АННА И ШТОЛЬМАН. КИНО И ЖИЗНЬ…

Штольман Яков Платоныч, подполковник уголовного розыска, начальник Убойного отдела, сидел в кабинете своего начальника полковника Трегубова Николая Васильевича и принимал к сведению новую информацию: — Так что, Яков Платонович, — говорил Трегубов, — подумайте, где разместите нового члена вашего коллектива. — Что ж, Николай Васильич, помощникам, особенно толковым, мы всегда рады, — так Штольман попытался прозондировать почву насчет новичка. — Толковый, не сомневайтесь, Яков Платоныч, из Москвы к нам вот определили. — Из Москвы к нам в Тверь? — удивился Яков, — это, что ж, на понижение получается?.. За какие такие грехи, интересно, — усмехнулся Штольман. — Наверное, можно сказать и так, хотя… — Трегубов подумал и спросил, — неужели Вы, переводясь к нам, тоже считали это понижением? — Я — нет, — ответил Штольман, — потому что должность и полномочия здесь у меня выше, чем были в Москве. Но обычное мнение обывателя, что из столицы в провинцию — это хуже, — с грустью рассудил Яков. — Знаете, Яков Платоныч, — ответил Трегубов, — я не любитель сплетен и Вы — тоже, насколько я понимаю. Поэтому не будем это обсуждать. Одно знаю точно, что без каких-то злопыхателей там не обошлось. Но как бы то ни было, я рад, что смог получить перевод именно к нам на службу психолога по криминалистике (а именно таковой является её официальная должность). И отдаю этого специалиста к Вам в отдел под Ваше крылышко, так сказать, — улыбнулся Трегубов. Штольман переварил информацию пару секунд потом спросил: — Так, подождите, что значит «официальная должность»?.. И её?.. Это, значит, женщина? — вообще-то, Яков не был домостроевцем и спокойно относился к женскому полу в полиции. Особенно когда он, этот пол, обитал где-нибудь в бухгалтерии, плановых отделах или, на крайняк, в приёмных начальников. А у себя в отделе не хотел и не мечтал увидеть, кроме как в качестве свидетелей. — Да, товарищ подполковник, в вашем отделе будет работать женщина, -ухмыльнулся сквозь усы Николай Васильевич, — всю информацию о Мироновой Анне Викторовне Вы можете найти в её личном деле, — постучал пальцем он по папке, лежащей перед ним. — Одно могу сказать, — продолжил начальник, — это не совсем понижение, так как Тверь — её родной город. Она возвращается домой, разве ж это плохо? Я в своё время был знаком с её отцом, хороший человек был… Так что не слушайте никакие пересуды, готовьте место и, надеюсь, раскрываемость вашего отдела станет еще выше. Вот, возьмите личное дело для ознакомления и… Вы свободны, товарищ подполковник, — улыбнулся на прощание Николай Васильевич. Штольман хмыкнул, взял папку и вышел из кабинета. — Миронова, — что-то он слышал об этой фамилии. — Конечно, психолог — дело хорошее, — идя по коридору, продолжал размышлять Штольман. Хотя по опыту работы знал наверняка, что общие и главные причины преступлений можно пересчитать по пальцам одной руки. Это деньги, страх, месть, страсть. В любой последовательности и в разных вариантах. И к гадалке не надо ходить, и к психологу обращаться… Но тем не менее, был благодарен шефу за направление психолога именно к ним. «Чем бы уж она там в Москве не проштрафилась, если и так, лишь бы моих орлов смогла мотивировать на более добросовестное и быстрое решение всех задач. Надеюсь, это будет под силу сей мадам — психологу,» — хмыкнул про себя Яков. Почему-то ему нарисовался образ довольно солидной степенной женщины в очках. Под началом Штольмана работало трое ребят. Все молодые от 25 до 35 лет. Старший следователь — начальник убойного отдела был самый зрелый и опытный среди них. Матерый волк служебного сыска. В свои 42 года Яков Платонович имел высокий рост, серого цвета стальные глаза, темные курчавые коротко стриженные волосы с чуть заметной проседью на висках, ястребиный нос, хорошо сложенную подтянутую фигуру, а также ко всему этому богатству заслужил звания, должность, благодарности от начальства, уважение от сослуживцев и кличку за глаза «Сухарь» — от коллег, и «Джентельмен-одиночка» — от женщин. Штольман имел две любви — работа в полиции и честная работа в полиции, чтобы справедливости и порядка в жизни людей и страны было как можно больше. Увы, такая любовь не добавляла в его копилку материальных благ. Его квартира была ведомственной, а машина — хоть и добротная, но не престижная. Ещё Яков имел несколько пристрастий. Чтобы его окружали качественные вещи (это касалось одежды и предметов быта), достойные уважения знакомые и красивые порядочные женщины. В идеале — одна и на всю жизнь. Но, увы, не сложилось. Он не был холостяком по убеждениям, скорее — из-за работы. Трудоголизм редко поддерживается спутницами жизни. Во всяком случае, его подруги жаловались именно на одиночество в отношениях. Он был, но как бы его и не было рядом. Штольман понимал, соглашался и…они расставались. Так как его главная любовь была на первом месте. Женщин было не так уж и много, как иногда шептались с тихой завистью у него за спиной. Просто они периодически сменяли друг друга, но задержалась дольше всех только одна. Последняя подруга Штольмана была с ним в течение двух лет. Нина Аркадьевна Нежинская, 34 лет, имела очень привлекательную внешность: невысокий рост, стройная худощавая фигура, темные волнистые волосы до плеч и карие миндалевидные глаза, которыми она умело кокетничала. Жила Нина в Москве и работала в управлении полиции, куда пару раз по долгу службы приезжал Штольман. Работала она секретарем у одного солидного чина, перебирала бумаги, печатала на компьютере и улыбалась посетителям. Это не нарушало гармонии жизненных принципов Якова. А то, что Нина была еще красива, умна, умела поддержать разговор и была утонченно женственна до самых кончиков своих наманикюреных ноготков — дало толчок к их сближению. При первом знакомстве между ними уже пробежала искра. А во второй свой приезд в управление Штольман забежал к понравившейся ему женщине, так сказать, с поклоном, а вышел от нее уже с уговором на вечернее свидание. Как это получилось, Яков даже и не понял. Обычно он долго «запрягал», но дальнейшие их отношения так быстро и бурно развивались, что он и думать перестал о начале знакомства. Нина была грациозная, яркая и очень чувственная женщина. Встречались они пару раз в месяц по выходным — Нина приезжала к Якову в Тверь. Каждая их встреча была секс-марафоном, что очень возбуждало мужчину, но когда Нина уезжала к себе, Штольман вздыхал с облегчением. Кроме секса, походу со временем их всё меньше продолжало что то связывать, как казалось Якову. Нина много болтала обо всем и обо всех, Штольман бы назвал это сплетнями, но не хотел ее обижать, поэтому терпел. Сам рассказывал мало, но всё-таки приходилось, т.к. Нина очень любила и поспрашивать о делах на работе, о людях и вообще о жизни в Твери. Об этом городе Штольман мог рассказать не так уж и много, ведь жил здесь всего года три. Переехал он сюда также из Москвы, с повышением по званию на хорошую должность, но работать в столице считалось всегда более пристижно. Но не для Якова… Куда служба призвала — туда и отправился. И пока не жалел. Нет столичных пробок и суеты, а люди по большому счету более душевные… Всё это пролетело у Штольмана в голове пока он дошел до своего кабинета. Зачем он снова вспомнил Нину, непонятно. Уже три месяца, как они расстались, и думать о ней совсем не хотелось… Одним прекрасным пятничным днем Нина позвонила Якову и намекнула, что приедет. Чтобы он ничего не планировал на выходные. Но в отделе висело дело, требующее срочной разработки. Он хотел и выходные посвятить работе, о чём сообщил подруге. Нина посетовала, пошутила, что от работы и кони дохнут, на чем они и расстались. Но суббота не задалась — все, кого хотел навестить полицейский, оказались вне зоны доступа. И вечером, в кои- то веки, Штольман взял билет до Москвы на скорый и решил сделать сюрприз подруге… Сделал… Себе… Было уже почти 10 вечера, в подьезде было темновато, когда Штольман поднялся на этаж к Нине. Тут дверь ее квартиры открылась, Яков замер на лестничном пролете. Из квартиры вышел мужчина, тут же обернулся и к его груди прижалась Нина в атласном пеньюаре. Они целовались на прощание, рука мужчины погладила грудь Нины, потом спустилась ниже и нырнула в разрез халата в районе ее паха. Нина изогнулась, прижимаясь плотнее. Но мужчина прервал поцелуй, отодвинул от себя женщину, хохотнул, тихо сказал что-то скабрёзное, на что получил шлепок по плечу, и повернулся, чтобы уйти. Штольману ничего не оставалось как подниматься дальше, ну не разворачиваться же назад, когда тебя увидели. Яков опустил голову, чтобы короткая тулья шляпы хоть немного прикрыла его лицо. И стал быстро подниматся по ступеням. Он знал этого человека, не лично конечно, но видел его в управлении Нины. Тот тоже мог знать Штольмана в лицо. Нина же быстро зашла в квартиру, заметив поднимающегося по лестнице человека. Проходя мимо, Яков почувствовал, что на него оглянулись, но быстро шагал выше. Поднявшись еще пару этажей, он остановился. Облокотившись на перила и уперев лоб в ладони, Штольман подумал, что никогда раньше не попадал в такую дурацкую и неприятную ситуацию. Нет конечно, никогда Яков не питал иллюзий на счет Нины. Зная ее страстность и чувственную натуру, учитывая их не такие уж и частые встречи, глупо было верить в ее верность. Но в глубине души хотелось… Её любовник был большой шишкой. В отличие от Якова. Но гораздо старше. «Умничка Нина, — подумал Штольман, — отлично устроилась. От каждого — по способностям. От Якова — страсть, от другого любовника — наверняка, дорогие подарки и прочие материальные блага.» Нина любила всё дорогое и престижное. — А ты — идиот, — констатировал Штольман. Ревности или зла не было в его душе. Было чувство брезгливости. Это чувство оказалось стойким. Оно держалось до сих пор. Нина после того случая позвонила на следующий вечер, когда Штольман сидел дома за столом с рюмкой коньяка. Спрашивала как дела, как будто о чем-то догадываясь. Возможно Штольман был всё-таки узнан её любовником, о чем ей и сообщил. Штольман пожелал Нине счастья, намекнув на увиденное и отключился. Получилась двоякая ситуация. Говорить, что он застал столь интимную сцену, не хотелось. Не объясняя причин, просто сказать, что расстаемся, — вроде он инициатор, а она — бедная жертва. Ну, пусть так… Только теперь уже три месяца Нина периодически звонила и писала, клянясь в любви. Грубо разговаривать с женщинами Штольман не мог — воспитание не позволяло. Приходилось терпеть или сбрасывать звонки. «Так, ну хватит! Нина и всё, что с ней связано — к черту», — мысленно послал Штольман, зайдя к себе в кабинет. Положил папку с делом на стол и включил чайник. Тут забежал его помощник, лейтенант Антон Коробейников, с которым они делили кабинет. Антон Андреевич Коробейников был молодым улыбчивым парнем лет двадцати пяти. Светло русые волосы слегка вились и были немного длиннее, чем предполагал устав. Светло-зелёные глаза всегда доброжелательно смотрели на мир. Что циника Штольмана всегда подкупало в людях, так это отзывчивость и доброжелательность. Коробейников пришел на службу в отдел немногим раньше самого Штольмана, а потом поступил под его начало. О чём ни разу не пожалел. Его непосредственный шеф был человеком строгим, требовательным, иногда мог и голос повысить, и отчитать за невнимательность, но всё это было строго по делу. А самым главным для Антона была высокая компетентность, потрясающая логика и абсолютная внимательность к мелочам, которыми обладал Штольман, и чему Антон учился каждый день, бок о бок работая с ним. — Так, Яков Платоныч, я дооформил дело Гусакова. Требуется Ваша подпись и можно к Трегубову. — Будет вам подпись… Давайте я посмотрю, — ответил ему Штольман. Чай скипел, они налили себе в стаканы и сели заняться своими делами. Тут дверь распахнулась: — Товарищ подполковник! У нас труп! — отрапортовал в проем лейтенант Ульяшин. — Машину вызывай, Антон Андреевич! , — вздохнул Штольман. — А ты, — обратился он к Ульяшину, — доктора Милтца найди, чтобы с нами поехал. Все занялись поручениями начальника. Яков глотнул чаю. Убрал все дела в сейф и они отправились на вызов.