*
Гостю выделили отдельную спальню – роскошь, которой не видать ни одному студенту, даже префекту школы. Одну из пустующих здесь же, в слизеринском дортуаре, и Марек не поскупился мысленно похвалить старого Слизня за гостеприимство. Добираться ночью до чужого крыла или, как раньше, до Выручай-Комнаты было бы не в пример труднее. Матеуш должен был ждать его. И он ждал: в комнате, когда Марек, открыл дверь, горели длинные свечи. На одной из тумбочек стояла открытая бутылка вина, два бокала, тарелка с фруктами и его любимые конфеты. Сам Матеуш успел снять свою похоронную мантию, оставшись в рубашке и брюках, и, кажется, принять душ: его волосы влажно блестели. Марек надеялся, что заглушками он тоже озаботился заранее. Он аккуратно притворил за собой дверь. Запер её заклинанием – невербально, и Матеуш одобрительно усмехнулся: - Ты делаешь успехи. Рад, что не теряешь времени даром. О, я делаю, мог бы сказать Марек. Что ещё мне делать, кроме как учиться, когда тебя нет рядом, и даже сову ты присылаешь пару раз в год? Озвучивать это он не стал. Молча подошёл к Матеушу и неуловимым – отработанным – движением уткнул кончик палочки ему в горло. Так, что тот продавил тонкую бледную кожу – должно быть, больно. Пусть так. Марек знал по себе: боль порой сладка. - Не теряю и терять не собираюсь, - чётко обозначил он. – Снимай штаны. Взгляд Матеуша был нечитаем. Он придавил привычной, пугающей – кого-то другого – тяжестью, от которой всегда так сладко ныли колени. Заставил крепче держать руку и сильнее вдавить палочку в горло. Только сейчас Марек заметил, что их глаза теперь почти на одном уровне. - Сними их сам, - ровно ответил Матеуш. ..Он ведь был готов. Настроен так решительно, так жёстко. Он собирался не дать Матеушу ни шанса снова затягивать, снова мучить его ожиданием, снова решать за него – пора или нет, снова… Снова Матеушу оказалось достаточно одной фразы, чтобы поставить его на место. На колени. Он упал на них торопливо, неловко, и резко дёрнул ремень его брюк. Зачем Матеуш вообще так упаковался после душа? Мог бы встретить его в одной рубашке, а лучше и вовсе без ничего. Чёртов педант. Он не стал снимать с него штаны полностью – стянул до колен, стреножив, вместе с чёрным (ну конечно) бельём. Волшебная палочка куда-то укатилась; он едва ли заметил, поглощённый куда более занятным и близким зрелищем. Матеуш едва слышно выдохнул, когда его ладонь обхватила член. Марек не смотрел наверх. В иной раз он обязательно поднял бы взгляд: глаза Матеуша, сталкиваясь с его в этот момент, темнели совершенно восхитительно. Он мог бы замедлиться, подразнить. Добиться, чтобы Матеуш вплёл пальцы в его волосы и толкнул на себя. Заставил. Последний раз это было два чёртовых года назад. Первый, и чуть ли не единственный. У Марека не было никаких сил играть, и он сам нетерпеливо накрыл его ртом. Втянул, глубже, закашлявшись с непривычки – два чёртовых года после, никакой практики до – но настойчиво попробовав снова. ..Пальцы всё-таки вплелись. Сжали, награждая за старание, и пах отозвался им жарким нытьём. Челюсть вскоре заныла тоже. Марек не стал терпеть, не стал затягивать и доводить до конца – снялся неожиданно и резко, поднялся с колен и с силой толкнул Матеуша в грудь. На кровать, жалобно скрипнувшую вначале под его весом, а потом снова, когда Марек уселся сверху. - Я потерял палочку, - хрипло выдохнул он, упёршись ладонями Матеушу в грудь. Больше ничего пояснять не пришлось: чёртов педант, сноб и эстет, не мыслящий жизни без красивых колдовских жестов, носил её, должно быть, даже в душ. Она выскользнула откуда-то из его рукава, легла в ладонь, как продолжение руки; меж ягодиц мазнуло прохладой смазки. Марек удовлетворённо улыбнулся: - Спасибо. - В следующий раз будешь справляться сам, - не преминул осадить Матеуш. Марек склонился к его лицу, коснулся губ дразнящим поцелуем: - Непременно, - прошептал он. – Если он будет раньше, чем через два года – непременно. И выпрямился, чтобы спустить с плеч мантию. Он-то собирался нормально, не то что некоторые. Под мантией не было ничего. Матеуш снова вздохнул – взбудораженно, с головой выдав себя одним только этим тоном, и, крепко стиснув пальцами бёдра Марека, потянул его на себя. Было резко. Было торопливо. Было больно – до саднящих, не готовых к напряжению мышц, в кровь закушенной губы, синих лунок от ногтей на бледной коже. Было… так, как Матеуш никогда не позволил бы ему раньше. Хорошо. Так хорошо, что Марек едва ли мог додуматься искать этому какие-то причины, кроме ожидания. По крайней мере, в эту ночь. Хоть бы она не кончалась как можно дольше.*
Когда утром он открыл глаза, Матеуш заканчивал завязывать галстук. - Куда ты? – сонно вытянулся Марек. – Хренова рань ещё. - Занятия начинаются через час. Тебе бы тоже следовало вставать. Марек пренебрежительно фыркнул и ногой спихнул с себя одеяло. - Чихал я, - снова потянулся он. – Есть дела поважнее. Он не видел, но чувствовал взгляд Матеуша. Как он скользит вдоль тела, оглаживая синяки от пальцев и тёмные следы от губ. Кожа под ним теплела, как если бы её касались пальцами. - Какие, например? Марек перестал жмуриться и, поднявшись на колени, передвинулся к краю кровати. - Ты, - он за край мантии дёрнул Матеуша к себе. Скользнул ладонями по животу, по груди, вверх, к только-только затянутому узлу галстука – чтобы неспешно начать его распутывать. – Неужели ты думаешь, что я променяю единственный день с тобой на какие-то занятия? Прохладные ладони тяжестью легли на плечи. Огладили, мягко сжали. - Ты был бы ужасным префектом. Марек ухмыльнулся странному удовлетворению в его тоне: - Да. У меня совершенно другие таланты. – И непреклонно потянул его к себе.