В небесном пепле

Юго-восточная Англия, 1455 год     К концу весны счет склонялся в пользу Азирафаэля, а уязвленное самолюбие Кроули к оценке “неприятно, но терпимо”. И Йорки, и Ланкастеры готовились рвать и метать. Отзвуки тихой придворной борьбы становились все громче.      Поначалу счет в их ангело-демонической (или Йорко-Ланкастерской) партии вел Кроули. Его Йорки лидировали по всем позициям. Пусть в октябре королева и разрешилась от бремени, произведя на свет долгожданного мальчика, тотчас нареченного Эдуардом, зато Йорк получил вожделенное приглашение в Большой совет, несмотря на все попытки фаворита Ее Величества Эдмунда Бофорта его исключить. Еще одна, более крупная победа была одержана герцогом в конце марта 1454-го. Так как Генрих продолжал оставаться психически нездоровым, Йорк добился звания регента короля, и новоявленный лорд-протектор Англии вступил в свои права.     С возвышением герцога Ричарда Йоркского удары посыпались на сторонников Ланкастеров. Первой жертвой пал, само собой, пресловутый Бофорт, которого по указу Йорка заключили в Тауэр. Королева, присмиревшая после рождения сына, вновь оскалила зубы.     Едва ли Кроули мог приписать к своим заслугам хотя бы треть из того, что произошло. Однако события развивались в том направлении, которое он одобрял и был готов поддержать, если возникнет необходимость.     Ему нравилось раззадоривать покровительствовавшего Ланкастерам Азирафаэля. Это была своеобразная личная месть за годы волнения и тоски, изгрызших сознание Кроули до зияющих дыр. Нельзя просто так исчезнуть на четверть века, а потом взять и вернуться, ничего толком не объяснив. Впрочем, Кроули неволей задумывался о том, что “странствия” Ангела могли таить в себе нечто… сокровенное. Такое глубинное, что Азирафаэль не сумел поделиться им с единственным в мире существом, которое, стоит признать, не отличалось терпением, но терпеливо ждало Ангела каждый-чертов-год…      На этой мысли Кроули обычно себя останавливал и срочно начинал придумывать, чем бы еще позлить фракцию Ланкастеров.     Пришло время, и он доигрался.      Азирафаэль решил пойти с козырей. Кроули и представить себе не мог настолько наглого и одновременно гениального хода.      В рождественскую ночь 1454-го король Генрих Шестой неожиданно для целой страны пришел в себя. И все перевернулось с ног на голову.     Очевидно, Ангел выпросил разрешение на ТАКОЕ чудо у начальства. Кроули даже было любопытно, как именно Азирафаэль убедил Гавриила, что подобное можно провернуть в пятнадцатом веке без божественной огласки. Тем не менее Ангел ухитрился сделать и это.    Итак, Генрих (номинально, но все же) вернулся в игру. Теперь поражения неминуемо подбирались к оппозиции. Лорда-протектора Йорка отправили в отставку – какой регент при здоровом короле?.. Эдмунда Бофорта, к великому счастью королевы, выпустили из Тауэра. Йорк и его сторонники оказались перед лицом угрозы: Маргарита Анжуйская прощать врагов не умела, но умела мстить, жестоко и беспощадно.      Поэтому Йорк, взяв с собой самых влиятельных лордов вроде Солсбери и Уорика, не раздумывая бежал на север страны.      Кроули последовал за ним.     Союзники герцога собрали и вооружили армию так быстро, что уже в мае Йорк повел войско на юго-восток по Большой Северной дороге.     Игра нравилась Кроули все меньше.     Йорк отправил письмо королю, в котором писал, что организовал сей поход исключительно в целях самозащиты.      Генрих в ответ любезно выдвинул свою армию ему навстречу.      Милое местечко Сент-Олбанс имело все шансы превратиться в поле битвы.      Кроули попробовал вмешаться. Он связался бы с Азирафаэлем, но Ангел остался в замке вместе с Маргаритой и повлиять на короля оттуда не мог. Тогда Кроули предпринял попытку оттянуть сражение. Он убедил Йорка обойтись малой кровью, и тот потребовал у Генриха лишь одного Бофорта. Король воинственно отказался и вдобавок пообещал, что изменники будут “повешены, казнены и четвертованы”.     Битва разгорелась без промедлений. Люди устали вести придворную войну и занялись настоящей с остервенением диких зверей.     Сент-Олбанс, милое местечко, за несколько часов перестало быть таковым…     Погибло не так уж и много, вряд ли набралось бы хоть шесть десятков человек. Но то был свет аристократии. Потомки королей.     Среди других убитых лежал фаворит королевы – Эдмунд Бофорт. Генриха взяли в плен.      В Сент-Олбансе пролилась первая кровь, когда Йорк выиграл начальную битву. Счет снова сместился в пользу Кроули, но он больше не хотел считать.     А в Лондоне, рядом с Азирафаэлем, рыдала безутешная королева Маргарита Анжуйская. И обещала мстить.       Спустя пару дней к столице неспешно двигалась триумфальная процессия. Йорк въезжал в Лондон победителем. Спина его была гордо выпрямлена, плечи расправлены. На металле доспехов красовалось ожерелье с подвеской льва – символом династии Йорков. Побежденный Генрих Шестой сидел на коне, понурив голову, и смотрел в землю. Впереди него ехал граф Уорик, наглядно демонстрируя народу королевский меч.      А с востока все быстрее приближались плотные грозовые тучи. Раскаты грома сотрясали небо подобно выстрелам пушек. Воздух был сухим и накаленным. И предвещал скорую бурю.       На одной из городских стен стоял Ангел. Жесткий ветер безжалостно трепал его белые взлохмаченные кудри. Азирафаэль задумчиво взирал вниз: на кричащую толпу, на всадников, на опущенный меч короля.    – Шутка не очень удалась, да?     Кроули подкрался, как всегда, незаметно. Когда-то они уже встречались так. Очень давно. Почти пять с половиной тысяч лет назад. Но Азирафаэль помнил тот день. Он помнил Адама, помнил Еву. Помнил первого убитого льва. И дождь. И Кроули.    – Совсем не удалась, – согласился Азирафаэль. И посмотрел на него.     Тогда Кроули тоже подошел слишком близко к извечному врагу. Настолько близко, что его легко можно было укрыть крылом от дождя.      Память Азирафаэля угодливо изобразила ему Кроули в день изгнания людей из Эдема. В ту их встречу рыжеволосый демон выглядел озадаченным и встревоженным, но настроенным довольно оптимистично. Сейчас же он казался Азирафаэлю скорее печальным.    – Я этого не хотел, – голос Кроули звучал сипло.    – Я знаю.     Азирафаэль разглядел на черном атласном камзоле Кроули пришитую эмблему. Белая роза. Естественно. Как иначе? Азирафаэль нахмурился и добавил:    – Однако едва ли это способно что-то исправить.    – Мы способны исправить, ангел.     Азирафаэль покачал головой, неужели Кроули серьезно?..     – Ты действительно веришь, что все происходящее можно остановить? Ты? Кто прожил среди них тысячи лет!     Кроули открыл было рот, чтобы ответить, но тут…    – УРА! – прогремел прямо под ними грубый мужской голос. Судя по интонациям, его обладатель успел нехило напиться в кабаке. – Да здравствует герцог Йорк!    – Что ты орёшь, дурень? – визгливо прозвучал другой голос, женский. – Здесь же едет король. А ты кричишь, старый балбес, прославляя его врага!     – Много ты понимаешь, женщина…     – О… Уж я-то понимаю! Пришел домой, пьяная свинья, да еще беду на семью накликаешь! Так и знай: когда окажешься за решеткой, просить за тебя я не стану. Мне детей кормить надо. В дом зайди, дурень, в дом!     Послышалась возня, глухой удар, но вскоре шум под стенами стих. Очевидно, хозяйке все же удалось увести мужа с улицы от греха подальше.    – А почему нет? – Кроули вернулся к разговору.     Похоже, что минутная передышка дала ему время сосредоточиться: аргументы Кроули посыпались как из рога изобилия.     – Азирафаэль, послушай, – он заговорил быстрее, – Йорк уже перебесился. Со дня на день он опять сделает себя регентом и на этом угомонится. Бофорт мертв, Йорку незачем затевать войну, – видя, что его доводы впечатления на Азирафаэля не произвели, Кроули зашел с другого конца: – Если дело в том, кому достанется престол, то можешь расслабиться. Я сумею убедить Йорка, что регентство – предел его мечтаний. Отбирать корону у крошки Эдуарда он не захочет… Ну, то есть захочет, конечно, но не станет!     Азирафаэль мрачно (насколько это было возможно для его мимики) ухмыльнулся.     – Ты списал со счетов короля и совсем забыл про королеву. Маргарита до сих пор в игре, Кроули. Она не простит гибели Бофорта. Месть и сын – теперь единственное, чем она живет.      В проеме между улочками показалась процессия Йорка. Чем короче становилась дорога к замку, тем быстрее редела сопровождающяя его толпа зевак-почитателей. Народная молва гласила: от королевы можно ждать чего угодно, вплоть до того, что она прикажет выкатить пушки и будет палить по Йорку, пока тот не падет ниц перед Его Величеством. Вот почему люди отсеивались – никто не желал ненароком попасть под горячую руку.     – Это, – Азирафаэль указал на процессию, – лишь начало. Маховик войны раскрутился, и нам его не остановить.     Кроули фыркнул.     – Да будет тебе, Ангел! Что за трагический пафос? Повлияй как-нибудь на свою Маргариту…    – Разве что словами.      Кроули недоуменно поднял брови. Азирафаэль с досадным видом пояснил:    – Гавриил после Рождества тщательно следит за чудесами, которые выпадают на долю Ланкастеров. У меня поставлен жесткий лимит.      Азирафаэль вздохнул и в очередной раз подумал, что с выздоровлением Генриха он, пожалуй, переборщил. Король что в сознании, что в бреду был одинаково бессилен. С другой стороны, Йорк на время отдалился от трона.    – Но ты…    – Отныне я могу только наблюдать, – строго отрезал Азирафаэль. – Гавриил и другие убеждены, что у Ланкастеров хватит сил победить самостоятельно.    – И поубивать кучу народу заодно, – едко прибавил Кроули. – Хотя, знаешь, чему я удивляюсь? Ваши всегда были мастерами в том, чтобы свято оправдывать людские жертвы.     Азирафаэль дернулся на этой фразе. Кинул торопливый взгляд в небо. Кроули выжидающе уставился на него, предполагая, что Азирафаэль, как обычно, станет оправдывать начальство. Однако тот молчал.    – Мне надо вернуться к Маргарите, пока она не вытворила… ужасного, – наконец произнес он. – Я буду сдерживать ее сколько смогу, – Азирафаэль закивал самому себе, как будто на что-то решаясь. – Да, сколько смогу…     Прогремел гром, ветер яростно хлестнул их по щекам.    – Не стой здесь долго, Кроули. Ливень обещает быть сильным.     Кроули застыл с каким-то нечитаемым выражением лица. Азирафаэль заглянул бы ему в глаза, но вездесущие очки надежно скрывали змеиные зрачки.     – Не переживай за меня, Ангел, я не промокну.     Голос Кроули был нежным, бархатным. Он много лет не слышал от него такой. Губы Азирафаэля чуть приподнялись в улыбке. Тоже первой за долгое время.     «Не переживай за меня», – прокручивал в голове Азирафаэль, спускаясь со стены. Да разве он переживает? С чего бы? Они ведь даже не друзья…      «Не ты ли укрыл его крылом от того дождя?» – напомнил внутренний голосок. Этот голосок почему-то говорил вкрадчиво-искушающе, как умел один Кроули.      Кроули. Неужели у Азирафаэля на Земле и во всей Вселенной есть кто-то ближе? Ни с кем его не связывало столько воспоминаний, столько разговоров, столько улыбок. Кроули. Как жаль, что они вновь на разных сторонах!      «И будете до самого Судного дня!» – опять вставил свое слово голосок. Однако в этот раз по звучанию он, как назло, напоминал Гавриила.    Лондон, 3 года спустя, март       Принц Эдуард протяжно зевнул. Он сидел, подперев голову рукой, за высоким столом в комнате для занятий и в двенадцатый раз перечитывал третью строчку десятой страницы «Кентерберийских рассказов». Это была взрослая книга, не предназначенная для чтения детям, именно поэтому выбор принца пал на нее.      Было скучно.     Вообще-то, ему скоро пойдет шестой год, а в таком возрасте зевать где бы то ни было, кроме спальни, принцу не разрешалось. Особенно в присутствии лордов и леди. Но сейчас все окружение Эдуарда составлял лишь один наставник, его любимый наставник, который в отличие от многих других воспитателей и учителей не делал ему замечаний из-за пустяков подобных зевоте. Он мог недовольно вздохнуть, когда мальчик забывал о вежливости, или пожурить за очень неприятную шалость.      Этот наставник никогда не говорил: «Вы принц и на вас смотрит целое королевство, ведите себя соответственно, чтобы не огорчать вашу королеву-мать» и все в таком духе. Нет, сэр Азирафаэль – как звали наставника* – рассказывал о добре и зле, о том, что мир среди людей есть самое важное, о том, что подданным, даже к самым нищим и оборванным, следует относиться с терпением и уважением. *Маленьким Эдуард, неспособный произнести правильно столь сложное имя, вечно его коверкал – и сэр Азирафаэль ни разу не обижался.     Он знал столько историй! Эдуард обожал слушать сэра Азирафаэля, и порой сидел с ним по несколько часов. Истории наставника всегда оказывались очень увлекательными, словно он лично их видел и непосредственно участвовал в каждой. Одних рассказов сэра Азирафаэля было достаточно, чтобы завоевать любовь Эдуарда.     А еще его мать считала сэра Азирафаэля своим другом. То было первое и главнейшее правило, которое Эдуард усвоил, едва научившись ходить. Друзья королевы – это его друзья, враги королевы… Да, его враги. Сколько сэр Азирафаэль ни твердил о мире и благополучии, переломить авторитет матери Эдуарда было выше его сил.    – Почему День Любви так называется? – спросил заскучавший Эдуард.      Читать ему не хотелось совершенно, а вот попытка разговорить наставника казалась хорошей идеей.      Сэр Азирафаэль отвлекся от книг и бумаг, которые беспорядочно перебирал в каком-то нервном напряжении.    – Потому что в этот день – я имею в виду сегодня – все пытаются достичь согласия и взаимопонимания, – назидательно ответил он. – Те, кого разлучила ссора, протягивают обидчику руку дружбы, стараются оставить позади былые невзгоды и учатся проявлять любовь к бывшему врагу. Невероятно важный день, мой дорогой принц!     Сэр Азирафаэль говорил даже с большим выражением серьезности, чем обычно. Однако Эдуарда его слова развеселили.    – Вряд ли День Любви заставит матушку и герцога Йорка помириться, они же ненавидят друг друга.     Эдуарду это представлялось настолько очевидным, что он поражался, как его наставник, невероятно умный и начитанный, не осознавал такой простой истины.     Сэр Азирафаэль недовольно покачал головой.    – Сегодня Ее Величество пойдет с герцогом Йорком по городу за руку, дабы доказать остальным, что вражда между ними окончена.     – Но матушка все равно продолжит его ненавидеть, – возразил принц, почесав нос. – По-моему, это бесполезный день.    – Что любопытного вы прочли в книге, Ваше Высочество?      Похоже, сэр Азирафаэль не был настроен на разговоры. Эдуард с сожалением воззрился на страницы и понял, что от невнимательности потерял строчку, которую читал*.    – Э-э-э… пока что… – начал принц.    – Вот потому я и советую вам вернуться к чтению. *Наверное, принц догадался бы о причине столь острой реакции наставника, если бы знал, как много усердий Азирафаэль и Кроули приложили к тому, чтобы примирить фракции Ланкастеров и Йорков хотя бы внешне, и как нелегко им было организовать пресловутый День Любви.     Какое-то время Эдуард сидел молча, украдкой посматривая на наставника. Тот тоже держал перед собой книгу и тоже притворялся, что читает ее. Но куда чаще сэр Азирафаэль бросал быстрые взгляды в окно, внимательно что-то высматривая. Или кого-то.      Последние недели принц находился под впечатлением от романтической истории короля Артура и леди Гвиневры и был убежден, что наставник, как и герой его рассказов, имеет некую даму сердца. По удивительной причине сэр Азирафаэль не намеревался завоевывать расположение красавицы и даже никогда не упоминал ее имени. Однако она точно была. Эдуард не раз видел, как наставник получал короткие записки и отвечал на них с поспешностью, свидетельствовавшей о крайней степени его волнения. Кому, как не тайной возлюбленной, сэр Азирафаэль писал?      Но почему же имя незнакомой леди хранилось в секрете?     Воображение принца рисовало ему даму необычайной красоты. В придуманных Эдуардом картинах она либо была бедна, что не давало ей права появляться в обществе, либо находилась в плену у изверга мужа, который ревностно охранял ее, либо – и тут воображение мальчика неслось с бешеной скоростью – принадлежала к числу противников его матери… Да, ну и история! У сэра Азирафаэля определенно существует роковая любовь. И убежденность в этом Эдуарда только добавляла наставнику уважения в глазах принца.    – Сэр Азирафаэль, – не вытерпел он, – а вы поведете кого-нибудь из Йорков за руку сегодня? В знак примирения, то есть…     Слова Эдуарда достигли цели. Наставник прекратил высматривать в окне свою возлюбленную и растеряно переспросил:    – В знак примирения?    – Ну да, – с готовностью подтвердил Эдуард.     Сэр Азирафаэль редко казался таким застигнутым врасплох. И, по предчувствию Эдуарда, если сейчас как следует надавить, мучавшая его тайна будет раскрыта!    – Примирения с… другой стороной, – уточнил мальчик. – Для этого вы обязательно должны пойти с кем-нибудь!     Глаза сэра Азирафаэля округлились от удивления.      «Сейчас, – подумал Эдуард, – сейчас он скажет!»    – Полагаю, мне следует кое с кем…     В дверь настойчиво постучали.    – Ваше Высочество! – раздался громкий голос камердинера его матери, француза Луи. – Ее Величество просила вас переодеться к празднику: он совсем скоро!     Эдуард издал звук, выражавший нечто среднее между сожалением и злостью.      Какой был шанс! Возможно, единственный шанс… А теперь и тот упущен!     – Да, – сэр Азирафаэль, видимо, пришел в себя. – Его Высочеству самое время пойти к себе переодеться.    – Нет-нет, – Луи впорхнул в комнату и засуетился вокруг принца, небрежно отодвинув лежащие на столе книги. – Все для примерки я взял с собой – в замке настоящий agitation! Нигде не протолкнуться даже нам. А вы, сэр Азирафаэль, хитрец какой, укрылись в своей коморке и сидите в тишине. Уж будьте любезны, mon cher, потеснитесь! Нам с Его Высочеством нужно место больше, чем вам.     Эдуард мог поставить, что угодно – сэр Азирафаэль любезным быть не хотел и делиться загруженной книгами комнатой тоже. Но природная вежливость, с которой он, очевидно, родился на свет, не позволяла ему выпроводить француза вместе с гардеробом принца.    – В таком случае я…     Сэр Азирафаэль запнулся. Эдуард заметил, как взгляд его прицепился к окну.      Она пришла! Его загадочная возлюбленная здесь!     Эдуард нетерпеливо дернул локтем, и Луи, поправлявший атласную ткань на его руке, цокнул языком:    – Ваше Высочество, прошу вас, аккуратнее…    – В таком случае я подожду в коридоре! – выпалил сэр Азирафаэль и в ту же секунду скрылся за дверью.      Луи верещал без умолку, Эдуард чуть ли не скрипел зубами от бессилия. Ключ к тайне наставника всего в паре шагов, а он стоит в куче тряпок, готовясь к глупому торжеству, и ничего не может узнать. Что за несправедливость?!.    – Проденьте руку сюда, Ваше Высочество. Осторожнее, пожалуйста!     И какой же жутко надоедливый Луи!..     – Ну вот, нарамник придется подшивать…      …Все испортил и даже этого не понимает!..    – Снимите его, Ваше Высочество, и подождите пять минуточек.     Теперь еще ждать…Что? Ждать?      Проворный принц сориентировался в мгновение ока.     – Я скоро, Луи! – крикнул Эдуард и вылетел из комнаты для занятий, пока его не успели остановить.     В коридоре было пусто. Странно. Прежде чем задать себе вопрос, не колдун ли сэр Азирафаэль, подобно великому Мерлину, и не способен ли он испаряться в пространстве, Эдуард решил прокрасться до конца коридора. Так поступить разумнее.      И, действительно, чем ближе Эдуард подкрадывался к дальнему углу, тем отчетливее слышались голоса. Один принадлежал наставнику, в том не было никаких сомнений, его голос Эдуард узнал бы из тысячи. Другой же был неестественно шипящим, хотя и приятным, обволакивающим. И вовсе не женским.     Эдуард придвинулся к самому краю коридора, не решаясь выглянуть за угол. Он прислушался.    – …и не было нужды так горячиться.    – Горячиться? Ангел, ты хоть представляешь, чего мне стоило заставить Йорка и его братию выплатить компенсации ланкастерцам? Да еще в таком размере?    – Но их можно понять! Многие потеряли в Сент-Олбансе отцов и сыновей.    – И потеряют еще, если Маргарита не уймет свои прихоти.    – Кроули, я разделяю твои опасения, но ручаюсь, что сегодня все пройдет благополучно.     – Очень хотелось бы, Ангел. Мы убили уйму сил на проклятый День Любви! Я не трудился так со времен короля Артура!    – Ты был Черным рыцарем.    – Ага, страшно неудобные доспехи.    – И лошади.    – Лошади неудобны во все времена, Азирафаэль. Благословлен будет тот день, когда этим кобылам придумают замену.    – Благословлен?    – Ты меня понял.     Судя по молчанию, сэр Азирафаэль понял. А вот Эдуард похвастать этим не мог.     Во-первых, ему было нестерпимо обидно! Образ изысканной леди с вуалью, что влюбила в себя сэра Азирафаэля, рассыпался в пух и прах. И никаких тебе разговоров о чувствах и подвигах, думал разочарованный Эдуард.      Во-вторых, собеседник наставника говорил про женщину, Маргариту. Неужели про его мать? Получается, Эдуард был прав, и сэр Азирафаэль водит дружбу с их противниками.     В-третьих, если Эдуард не ослышался, друг наставника… Кроули постоянно звал сэра Азирафаэля ангелом. Прозвище, что ли?     И, в-четвертых, при чем тут король Артур (тот самый король Артур!)? И отчего сэр Азирафаэль и его приятель не любят лошадей? Самому Эдуарду бесконечно нравились эти красивые выносливые животные, и он искренне недоумевал, как о них можно говорить с отвращением.     Выглянуло солнце. Оно ловко проскользнуло в лабиринты замка и с легкостью ищейки отыскало каждого, кто желал бы спрятаться от глаз посторонних. Человек, с которым говорил сэр Азирафаэль, стал отбрасывать тень. Длинную, узкую и угловатую.      Любопытно было бы поглядеть на лицо этого Кроули. Какое оно?     Между тем тишина продолжалась, и она была какая-то неправильная, потому что Кроули спросил:    – Что такое, Азирафаэль?    – Я просто… – устало пробормотал наставник, – Кроули, ведь это наша последняя возможность. Сегодня. И знаешь, все может оказаться впустую. Подумай сам, какое примирение? Даже ребенок понимает…    – Малыш Эдуард?    – Да, я за ним присматриваю.     Терпение принца капитулировало перед любопытством. Набравшись храбрости, Эдуард посмотрел за угол. Он увидел сэра Азирафаэля, облокотившегося на стену и изможденно протиравшего глаза. Он увидел другого – Кроули. Тот, между прочим, стоял лицом к Эдуарду.     – И правильно делаешь, что присматриваешь. За проказником нужен глаз да глаз.      Кроули приспустил очки и подмигнул Эдуарду. Мальчик вздрогнул то ли оттого, как быстро его раскрыли, то ли от ярко-оранжевых глаз, со смехом глядевших на него. Кошачьих глаз. Нет, не кошачьих. Змеиных.     Тихо пискнув, Эдуард стрелой понесся обратно по коридору. Забежал к Луи, до смерти того перепугал и без единого возражения сел на табурет, чтобы самоотверженно сносить пытки примерки.     Странным образом он забыл о глазах Кроули; в его памяти сохранились лишь черные очки – демоническим чудом, не иначе.     Ну и компаньон у сэра Азирафаэля… Куда лучше, чем дама сердца!       Земля возле ворот замка была слякотной – минувшей ночью дорогу размыл нешуточный мартовский ливень. Сырой и холодный воздух противно покалывал кожу. А лучи солнца, вестника припозднившейся весны в последние недели, ничуть не дарили желанного тепла.      У Эдуарда замерзли пальцы ног.     Он был принцем, наследником короля, будущим правителем государства, но едва ли это кого-нибудь заботило. Сегодня.      День Любви посвящался не ему. Главные роли достались королеве Маргарите и ненавистному ей герцогу Йорку. Эдуарду же выпала скромная участь зрителя. Ему предстояло смиренно наблюдать, как матушка будет изображать из себя милосердную королеву, которая простила обиды своему врагу и согласилась пойти с ним на компромисс. А герцог Йоркский… герцог Йоркский ответит ей теми же показными любезностями.     Пока, однако, основных актеров на сцене не было. Виновники торжества еще не соизволили выйти из-за кулис.     Что о погоде… теплее она становиться не собиралась.    – Луи, – позвал Эдуард.     Камердинер возник рядом в ту же секунду. Он всегда появлялся быстро, точно по волшебству, у Эдуарда даже имелись основания предполагать, что настырный француз приставлен к нему по приказу матери. Откровенно говоря, подозрения ребенка, искушенного придворной жизнью, были верны.    – Да, Ваше Высочество?    – Мне холодно, – пожаловался Эдуард, – я хочу плащ теплее!    – Разве вас не греет меховая подкладка, Mon Prince? Она изготовлена из лучшей…    – Луи!    – Понял-понял-понял, au Diable cette doublure… Гвеннит! Гвеннит, иди сюда – Луи поманил к себе служанку. – Принеси Его Высочеству зимний плащ. Тот, что с вышитой алой розой.     Служанка стремглав убежала за плащом, видно, боялась пропустить обещанное народу шествие королевских особ.      В толпе придворных Эдуард разглядел белокурые волосы наставника.     – Мне не нужна алая роза, – заявил принц камердинеру. –Матушка говорила, что розы – символы враждующих сторон. А в День Любви те, кто поссорился, снова начинают дружить и… эм… протягивают обидчику руку… мира! – Эдуард не смог произнести фразу так же красиво, как сэр Азирафаэль, но очень постарался.     Луи снисходительно улыбнулся ему.    – Mon Prince, роза необходима! Вы юны и не знаете тонкостей нашей ситуации. Не вздумайте сказать такого при вашей maman! О, вот и она!      Королева вышла из замка и вызывающе обозрела толпу лордов, с почтением ей поклонившихся. На ней было самое прекрасное платье из всех нарядов, что предназначались для особых праздников.      Колени не преклонил только один человек. Вместо этого герцог Ричард Йоркский – глава партии Белой розы – чинно подошел к матери Эдуарда и, поцеловав нежную руку, повел королеву в направлении собора Святого Павла.      Собравшиеся расступались перед ними.     За первой парой последовали остальные. Лютые враги, на день притворившиеся друзьями. Кровожадная ненависть, скрытая под маской примирения…      Сомерсет и Солсбери.     Эксетер и Уорик.      В центре парада в одиночестве шагал Генрих Шестой. Величественная корона смотрелась на нем неуместно.     Но Эдуард не глядел ни на мать, ни на отца. Грандиозное по своей уникальности историческое событие не занимало его.     Внимание принца было приковано к сэру Азирафаэлю. Когда затерявшемуся среди придворных королевы наставнику пришло время тоже двинуться в процессию, встав в пару с кем-то из партии герцога, к нему скользнул Кроули, уже знакомый Эдуарду по утреннему приключению. Он (смущенно!) протянул руку сэру Азирафаэлю. Щеки наставника порозовели, и Эдуард был уверен, что виной тому была отнюдь не промозглая погода. Поколебавшись, сэр Азирафаэль взял Кроули под руку, и они вместе направились за парадом. Их пара была самой причудливой. И самой гармоничной.    – Плащ для Его Высочества! – раздался голос служанки.     Луи всполошился:    – Ах, плащ… Mon Prince, прошу, – и он тихо пробормотал, обращаясь к Гвеннит, – Посмотри, как фамильярно ведет себя Йорк! Скоро наша королева как следует с ним рассчитается за неучтивое обращение.     Молодая служанка, мало понимающая в происходящем, кивнула.     «Наверняка, – подумал Эдуард, глядя вслед отдалявшимся Азирафаэлю и Кроули, – наставник и его диковинный друг – единственные здесь, кто и в правду надеется сохранить мир. Любой ценой… Грустно, что у них не выйдет.»     Эдуард горестно вздохнул и укутался в принесенный плащ. На светлой узорчатой ткани броско выделялась алая роза Ланкастеров.