, счастливо улыбнулась: он рядом. Тот, в кого она была влюблена почти два года, теперь рядом с ней. Дикий, колючий, неудержимый! Самый лучший! Самый сильный!       Идеальный!       Кот, словно услышав ее мысли, осторожно провел рукой по щеке Ло, по скуле, куда еще недавно пришелся его удар. И на какие-то секунды девушка, словно став старше, вдруг с пугающей ясностью осознала: Майлз не изменится. Он навсегда останется резким, нетерпимым, кусачим котом, который никогда не втягивает когти. И очень часто от его когтей будет страдать и она. Готова ли она к этому?       Готова.       Поймав ладонь парня, Ло коснулась губами каждой подушечки пальца, каждого шрама на тыльной стороне кисти, каждой разбитой костяшки.       «Ты мой, ты только мой! Мой и ничей больше!» - Моя малявочка, ну что же ты…       Он не пытался отнять руку, и лишь когда Ло сама отпустила его ладонь, Майлз вновь обнял девушку, с силой прижал к себе, уткнулся лицом ей в шею.       «Не отпущу! Никогда не отпущу! Ты только моя!»       Слова вырвались сами, и он проговорил едва слышно: - Знаешь, до сегодняшнего дня я считал, что меня окружают люди, которым по большей части на меня плевать. Но сегодня до меня дошло, что это не так. Я тормоз, я знаю, можешь ничего не говорить! Но, бля… Я всегда считал, что я вечно был и буду один против этого ебучего мира! - Глупый… - Ло осторожно переплела пальцы с пальцами Майлза, сжала его руку и шепнула: – Ты не один. Теперь ты не один. Авторы: Лисовушка и Tae_Nerr
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.