***
Ли Ен стоял перед Талуипой эпохи Чосона 1938 года совершенно разбитый. Определенные опасения, конечно, насчет ее отказа у Кумихо присутствовали, но он горячо надеялся на то, что все получится. Однако, как говорится: «не бойся, не проси, не надейся». Эти три заповеди, как основные постулаты общения Дацуэ-ба с теми, кто так или иначе зависит от ее решений, не покидали Лиса всю жизнь, но почему-то именно сегодня он об этом забыл, и был страшно расстроен пониманием неизбежного. Все возможные идеи Ена на тему того, что кристалл в 2020 может вернуть любое другое высшее существо, отметались Талуипой на корню. Она не рассматривала подобное даже как потенциальную возможность: личность Кумихо к роли «спасителя границы миров» была намертво прикована, и в доводах бабули не было ни малейшей лазейки для надежды. Ен понимал, что она права и другой кандидатуры на эту рискованную роль действительно нет. Хотя, Чхон Муен, друг его детства и любимчик Дацуэ-ба, точно справился бы, но на возражения такого рода Талуипа ничего не ответила, лишь велела попытаться найти в Чосоне человека в маске, и попытаться остановить его. В тот момент Ен не придал ее фразе слишком уж большого значения, и очень зря, как выяснилось позже. А пока она еще раз объяснила Ли Ену суть происходящего, и он окончательно понял, что иного ему ничего не остается. - У тебя есть месяц, Ен, - сказала Талуипа и нетерпеливо поправила очки. - Ворота откроются в следующее полнолуние. - Месяц, - невольно повторил Ен, понимая, что это время – все, что у него есть для всех дел, которые необходимо переделать в этой эпохе, но что во много-много раз хуже: всего месяц, чтобы побыть рядом с братом, Ли Раном... - Месяц, месяц, - бормотал он себе под нос, возвращаясь в Меенгак, и чем ближе подходил к месту, тем сильней замедлялись его шаги. Что можно сделать за месяц для родного, любимого человека? Морализаторствовать, в надежде отучить от пагубных привычек? Пытаться «перевоспитать неперевоспитываемое»? «Стоп! – подумал он про себя. - Кажется ты хотел подарить брату всю свою искренность и любовь. Какое, к черту, воспитание?! » И Ен который раз уже уперся в непреодолимую преграду: «Что сделать, чтобы дать все это Рану? За месяц. Как показать ему то, что показать так хочется? За месяц! Что сделать, чтобы он, наконец, увидел то, что я искренне чувствую? За месяц!! И, наконец, – что же на самом деле чувствует и чего хочет от меня сам Ли Ран?» И это тоже нужно было узнать за месяц. Времени конечно адски мало, учитывая тот груз поручений, что взвалила на его плечи Дацуэ-ба, но, собственно, для того, чтобы сказать человеку: «Я люблю тебя», не требуется так уж много времени. Эти мысли немного успокоили его и Ен невольно вспомнил их вчерашнюю (по меркам Кумихо – незначительную) словесную перепалку. Он улыбнулся «во все 33», вспомнив, как Ран снимал с него «спящего», обувь… Что-то острое и нежное кольнуло Ена в груди, едва слезы не набежали, когда он вспомнил чувство, с которым обнимал вчера Рана. В тот момент ему было хорошо. Словно никогда и не было страшной тоски по брату, что привела его сюда. Ему было так спокойно, тепло и легко, что рук расцеплять не хотелось. Может быть, в этом жесте и было то, что он так хотел выразить: прижать к себе, согреть, защитить, сказать Ли Рану о том, что он его любит таким как есть – яростным, колючим, ранимым, развеять сомнения и страхи младшего. Но горькая тень накрыла сердце Ена, когда он вспомнил, что ответил ему на все это любимый брат. - Кажется, тебе не понравилось, Лисенок - прошептал он, вздохнул, и сияющий свет в его глазах медленно угас.Часть 3. Не понравилось
25 августа 2023 г. в 23:35
Однако, обстоятельства и в 1938-м не оказали Ену никакой помощи: Ран умудрился получить тяжелое ранение. Ен настолько испугался за него, что, не задумываясь ни на миг – справится ли, бросился на помощь. Сделка с загадочным демоном не показалась каким-то особым препятствием.
Меч Утури? Да не вопрос! Хоть Луна с неба, если на кону жизнь Рана. Рисковал ли он? Безусловно - да. Да и кому захочется встретиться с собственной, полубезумной от опия версией в явно не лучший период нескучной жизни Кумихо. Но, как и в 2000-х, – рискуя, он придумывал реальные и нереальные выходы из ситуации, погубив буквально «по дороге» мощного демона - «кожистую черепаху».
Ен бежал назад с чудодейственным мечом в руке и молил всех Богов Чосона этого времени, чтобы Ран дождался его возвращения! Потерять его сейчас, когда наконец открылись выстраданные Еном мотивации и смыслы, было бы нелепейшим, трагичным событием. В атмосфере своих опасений, страхов и жестко лимитированного времени (в эту эпоху всегда и на все у него было слишком мало времени!) он не успел осмыслить до конца, каким образом пришла ему в голову догадка о «демоне-черепахе».
Девочка, что пришла на помощь в самый трудный момент схватки, говорила с ним фразами, которые он сам когда-то давно сказал Рану. Почему? Был ли это дух Рана, скитающийся по округе, пока его хозяин лежит без чувств? Это обязательно нужно было обдумать, но точно – не сейчас!
Он вбежал по ступеням обители кисен и распахнул двери в комнату брата. Тот явно был еще слаб, но пытался подняться ему навстречу. Он неуверенно улыбался, в глазах застыло знакомое Ену выражение недоверчивого вопроса-ожидания. Лицо его было бледным, длинные волосы ниспадали на плечи жесткими спутанными прядями, он смотрел на Ена пристально, не отводя глаз…
Ен был так рад видеть, что все обошлось, и не сдержался - молча, рывком прижал брата к себе, как в первый момент их встречи.
Он обхватил смуглую шею Рана, невольно слишком сильно впился пальцами, сжимая волосы на затылке, и прижал его лицо к своей груди, вздымающейся от сильного бега, точно к тому месту, где разрывалось от беспокойства колотящееся сердце. «Ран…» - почти беззвучно прошептали дрогнувшие губы
Лисенок невольно дернулся, не готовый к столь стремительному явлению братской близости, но не успел ничего противопоставить мертвой хватке Кумихо: другой рукой тот крепко сжал его плечи, притискивая к себе. Ран не знал куда деть свои руки – обнять Ена в ответ ему даже в голову не пришло. Он паниковал, все тело охватила сумасшедшая дрожь. Ран впечатался щекой и губами во влажную от пота рубашку Кумихо, услышав, и физически ощутив сильные, частые удары его сердца...
Это настолько ошеломило Рана, что он застыл неподвижно, задержав дыхание. Запах Лиса, знакомый с детства, ударил в ноздри, жар его разгоряченного тела буквально ринулся по венам, словно Ран получил горячую инъекцию. Сжимающая мощь рук Ена давала странное ощущение, словно его посадили в клетку – нельзя было ни шелохнуться, ни даже подумать об освобождении.
Лисенок попытался пошевелиться и вдохнуть спокойно, но ощущения лишь обострились и короткий приступ паники усилился в разы, обрушиваясь водопадом. Здесь было все: запах хвои, шум воды по камням, запах детства и аромат сумасшедшей, поглощающей его целиком, острой, беззащитной любви к Ену. Ран с трудом удержался от желания зарыться носом в складки одежды брата, выдрать зубами пуговицы и вылизать его горячую, влажную кожу...
Желание было настолько сильным, что Ран закусил губы, едва не выдав себя стоном. Нужно было срочно остановить это!
Он дернулся еще раз в попытке убежать, но желание не дать понять брату хотя бы каплю того, что он пережил за эти несколько мгновений, оказалось намного сильнее всего остального, и это спасло ситуацию. Ран усилием воли заставил себя собраться, сжал зубы, выдохнул сквозь ноздри, высвобождаясь.
- Ты теперь всегда будешь лапать меня? – ядовито усмехнулся он, пытаясь унять дрожь и отшутиться «на грани». – Я ведь не твоя женщина, - сказал он, и вывернулся, наконец, из братских объятий.
Ен очень стушевался, невольно размыкая руки, - фраза брата была похожа на пощечину во всех смыслах. Но сильнее всего его задела не его грубость, а совершенно другое: разве мог Ран что-то знать о его личной истории с женщиной? С А Ым-Джи А? Было больно, но, зная Рана, Ен и не ждал иной реакции младшего на проявления своих чувств. Всю свою жизнь Лисенок был настолько одержим собственными шрамами, что не замечал, или попросту не хотел видеть его переживаний, не придавал им должного значения.
Ен почти смирился со своей ролью героя-освободителя, способного перенести любые душевные, нервные напряжения, справиться с любыми трудностями и опасностями. Ну да, как же: он - старший, он – смелый, он – сильнее. Он - Кумихо, в конце-концов! Ен и хотел бы разозлиться, но радость от осознания, что он снова успел все сделать вовремя, и мальчишка цел, (Слава всем Богам Чосона, и себе – в первую очередь!), и скалит острые лисьи зубки, преобладала над всем остальным. Однако, поставить Рана на место все же стоило.
- Это вместо спасибо? – усмехнулся он в ответ. – Хотя, раз ты способен огрызаться, значит все в порядке. Только имей в виду, Ран, - тон его голоса невольно стал серьезней - ты, и А Ым - разные истории. Не цепляй меня этим больше.
С этими словами Ен поднял с пола выроненный меч и вышел на улицу. В момент навалилась усталость – скрытый «второй сезон» всех остросюжетных «мелодрам» между ним и Раном, о существовании которого младший ничего не знал - привычно потемнело в глазах и задавило где-то под сердцем. Ен поморщился, отложил в сторону меч, сел, вытянув длинные ноги, прямо на ступеньках и прикрыл глаза, пытаясь дышать размеренно и спокойно.
Он думал о том, что должен найти здесь Дацуэ-ба и выяснить до конца, что там со сроками его возвращения, раз уж сегодня он опоздал. И нет ли какой-то возможности ему… остаться на длительное время. Да, именно: остаться здесь, с братом.
Сегодня, когда он разглядел, словно в зеркале, себя версии 1938 года, под приличной дозой наркоты, совершенно одуревшего, неспособного не то, чтобы заботиться о ком-либо, а даже – о себе, острота вины перед Раном накрыла с новой, сокрушительной силой. Ему дурно было от того, что он увидел (полезно бывает иногда взглянуть на себя со стороны!) и совершенно не хотел оставлять Лисенка на неверной дорожке, куда тот ступил вместе со своей отчаянной волчьей бандой.
«Надо же, - волки… Кто бы мог подумать», - качал головой Ен, не открывая глаз, словно не хотел видеть все это и переживать еще сильнее: давящая боль под сердцем только-только начала отпускать. Только мысли никуда не уходили: «Оружие, грабежи… и – Ли Ран?! Нет! Лисенок должен жить хорошо» - думал он снова, и в душе крепчала уверенность в необходимости разговора с Талуипой. Он решил заняться этим прямо с утра.
От усталости и ночной прохлады Ена слегка знобило. Было ужасно лень, но он заставил себя подняться и побрел назад, в их с Раном комнату. Вошел, и не раздеваясь рухнул на топчан, натягивая одеяло на голову. Сидящего у стены брата он даже не заметил. Однако, Рану не пришлось скучать за время его отсутствия. Он тоже думал много, о чем важном, но его мысли были далеки от забот Ена.
Когда Ен вышел из комнаты на улицу, Ран невольно ощутил себя покинутым и злился. Но в этот раз не в том смысле, о котором чаще всего сокрушался. Он злился не на брата, а на себя, поскольку был всерьез напуган тем, что только что пережил.
К сильным чувствам к Ену он давно привык и примерно представлял, как и что способно его выбить из колеи, но ЭТО?!
Что, это было такое?!
Ран невольно прогонял в памяти тот странный, пугающий момент и все больше ужасался силе своего желания. А если бы он и правда сделал то, что хотел? И что бы подумал Ен?.. Вот, ужас!
– Так можно сойти с ума - сказал он себе, зажмурился и потер ладонями виски, словно они болели.
Ран в целом был не так уж и неправ. Поводов для подобного ранимой душе предводителя разбойников в близком общении с братом было хоть отбавляй. Начать хотя бы с того, что «Этот Ен» ничего общего, кроме внешности, не имел с «Еном, которого он хорошо знал». Этот "Второй Ен" (который вообще-то всегда был первым) сейчас едва ли не полностью погрузился в опиумный бред на почве страдания от потери своей А Ым, и Ран не видел его Бог знает сколько уже времени.
Но "Первый Ен" (которого до сего момента Ран словно никогда и не знал), был намного "старше" его старшего брата Кумихо, Рану казалось, что он в тысячу раз лучше разбирается не только во всех перипетиях обязанностей Горного Духа, японской оккупации Чосона, но и в жизни вообще, не говоря уж о такой «мелочи», как взаимоотношения братьев-лисов.
И к этой версии Ена (если это был действительно он, а не наведенный морок кого-то из Чосонских высших демонов) Рана притягивало с неконтролируемой силой.
После сегодняшнего происшествия он понял, что может потерять контроль и снова, что надо держаться на расстоянии, не допуская лишних проявлений чувств, пока он сам не научится справляться с этой новой напастью на его и без того нестабильный разум.
Благо была у него бодрая волчья команда, благодаря которой и удавалось Рану сохранять спокойствие и цельность своей далеко небезгрешной души, и ясность в мыслях. И он решил держаться этого так долго, как будет возможно.
«Не надо ни внимания, ни тепла, ни (тем более!) никаких братских объятий, Ен!» - сказал он мысленно Ену и самому себе, и как раз в этот «судьбоносный» момент с улицы в комнату и ввалился Лис.
Ран лишь успел проводить взглядом брата, рухнувшего на топчан, сбивающего себе в голову одеяло, не удосужившись его расправить. Да пусть бы только это и было, но Ен даже обувь не снял…
Насколько успел Ран оценить повадки «нового Кумихо», - не было у него привычек подобной этой, к тому же бледность и утомленный взгляд из-под рыжей челки прятать Ен по-видимому даже не пытался. Ран все это заметил и был очень удивлен.
Он сидел, неподвижно разглядывая брата, как совсем новую личность для себя и думал все время одно и то же: «Если ты не Ен, то, что ты такое?». Однако, в отличие от разума, душа Лисенка ни в чем не сомневалась, потому он и сделал то, что сделал бы всегда в такой ситуации.
Под одеялом, едва укрывающим плечи, фигура спящего казалась совершенно неподвижной, но все же Ран подождал достаточное, по его мнению, время для того, чтобы можно было заснуть. Спустя несколько минут вынужденной неподвижности он поднялся и подобрался к Ену совсем близко. Казалось, брат и правда спал – дыхание его было спокойным и ровным.
Тогда Ран осторожно потянул за верхний свободный край одеяла вниз, вдоль тела Ена, собираясь укрыть ему ноги… Тот шевельнулся и Лисенок замер, не дыша. Когда дыхание брата вновь выровнялось, он потянул одеяло опять, уже смелее, расправляя, заботясь о том, чтобы Лис был полностью укрыт. Голову, правда он не рискнул выпутывать и, немного подумав, осторожно подобрался к ногам Ена, чтобы снять с него обувь.
Необычность этих странных шнурованных «тапочек» Ран успел оценить раньше, поэтому сейчас разглядывать их не стал, а просто поставил у стены за границей топчана... Затем, он закрыл глаза, выдохнул и, выдержав максимально возможную дистанцию, устроился рядом с Еном на соседнем топчане.
Он повернулся спиной, стараясь наконец расслабиться и отпустить до нового дня все свои трудные мысли. При этом, слишком переволновавшийся и не до конца еще оправившийся от ранения, Ран заснул гораздо быстрее, чем обычно и не услышал, как Ен осторожно перевернулся на спину, открыл глаза и улыбнулся.