Ведьма я, эх, ведьма я,
Такая вот нелёгкая судьба моя!
Силой я наделена,
Но на беду любовь моя обречена!
Ведьма ты!
Эх, ведьма я!
Такая вот нелёгкая судьба моя!
Силой я наделена,
Но на беду любовь моя обречена!
Когда в спину (скорее уж немного ниже — в сверкающую голую задницу — а вот это в яблочко) сбегающему из кровати одной из своих многочисленных подружек Князю прилетают не только его позабытые впопыхах трусы, но и свирепое: — Козёл! Да чтоб ты в чудовище втюрился, которое, как ты, не знает, что такое по-настоящему любить! Андрей запоздало понимает, что это очень походит на проклятие, брошенное в сердцах. А всё потому, что не стоило после весёлой жаркой ночки и страстного шёпота в аккуратное розовеющее ухо, наобещав Аньке всякой сказочной чепухи с три короба, осаждать её и спускать с небес на землю по утру тем, что серьёзные отношения его сейчас, оказывается, не соблазняют! Дак кто ж знал, что Анька-то, рыжеволосая, всё равно, что степной пожар, зеленоглазая, как трава по весне, вскинется аки фурия и начнёт мрачно склонять его к сказочному «Долго и счастливо», когда Князь ещё, откровенно говоря, не нагулялся?! Что это за издевательство над его свободой?! В следующий такой раз надо язык держать при себе. Если и использовать, то только для иных целей… Выбежав из квартиры, попутно захватив кроссовки и захлопнув за собой дверь, Андрей принялся натягивать одежду на ходу. Если опустить неудачное начало дня, то ночь удалась на славу, жаль, что повторения можно не ждать. Анька была вполне однозначна, когда попыталась выцарапать ему глаза. Что ж, сюда дорога ему заказана, но, собираясь на учёбу (хотя бы к третьей паре нужно явиться и посветить помятой, но донельзя довольной физиономией), Князь не горевал. Впереди его ждало целое лето и не в его характере остаться одному. Разве ж мало симпатичных одиноких девушек, которые хотят провести время в компании заинтересованного молодого человека?..***
Князя однозначно сглазили… Нет-нет! Его прокляли, и виновата во всём злопамятная коза Анька — Андрей в том был абсолютно уверен, когда его с позором выставили вон из квартиры, потому что у него попросту… Упал. Всё было хорошо до того момента, пока не пришло время перейти к тому, ради чего все присутствующие сегодня собрались, но Князь подкачал. Точнее сдулся — вот это подходит больше. Он себе вообразить не мог, как переживёт такое унижение, голову даже на секунду посетила мысль — разбежавшись, прыгнуть со скалы, но где же посерёд Петербурга найти хоть мало-мальски приличную скалу? Максимум, девятиэтажку, но разве ж это раскроет глубину его переживания и тоску всего еврейского народа в глазах?.. До слёз стало жалко тех, кто расшибившегося в лепёшку Андрея с асфальта соскребать будет… Посему Андрей просто надрался и решил, что это единичная осечка и его инструмент больше не подведёт. Даже тренировался, оставаясь дома один на один с рукой — тренировки были стабильно продуктивными. Тогда да, всё шло легко, как по маслу, но только дело в следующий раз дошло до кровати — опять двадцать пять! Девчонка была прехорошенькая. Румяная, ласковая, старательная, Князь из всех сил вызывал в голове образы, которые бы устремили кровь сверху вниз, но ни-че-го! Ровным счётом. Ленка (так её звали), как поняла, что ловить тут нечего, разревелась крокодильими слезами. Уселась на краешек кровати, прикрыла ладонями лицо и причитала, что это она виновата. Князь, сгорая от невозможности что-либо сделать, неловко гладил её по покатой спине, путался рукой в распущенных волосах, но успокоить не мог, сколько бы раз не повторил, что дело не в ней, а в нём, но Лена и слушать ничего не хотела. И с позором Князь ушёл в ночь. Хотел нажраться снова, но алкоголь уже не продавали, метро не работало, и всю ночь он, как казанская сирота, провёл на лавочке в одном из сквериков. Ближе к утру он не выдержал и вырубился прямо на неудобной лавке, скатившись по вогнутому сиденью к спинке. Когда проснулся, с больной головой и отсохшей спиной, вообще не чувствуя левую часть своего тулова, он осознал, что его обобрали — карманы были стерильно пусты. Бедолага вскочил полностью разбитый и злобный, как чёрт. Дико заозирался по сторонам, но никого поблизости не обнаружил — только-только занималось утро. Протёр лицо, собрался с духом и поплёлся по направлению к метро, надеясь просто поехать зайцем, перескочив через турникет, как делал множество раз до этого. И всё бы ничего, если бы его чуть не поймали и не отвезли в участок! Зацепился, понимаете ли, штаниной за железный прут и чуть не навернулся. Привлёк внимание и по эскалатору сбегал, перепрыгивая по две, а то и три ступени. Ближе к концу этой едущей лестницы так и вовсе скатился по перилам… Только потом, когда он уже поднялся на поверхность, чуть не проворонив свою станцию (хотя раньше такого с ним не случалось!), Князь понял, почему на него так пялились в вагоне — прямо на жопе он порвал свои штаны и всё это время светил исподним…***
День не задался и дальше. Дома Андрей убедился, что штаны не спасти — они пали смертью храбрых, прикрывая его тыл. Пока он из них вылезал, зацепился ногой за будоражущую воображение дыру, и штанина естественным образом отсоединилась прочь от штанов, оставшись валяться на полу. Князь взревел, кое-как скатал их и швырнул в мусорку прямо так, через всю комнату, а сам решил заварить чай с ромашкой, чтобы успокоить расшалившийся в нервном тике глаз и ослабить натянутые струны нервов. Поставил чайник на плиту и отошёл ненадолго в ванну, чтобы быстро сполоснуться — несло от него отнюдь не цветочным букетом. К моменту, как вскипел чайник, Князь старательно, аки енот полоскун (потаскун), надраивал помятую физиономию прохладной водой. От свиста он дёрнулся и ударился макушкой о кран, выматерился и побежал на кухню, покуда свист нарастал и нарастал, только вот воду выключить он забыл… Соорудив себе быстро бутербродов, запив всё это успокаивающим чаем, чтобы не давиться всухомятку, Андрей завалился на диван и уснул, как только голова коснулась подушки… И если он думал, что этот день стать хуже не может, то он сильно ошибался.***
Проснулся Князь от пронзительной трели звонка — на кнопку давили не переставая, и звон отражался, казалось, в самой черепушке, врезаясь в мозг. Не представляя, кому он мог понадобиться, Андрей, продирая глаза пальцами, спустил ноги с кровати и поплыл. Буквально. Его коморку залило к едрене Фене: где-то по правому борту фланировали разбежавшиеся тапки, по левому так и вовсе происходила форменная вакханалия, грозящая закружить в пребывающей луже мусорное ведро… Так ещё и в дверь ломились, батюшки! Как был, в трусах, с причёской под названием: «Я упала с самосвала, тормозила головой», Андрей ринулся отпирать дверь, с ужасом осознавая, что это соседи пришли его бить, возможно, даже убивать… И лучше ему было вооружиться шваброй, чтобы хоть как-то сравнять шансы с воинственной тёть Симой, которая жила этажом ниже и совсем недавно натянула потолки… Следующим, кого она натянет, станет Андрей. На вилы. А может быть, и вместо потолков. Уже у двери Князь сменил траекторию и пошлёпал, поскальзываясь на каждом шагу, вырубить воду, а не то натечёт ещё больше и дойдёт до нижних этажей! С гримасой священного ужаса на лице, Андрей дёрнул за ручку двери и его снесло нахуй. Невольно напоминая картину Мунка «Крик», Князь, преодолевая тугое сопротивление потоков, добрался до краника и вырубил воду, лишь бы она больше не прибывала. Метнув дикий взгляд в сторону тазика, плавающего на уровне унитаза, Андрей помчался уже открывать, иначе его голова раскололась бы от этого штурма звуком. И, как он полагал, на пороге, воинственно уперев руки в боки, облачённая в пёстрый халат, с бигуди в пышных волосах, стояла тёть Сима (как её за глаза прозвали все жильцы дома, а по имени-отчеству — Серафима Авраамовна), за её необъятной спиной не было видно белого света и лестничной клетки. Вот уж хорошего человека должно быть много, ёлки! На непередаваемом суржике она отчихвостила Князя на чём земля держится, дошло даже до рукоприкладства — тёть Сима оттягала его за ухо, как несмышлёного мальчишку, и потом, с горящими от стыда щеками Андрей елозил, как таракан по полу, устраняя чудовищный бардак на карачках. От усердия он стёр себе коленки, кожа на руках и ступнях пошла журками и стала прозрачно-белой, до синевы. Последствия потопа он смог устранить лишь глубокой ночью. Линолеум по утру вздулся, обои пошли волнами, а в его каморке повисла затхлая болотная сырость. Тёть Сима, стоит отдать ей должное, осведомлённая, что Князь гол, как сокол (если проще, то бомжеват, что, в принципе, естественное состояние для большинства подрабатывающих студентов), деньги с него драть не стала, а потребовала расплаты натурой. Под хищным взглядом женщины, хорошо разменявшей четвёртый десяток и сотню килограмм, Князь икнул, перепугавшись, и на не терпящее возражений заявление, что тёть Сима ожидает его у себя к вечеру, ничего не смог возразить, побоявшись быть задавленным её аурой. Тёть Сима с присущей ей грацией трактора удалилась с порога, оставив его наедине с разными прилипчивыми мыслями. «Ну одиноко бабе!» — думал Князь, то укладываясь на диван, то вставая — и так раз пять подряд. Сбросить притаившееся в теле напряжение это не помогло. Андрей даже думал бежать из города, но потом вспомнил, что завтра приедет хозяйка съёмного жилья и… передумал. Приземистая, всё равно что тумбочка, Людмила Кимовна со своим Цербером… Нет, буквально, с чёрным псом боксёрской породы, широченной грудной клеткой и накаченными лапами… Честное слово, Князь на полном серьёзе считал, что это нечто обкалывают стероидами, терпеливо дожидаясь, когда пёс окончательно уподобится телёнку. В общем, его и так будут убивать. Перед смертью не надышишься — зачем оттягивать неизбежное?! Поэтому до вечера Князь мрачно изводился, сгрыз все ногти под корень (почти добрался до ног), начищался (трижды перепроверив, выключил ли воду!), почти вышел из парадной в чём мать родила из-за обуявшей рассеянности, чтобы ободрать клумбу, но, поглядывая из оконца на чахлые георгины и гортензии, он с тоской косился вниз — неудачи на любовном фронте были свежи в памяти, и это воспрять духом не позволяло. Так ещё и тёть Сима, которая сама как гортензия… Андрей всосал сопли вместе с меланхолией, даже порозовел от прилившей от неудовольствия крови. Именно в этот момент к нему и пришла мысль, бредовая отчасти, но уж больно похожая на правду со всеми этими обстоятельствами в пошедшей под откос жизни. Прокляли… Долго думать, чьих это рук дело не пришлось — как пить дать, это злопамятная Анька!.. Наверное, даже не со зла, а от большой обиды, но всё-таки натравила на него беду. Вот только ведьма желала Князю влюбиться в такое же чудище, как он сам (чудищем, к слову, он себя не считал, зеркало ему на что?), а в итоге просто сглазила или… навела порчу?! Страсти какие, а… Но домыслить этим вечером была не судьба. С тяжёлым сердцем, Андрей поплёлся на этаж ниже, к тёть Симе, надушившись и посетовав на то, что Виагру ему не продадут за красивые глаза, тока пузырь, ну, что тут скажешь, под меньшим градусом Андрей бы храбрости не набрался. Вонзив палец в звонок, поправляя причёску и воротник рубахи с коротким рукавом, Князь искренне надеялся, что никого нет дома, что вот прям щас на землю грохнется астероид и ему не придётся… Тёть Сима возникла в проёме, как Венера Милосская (не голая и не в ракушке, свят-свят-свят!): в ореоле божественного света, многоголосием хора котов и, оглядев Андрея с ног до головы, удивлённо выпучила глаза на водку. — Ты шо это так вырядился, жоних, ба! — цепкими наманикюренными пальчиками она выдрала водку из ослабшей вмиг хватки, и как хищница уволокла и бутылку, и Князя внутрь квартиры, захлопнув за собой крышку… То есть входную дверь гроба. То есть квартиры. Да. Полюби такое же чудище, как ты! — Мамочки… — проблеял Андрей в предобморочном состоянии, когда вестибулярный аппарат зашёлся в остерегающем спазме. Если что — падать и притворяться мёртвым, как опоссум, Андрей это по Зоо-ТВ видел, между программой о спаривании китов (с документальными кадрами) и брачными танцами гагар. — Нэ мамкай! — пробасила тёть Сима и толкнула его в спальню (хорошо, не сразу на кровать!). Андрею показалось, что к гильотине. Надо было всё-таки бежать из города!.. Сщас его натянут, как сову на глобус!.. — А может мы сможем договориться по-другому? — голос дал петуха, а Князь бы с удовольствием дал стрекача. Лишь бы не дал. Просто не дал. Руки без водки в них инстинктивно потянулись к жопе — прикрыть сокровенное. — Курочка моя ощипанная! — воскликнула тёть Сима, спуская очки на кончик носа, а Князя с небес на землю. Пальцами вспотевшей руки Андрей оттянул ворот рубахи, пока стоячок его не придушил (а вот он бы стоячок придушил). — Я таки шо, ослышалась? Кончай мне этих жмансов, я усю ночь, как под струями Ниагары булькала, — на фрикативном, широком и полногласном «гхэ» в лицо обомлевшего Андрея полетела слюна… Уже кончать требует! — Не тошните мне на нервы, молодой человек, дерите, раз припёрлися! Князь пошатнулся, перед глазами проскочила вся жизнь, а потом в руки всучили... шпатель!!! Широкий, обляпанный в застарелой штукатурке шпатель! От накрывшего облегчения Андрей поддато улыбнулся и пошатнулся назад — наступил на облезлый носок, торчащий из-под необъятной кровати. Носок заорал по-кошачьи и свирепо напал на ногу Князя, прогрызая штанину, кожу… По ощущениям и мышцы, и кости… — Дурачина! Иосифа придушил, хадина! — Сталина?! — слабо пискнул Андрей, схватившись за сердце. — Кобзона! Ещё нахрен лучше! Тёть Сима усилием отодрала плешивого кошака, подозрительно напоминающего чупакабру, и, поглаживая по тощей спине, горделиво удалилась из комнаты (Иосиф не отрывал одного глаза от Князя, а вторым смотрел куда-то в себя, видимо — зрачка Андрей во втором буркале так и не расслеповал). Поглядев на разорванную штанину, Князь вздохнул горестливо — вторые штаны за вторые сутки угрохал!.. Но делать нечего, фронт работ предстал внушительный, и он с кряхтением приступил — чем быстрее начнёт, тем быстрее закончит…***
На следующий день, выставленный из съёмной квартирки, свёзший всё барахло обратно родителям (крайне огорчённым стами рублями убытку… то есть сыном), Князь стоял под дверью Аниной квартиры и трезвонил в звонок, привалившись к нему лбом. Кнопка там уже небось отпечаталась, но никто ему не открывал. Похоже, что её не было дома, иначе Андрей не представлял, как объяснить то обстоятельство, почему городская ведьма его не испепелила ещё одним проклятием из своего, наверняка обширного, арсенала. Минут десять уж он обивал пороги, но только наткнулся на глухую стену и на бдительных бабок, которые зыркали на него из дверных щелей, перетянутых цепочками. Зловещий шёпот доносился до погрузившегося во тьму разума: «наркоман», «алкаш», «чтоб у тебя на лбу хуй вырос» — уже не так сильно пугал. «Да если б работал исправно, — думал Князь, — пусть бы и вырос, карга старая!» Когда уже Андрей уверился в том, что его посиделки на ступенях не увенчаются успехом, он услышал цокот каблучков и вскинулся — искра надежды разгорелась изнутри, и впервые за эти пару дней Князю действительно повезло. — Явился наконец? Аня на него взглянула лишь мельком, будто знала, что Князь, как бедный родственник, сидит и ждёт у моря погоды. — Ты знала, что я приду? — вскочив на ноги, Андрей хвостом посеменил за ней, пока Анька отпирала квартиру. Она загадочно улыбнулась, оборачиваясь через плечо, и ничего не ответила, только дверь приглашающе распахнула, и Князю не осталось ничего другого, кроме как проследовать за ней в полумрак. Было в Ане что-то безоговорочно притягательное, раз Андрея засосало внутрь, будто магнитом. Посматривая на короткую юбку, он чуть не споткнулся, но равновесие силой воли удержал, только Анька уже ускользнула, скрывшись на кухне. Как приклеенный он прошёл следом, а она уже хозяйничала, наводя чай. — Как жизнь, Андрей? — прихитренный голосок втёк в уши как сок белены. — Выглядишь уставшим, — посочувствовала Анька, а Князь и рад — уши развесил и оглядывается, хотя пришёл с иным настроем. Вдруг он нахмурился и помотал головой. На пару мгновений тягучее наваждение спало, но эффект оказался кратковременным, и разум вновь заволокло. Он охотливо пожаловался на свою жизнь, прихлёбывая сладкий, что аж язык вязало, словно после хурмы, чай, и не мог не смотреть на Аню, вновь понимая, чем она его очаровала — большие кокетливые глаза в обрамлении вееров тёмных ресниц, ведьмовские рыжие волосы до талии… Анька вдруг нахмурилась, заломив белёсые брови в негодовании, её губы шевелились, складывая слова, вот только бы расслышать, какие… Отвлёкшись от созерцания прекрасного, Андрей таки расслышал, что вещает его лесная нимфа: — Ничему-то ты не учишься, Андрей. За каждой юбкой ухлёстываешь даже тогда, когда тебе очевидно не до того! — хлопнула узкой ладонью по столу. — Так это ты!.. Ты меня заколдовала, ведьма, — резкий звон стекла, подскочившего на столешнице, выдернул его из приторного тумана желания. — Прокляла, вообще-то! — горделиво задрала нос Анька. — За что?! Я ведь ничего плохого тебе не сделал! — недоумевал Князь. — Нечего дурочкам наивным мозги пудрить! — сердито воскликнула Аня, видимо, преисполнившись праведного гнева за всех девушек, которые возникали на жизненном пути ненасытного Андрея. Вот она, во сей красе — женская солидарность! Андрей попытался разузнать, как же снять это жуткое проклятие, которое сделало его совершенно нелепым и отняло всю его хвалёную удачливость, но вот тогда Аня как-то насупилась и растеряла браваду. Вот тут-то Князь и заподозрил неладное. — Что?! Что ты замолчала, Анька! Говори, ну! — паниковал Андрей, едва не выдрав у себя клоки волос с башки, он уже задницей чувствовал, что ничего хорошего от ведьмы не услышит. Так и оказалась. — Понимаешь, это тебе не приворот вшивый снять… Это проклятие, брошенное на эмоциях… На очень сильных эмоциях. Извини, Андрей, я обычно не такая вспыльчивая и мстительная, но ты мне правда понравился, а потом такое заявил! — Что мне делать? — жалобно прохрипел Князь, упираясь локтями в столешницу и сверля чайник, искажающий его физиономию до неузнаваемости, пустым взглядом. Аня потупилась и пожала плечами: — Влюбиться в чудовище?..