Дорогу осилит идущий

      Среда. Джоджо скучающе изучает потолок на паре по литературе 18-го века. Кажется, он выбрал этот курс руководствуясь лишь желанием повыпендриваться в интеллигентных кругах, но явно переоценил свои силы. Взгляд его перемещается с увлекательного потолка на не менее увлекательных однокурсников. Особое внимание Джоджо уделяет блондинистой макушке, которая так и провоцирует его на пакость. Улыбнувшись своим мыслям, Джозеф разобрал несчастную ручку, которую трогал лишь тогда, когда замечал, что сидящие рядом студенты начинают что-то записывать. Аккуратно и бесшумно он раскромсал уголок последней странички в его тетради, скатал получившиеся бумажки в маленькие комочки и приступил к созданию слюнявого пулемёта. Зарядив «патронами» свое оружие, Джозеф сделал первый выстрел. Когда Цезарь дотронулся до места «ранения» и обернулся в поисках стрелка, Джозеф состроил такую серьёзную рожу, будто бы Гёте был для него нечто большим, чем просто писателем. Атакованный парень наконец сдался и вернулся к конспектированию лекции, а Джоджо дьявольски заулыбался. Шалость удалась, и ему не терпится повторить её ещё раз. После следующего выстрела Цезарь развернулся гораздо резче, и Джозеф чуть не облажался, однако актёрская игра его спасла: сначала он увлечённо смотрел на слайд, на котором, кстати, было слишком много мелкого текста, а потом перевёл взгляд на Цезаря, вскинув одну бровь, мол, че смотришь. Блондин продолжил заниматься своим делом, но в покое его оставлять никто не собирается, потому что у Джозефа появилось желание довести новоиспечённого соперника до белого каления. После прямого попадания бумажным комочком по макушке Цезаря, Джозеф не успел замести следы своего преступления. Жертва его козней смотрела на него в упор с такой ненавистью, что у Джоджо не было иного выхода, кроме как продемонстрировать злорадство на своём лице.       Когда лекция закончилась, Джозеф быстро собрал свои вещи в сумку-почтальонку, запрокинул её на плечо и вальяжно прогулялся мимо Цезаря до выхода из аудитории. А ехидная ухмылка не сходила с его губ, что, кажется, ещё больше выбесило Цезаря, и Джоджо почувствовал это в воздухе. Заниматься вредительством — его главное хобби.       Пары проходят незаметно, пока юноша размышляет о пакости, которую можно устроить Цезарю на репетиции. Этот индюк наверняка слишком горд, чтобы мстить, поэтому всё, на что он способен — безумный гнев. Джозеф этого не боялся, потому что именно такую реакцию ему хочется видеть на этом самодовольном лице.       — О чём ты задумался? — любопытствует Смоуки, откусив бутерброд.       — Да так… — Джоджо усмехается, пока глаза его ищут свою жертву за одним из столиков в столовой.       — Ты точно что-то задумал! — раскусил его Смоуки, вскинув брови. — А ну, колись! Я от тебя не отстану.       — Это секрет, дружище, — увиливает Джозеф, опустив свой ехидный взгляд на поднос с едой.       — У тебя слишком много секретов от меня, ты не находишь? — говорит парень без намёка на обиду, однако Джостар на это замечание среагировал моментально:       — А у тебя? Ты ничего о себе не рассказываешь.       — Так ты и не спрашиваешь, — смеётся Смоуки.       — А ты не жди, когда я спрошу.       — Ха, ну раз ты тако-ой внимательный друг, так уж и быть, — парень откидывается на спинку стула.       Среди всех многочисленных приятелей Джозефа, был один замечательный друг, который нравился ему больше всех. Смоуки любил подтрунивать над бездельником Джоджо, однако всегда приходил к нему на помощь, если тот снова не понимал тему (хотя Смоуки твёрдо убеждён, что он всё понял бы, если бы не отвлекался на уроках). Джозефу нравилось навещать своего друга в общежитии и сплетничать, засиживаясь допоздна за чтением комиксов. И каким бы собранным и ответственным ни был бы Смоуки, рядом с Джозефом он не мог устоять перед очередной глупой авантюрой. Они ведут дружбу с тех пор, как сели рядом на курсе по истории, и с того момента их невозможно разлучить.       — Ты меня не слушаешь, — с ухмылкой замечает Смоуки.       — Нет, слушаю.       — Что я только что сказал? Повтори, — требует парень.       — Ты… — Джозеф в смятении.       — Так, может ты мне уже расскажешь, кому ты там строишь глазки? — и Смоуки оборачивается, ища в толпе какую-нибудь улыбчивую морду.       — Никому я не строю глазки! — возмутился Джоджо. — Я просто пытаюсь кое-кого выбесить.       — О, это уже интересно, — Смоуки многозначительно хмыкнул. — Кому не повезло на этот раз?       «На этот раз» означает, что юноша не впервые избирает кого-то в качестве своей жертвы. Иначе этих бедолаг и не назовёшь, потому что Джозеф порой бывает слишком жесток с ними.       — Мистеру Дарси, — намекает брюнет, хотя он до сих пор не смог смириться с тем, кому досталась эта роль.       — А-а, — протянул Смоуки, вновь обернувшись, но уже в конкретном направлении. — Ты что, так входишь в роль?       — Типа того, — Джозеф самодовольно пожимает плечами.       Проведя оставшиеся минуты до начала занятия в отчаянных раздумьях над тем, как учудить что-то без ущерба репетиции, Джозеф решает отложить свои козни на завтра. Стоит отдать должное, мысли о вредительстве отвлекли его от ярости из-за доставшейся ему роли, а на занятии уже слишком поздно было спорить с Спидвагоном или ныть о несправедливости жизни. Держа в руках сценарий, Джоджо пробежался глазами по своим репликам, всем своим надменным видом показывая, что такое положение дел его не устраивает, но он не отступит, поскольку хочет сохранить свой профессионализм. Роль Элизабет Беннет досталась первой красавице университета, и Джозеф уж было расстроился, однако потом быстро напомнил себе, что лучшая женщина всего Нью-Йорка уже встречается с ним. Думая над тем, как он расскажет это умозаключение любимой Сьюзи, парень ещё больше взбодрился, решив, что роль мистера Дарси ему даром не сдалась. И пусть ею довольствуются Казановы вроде Цезаря, которые ни секунды не могут без женского внимания, а Джоджо не был таким, он выше этого…       На такой радостной ноте Джозеф выходит на сцену. Перед ним стоит Элизабет Беннет, одетая далеко не по моде тех лет, зато достаточно стильно по меркам текущего века. Она смотрела на офицера с особенным интересом, из-за чего Джоджо растерялся, ведь пока они на сцене, он не мог даже предположить, вошла ли она в роль или на что-то намекает. Ему понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя, взглянуть ещё раз на свою реплику и окунуться в роль мистера Уикхема.       Происходит диалог, который получается вполне естественным, потому что у нашего Уикхема неподдельное чувство обиды на мистера Дарси. Ему удалось прочитать уважение в глазах стоящей напротив актрисы, и оно было вполне реальным, брюнет сам от себя не ожидал, что слова так легко польются из его уст. Если бы Джозеф позволил себе отвлечься на Спидвагона, он бы увидел на его лице приятное удивление, сопровождаемое довольной улыбкой.       — Как долго он намерен пробыть в Незерфилде? — спрашивает Уикхем, напряжённо поджав губы.       — Не могу сказать, — Лиззи отрицательно качает головой, — но я надеюсь, что это соседство не помешает Вам поступить в полк? — и губы её растянулись в широкой лучезарной улыбке.       — Благодарю Вас, — офицер признательно кивает, отвечая девушке приподнятыми уголками губ, — мне незачем избегать мистера Дарси. Пусть убирается сам, если не хочет меня видеть, — Джоджо еле сдерживает свою настоящую злую улыбку, — Мы отнюдь не друзья, но единственная причина избегать его, — мисс Беннет смотрит на него так внимательно, словно ждёт подтверждения своим мыслям в его словах, — в том, что он нанёс мне большую обиду.       Элизабет становится озадаченной. С волнением она смотрит на офицера и жаждет объяснений, и он ей даёт их ей, со всей прямотой и откровенностью, на которые только был способен. Так молодая особа узнает о жестокости мистера Дарси, который вопреки желанию своего покойного отца почти разрушил жизнь мистера Уикхема. Офицер мог бы никогда не идти на службу и стать пастором, как и хотел. Несмотря на то, что Уикхем доволен своим нынешним положением, мисс Беннет ужасается, а ненавистный ей Дарси падает в её глазах ниже плинтуса.       Диалог завершается следующим явлением, и Джозеф скрывается за кулисами, прямо там, где стоит Цезарь, чтобы нарочно пошатнуть самоуверенность этого придурка, ведь Джоджо был охуенно хорош.       — Ты местами не дотягиваешь нужную интонацию, — сухо говорит Цезарь, даже не взглянув на Джозефа, — и тебе не обязательно так много улыбаться, выглядишь глупым.       Эго Джостара не прошло краш-тест и разбилось вдребезги от такой неожиданной и дерзкой критики. Парень не сдерживает своего негодования и смотрит прямо на Цезаря, лицо которого оставалось невозмутимым, однако его глаза усмехались и выдавали истинные намерения. «Он мстит!» — осознаёт Джозеф, оскорблённо хмыкнув.       — Я вижу, Спидвагон попал тютелька в тютельку, выбрав тебя на роль мистера Дарси, — не удержался от колкости брюнет.       — Да, — Цезарь кивает, оставляя Джозефа безоружным. «И как мне на это ответить?!» — возмущается парень.       Пообещав себе отомстить позже, Джоджо уже готов был сдаться и принять это маленькое поражение, но блондин внезапно заговорил:       — Тебе следовало бы поменьше отвлекаться на всякие глупости на уроках, — и Цезарь наконец соизволил посмотреть на собеседника. Мгновение было коротким, однако Джостар успел почувствовать себя так, словно перед ним на секунду открылась какая-то дверь.       — Спасибо, как-нибудь без тебя разберусь, что мне делать, — съязвил Джозеф, скрестив руки на груди. Если Цеппели не может так просто оставить эту ситуацию, значит несносный Джоджо двигается в верном направлении.       — Конечно, ты разберёшься, — Цезарь скалит зубы, демонстрируя чувство превосходства, — только про твоё отчисление уже ходят слухи.       — И ты так легко им веришь? — парень не удержался от ухмылки.       — Я склонен к этому, учитывая твоё поведение. А теперь, прошу простить, мой выход.       Цезарь выходит из тени, но кардинальных изменений в его поведении не происходит. У мистера Дарси скудный эмоциональный диапазон, поэтому у Джозефа больше не было никаких сомнений, что этот наглый парень просто создан для этой роли. Это далеко не комплимент, просто Джозефу нужно было как-то справиться с неостывшим негодованием после кастинга. Он правда умеет читать людей как открытую книгу, но из прочитанного нередко делает ошибочные выводы. Наступая на одни и те же грабли, Джозеф, наверное, никогда не научится не спешить с составлением своего вердикта. Казалось, что ему достаточно поверхностного анализа чужой личности, чтобы тут же поставить на общении крест, и если подумать о всех упущенных им возможностях, то невольно захочется схватиться за голову.