Пламя к пламени

      Ледяные капли бьют по плечам, заставляя поежиться и разом ощутить на себе все прелести возвращения полноценного земной оболочки, да еще и будучи в одной сорочке. Да уж, в призрачной форме было несколько попроще: холод не ощущался вообще, только влага — физически. Сейчас же тело начинает бить дрожь, и Джин даже не сразу вспоминает о согревающей силе Феникса. Просто стоит на месте, обняв себя за плечи, дрожа и приходя в себя, пока не чувствует, как сильные руки прижимают ее к себе, а сверху накидывают тяжелый мокрый плащ.       Логан. Спрашивает, в порядке ли она.       Джин торопливо и почти на автомате кивает, не обращая внимания, что мокрые пряди лезут в глаза от резких движений. Да-да-да, я в порядке, в порядке, только это все неважно, главное — в порядке ты.       Кажется, эту фразу — сбивчиво, горячим шепотом, уткнувшись в его ключицу, она произносит уже вслух, пока Логан, легко подхватив ее на руки, заносит обратно в номер. Дверь балкона, закрывшись, оглушительно хлопает. И от этого окрыляет осознанием: они здесь, они живы, они в безопасности, они вместе.       — Логан, прости-прости-прости, прости меня…       Договорить он ей не дает: целует сразу же, как ставит на пол, — так бережно-жадно-нежно, будто самую хрупкую в целой вселенной драгоценность. Самозабвенно зарывается пальцами в ее длинные волосы, притягивая к себе за затылок, ласкает плечи под кожей плаща, что незамедлительно падает на пол, повинуясь телекинезу Джин. А может, и движениям Логана: Джин уже ничего не соображает, только впитывает порывисто-нежные касания грубых пальцев на боках, бедрах, слышит отчаянный стон губы в губы, от которого внизу живота скручивается огненная спираль. Логан точно боится, что все это сон — и она исчезнет, испарится, как делала уже, пока не могла убедиться, что же она хочет: жить, умереть окончательно или так и остаться призрачной странницей между двух миров, приходящей на зов одного-единственного мужчины.       Ну уж нет. Не в этот чертов раз.       Ухо улавливает знакомый металлический щелчок. Как завороженная, Джин замирает, не в силах отвести взгляд от блестящих в лунном свете адамантиевых когтей, сверкнувших прямо у ее плеча. Раз-два — коготь аккуратно поддевает намокшую бретельку, находясь буквально в считанных миллиметрах от ее кожи. Три-четыре — жалкая ткань поддается напору смертоносного оружия и комбинация соскальзывает с одного ее плеча. Через пару мгновений — с другого. Сползает на пол, и Джин задыхается от того, как завороженно Логан оглаживает опьяневше-шальным взглядом каждую частичку открывающегося ему тела.       — Не испугалась?       — С чего бы, мой ласковый и нежный зверь?       Его поцелуи — это нечто. Горячие сухие губы скользят по коже, накрывают сосок, пока ладонь сминает второе полушарие, выбивая под веками искры. Когда Логан успевает отнести ее на кровать и нависнуть сверху — Джин так и не понимает. Да и нужно ли, когда намного легче отвечать на ласки телом: прижиматься сильнее, стонать, выгибаться, оглаживать сильные широкие плечи и грудь, чувствуя, как мышцы перекатываются под пальцами, а Логан издает в ответ нечто среднее между рычанием и скулением. Больше никогда, никогда в жизни она не уйдет. Видеть вместо сияющих любовью, желанием и нежностью глаз тоскливые омуты слишком невыносимо. Больше ни за что и никогда она не даст ему повода для скорби, слез, сожалений и ненависти к себе.       Логан входит в нее одним плавным движением — Джин издает полустон-полукрик, заканчивающийся почти что всхлипом, когда он замирает в ней. Так приятно, Господи. Все тело накрывает эйфория и, кажется, ему даже не нужно двигаться, чтобы довести ее, но при первом толчке становится еще лучше. Будто пламя скользит по венам и под кожей, все сильнее-сильнее-сильнее… Он, зажмурившись, шепчет: «Люблю». И она отвечает.