За всю свою долгую жизнь Лайнгар пересекал границы родного леса всего дважды. В первый раз — когда был ещё ребёнком, но уже лишившимся отца, а второй — будучи стражем, по поручению.
Не так Лайнгар представлял себе мир, отличный от того, где жил он сам. Детские мечты рисовали деревья в золотых пышных кронах, будто бы несущих тепло промёрзшей земле; полноводья широких рек, таящих в себе опасность и редкой красоты существ; пики заснеженных гор, которые никому не дано покорить и с которых с невиданной скоростью обрушиваются на тёмные подножия лавины смертоносного льда. Лайнгар представлял также и ветхие селения людей, и их каменные города с яркими рынками. И даже подземные гномьи залы иногда вырисовывались в юной эльфийской голове.
В реальности же всё оказалось куда проще и скучнее. Сидя в седле, Лайнгар видел вроде бы и то, что он представлял себе ранее, а всё же другое. Лишённое, может быть, налёта красочности и ожиданий.
И ведь и деревья были и золотые, и зелёные, и голые, словно обглоданные кости, и даже птицы пели на них звонко и неустанно те песни, что насвистывали им порою людские пастухи или эльфийские скитальцы. Гномы же птиц шугали и пели сами, что только им в голову ни взбродило: были сказания, были легенды, были и частушки обо всём на свете: битвах, походах, гномах, людях, эльфах — о чём ни попроси.
И реки бесновались в своих узких берегах перед детским незамутнённым взором, и полноводны они были, и чисты; на них играли блики, лёгкие, словно они не от воды отражались, а от хрусталя, запертого, Лайнгар знал, в громадных королевских сокровищницах. И плескалась в тех реках рыба, ослепляя глаза серебром крупной чешуи и окатывая странников холодными брызгами от мощного хвоста, да только на том жизнь в воде и кончалась. Разве что на берегах, заросших камышом, лягушки квакали.
И горы цепью окружали равнины, где пригибались к земле рыжие колосья и зелёная сухая трава. Горы огибали и леса, и их не трогал ни ветер, ни лютый косой дождь. Пики возвышались, прорезая небо будто бы острой иглой, и в той вышине не было ни птиц, ни даже комаров. Лавин Лайнгар не видел, заметил лишь однажды клубящийся, белый вихрь где-то вдалеке, он не двигался, но рос с необъятной скоростью, и эльф просто отвернулся, легонько сжал коленями бока лошади и поскакал вперёд, туда, где в лучах закатного солнца виднелись тусклые фигуры остальных.
Видел Лайнгар и людские селения, больше похожие на полусгнившие деревни: жизнь в них текла медленно и неохотно, люди оглядывались друг на друга и прятали вещи по карманам перешитых, наверное, уже трижды накидок. Небо там было отчего-то серее и ниже, а воздух казался грязным и густым, словно смрад нищеты и безнадёжности впитался в тесные дома и деревянные ограды. В тех местах эльф не видел ни розовощёких молодых красавиц, ни сильных юношей. Только старцы ещё бродили по пыльным, ранее, вероятно, мощёным улицам. И жизнь городов тех была ни на год длиннее жизни измученных старостью людей.
Но видел Лайнгар и другие города. Каменные, большие, устрашающие. Они были окружены высокими стенами да сотней стражей, молодых и старых, но по равному статных, молчаливых и хмурых. Из-за оград доносились весёлые визги детей, суровые окрики их матерей-торговок, цокот лошадиных копыт, стук тележных колёс и топот ног, облачённых в высокие кожаные сапоги. В небо взметались разноцветные воздушные змеи на тонких верёвках, потом исчезали и вновь появлялись, подхваченные вихрем ветра. Внутри тех городов кипела жизнь: отовсюду, куда только ни падал взгляд, были видны яркие девичьи юбки, бегали туда-сюда дети разных возрастов, размахивая палками и крапивой, проходили мимо и старухи в белых чепцах и строгих тёмных платьях до лодыжек, держа в морщинистых руках плетёные корзины, заполненные свежим хлебом или овощами. Играли на флейтах посреди городских площадей юные девушки, рядом плясали такие же: все как одна красавицы, улыбчивые, светловолосые, с косами до скрытых ситцевыми подолами бёдер. Вблизи, приплясывая и хлопая в ладоши, разгуливали прохожие. Были на этих площадях и юноши, высокие, широкоплечие, в тёмных туниках, подвязанных холщовыми ремнями или чем подороже; они стояли за наковальнями с закатанными до локтей рукавами, выделывали медвежьи и волчьи шкуры, торговали мечами да кинжалами. Дома в тех городах были крепкие, их не продували ветры и не затопляли дожди, дороги были вычищены, а по бокам засажены почти мёртвыми от пыли и засухи цветами.
И подземные гномьи залы были, конечно, но они и оставались под землёй, сокрытые от эльфийских взоров. Зато Лайнгар видел другое: больных скитальцев, с сожжёнными солнцем лицами и ослепшими глазами, чёрные степи, некогда охваченные пожарами, забытые людские кладбища, поросшие травой и дикими цветами, затянутые паутиной и слоем тёмной грязи. Видел он и брошенные, видавшие множество сражений крепости, камни которых пошли трещинами, а части стен — давно обвалились и навсегда впились острыми краями в пропитанную кровью землю.
И тихое море было, и белые парусные корабли.
***
Второй раз Лайнгар покинул великое Зеленолесье гораздо позже. К тому моменту он уже давно успел выучиться воинскому ремеслу и стал стражем королевского двора. В то время наследник — юный принц Леголас, только едва научился сидеть в седле и рвался за пределы леса, в незнакомые земли. Трандуил долго запрещал ему покидать границы, увещевал его сесть за грамоту и картографию, однако безуспешно. Характером — упрямством, настойчивостью и целеустремлённостью, Леголас пошёл в отца.
Было решено сопроводить принца до Лотлориэна, владений Галадриель и Келеброна. Те края простирались далеко от Эрин Ласгален, и Трандуил посчитал, что такое путешествие надолго отобьёт у Леголаса охоту к странствиям.
Лайнгар являлся одним из тех, кто должен был сопровождать наследника в пути, что был куда труднее того, что мог вынести эльф его возраста. Тогда стражник посчитал, что с этим заданием будет слишком много хлопот. Впрочем, он уже тогда заскучал, а потому даже не испытывал недовольства.
Когда принц уставал в пути, Лайнгар пересаживал его на свою лошадь и крепко держал за плечи. Иногда юный эльф засыпал и укладывал светлую голову стражнику на грудь. Лайнгар невольно вспоминал о том, что он был примерно того же возраста, только лишь чуть старше, что и наследник, когда в первый раз покинул дом. Ему подумалось, что принц, должно быть, был также взволнован, как и он когда-то. Вопреки его ожиданиям, Леголас совсем не доставлял проблем: он был молчалив и больше слушал рассказы других стражников, которые взяли на себя обязанность развлекать царское дитя, принц также обедал вместе со всеми и не просил ни большего, ни меньшего. Правда, всякий раз, желая спросить что-нибудь у Лайнгара: будь то интерес к провизии, местности или ближайшему привалу, Леголас сжимал в ладони тёмный длинный локон стража и дёргал за него, чтобы эльф наклонился и послушал его. Воин закатывал глаза, но молчал и всякий раз наклонял голову к наследнику, про себя надеясь, что он скоро наберётся сил и пересядет обратно к себе на лошадь.
И вот Лайнгар вновь смотрел на природу вокруг себя: деревья, всё такие же зелёные и золотые, реки — всё те же лихие полноводья, горные вершины, пики которых всё так же прорезали недосягаемое небо и исчезали в облаках. Он вновь представил, как где-то в глуши продолжает влачить своё жалкое существование одинокий людской городок, больше похожий на деревню. А может, он уже и вовсе испустил дух и давно сровнялся с землёй. Лайнгар подумал и о том, стоит ли ещё другой город, каменный, огромный, шумный. Или, быть может, и он давно ссохся и камни его истёрлись ветрами, пошли трещинами, как древние крепости, и пали? Играют ли там на флейтах юные девушки, приплясывая? Не те, каких Лайнгар видел столетия назад — они уже, ясное дело, даже не старухи, что неспешно ходили бы по рынку с корзиной в руках, их уже давно нет, а другие? Бегают ли там по площадям дети? Растут ли на дорогах цветы?
Лайнгар не знал.
***
Лотлориэн поразил Леголаса своей красотой, и он даже взял с Лайнгара обещание приехать сюда вновь вместе с ним. Страж дал его неохотно, с чётким пониманием, что, кажется, не выполнит его, но принц по-другому не отвязался бы.
Уже в конце пути, когда лес Эрин Гален стал отчётливо виден, Леголас, едва не упав, подвёл свою лошадь ближе к той, на которой ехал Лайнгар и произнёс:
— Спасибо, Лайнгар.
Эльф усмехнулся и кивнул принцу, на что тот улыбнулся.
Наследник, воодушевившись деревьями, что становились ближе и ближе, даже поехал быстрее: ему не терпелось рассказать об всём отцу и матери.
***
Позже Леголас забыл о своём обещании. По крайней мере, он ни разу напоминал о нём Лайнгару.
Впрочем, быть может, всё ещё впереди.
