Габриэль
Вопреки ранее сказанным словам, Жнец пришел к ученой сам. До их первого совместного вылета в составе «Talon» оставалось два дня. Разумеется, для них самих он станет не первым. И если все пойдет так, как на то рассчитывает наемник, то и не последним. Однако, у Рейеса имелись веские основания полагать, что все н е пойдет согласно плану. Его плоть теряла стабильность вопреки желанию самого мужчины: иногда он просыпался в кромешной тьме своей коморки, прибывая в «газообразном» состоянии, иногда он не спал вовсе. И каждый раз его сознание поедала назойливая мысль о том, что в какой-то момент он не сможет воплотиться обратно. Эта идея была особенно отвратительна. В последние несколько дней Габриэль не мог даже есть, так как пища вставала комом поперек горла и лезла обратно. Но несмотря на все сложности его сила только росла. Иногда мужчине казалось, что он способен существовать только на лихорадочном блеске, проступавшем на его окровавленных радужках. Или не казалось? Наемник проскальзывает в лабораторию черной тенью. В его движениях уже нет той муштры, что носила неизгладимый отпечаток на Рейесе. В движениях Жнеца больше хищного, чем военного. Его лицо скрывает мрачная маска, чем-то напоминающая человеческий череп, а пальцы венчают острые когти – очень уж странный атрибут для бывшего командира «Blackwatch». Эти когти сжимают шприц, наполненный тем самым психотропным веществом, действие которого Мойра наблюдала пятью днями ранее. – Теперь этот наркотик бесполезен, – замогильным тоном тянет Жнец, небрежно бросая препарат на лабораторный стол О'Доран, – за пару недель он способен отправить на тот свет бойца спецподразделения, но больше не способен избавить меня от этой агонии даже на пару часов.Мойра
О'Доран всё ещё держала некоторую обиду на Рейеса, который осмелился плюнуть ей в лицо и буквально раскрошить её высокомерное эго в труху своим необдуманным и жалким поступком – глупой попыткой избавить себя от боли какими–то недостойными препаратами. « О, Габриэль, ты абсолютно не понимаешь, что с тобой происходит и не понимаешь, что никакие препараты, вещества, лекарства тебе не помогут избавиться от бесконечной агонии », – в этом выступлении Мойра дирижёр и лишь она решает, когда закончится этот концерт. Ученая стоит напротив зеркала, сжимает острыми ногтями края раковины и скалится от собственных навязчивых мыслей, от саднящей боли в истерзанной руке и от какого–то внутреннего раздражения, которое нарастало с неумолимой силой – это пугало и вызывало неподдельный интерес гениального разума. Её тело покрывается лёгкой испариной, а вены на висках начинают пульсировать в такт сердцебиению, пока от кожи не начинает источать густая пепельно–фиолетовая дымка – та самая, в которой она обычно скрывается на поле боя. Жнец не имеет ни малейшего понятия, что в ней то же вещество, что и в нём, но в минимальном количестве, поэтому она может спокойно существовать без бесконечной агонии и боли. Костюм готов и одобрен. Его испытания прошли успешно. Теперь она не будет жаловаться на этот чертов берет, который столько времени пришлось носить в «Blackwatch». О'Доран сидела за своим рабочим местом, держа правую руку на специальной подставке и томительно долго и аккуратно вводя густую жидкость из шприца в набухшие вены, тщательно контролируя этот процесс. Вот только неожиданное появление Рейеса заставило её руку дрогнуть и уронить шприц, который благополучно закатился под стол, вызвав лишь очередную порцию раздражения внутри О'Доран – его она не покажет, молчаливо подняв взгляд сначала на препарат на столе, а затем на Жнеца. – Неужели понял, что тебе никто больше не поможет, кроме меня, Габриэль? – спокойным тоном начинает Мойра и поднимается со своего места, беря в руку шприц с неизвестным препаратом и грозно нависая над Рейесом. Пусть он и пытался казаться устрашающим в новом облачении, но Мойра прекрасно знает, что за лицо скрывается под этой маской, поэтому она приближается непростительно близко к ней и тянет губы в самодовольном оскале. – Если я ещё раз увижу нечто... – она сжимает шприц в нездоровой руке до характерного хруста стекла –... подобное в своей лаборатории, я сделаю всё, чтобы ты никогда не испытывал облегчения от своей жизни, Габриэль, – она быстро успокаивается и кидает шприц в мусорку прицельным броском.Габриэль
Жнец застал Мойру за чем-то действительно важным. За чем-то подобным он видел ее еще при жизни, но в то время он не придавал этому значения. «Очередная выходка безумной ученой», – пренебрежительно размышлял тогда Рейес, оставляя за спиной лабораторию О'Доран. В конце концов, полностью вменяемых агентов у него в «Blackwatch» не было. Все как на подбор: психи, бывшие преступники и травмированные личности. Но О'Доран сильно отличалась даже от отобранных командиром психопатов. Она была психопатом с амбициями. Габриэль понял это слишком поздно. Рельсы шли под уклон, но тормоза были уже не в его руках. Теперь он сомневался, есть ли хотя бы эти самые рельсы. Наемник провожает укатывающийся под стол шприц взглядом. Какое именно вещество тот содержал? Стимулятор? Обезболивающее? Очередной наркотик? Мужчина не успевает ухватиться за мысли о загадочном содержимом, так как перед ним вырастает долговязый силуэт ученой. Несмотря на всю нелепость ситуации, та выглядит спокойной. Даже слишком спокойной. Жнец знал, какая буря могла скрываться за этим ледяным спокойствием. Он отступает слегка назад и приподнимает голову вверх, чтобы не упускать лицо крайне высокой женщины из поля зрения. Очерченное вспухшими венами фиолетового оттенка, оно было прекрасно и опасно одновременно. – Также, как никто не захочет иметь дело с настолько безумной женщиной, – парирует Жнец, – без меня твои исследования обречены. Слабый контраргумент. Мужчина понимает это и сам. Совет «Talon» уже успел оценить исследования О'Доран по достоинству. Этому поспособствовал лично Рейес, блестяще проведя несколько одиночных операций. И теперь он мог оказаться на обочине истории: без средств к осуществлению своих целей, без обезболивающего, без будущих планов. Одно только желание доктора. Это раздражает, только усиливая возобновляющуюся боль. – Я учту это, – глухо обещает Жнец, отворачиваясь от нависшего над ним оскала, – но и ты учти, что успех будущей операции зависит от того, насколько стабильно м о е тело.Мойра
О'Доран глухо утробно смеётся на слова Жнеца. И как ему хватило наглости утверждать, что без него её исследования обречены на провал – наивность бывшего командира вызывала лишь усмешку. Её оскал выглядит опасно и даже жутко, ведь Габриэль самолично подлил масла в огонь и потянул за рычаг, который ни в коем случае нельзя было трогать. Мойра озлоблена. Она доходит до пика своего негодования, которое в ту же минуту будет обрушено на заносчивого солдата. Она сжимает нездоровой рукой края его амуниции возле шеи, рывком толкает его на лабораторный стол, не забыв выставить ногу, чтобы он об нее споткнулся и налетел на вышеупомянутый стол – послышался шум падения колб, документов и скрип несчастной мебели под весом Рейеса. – Ты наивно полагаешь, что без тебя я ничего не смогу, Габриэль? – ее тонкие ледяные пальцы укладываются на шею мужчины, сжимают её и впиваются острыми коготками в смуглую кожу, в напряжённые мышцы. – Т ы всего лишь способ реализации моего умственного потенциала. Таких, как ты, я сделаю ещё сотню, нет, тысячу! Даже если ты умрёшь, я не буду скучать. Это лишь даст повод работать над своими проектами лучше, – она рокочет агрессивно и буквально вжимает Рейеса в стол, выжигая на нем отметины собственным озлобленным и немного ненормальным взглядом. О'Доран из тех учёных, которым плевать на все нормы, плевать на незримую мораль – если из тысячи мертвых лабораторных крыс останется одна живая, то она посчитает, что эксперимент был удачным. Она из тех, кому плевать на такие нюансы, как побочные эффекты. Габриэль невыносимо прав – она амбициозная психопатка, которую теперь ничто не остановит, ведь ее самомнение упёрлось в потолок ещё пару лет назад, возвысив её до настоящего Бога. Она выше самой жизни, она выше самой смерти. Ученая убирает руку с его шеи, скользит ладонью вдоль амуниции, сжимает чужое плечо и давит самодовольный оскал, всё так же безумно глядя на лежащего мужчину. – Совет будет в восторге от моей работы. Твоя задача – не подвести меня, Габриэль, – и с этими словами она тянется на верхнюю полку, всё ещё не позволяя командиру подняться, и цепочки пальцами маленькую ампулу с одной лишь подписью «GR». – Когда ты в прошлый раз выбросил шприц, я взяла несколько оставшихся капель для анализа, – О'Доран не скрывает, что ей пришлось порыться в собственной мусорке ради такого, ведь результат должен был превзойти все ее ожидания. – Одна ампула поможет контролировать тело лучше и избавит от боли, но лишь на пару часов. Подопытные кролики хорошо отреагировали на препарат, а ты должен ещё лучше, – отстраняется от мужчины и крутит пальцами ампулу, намекая на то, что ввести препарат он сможет и сам. Осталось лишь оценить его ответ на введение вещества.Габриэль
В такие моменты Мойра похожа скорее на стихийное бедствие, чем на одну из ведущих ученых биоинженерной области: на один из тех ураганов, что приходит из ниоткуда и уходит в никуда, перед этим стерев с лица земли скромный городок. И она определенно не так далека от того, чтобы таким же образом стереть Рейеса. Мужчина не ожидал такой реакции. По мнению закаленного военного он был еще достаточно вежлив, чтобы не вызвать приступ ярости. Хотя бы не обозвал доктора «сукой» или «поехавшей шлюхой», не приложил ее об стол или не провел один из тех приемов, после которых даже двухметровые верзилы долго не могли подняться на ноги. Однако, теперь он сам был прижат к столу впавшей в ярость ученой, чью физическую силу Габриэль явно недооценивал. Вот незадача. Наемник обхватывает руку, которая столь нещадно прижимает его к лабораторному столу. А ведь так недавно О'Доран беспокоилась за свое оборудование. Ее когти впиваются в шею, сдавливая рефлекторно напрягшиеся мышцы. Они терзают грубую кожу, но Жнец может лишь беспомощно висеть на кромке стола, глухо рыча от боли и еще больше от унижения. Какая-то ученая загнала его в угол. Если бы здесь был Моррисон, он бы посмеялся. Что дальше? Ангела бросит сурового Рейеса на прогиб? Его пальцы сжимают кисти Мойры, силясь отодрать их от горла, но свобода наступает только тогда, когда этого хочет доктор. Жнец глухо втягивает воздух сквозь обнажившийся под маской оскал. Шея горит, словно облитая напалмом. Мужчина обхватывает ее когтями, лишь сильнее раздирая, но эта боль лучше той, что причинила О'Доран – она с ним хотя бы постоянно. Он не торопится отвечать на самодовольные реплики собеседницы. Это лишено смысла, так как последняя прибывала на пике своего сумасшествия. Наполненные чистым безумием глаза Мойры запомнятся ему надолго. Возможно, они будут приходит во снах. В промежутках между бесконечной тьмой и вспышками боли, похожими на взрыв в штаб-квартире «Overwatch». Наемник возвращает себе утраченное минутой ранее равновесие, распрямляясь перед Мойрой во весь рост. Даже в таком положении он ниже нее на полголовы, но сейчас Рейес думает о другом. Он впервые, с момента своей смерти, видит выбор. Видит также ясно, как перед основанием «Blackwatch». Его когти ложатся на рукояти дробовиков. Один выстрел и с этими безумными экспериментами будет покончено. Еще один на себя, чтобы не жить в этой бесконечной агонии. Уйдет почти героем, как и мечтал когда-то. Когти оглаживают безупречно отполированные рукояти, задерживаясь на спусковых крючках. Это поглаживание отзывается в гниющей душе Жнеца приятнее, чем поглаживание очередной проститутки по члену Габриэля. Мысль об убийстве О'Доран была чертовски притягательна. И все же… Жнец отрывает когти от рукоятей дробовика и обхватывает ампулу, что слишком уж задержалась в ноготках Мойры. Он по-хозяйски тянет ее на себя, чтобы затем осмотреть в собственных когтях. Как-будто в них она могла заиграть новыми красками. Однако, в сосуде со скромной маркировкой GR с виду не было ничего примечательного. В отличие от содержания. Одна только мысль о временном избавлении от страданий успокаивает наемника, возвращая ему холодность рассудка. – Достаточно, – лишь бросает Жнец, пряча ампулу в разгрузку на ремне.