Поцелуи с полароидами

      В трубке умиротворённое дыхание. Омега заснула, не выдержав сильной нагрузки в универе. Учеба такая утомляющая, а любимого альфы нет под боком, ведь он на долгожданной конференции в другой стране, ради которой Ким работал несколько месяцев почти без перерывов.       Но Тэхён не смог бы ничего без своей булочки, как он ласково называет омегу. Чонгуков вес в пределах нормы, просто он любит вкусняшки, особенно в стрессовые моменты, которые, кажется, как начались класса с восьмого, так и не хотят заканчиваться. А булочкой Ким его прозвал из-за теплого, уютного, домашнего запаха выпечки с корицей и творожными нотками. Ну, и из-за форм, конечно. Столь любимых Тэхёном форм: омега настолько аппетитная, что у Кима повышается слюноотделение рядом с Гуком. Отдельного внимания заслуживают моменты, когда Чон перебарывает свое стеснение и надевает топ с брюками на высокой посадке, которые скрывают животик, но достаточно заметно облегают «ушки» на бёдрах. Или, наоборот, иногда Чон выбирает закрытый верх, но с летящей недлинной юбкой, открывающей вид на бёдра без просвета и округлые коленки. И альфья сущность Кима, не взирая на скручивающийся в животе узел возбуждения, хочет в первую очередь не секса со своей парой, а простого человеческого тисканья. Потискать эти мягкие бока, погладить мягкий, без выпирающих рёбер и тазовых косточек, живот, лизнуть вкусно пахнущий пупок (омеге почему-то кажется, что пупок слегка «заплыл жиром», как говорит сам Чон, поэтому Тэхён ради профилактики часто повторяет этот ритуал, только бы Гук перестал стесняться и нелюбить себя).       Вот и сейчас, когда омега позвонила Киму по видеосвязи, чтобы успокоиться от накрывшей панической атаки и поделиться своими переживаниями по поводу фигуры, альфа трогательно сложил брови «домиком», словно в сожалении, что Чон сейчас сам, и в нестерпимом желании оказаться рядом.       Тэхён мягким, бархатистым, едва не урчащим голосом нахваливал нежные румяные щёчки Гука, радуясь, что даже стрессовая ситуация не навредила его физическому здоровью. Альфа просил Чона подняться с компьютерного кресла, чтобы покрутиться, ведь тот был в своем излюбленном домашнем аутфите – широкой майке Кима, едва прикрывающей его попу, с которой только начинают сходить следы альфьих укусов, оставленных во время гона.       Чонгук безмерно счастлив, когда может без зазрения совести опереться подбородком на сложенные перед собой руки и, даже видя в камере второй подбородок, появившийся из-за этого действия, не чувствовать себя неловко, потому что он человек. И Тэхён такой же человек.       Тэхён спустя пару возмущений омеги по поводу бесячих преподов, как бы ни грыз губы и щёки в попытке не перебить пару, не выдержал и абсолютно не по-мужски запищал, объяснив это омеге как: «Ты, когда говоришь в таком положении, губы очень мило выпячиваешь и щёчки надуваешь, я так тебя облизать хочу!». И, конечно, сразу после этих слов на его экране отчётливо виднелась шоколадная крошка-родинка под поджатой в смущении нижней губой омеги. И, ни в коем случае не в желании добить, но в желании быть искренним со своей клюющей носом омегой, Тэхён, наклонившись максимально близко к камере своего телефона, словно опьянённый, на грани шёпота интригующе произносит: – А я сегодня на перерыве в копицентр забегал, – и смотрит на омегу такими влюблёнными глазами, в которых, кажется, можно сердечки увидеть. – Зачем? – Чонгука не хватает на большее, он широко зевает, едва держа глаза открытыми, потому что родной голос усыпляет, но ему искренне интересно узнать причину, по которой Ким свой драгоценный перерыв потратил на забег, пусть и недолгий. Омега складывает руки на столе, растягивая локти в стороны, а налитую свинцом голову укладывает набок на предплечье. – Фото твои распечатывал. В моем любимом формате... – Полароиды? Мои? Зачем? – он честно держится, но его сонный мозг едва воспринимает информацию. – Чтобы целовать. Я так по тебе скучаю и мне было настолько волнительно, что я не сдержался... – Тэхён, кажется, впервые в пятилетку засмущавшись, поднимает глаза на экран, желая посмотреть в наверняка источающие любовь глаза-бусинки цвета тёмного шоколада, но натыкается на похрапывающую из-за заложенного носа омегу с мирно закрытыми глазами, подрагивающими ресницами и приоткрытыми губками-бантиками. – Не сдержался и по отдельности распечатал полароиды с твоим животиком, нежными бёдрами, изящной зоной декольте и прекрасным личиком. Ты тогда громко-громко смеялся, потому что узнал перевод моего тату, помнишь? – он получает в ответ только едва слышимое мурчание, словно сущность Гука откликается. – Конечно, помнишь. Ты всё помнишь о нас, моя булочка. Как и я, – альфа наклоняется максимально близко к динамику, чтобы телефон передал его хриплый, смешанный с утробным мурчанием, голос, как если бы он в реальности склонился над своей омегой, обдавая горячим дыханием обязательно покрасневшее ушко, – Я люблю тебя. Доброй ночки в обе щёчки, Гук-и. Спи крепко и набирайся сил, потому что уже завтра ты наверняка будешь тратить их на то, чтобы сдавить меня в объятиях своих нежных рук, когда я прилечу.       Тэхён ещё несколько минут созерцал свою омегу, порываясь прямо через экран телефона перенести её на их удобную кровать с ортопедическим матрасом, чтобы её нежная шея и спина не болели от такого положения. Но он сделает это завтра.       А пока альфа, кинув мимолётный взгляд на свой уже собранный чемодан и подрассчитав количество времени до выезда в аэропорт, потянулся к экрану, чтобы сделать ещё один скриншот своей спящей омеги, и сбрасывает звонок. Тэхён вообще каждую секунду готов запечатлять свою пару любой: радостной, недовольной, уставшей или разнеженной, поэтому и телефон обновил в начале их отношений: купил со 128 Гб памяти, ещё и карту памяти на 64 Гб добавил. Так что теперь каждый их звонок сопровождается тихими щелчками телефона, оповещающими о сделанных скринах. Чонгук честно боролся несколько раз, желая удалить добрую половину этого «абсолютно нелепого и некрасивого», по его мнению, архива. Но альфа был непреклонен.       Тэхён переворачивает телефон крышкой наверх и кладёт его так на стол между двумя полароидами. На обоих виднеются они вдвоём, только на первом, больше портретном, снимке кимова ладонь бережно, не сдавливая, обхватывает шею омеги, а сам он, зарывшись носом в волосы Гука, целует его лоб, пока омега широко улыбается, являя миру ямочку на измазанной в блеске щеке. В тот день они купили нежно-персиковый блеск для губ Чонгука, но альфа целовал его каждый раз, когда блеск оказывался на губах, и в один момент расцеловал всё лицо омеги, оставляя на светлой коже маслянистые рыжеватые отпечатки своих губ.       На втором же полароиде тоже они вдвоём, но тут альфа держит Чона под попу, скрытую летящей хлопковой юбкой, пока омега, захватив шею Кима в крепкое кольцо своими локтями, целует его в кончик носа шоколадными губами. Шоколадными они у Гука были, потому что Тэхён кормил его шоколадными конфетами с начинкой в профилактических целях: в тот день омега отказалась есть сладкое целую неделю, потому что поправилась на килограмм, но уже ко второму дню такой диеты она значительно погрустнела, так что Ким взял своё сладкое чудо в свои руки и прекратил его издевательства над собой. Ну, и над Тэхёном, разумеется, – Киму было невмоготу наблюдать расстроенного Чонгука.       И теперь перед Тэхёном дилемма – решить, какой снимок положить под чехол, а какой – в кошелёк. Он не то, чтобы долго определялся, просто думал, стоит ли усмирить свою ревнивую альфью натуру и оставить на всеобщее обозрение фото, где отчётливо видны плавные красивые изгибы аппетитной фигуры его омеги в его руках, и положить этот полароид под чехол, или поступить как обычно и самое вкусное оставить только для себя. Прийти к компромиссу со своей сущностью ему помогли мысли о возможной реакции Чонгука, и, разумеется, одни только его покрасневшие щёчки, поджатые в смущении губы и сверкающие радостью глаза определённо стоят того, чтобы положить ни разу, на самом деле, не интимное, но такое чувственное фото, где омега на руках своего альфы, под прозрачный чехол телефона и с гордостью смотреть на завистливые взгляды окружающих, направленные на маленький снимок каждый раз, когда Тэхён с Гуком будут не вместе.       И, оу, сидя в такси по дороге к аэропорту, альфа не мог утихомириться: то ногой выстукивает ритм их совместной песни, то рукой похлопывает по своему плотному, не такому мягкому, как у омеги, бедру, представляя, как наконец обхватит этой рукой нежную кожу Чонгука, слегка сжимая, потому что омеге больновато, если сжать сильно. Вообще, его руки так и чешутся залезть во внутренний карман своей косухи, в котором лежат кружевные трусики-стринги его омеги, пропахшие вкусными соками, потому что именно в этом белье Чонгук, за день до отъезда Кима, лежал на их большой кровати, привязанный руками к резной спинке, и извивался около получаса, пока Тэхён то увеличивал, то уменьшал силу воздействия маленького вибратора внутри омеги. Но он в маленькой машине, наедине с таксистом-альфой, поэтому ни за что не позволит даже кубическому миллиметру терпкого аромата творога, корицы и выпечки попасть в воздух салона.       Зато, уже сидя в почти пустом первом классе самолёта, он растянулся в полулежачем положении на раскладном кресле и, повернувшись набок, положил напротив своей головы косуху, внутренним карманом в миллиметре от своего носа, чтобы наполовину расстегнуть замочек и сунуть нос в подкладку куртки, раздувая ноздри от немного выветрившихся за прошедшее время феромонов, которыми альфа словно одержим.       Он, лениво приоткрыв глаза, залез в телефон, чтобы посмотреть, не проснулся ли Чонгук и не писал или звонил ли ему. Всё оказалось чисто, поэтому Ким с предвкушающей улыбкой уснул, полной грудью вдыхая любимый аромат.       Выбегая из такси и едва не роняя на ходу карточку, которой расплачивался с водителем, Тэхён перекидывает пакет вкусняшек и подарков своей омеге с кисти на локоть, освобождая пальцы, чтобы, держа ими ключ, открыть дверь многоэтажки. Он почти бежит к лифту и от лифта к двери их квартиры, останавливаясь на несколько минут, чтобы громкое ускорившееся дыхание успокоить и не разбудить свою пару раньше времени.       Тэхён, открыв обе двери, как шпион, тихо заходит в их просторную уютную обитель, оценивая обстановку: омега тихо сопит и её умиротворённый запах витает в воздухе, поэтому Ким оставляет пакет на ручке входной двери и, разувшись, на носочках идёт в спальню, чтобы аккуратно поднять свою булочку на руки. Чонгук во сне принюхивается, шевеля кончиком носика, и, видимо, узнав обладателя аромата и крепкого тёплого тела, начинает едва слышно мурчать и тянуть ручки куда-то в область шеи альфы, потому что любит обнимать свою пару именно за шею.       И как бы Тэхён ни хотел сейчас разнежить свою маленькую миленькую уставшую булочку, он кладёт её на кровать, расцепляя нежные ладошки за своей шеей только, когда оставляет парочку невесомых чмоков на мягких щёчках.       Альфа осматривает свою пару и решает её укрыть своей рубашкой, а затем быстро принимает душ, чтобы распаренным, вкусно пахнущим и с температурой тела чуть выше обычной, в одних боксёрах, залезть на кровать, продавливая своим ощутимым весом ортопедический матрас и заставляя омегу, лежащую на боку, по инерции повернуться на спину. Рубашка альфы из-за этого частично подминается под Чонгука, и он начинает ворочаться от неудобства. Тэхён сразу же принимается гладить его по голове, слегка зарываясь пальцами в волосы, чтобы усыпляюще помассировать у корней. Ким аккуратно достает свою рубашку из-под мягкого тела и откидывает на кресло, ведь теперь сам будет согревать свою вечно мёрзнущую пару. Альфа приподнимается на локте, чтобы свободную руку запустить между затылком Чона и подушкой, приподнимая его голову и сразу плюхаясь на бок, просовывая руку под чонгукову голову. Ким замирает сразу же, как омега еле заметно поворачивает голову в его сторону. Кончик её носика дёргается, словно вынюхивает что-то. Чувствует своё, родное, поэтому Чонгук сперва тянется рукой, нащупывая тёплый пресс своего альфы, а затем и всем телом поворачивается, придвигаясь к паре. Тэхён не может сдержать широченной улыбки и в порыве эмоций целует свою булочку в лоб, затем, наклонившись, в щёчку, и уже жалеет, что положил омегу на свою руку: дальше он наклониться не может. Поэтому он сгибает руку, на которой лежит Чонгук, обнимая того за спину, пока второй – свободной – рукой откидывает прядки омеги, налипшие ей на глаза, ведёт лёгкую дорожку вниз, по груди и животику, скрытыми тканью майки, недовольно подмечая внешне, что омега слегка схуднул. Ну, не зря же Тэхён привёз ему вкусняшек – будут восполнять потраченное.       Ким продолжает вести рукой вдоль омежьего тела, доходя до низа своей же майки, чтобы подцепить её ногтем и поднять, являя своему взору ткань трусиков омеги, подаренных Тэхёном – белого цвета, на них спереди красный бантик, а сзади – кружевная вставка, сквозь которую деликатно проглядываются мягкие половинки. Резинка белья немного, но заметно впивается в кожу омеги, образуя мягкие складочки. Альфа огибает пальцем эти складочки, останавливаясь на светлых, едва ощутимых растяжках на бёдрах. Он проводит по ним с ощутимым обожанием и наклоняет голову к лицу умиротворённо спящего Чонгука, поддевает кончиком своего носа кончик омежьего и шепчет почти в самые губы Чона: – Ты моя умничка. Моя чудесная булочка. Каждая растяжка на твоём теле – как маленькие молнии или ленты пламени в костре, они чудесно передают твой горячий нрав. Твой животик такой мягкий, он делает тебя такой уютной, а главное, здоровой омегой. Ты моя пара. Моя любимая, единственная, вечная пара, – закрепляя свои слова, альфа невесомо касается омежьих губ. Тэхён залазит рукой под свою майку на Чонгуке, обхватывая его талию и прижимая к себе как можно ближе. Так, чтобы Гук утыкался носом в его шею, щекотя отросшими волосами руку, на которой лежит. Так, чтобы мягкий животик, частично оголённый приподнятым краем майки, трогательно касался кожи живота альфы. Так, чтобы альфа своими широкими плечами закрывал свою уязвимую в спящем положении омегу. Так, чтобы Чонгук, почувствовав любимое родное тело, закинул на бедро Кима свою ногу, а на талию – руку, притискиваясь ещё сильнее. Так, чтобы Тэхён уткнулся всем лицом в творожно-коричную макушку Гука. Так, чтобы их сущности сплелись в один вкусно пахнущий комок любви.