И вьётся нить

      - Нет, – отрезал Рейн. – Сразу – нет.       Ник примирительно поднял руки:       - Я же ещё даже не сказал, что это будет.       - Нет.       Он отказался, кажется, ещё четыре раза. Категорично, однозначно, без иносказаний. Сюрпризы от Ника чаще всего нравились только самому Нику, и снова наступать на те же грабли Рейн не собирался.       И всё равно оказался в приват-комнате «BeeSting» с незнакомым парнем на коленях и руками в…       Впрочем, это случилось не сразу.       В «BeeSting» Ник бывал регулярно; от случая к случаю заглядывал и Рейн. Он даже подрабатывал тут пару раз, когда какой-то приятель Ника – кажется, его звали Брайан, и он был здесь то ли управляющим, то ли главным по контрабандному виски, – подбрасывал разовую халтуру. На день рождения тоже решили выбраться сюда. Взяли по Гленфиддику, потом ещё по одному, потом Рейн поскандалил с барменом, а потом Ник, предатель, упёртая скотина, заявил:       - Я знаю, как поднять тебе настроение. Помнишь, я обещал тебе ко дню рождения сюрприз?       - Нет, - почти простонал Рейн.       Ник снисходительно усмехнулся:       - Ты всегда так говоришь. И разве потом пожаловался хоть раз?       «Да», хотел закричать Рейн. Каждый чёртов раз. Но Ник кивнул куда-то вбок, и он, повернув голову, осёкся на вдохе.       Кажется, это был не сюрприз.       Кажется, это была судьба.       Рейн едва ли мог описать, что почувствовал в тот момент. Не сериальную любовь с первого взгляда, точно нет. Не волнительную неловкость от встречи с особенной девушкой. Он просто… знал его.       Знал. Помнил. Ждал.       Он ждал, кажется, целую вечность, чтобы увидеть эту лукавую полуулыбку на тонких губах. Чтобы провалиться в зелёные глаза, мерцающие колдовскими искрами, точно драгоценные камни. Чтобы задохнуться от того, как привычен изящный и игривый жест, которым он заправил за ухо светлую прядь. Рейн протолкнул в лёгкие воздух – только для того, чтобы выдохнуть, заклинанием, мольбой, благодарностью от неожиданно закончившегося ожидания, его имя, и…       И оно сорвалось с крючка памяти, словно его не было там вовсе.       - Кто из вас Рейн? – с улыбкой спросил незнакомец. Его взгляд скользнул по Нику, скользнул по Рейну – и остановился, замер, будто он знал ответ.       Из его уст имя звучало гортанно и так волнующе, что Рейну стало жарко. Воротник удавкой впился в шею. Передавил, наверное, связки, иначе почему он не мог вымолвить ни слова.       - Вот этот счастливчик, - пихнул его в плечо Ник. – Рейн, ты с нами? Земля, приём!       - Заглохни, - почти безразлично огрызнулся Рейн.       Незнакомец не отводил от него глаз. Легко опёрся ладонями на стол, чуть наклонился, отчего длинные светлые косы скользнули по плечам. Улыбка стала неуловимо стеклянной, а голос – напряжённее, словно ему тоже приходилось прилагать усилия, чтобы вести себя как обычно.       - Рейн, - повторил он. По загривку точно продрали наждачкой. – Я хочу подарить тебе танец. Ты же не будешь против?       Он совершенно точно не ждал отказа. Не из самоуверенности – хотя её в нём хватало – а потому, что точно знал: отказать ему Рейн не захочет.       Не сможет.       Никогда не мог.       Рейн завороженно встал из-за стола, забыв ответить, и он уверенно поплыл в сторону приват-комнат. Даже не проверил, следует ли Рейн за ним. Только затормозил у входа, пропуская его вперёд.       Рейн остановился тоже. Невыносимо хотелось потянуться к тонкому запястью, ощутить под подушечками пульсацию хрупких сосудов. Вместо этого он поднял на незнакомца глаза.       - Как тебя зовут? – тихо спросил Рейн.       Тот медлил невыносимо долгую секунду, прежде чем ответить:       - Илринг.       Илринг. Шелестом ручья, звоном монет, лиричной песней лютни, смехом – и насмешкой – в шумном ворохе чужих голосов. Жарким исступлённым шёпотом в ночи.       Илринг.       Рейн растерянно, беспомощно кивнул и первым прошёл внутрь.       У него были хрупкие плечи и тонкая талия. У него была изящная шея и острые ключицы. Их хотелось очертить языком.       У него были гибкие плавные руки и решительный подбородок. Свободные прозрачные шальвары скорее показывали сумасшедшие ноги, чем скрывали их. Тонкий короткий топ облегал плоскую грудь, а на запястьях звенели браслеты.       Он был почти обнажён перед Рейном, и стоял так близко, смотрел так призывно, что весь клубный этикет – смотреть, но не трогать – стремительно вылетел из головы. Илринг же, казалось, не знал его вовсе.       Он придвинулся близко – слишком близко, и намеренно задевал его бёдрами. Он касался – дразнил – Рейна невесомыми пальцами, обжигая кожу обещанием ласки. Воздух между ними плавился, выгорал с каждым гипнотическим движением.       Рейн совсем не удивился, поймав свои ладони на узких бёдрах.       Илринг снова улыбнулся. Накрыл их своими. Медленно повёл бедром, прижав одну из ладоней. В другую сторону – прижав вторую. Предохранители в мозгу щёлкнули и полыхнули, не выдержав напряжения.       Потянул его к себе Рейн, или Илринг сам подался ему навстречу – понять уже было нельзя.       Он почти упал Рейну на колени, тесно прижавшись пахом. Прижавшись грудью, позволив жадно запустить пальцы в золото волос. Его губы оказались сладкими, как яблоко, жаркими, как глоток виски. Рейн не оторвался бы от них и под угрозой смерти.       Это было сумасшествием, настоящим сумасшествием: прямо в прицеле камер гладить и сжимать горячую кожу под прозрачным шёлком. Но Илринг заполошно выдыхал ему в губы. Полувздохи, полустоны – чуткие, требовательные, умоляющие продолжать, ещё, сильнее, больше. Илринг смял его плечи неожиданно сильными пальцами, рванул пуговицы под горлом, а его вставший член вжимался в собственный с ювелирной точностью, которую не могла скрыть даже ткань штанов.       Рейн хотел его – немедленно, здесь. Рейн не мог сопротивляться, когда он молил об этом каждым своим движением.       Рейн скользнул пальцем меж его влажных губ, прежде чем запустить руку в шальвары.       - Рейн, - рвано выдохнул Илринг. – Рейн.       Он всхлипнул, застонал, когда в него толкнулся палец – смазанный так плохо, чтобы было даже хорошо. Виски заломило от жара и обхватившей его тесноты; Рейн вновь впился в пьянящие губы, толкаясь глубже.       Громко, обличительно распахнулась дверь.       ..Илринг испарился. Вот он седлал его колени, изнывающий, распалённый – а вот его уже нет. Только мелькнули в дверном проёме кончики светлых кос и озадаченно ругнулся едва успевший посторониться Ник. Только горели не успевшие остыть от поцелуев губы. И ныл идиотский, болезненный стояк.       - Извини. – Ник мельком глянул вслед растворившемуся в толпе Илрингу. – Я вам помешал, да? Вас просто долго не было, а денежки-то капают.       Лицо горело тоже. Рейн вымотанно, смешанно протёр глаза ладонью.       На ней остались блёстки – мелкие, золотистые. В мерцающем свете из зала они играли и переливались жемчужным сиянием. Он весь, наверное, теперь играет и переливается: Илринг не поскупился, заставив блестеть все открытые участки своего тела. И закрытые, кажется, тоже.       Единственное свидетельство того, что всё это не было дурманным сном после лишнего коктейля.       - Ты жлоб, - устало припечатал Рейн и поднялся со стула.       ..Его звали Илринг.       Он танцевал в «BeeSting» и был похож на эльфа, сошедшего со страниц Сильмариллиона.       Это всё, что Рейн о нём знал.       Всё, что было нужно, чтобы найти его – и никогда не отпускать.