Дорогу осилит идущий

      Бытовые ссоры испытывают на прочность любые серьёзные отношения. Не у всех получается пройти через подобные кризисы вместе, как бы грустно это ни звучало. Большие трудности бывают у тех, у кого нет за плечами должного опыта, который в любую минуту мог бы шепнуть на ушко какую-нибудь инструкцию, которая позволит перевести конфликт в полезное русло. У Джоджо и Сьюзи уже бывали ссоры, обилие которых они смогли остановить с горем пополам. Тогда они пытались делить обязанности по дому и учились вести хозяйство вместе. Какие-то договоренности вошли в ежедневную рутину, а какие-то и вовсе не прижились. Поводом для нового конфликта стало увольнение Сьюзи Кью с её прежней работы. Дело вот в чём: в прошлом году и до середины лета текущего года Джоджо подрабатывал на полставки после пар в баре неподалёку от университета, но вечерняя смена его сильно выматывала, а за работу платили сущие копейки, поэтому он уволился. Примерно в то же время Сьюзи Кью получила повышение, а поскольку она трудилась полный рабочий день, её заработной платы хватало на аренду квартиры и покупку еды. Она рассчитывала, что Джозеф будет безработным лишь на несколько недель, однако этот статус затянулся на четыре с лишним месяца. Сьюзи устроилась в другой офис ещё в пятницу, когда Джозеф проспал на историю и пытался сдать домашнее задание Штройхайму. Только теперь её зарплаты едва ли будет хватать на аренду, поэтому девушка решила в вечер пятницы поговорить со своим парнем на щекотливую тему. Как мы помним, Джоджо тогда был не в самом лучшем расположении духа. Виной тому перепалка с Цезарем. Девушка деликатничала лишь на тему университетских занятий, прекрасно понимая, что совмещать учёбу и работу очень тяжело, но она не собиралась быть ласковой, когда требовала у парня предпринять что-то в срочном порядке. Джозеф вспылил, раскудахтался, не смог подобрать стоящих аргументов и спрятался от позора в ванной, сказав, что идёт принимать душ. Джоджо понимал, что настоятельная просьба Сьюзи не является её собственной прихотью, возникшей на пустом месте. Ему действительно нужно найти работу, если он не хочет унижаться и просить у бабули Эрины денег или, чего хуже, вовсе переезжать к ней, предавая своё желание жить простой жизнью. Он не получал стипендию, поскольку не заслужил её ни успеваемостью, ни спортивными достижениями, ни чем-либо ещё. Переселяться в общежитие — не вариант по понятным причинам. Получается, что единственный выход — найти работу. А это та ещё головная боль.       Все выходные пара не переставала ругаться. Казалось, они вообще не слышали друг друга. Даже не хочется разбираться и искать виноватых. Слишком много шума. Два дня гнева с перерывом на глубокую печаль, вызванную чувством вины и бесконечным потоком мыслей о работе, проходили мучительно долго. Джозеф выбирался на улицу подышать свежим воздухом и побыть наедине, но кандалы ответственности всё крепче сжимали его ноги. В понедельник Джоджо сдался и устроился механиком на шиномонтажку, потому что это было самое интересное из всех возможных предложений. В машинах он разбирался достаточно хорошо для человека без собственного автомобиля. Немного харизмы и магии голливудской улыбки, и суровый мужчина поддался, неохотно вручая договор. Проблема, казалось, устранена, но Сьюзи затаила обиду. Джоджо не мог понять, что он делает не так, хотя девушка откровенно высказала своё недовольство его привычкой бежать от проблем сверкая пятками. Он не признавал ошибок и избегал серьёзных разговоров — это его главный недостаток, на который Сьюзи не могла закрывать глаза.       На репетиции спектакля Джозеф вовсе решил, что все его знакомые итальянцы сговорились, собираясь свести его с ума. Цезарь вёл себя как конченый мудак, — так выразился о нём Джоджо, — который не жалел масла, подливая его в огонь вражды. В каждом его взгляде, в каждом его движении, в каждом неосторожно сказанном слове Джозеф чувствовал его ненависть, хотя, будем честны, Цезарь даже не пытался разозлить соперника. Он вёл себя вполне естественно, разве что неприязнь на его лице была ясно выражена в сведённых к переносице бровях и в приоткрытых в отвращении губах.       Домашних заданий и накопившихся долгов стало так много, что цифры и буквы поплыли перед глазами, превращаясь в причудливые символы и узоры. Новая работа прибавляла Джозефу проблем, потому что клиентами в основном были гордые мужчины, которые, казалось, обратились к автомеханику ради развлечения, потому что не переставали прессовать молодого и зелёного Джозефа, критикуя каждое его движение и сетуя на непрофессионализм. Бедному Джостару настрого запретили ругаться с клиентами после первого случая, иначе он будет уволен и полетит отсюда со свистом. А так хотелось проехаться гаечным ключом по этим нахальным лицам!..       В четверг и пятницу Джозеф бессовестно прогулял уроки, не сожалея ни о чём. Смоуки предупредил, что если это войдёт в его привычку, то он рискует нарваться на неприятности. Джоджо сдержался, чтобы не послать дорогого друга далеко и надолго. В оба дня парень не пропускал рабочую смену и трудился не покладая рук. Уже с бóльшим терпением он переживал наглых клиентов, предпочитая концентрироваться на машине, а не на её водителе. Тогда смены проходили незаметно и даже с неким удовольствием. В пятницу после работы Джоджо решил развеяться и прогуляться по ночному Нью-Йорку, сообщив перед этим Сьюзи, что он вернётся поздно. Оседлав свой верный мотобайк, Джозеф пустился куда глаза глядят, и лишь шум городских дорог был его верным спутником.       У него было некоторое количество налички с собой, поэтому, находясь в одном из старых районов города, Джоджо почувствовал нужду заглянуть в местный старомодный магазин с всякими причудливыми штуками вроде радиотехники или виниловых проигрывателей. Мимо таких сокровищ древности Джоджо не мог пройти.       Байк остановился прямо у фонарного столба, свет которого слабо озарял улицу. Тротуары здесь очень узкие, потому Джозефу было достаточно сделать шаг, чтобы оказаться у стеклянной двери. Осторожно надавив на неё пальцами, он оказался внутри. Ветряной колокольчик над дверью мелодично задребезжал.       — Мы закрываемся, — поспешил уведомить ночного посетителя работник, скрывающийся где-то за витринами.       — Я только посмотреть, — отвечает парень, тщетно выглядывая из-за прилавков в поисках говорящего.       — Джозеф?       Названный на мгновенье оцепенел. Ему бы развернуться, уйти и никогда не возвращаться сюда. Но судьба продолжает сталкивать соперников лбами, а Джоджо бессилен против неё.       В помещении погасили свет. Послышались размеренные шаги. Джозеф уже готов бежать, но что-то упорно держало его на месте. Из-за полок с товарами выходит Цеппели, на ходу поправляющий свой бледно-розовый шарф. Он не был настроен ругаться или драться — об этом свидетельствовало его мягкое и уставшее выражение лица.       — Что ты здесь делаешь? — тихо спрашивает Цезарь, проходя мимо парня к входной двери. Вновь запел колокольчик.       — То же самое я хотел спросить у тебя, — отозвался Джозеф, выходя из магазина за блондином.       — Глупый вопрос, ты не находишь? — укоризненно бурчит Цезарь, запирая дверь на замок. Джоджо готов поклясться, что итальянец, стоявший к нему спиной, закатил глаза. — Ты живёшь в этой местности? — беспристрастно интересуется он, повернувшись к сопернику и спрятав связку ключей в кармане пальто.       — Нет, — отвечает Джозеф, отводя взгляд в сторону. — Я гуляю.       — Так поздно? Разве тебя не ждёт дома Сьюзи Кью?       — Почему ты пытаешься быть вежливым? — вспыхнул парень с неожиданной для себя горячностью, подняв на собеседника сердитые глаза. — Я противен тебе, разве нет? Мы ненавидим друг друга, так почему ты ведёшь себя так, словно ничего не происходит?!       Цезарь делает тяжёлый вздох. Его руки тянутся к карману, и Джоджо на мгновенье даже замолчал, наблюдая за его действиями. Достав из пачки сигарету, Цезарь зажал её меж губ и зажёг. Он затянулся и выпустил дым изо рта, пока глаза его блуждали по звёздному небу.       — Тебе похуй, да? — окончательно разозлился Джозеф, оскорблённый таким жестом. — Я признаюсь, поначалу мне было тошно даже смотреть в твою сторону, когда ты обыграл меня на кастинге. Я пулялся в тебя этими ссаными бумажками на лекции, потому что ты меня раздражал. Ты никогда мне не нравился, буду откровенен. Ты высокомерный и угрюмый, ходишь вечно хмурый, как туча; нудишь постоянно, никого ни во что не ставишь, как будто ты лучше всех! Я даже не уверен, что ты уважаешь девчонок, с которыми флиртуешь. Но я никогда, никогда не подозревал, что ты реально такой мудак. Я до сих пор обижен на тебя из-за того, что ты мне сказал на вечеринке. Не мне рассуждать о манерах, но джентльмены никогда не будут вести себя так. А ты ведь мнишь себя джентльменом, верно? Почему бы тебе не спросить у Сьюзи, по какой причине она со мной встречается? А, ну, конечно, это же не имеет смысла, гораздо интереснее оскорбить меня, да? Хуй с ним, я был готов закрыть на это глаза, но, блять, то, что ты мне сказал тогда в магазине, было последней каплей, вот серьёзно. Я понял, что я тебе не нравлюсь. Это не расстраивает меня так сильно, как тот факт, что я зачем-то сомневался в своём первоначальном мнении о тебе.       Цезарь не сводил своих пустых глаз с него, пока курил и слушал. Может, ему хотелось что-то ответить, может, он пропустил всё мимо ушей, однако из его уст не было произнесено ни слова. Джозеф никогда так не разочаровывался в людях, которым давал второй шанс. Его гнев сменился досадой. Молчание Цезаря оставило на его сердце глубокий след обиды, словно тот взял и от души потоптался там грязной подошвой осенних сапог.       — Может, скажешь уже что-нибудь? — спрашивает Джозеф без капли надежды в голосе. Бирюза его глаз сверкала ненавистью в тусклом свете фонаря.       — Ты забыл вернуть мне конспект, — едва ли напрягая связки, отвечает Цезарь, потупив взгляд и задержав тлеющую сигарету на губах.       — Да пошёл ты, — плюнул брюнет, в последний раз одарив стоящего напротив придурка гневным взглядом. Он повернулся к своему мотоциклу, стараясь как можно быстрее натянуть шлем, завести двигатель и уехать отсюда.       Уйти «красиво» не получится, потому что отвратительное послевкусие будет преследовать его, куда бы он ни пошёл. Перед глазами, как галлюцинация, будет мелькать безразличная физиономия с родимыми пятнами на щеках. Джозеф снова вернётся домой с застрявшей в зубах обидой, которая вновь повлечёт за собой череду ссор с милой Сьюзи. Именно таким будет завершение рабочей недели.

***

      Ещё никогда прежде голова Цезаря не была так погружена в раздумья. Мысли наслаивались друг на друга, не давая и шанса трезво взглянуть на всю картину целиком. Цеппели не переставал жалеть о том, что проглотил язык в такой неподходящий момент. Настоящим открытием было то, что его чувства идентичны чувствам Джозефа. Поразительное сходство пугало до дрожи, ведь Цезарь слишком поздно понял, что заблудился в предрассудках. Всё могло бы сложиться иначе, если бы в желании проучить он не перегнул бы палку. Нейтралитет с Джозефом не был жизненно необходимым, однако Цезарь предпочёл бы его холодной войне.       Он был гордым человеком, чьи принципы и морали были нерушимы и неприкосновенны. Предавая свою гордость, Цезарь ничем, кроме собственного самомнения, не жертвовал, но отплёвываться от своего жалкого вида приходилось очень долго. Решение принести извинения за всё сказанное и несказанное было искренним, хотя ему неприятно признаваться себе в этом. Он понимал, что был не прав; от этого становилось хуже, и поэтому у него не было аргументов против этого решения. Ему придётся нести ответственность за свои слова. Неприятнее всего было то, что такой урок судьба преподала именно ему, хотя, казалось, его достойны люди вроде Джозефа, у которых язык как помело (отличаются только названием). Ведь Цеппели в этой жизни, вообще-то, преисполнился, и ему всё предельно ясно! Видимо, далеко не всё…       Надо сказать, что не так много в жизни Цезаря было недоразумений, чтобы он так легко пускал их на самотёк. Джозеф, по правде говоря, самое большое и многообещающее недоразумение, которое когда-либо вставало на пути Цеппели, и ему точно нужно с этим что-то сделать. От этого бедокура избавиться нельзя, по крайней мере в ближайшее время точно. Спидвагону он приходится чуть ли не внуком, а про Сьюзи Кью можно даже не заикаться. «Необязательно водить с ним дружбу, — торговался с собой Цезарь, — достаточно просто поумерить пыл и помириться». Хотя насчёт последнего парень сомневался.       Наступает новая рабочая неделя, и студенты вновь плетутся в университет. Некоторые из них к концу первого семестра уже успели опьянеть от количества информации, и Цезарь не был бы исключением, если бы голова его не была бы занята большим и многообещающим недоразумением. Расписание в понедельник, как назло, не позволит Цезарю встретиться с Джозефом до полудня. Ловить его в коридорах было выше цезаревских сил, поэтому парень сгорал от изнуряющего нетерпения, хотя в таких делах обычно отличался невероятной стойкостью.       Надо было видеть, как он оживился и подобрел, когда знакомый (пускай и недовольный) голос позвал его:       — Эй! Цезарь!       Парень обернулся, моментально столкнувшись взглядом с Джозефом. Брюнет по пути доставал из сумки голубую тетрадь, а когда расстояние между ним и Цезарем достигло отметки «приемлемо», остановился и протянул вещицу парню. Цеппели понимал, что, если его рука коснётся тетради, Джозеф убежит, как ошпаренный, поэтому действовать надо было быстро. Схватив свои записи, Цезарь тут же выпалил:       — Подожди, пожалуйста! — он был прав: Джостар замер почти в низком старте. — Я долго думал над твоими словами, — это заставило однокурсника повернуться обратно к собеседнику, — прости меня, Джозеф.       Цезарю трудно было скрыть то, с каким усилием он произнёс последние три слова, да и, в общем-то, не хотелось ему этого делать, ведь Джозеф проницательный человек, поэтому должен был увидеть искренность его намерений.       — И это всё? — жадно спросил парень, скрестив руки на груди. — Не смеши меня, Цезарь. Я догадываюсь, что заставило тебя извиниться. Это всё из-за Сьюзи Кью, да? Ты же не хочешь упасть в её глазах, я прав? Тебе повезло, что она всё ещё ничего не знает. Я не собираюсь ей ябедничать, но и прощать тебя не стану. Ты мудак, Цезарь.       Таков был его вердикт. Строгий, холодный, а главное — непробиваемый. Таким образом, Цезарь остался стоять один в коридоре. Точнее, вокруг было много людей, но они не представляли для него никакой ценности. Джозеф уже скрылся где-то за углом.       Если обычное извинение не прокатило, значит требуется серьёзный разговор. И Цезарь был к нему готов, однако ему никак не выпадал случай его устроить. Только завидев в толпе пшеничную копну волос, Джозеф с встревоженным видом спешил покинуть это место под любым предлогом. Избегание доходило до абсурда. Однажды, торопясь покинуть аудиторию, в которой только что закончился урок по литературе, Джостар споткнулся обо что-то и проехался лицом по ступенькам. Отделался разбитой губой.       Цезарь отчаянно пытался к нему подойти, завести диалог, но брюнет тут же уходил, словно рядом никого не было.       Однажды Цезарю надоело играть в кошки-мышки, и он перестал пытаться.