Destruction

Я стояла в туалете арендованной студии и смотрела в зеркало, не узнавая своего лица. Слишком светлая кожа, слишком розовые щеки, слишком длинные и изящные ресницы. Обычно распущенные волосы были собраны в аккуратный пучок. Я поправила свое платье и нахмурила брови. Хоть бы все прошло гладко. Подготовка к этому дню затянулась. Вместо ожидаемых нескольких недель ушло целых два месяца. Я вручную писала приглашения для партийцев, имена которых прислал мне Нацу. Почерк у меня так себе, поэтому пришлось найти красивые шрифты в интернете и переводить каждую букву. При чем обязательно они должны были быть на бумаге, чтобы показать статус. Однако, это не самое худшее, что мне пришлось вытерпеть ради подставной выставки. Я выучила всё, что могло пригодиться для диалогов с гостями. Жанры изобразительного искусства, стили и многое другое. Казалось бы, мы живем в такое время, когда людям не должно быть никакого дела до искусства, ведь все вокруг разрушается, но партийцам было необходимо показывать свою псевдоинтеллектуальность, и делали они это, посещая вот такого рода мероприятия. Пока люди жрут дерьмо, наши чудотворцы в костюмах посещают выставки, музеи и театры. Ещё одним немаловажным аспектом подготовки были «правильные» манеры. Я училась здороваться, общаться, стоять и смеяться так, чтобы во мне видели представителя высшего общества. Меня так выматывала вся эта фальшь, что в конце дня я падала в постель и сразу засыпала. Радовало лишь то, что Грей с Нацу были рядом. Один помогал своим присутствием, а другой короткими подбадривающими сообщениями. Два раза хлопнув себя по щекам, я глянула на время и поняла: пора. Выйдя в зал, я увидела постепенно собирающийся народ. Мои «творения» висели на стенах, а под каждым была табличка с названием. В углу большого помещения стоял небольшой фуршет с алкоголем и закусками. Чувствовала себя совсем не в своей тарелке. Стены давили, а любопытные глаза людей в костюмах, казалось, прожигали во мне дыру. Нужно было срочно собраться. Я подошла к гостям и дружелюбно улыбнулась. Нужно было быть как можно искреннее. Главное — не подвести Нацу, который, кстати говоря, задерживался. Я не могла разглядеть его розовые волосы среди пришедших. — Вы ведь та самая госпожа Люси? — спросил у меня низкий толстячок с длинными усами. И как только можно было наесть такое пузо? — Да, всё верно. Рада видеть Вас на своей выставке. Уверена, что какая-нибудь картина придется вам по вкусу, — я натянула улыбку и протянула ему руку, чтобы он коротко чмокнул мою кисть. Всем существом я почувствовала прикосновение его пухлых влажных губ к своей руке. Стало дурно. — Господин Драгнил очень хвалил Ваши работы. Теперь я понимаю почему, — с мерзкой улыбкой произнес он, всё также не отпуская мою руку. «Только вот что-то не на картины ты смотришь, чёрт», — пронеслось в моей голове, когда я увидела его пожирающий взгляд, скользящий по всему моему телу. — Благодарю Вас и прошу прощения, ведь мне придется ненадолго оставить Вас. Мне предстоит представиться и другим гостям, — я легонько поклонилась и ушла прочь, стараясь сдержать неприличную гримасу, рвущуюся наружу. Я так торопилась скрыться от этого неприятного дядьки, что не заметила, как врезалась в чью-то спину. Подняв глаза, я увидела молодого мужчину, который тут же обворожительно улыбнулся мне. — Прошу прошения, мисс, — сказал он, тут же беря мою руку и чмокая. Этот джентльмен явно приятнее прошлого. Он хотя бы не похож на маленького гоблина, да и губы у него не в слюнях. — Меня зовут Стинг Эвклиф. А Вы, я полагаю, Люсьена? Меня аж передёрнуло от этой формы моего имени. Так ко мне обращался лишь отец, и то в приступах гнева, когда я не оправдывала каких-то его ожиданий. Среди знакомых я всегда была и останусь Люси. Без этих формальностей. — Всё верно. Рада, что Вы нашли время для посещения моей выставки, — с ним я хотела распрощаться также быстро, как с прошлым, однако, этот плут, кажется, не собирался меня отпускать. Эвклиф взял меня под локоть и подвёл к одной из картин. — Честно говоря, мне было очень интересно, что же за художница такая, раз Нацу так восхищается ею и её работами, — он заглянул мне в глаза и улыбнулся. Что-то в этой улыбке заставило меня съежиться. Какая-то фальшивая и неприятная, как и у меня. — И, честно вам признаюсь, я видел Вашу картину в его кабинете. Она показалась мне несуразной и бессмысленной, но, придя сюда, я понял, что это ваш неповторимый стиль. Я еле сдержала смешок, вырывающийся наружу. А вообще, для меня было новостью, что какое-то из моих недоразумений украшает стену партии. Правильно, пусть смотрят и ужасаются. — Я сочту за комплимент, — с улыбкой произнесла я. Тем временем, Эвклиф провёл меня к той самой картине, что я нарисовала у озера. Она висела в самом центре зала. Почему-то под светом всех этих подсвечников она казалась мне ужасно глупой. — Особо меня заинтересовала эта работа, — он сверкнул зубами и положил руку мне на талию. Я никогда не была против мужских прикосновений, но сейчас мне хотелось дать ему по лицу, чтобы не позволял себе слишком много. — Чем Вы вдохновлялись, когда рисовали её? И за какую цену я мог бы приобрести её? — Прошу прощения, но я уже зарезервировал эту картину, — знакомый голос раздался за спиной. С моих плеч будто упал тяжеленный камень. Я глянула в теплые зеленые глаза и облегченно выдохнула. — Рад встретить Вас здесь, Стинг, — Нацу протянул руку Эвклифу, а тот с энтузиазмом пожал, будто они были давними друзьями. — К чему эти формальности, Нацу? Нам давно пора перейти на «ты». Я как раз говорил госпоже Люсьене о том, что её картина в твоем кабинете покорила меня. Вот врун. Сам сказал, что она показалась ему несуразной. Да и вообще этот Эвклиф показался мне той ещё темной лошадкой. Он явно искусно скрывал многое. Не удивлюсь, если он относится к преданным собачкам партии. Живёт в шоколаде, ездит на дорогих машинах, развлекается с привлекательными девушками и бед не знает. Таким и переживать не о чем. Хотя, это лишь догадки. Быть может, он вовсе не такой, каким кажется на первый взгляд. — Да, её картины уникальны, а особенно эта, — он взглядом указал на работу, которую я тайно назвала «разрушение». Конечно, на табличке висело более оптимистичное название, чтобы партийцы не подумали ненароком, что я чем-то недовольна. — Теперь позволь, Стинг, я бы хотел увести госпожу буквально на пару минут для разговора. Нацу не нужно было разрешение Эвклифа, он просто предложил мне руку и отвел в угол комнаты к фуршету. Мы взяли по бокальчику шампанского и немного закусок. Глазами Нацу искал более менее пустое место, а найдя таковое, тут же повел меня туда. Постоянно я видела на себе взгляды членов партии. Я была уверена, что им не было никакого дела до картин. Они делали вид, что восхищаются ими, лишь бы угодить мне. — Ты чудесно выглядишь, — почти шепнул Нацу, оборачиваясь к картине, которую Грей обозвал «грустной черепахой». Почему-то из-за слов Нацу моё сердце пропустило несколько быстрых ударов. Я уставилась на него, начиная подмечать те детали, на которые раньше не обращала внимания. Драгнил выглядел чертовски привлекательно. Сосредоточенный взгляд, прямой нос, видимая линия острого подбородка. Когда он обернулся и поймал меня за разглядыванием, я почувствовала небывалое смущение. Вот чёрт. Я засматриваюсь на Нацу. Где это видано. В один глоток опустошив бокал с шампанским, я встряхнула головой и ещё раз оглядела всех гостей. — Тот маленький толстый, — я указала взглядом на мужчину, который обслюнявил мою руку. Фу, ещё больше захотелось помыться, — показался чересчур мерзким и озабоченным. — Есть за ним один грешок, — хмыкнул Нацу, улавливая мой вопросительный взгляд. — От одного чересчур болтливого «коллеги», узнал, что его поймали с распространением детской порнухи. Мне стало так мерзко, что к горлу подступила тошнота. И эта мразь посмела поцеловать мою руку. Как его вообще земля носит. Какой бы ублюдской не была реальность, дети остаются детьми. Они рождаются наивными, счастливыми и честными. Их меняет гниль вокруг. И такие как этот лоботряс уничтожают их детскую невинность. — И почему он не за решёткой? Партию не волнует, что в их рядах такой скот? — мы перешли на шепот. Стояли друг к другу плечами и потихоньку попивали шампанское. — У него огромное влияние. Именно поэтому с ним нужно сблизиться. Нарыть компромат и… — Нацу не успел договорить. К нам подошли двое мужчин. До этого я с ними не виделась. Пришлось поддерживать до изнеможения скучный разговор. Щеки начинали болеть из-за постоянной улыбки. Только я попыталась отойти от одних, как тут же меня перехватывал кто-то другой. Ничто не забавило так, как их рассуждения о глубинных истинах, которые я вкладывала в свои картины. Спойлер: конечно, никакого смысла в них не было. Теперь то я понимала, насколько просто людям впихнуть какое-нибудь дерьмо. Главное — красиво презентовать. Я молилась, чтобы этот вечер быстрее закончился, а я, вообще-то, даже не верующая. Я даже не знала, как продвигаются дела у Нацу с его расследованиями и заговорами, потому что после разговора у фуршета нам так и не дали возможности вновь перекинуться парочкой слов. Впрочем, моей главной целью было лишь одно — продать все картины, желательно разным людям, потому что в рамки были встроены небольшие жучки с прослушкой. Я решила начать действовать, потому что вечер подходил к концу. Взяв бокал с шампанским и чайную ложечку, я подошла к картине «разрушение» и оглядела всех присутствующих. Несколько любопытных взглядов уже смотрели в мою сторону. — Минуточку внимания, — сказала я, постукивая по стакану. Класс, чувствую себя пафосно. — Дорогие гости, ещё раз хочу поблагодарить вас за визит на мою скромную выставку. Так как вечер подходит к концу, — за этими словами последовали огорченные вздохи. Вот артисты, — я хотела бы начать аукцион по продаже картин. Присутствующие активно закивали, начали воодушевленно переговариваться между собой и подходить ближе. Мне самой стало интересно, какую цену они готовы были предложить за эти каракули. Смех, да и только. Хотя, жучки в рамках очень даже не дешёвые! Может хоть они окупятся. Я подошла к картине, обозванной «грустной черепахой» и на душе даже стало как-то печально. Именно благодаря этому делу я сблизилась с Нацу, даже с Греем, с которым, казалось бы, сближаться уже некуда. Над этой картиной мы долго смеялись. Даже не хотелось с ней расставаться. — Начальный лот, полторы тысячи! — сказала я, обернувшись к партийцам. Я думала, что никто не заинтересуется этой странной картиной, но едва кто-то повышал цену, кто-то другой называл цифру вдвое больше. Я даже не успевала считать. Мне стало до ужаса мерзко и противно, ведь эти ублюдки так легко раскидывались деньгами на такую херню, пока полгорода концы с концами сводили. Я бы поняла, если бы они были какими-нибудь коллекционерами или ценителями искусства, но они были всего лишь крысами, желавшими померяться толщиной своих счетов. И так, одна за другой картины уходили партийцам. Минимальная цена — семьдесят тысяч. Семьдесят. Это просто охренеть как много. Осознание этих цифр мутило меня. — И так, все картины проданы! — воскликнула я, отдавая последний выигрыш новому владельцу. — Я благодарю всех вас, что вы пришли на мою выставку. Несомненно, это поможет дальнейшему развитию моего творчества. Я запомню имя каждого из вас, чтобы посвятить вам свои картины, — была уверена на сто процентов, что мои слова были мёдом для их ушей. Таких самодовольных рож я давно не видела. — Госпожа Люсьена, — в толпе раздался голос. Я глянула на его источник и увидела Стинга. Он сверкал своей белоснежной улыбкой и исподлобья смотрел на меня, — но ведь осталась ещё одна картина. Я бы очень хотел её приобрести. Он говорил про «разрушение». Я не понимала, почему кого-то вроде него так заинтересовала эта картина. — Стинг, кажется, я уже упоминал, что я уже зарезервировал. Точнее, эту картину я выкупил ещё до выставки, — сказал Нацу, становясь рядом со Стингом и улыбаясь ему. — Раз Вам она приглянулась, должен сказать, что у Вас отличный вкус. — Уверен, я смогу предложить более привлекательную цену, — я заметила возникшее между ними напряжение, но, кажется, окружающих это особо не волновало. Они паковали картины и собирались расходиться. Все, что они хотели получить на выставке — уже получили, ну и поглазели на красивую художницу. Не удивлюсь, если они выпросят у Нацу мой номер и будут настаивать на встрече, для того, чтобы хорошенько выдрать меня. — Прошу прощения, — я привлекла к себе внимание и улыбнулась, — дело вовсе не в деньгах. Господин Драгнил мой постоянный покупатель. Эта картина рисовалась специально для него. Эвклиф не стал возражать. Конфликты здесь были ни к чему. Он с улыбкой пожал плечами и пообещал лично обратиться ко мне за картиной. Однако, я была уверена, что ему эти картины не сдались. Ну и ладно. Это меня уже не касалось.

* * *

Я устало завалилась в квартиру, скидывая каблуки и откидывая их куда-то в угол. Мои стопы ныли, а сама я устала так, будто пахала двенадцать часов на заводе. Грея дома не было. А жаль, мне хотелось поскорее рассказать ему об этом цирке уродов. Я всё еще не могла поверить, что все мои картины были распроданы. Хотелось бы прояснить пару моментов. Не то чтобы сейчас до искусства никому не было дела, скорее, сейчас оно не имело такую роль, как например, лет сто назад. Были люди, которые писали музыку, картины, книги, но это всё перешло на элитарный уровень. Вместо того, чтобы купить книгу, люди покупают детали для своего тела. Вместо того, чтобы приобрести картину или нарисовать самим, генерируют с помощью искусственного интеллекта. Теперь искусство имело совсем другую ценность. Оно было доступно и интересно лишь богатейшим людям, членам партии и тем, у кого с детства была тяга к творчеству. Искусство стало способом помериться своей «исключительностью», когда ею даже не пахло. Первым делом смыла с себя слой косметики. Оставалось надеяться, что лицо не покроется акне, шелушением и прочей дичью. Позже переоделась в комфортную одежду и уселась на диван, расплываясь в блаженной улыбке. Получилось. Я чувствовала гордость. Было очень тяжело сдерживать ехидные фразочки, держать осанку, лыбиться всем так, что щеки начинали болеть, но я справилась. Картины с прослушками были у партийцев, помимо этого, я очень их заинтересовала, что в будущем поможет Нацу заводить с ними разговоры и выведывать информацию. Я потянулась, блаженно пища. Мои мышцы оказались в раю. Но не успела я пролежать и двух минут, как в дверь настойчиво застучали. — Грей, не мог ключи что ли взять, — простонала я, лениво вставая и направляясь к двери. Мне в голову не пришла мысль, что это мог быть кто-то другой. — Йо! — воскликнул Нацу, как только я открыла дверь. Мои глаза чуть на лоб не полезли. Я думала, что в следующий раз увижу его как минимум через недели две. Я заметила, что одет он был вовсе не в костюм, как обычно. Сейчас передо мной стоял тот самый Нацу из клуба. Взъерошенные розовые волосы, игривые серо-зеленые глаза, одежда мешковатая, не этот выглаженный черный костюмчик. Тут же впустила его в дом, только сейчас заметив, что в руках он что-то держал. — Люси, — начал он, резко оборачиваясь ко мне. Я чуть было не врезалась в его грудь, но вовремя остановилась, — ты даже не представляешь, насколько помогла мне сегодня. Я видел, как тяжело тебе было, но ты держалась просто бесподобно! — он очень ярко жестикулировал, махая руками в разные стороны. Обычно я не замечала этой его особенности. — Простого «спасибо» было бы мало, поэтому я принес это. Нацу протянул мне что-то странное. Судя по всему, упаковывал сам, потому что форма была, мягко говоря… необычная. То ли круг, то ли квадрат. Я заинтересованно взяла вещь в руки и прошла к дивану. Хотелось сделать все очень аккуратно, чтобы не порвать эту чудную упаковку. Пока я возилась, Нацу разглядывал моё лицо. Видимо, уж очень ждал реакции. Покончив с бумагой, я вынула из неё какую-то пластину с дырочкой посередине. Не припоминаю, чтобы видела такие раньше. Я вопросительно глянула на Нацу. — Это пластинка. Виниловая, — вдохновленно сказал он, но это всё равно ничего мне не дало, — Люси, ты что, не знаешь о пластинках? А Грей говорил, что тебе нравится старая музыка… — Нравится, — кивнула я, — но как это связано? — я потрясла странный круг у уха. Он играет музыку? Но как? Мои действия вызвали у Нацу искренний смех. Я понимала, что в его глазах выгляжу глупо, но что мне оставалось делать? Я понятия не имела, что за диковина находилась у меня в руках. Нацу решил не объяснять, а показать. Из своего рюкзака он достал какой-то странный аппарат. Даже описать его тяжело. Он разместил его на столе, вложил пластинку в центр и поставил на неё иголочку. Драгнил улыбнулся, глядя в мои полные удивления глаза, и нажал на кнопку. Тут же музыка стала разноситься по комнате. Я завороженно смотрела за тем, как пластина крутится под иголочкой. — Но как это? — я пыталась понять, где там находилось то, что позволяло музыке играть, — Нацу, откуда ты взял эти вещи? — Нужно знать, где искать, — хмыкнул он и поднялся с дивана, протягивая мне руку, — потанцуешь со мной? Я чувствовала себя немного зажато, но всё же согласилась. Нацу тут же прижал меня к себе, покачиваясь в такт музыке. Сейчас такой не услышишь ни в одном клубе, но под неё так и хотелось танцевать. Мне казалось, что я во сне. Нацу кружил меня, искусно вёл меня в танце, пока я наслаждалась музыкой, до этого неведомой мне. Я чувствовала его дыхание, сердцебиение. Всё это казалось мне таким интимным… Секс не шёл ни в какое сравнение с тем, что я чувствовала сейчас. — Я долго думал, что подарить тебе, — Нацу прервал тишину, — каково было моё удивление, когда я узнал, что тебе нравятся всякие старые вещички, музыка столетняя, да и вообще вся эта тема, — мне показалось, что улыбался он немного смущённо. — Но откуда? Я не помню, чтобы рассказывала тебе о своем увлечении старой культурой, — почти шепотом произнесла я, боясь нарушить момент. — В тот день, когда я пришёл рассказать обо всём Грею, мы разговорились о тебе. Он невзначай сказал, что ты любишь слушать старые песни, а ещё, что у тебя есть коллекция шариковых ручек, — хмыкнул он, искоса глядя на меня. Казалось, у меня уши покраснели, — не поверишь, но я тоже обожаю всё это. Помогает прикоснуться к прошлому, узнать, как всё было в то время, когда партии не было, запретов не было, когда природа цвела, когда люди ещё не вставляли в себя кучу железяк. Слова Нацу нашли отклик в моём сердце. Мне казалось, будто он читает мои мысли. Не помню, чтобы чувствовала раньше что-то подобное, но меня так тянуло к нему. Этот невероятный человек каждый раз удивлял меня всё больше и больше. Это вообще возможно? Я не ведала, что двигало мной, но я обвила руки вокруг шеи Нацу и прижалась к нему. Такое тёплое тело. Будто внутри пылает огонь. — Спасибо, — шепнула я ему на ухо, чувствуя, как он обнимает меня в ответ. — Это я должен благодарить тебя, — его дыхание обжигало моё плечо, — кстати, эта песня называется «Children». Надеюсь, я не прогадал, и тебе понравилось. Мы отстранилась друг от друга, немного неловко поглядывая друг другу в глаза. Песня закончилась, а возникшая тишина призывала провалиться под землю. Спасательным кругом стала вибрация моего телефона. Я тут же подошла к нему и увидела сообщение от Грея. «Это пиздец».