Чернильная кололева

      Виоланта уставилась в чашу с водой, служившей королеве зеркалом. Ее лицо выглядело странно из-за родимого пятна, покрытого пудрой. Как долго она боролась с темным пятном, испортившим ее лицо, как мечтала быть красивой Брианной с ей огненными волосами и безупречной кожей.       Но теперь без этого пятна ее лицо было бледным, кротким и невзрачным. В конце концов, кем была Уродина без ее уродства? Просто маленькой испуганной девочкой. Возможно, без родинки ее назвали бы прекрасной. Но власть была куда желаннее красоты, а красота никогда не сопровождалась истинной властью.       Виоланта одернула поношенную крестьянскую одежду, подвязала свои мышистые волосы, как жена фермера, вынула меч из богато украшенных ножен, вложила его в простые, повязав на них полоску материи с цветом Омбры — так крестьяне выражали свою верность. Когда она пересечет границу, то сменит ее на цвета Серебряной королевы.       Когда-то это ее более чем позабавило бы. Это было то чего она всегда хотела — шанс стать маленькой девочкой-менестрелем, поющей для пестрого народа. В ней говорила ее мать, та ее сторона, которая всегда мечтала о побеге, об освобождении от отца, об освобождении от оков дворянства и всей его жестокости.       Она поплотнее закуталась в плащ, заметив пятна крови на подоле. Ее новая одежда была снята с трупов ее погибших солдат. Это заставило Виоланту вернуться к реальности: сейчас не время для пустых фантазий, люди, чью одежду она носит, погибли за нее в ее войне. Это была хорошая маскировка, никто не опознает Добрейшую из всех королев в этих лохмотьях.       Ее двойник стоял и смотрел на нее. Виоланта дала ей достаточно серебра, чтобы девушка смогла прокормить семью в течение следующих нескольких месяцев. Королева нарисовала на лице двойника точную копию своего родимого пятна. Но девчонка была такой робкой, что Виоланте с трудом верилось, что кого-то в действительности получится одурачить. — Помни мои инструкции. Никого не впускай. Скажи им, что не будешь слушать ничьих советов, и чтобы они отложили визит Черного принца. Ты тяжело больна, и будешь лечится только у простого лекаря. За те деньги, что я тебе дала, ты сможешь подкупить его и заставить замолчать. — Девушка кивнула. Она была явно напугана. — «Что за бесхребетно размазня!» — И запомни, ни при каких обстоятельствах ты не должна впускать Черного Принца в свои покои.       Как легко, размышляла Виоланта, быть обычной крестьянок. Никто из людей не поклонился ей, когда Виоланта пронеслась мимо никто не обратил на неё ни малейшего внимания, словно она была тенью. Ей никто не препятствовал, когда она покидала лагерь. Просто еще одна обычная женщина, идущая оплакивать погибших или за водой для приготовления пищи. А вовсе не королева, переодетая во рваньё и отправляющаяся в Замок Ночи, чтобы убить маленького короля и его мать. Все оказалось так просто. Какими же глупцами они все были! Слишком просто       Виоланта отошла от лагеря не более чем на пятьдесят шагов, когда нож вонзился в ближайший ствол дерева, едва не задев ее голову. Нож был брошен левой рукой. Он был острым, лезвие слегка изогнуто с обеих сторон. Книжный нож. Она так хорошо знала выбитый на нем герб, а еще лучше — руку, которая его держала. Как часто она с восхищением наблюдала, как он аккуратно разрезает переплеты и пергамент. — Бальбалус, левой рукой ты целишься еще хуже, чем правой — Виоланте почти хотелось сказать, что она скучала по нему, по его глазам-бусинкам, которые, казалось, видели ее насквозь, по его острому языку, и по его тонким, мозолистым, хищным пальцам, которые либо тянулись к ее золоту и серебру, либо мастерски владели своим искусством, создавая такие прекрасные иллюминации, что ей хотелось вдохнуть в них жизнь. — Ваше уродство, — низко поклонился Бальбулус. — Я боялся, что ты наделаешь глупостей, как только узнал, что дальнейших боевых действий не будет. — Его глаза критически оглядели ее напудренное лицо и крестьянское платье. — Вижу, я оказался прав! Куда ты идешь? — Убить короля — И что ты собиралась средь бела дня подойти к Замку Ночи и убить его остротой своих слов и ума? — Бальбулус выглядел не только презрительно, но и разочарованно. — Это глупая затея! Будь проклято твое неразумное женское сердце, это будет смертью для тебя! Где же та умная Виоланта, которая ценила разум выше глупых чувств? Думай головой, женщина, а не сердцем! — Головой? — возмущенно огрызнулась Виоланта, — Я видела, как люди умирали с криками на поле боя! Я видела, как они корчились в предсмертной агонии, пронзенные мечами! Это больше, чем просто почерневшие трупы в замке моего отца! Я и раньше видел, как люди горели и болтались на виселицах, но не так! Я видел, как детей рубили, как сухостой! Я видел, как наемник отрезал женщине нос и уши, прежде чем проткнуть ее насквозь! Может, я и дочь Змееглава, но я не лишена сострадания! — Она принялась бешено вышагивать, перебирая пальцами гребень на рукояти меча. — Иногда даже разум может быть побежден сердцем, Бальбулус! Прошлой ночью я сражалась с Белыми Женщинами за человека, которого я… За хорошего человека! Я оторвала их бледные пальцы от его бьющегося сердца! — Ах Черный принц! — глаза Бальбулуса вспыхнули неприязнью — Да, ты всегда была очарована им, лихим разбойником, Черной рукой справедливости. Одна из моих лучших иллюстраций. Стихи Чернильного Шелкопряда никогда не передавали его так хорошо, как мои картины. Совсем недавно ты поручила мне составить книгу иллюстраций нашего бывшего любимого разбойника, украшенную перьями Перепела. Ты снова небрежно обращаешься со своим сердцем, Ваше Уродство, об этом шепчутся по всей Омбре. Может, мне теперь вместо этого следует заняться книгой о Черном Принце, где Добрейшая королева и ее крестьянский любовник, изображены бок о бок в лазури и ониксе? — Зачем ты говоришь такие вещи, чтобы спровоцировать меня? — зарычала Виоланта — Разве ты не видишь, что сейчас не лучшее время для этого! — Я говорю это, потому что это правда. Осторожно, ваше уродство, вы делаете Черного принца своей слабостью, и ваши враги безжалостно воспользуются этим.       Виоланта бросила на него яростный взгляд. Ее глаза, обычно серые и полные света, как у матери, теперь были глазами ее отца, стальными от холодной ярости. — Ты злишься? Хорошо! — Бальбулуса никогда не впечатлял ее гнев, и чем кровожаднее были ее угрозы, тем насмешливее он становился. — Подумай! Ни один из врагов Змееглава никогда не добирался до серебряного замка живым без магии. Как Перепел убил твоего отца? Словами, словами и колдовством! Ты могла бы заключить очень выгодные сделки и продолжать плести свою хитроумную ложь, но с кем ты можешь заключить эти сделки?       Бальбулус был прав — медленно осознала Виоланта, погружаясь в размышления. Он всегда был прав насчет нее. Он знал ее лучше, чем кто-либо другой. Он говорил ей правду, когда никто другой на это не осмеливался, уродливую, болезненную правду, языком таким же острым и жестоким, как его книжные ножи. Она бы вынесла немыслимо жестокое наказание любому другому, кто посмел бы так ясно разглядеть ее насквозь и высказать свое мнение с такой дерзостью. — Разве я не всегда говорил, что они должны называть тебя «Ваше коварство?» Ты лиса среди цыплят, Виоланта. Бальбулас говорил правду. Она позволила своему сердцу взять верх над холодным рассудком, пронизанным горем и усталостью. Виоланта всегда презирала подобные слабости в других, а сейчас она тоже была слаба. Ложь, обман, хитрость и коварство — вот как играла и выигрывала Виоланта. — Спасибо, — неожиданно искренне сказала она иллюстратору. Виоланта обычно никогда никого не благодарила — это ослабляло тебя и оставляло в долгу перед человеком, а королева никогда не должна быть ни перед кем в долгу.       Затем она резко повернулась и бросилась бежать. Она с внезапной ясностью поняла, что должна сделать.

***

      Пещера была сырой и мрачной, и освещалась лишь огненными эльфами, запертыми в грязных фонарях. Они томились в своих стеклянных тюрьмах, и хотя они ругались и искрили, они никогда больше не смогут гореть вне своих крошечных гробов.       Из всех чудесных и страшных существ, которых Виоланта видела на гобеленах своей матери и читала в любимых книгах, гоблины не были столь уж привлекательными. Они славились своим скудным, но хитрым умом, и часто торг с ними заканчивался скрытым ударом ножом в спину. Это были жестокие торговцы магического преступного мира Омбры. — Ах, эта уродливая девчонка осчастливила нас своим присутствием. — Гоблин выскочил вперед, его темные жадные глазки впились в невозможно уродливое лицо, и он в нетерпении потер когтистые руки. — Я пришла заключить с тобой сделку, гоблин. Мне кажется, у тебя есть то, что мне нужно. — О, мы точно знаем, что тебе нужно. Называй это шестым чувством лавочника. — Гоблин подмигнул ей и захихикал. Виоланта содрогнулась от отвращения.       Она в равной степени ненавидела и боялась магии. А всех колдунов и ведьм Виоланта с превеликим удовольствием сожгла бы на костре. Но ее земли были освобождены от ее отца именно при помощи магии, и, несмотря на все недоверие Виоланты к магии, Омбра и Аргента жили и дышали ею. И ей придется научиться терпеть ее и использовать в своих целях       Каменная стена была уставлена полками с бутылочками и безделушками, которые зловеще мерцали и переливались. Существо взобралось на стремянку и достало бутылку. Виоланта с подозрением вгляделась в мутное содержимое, надев на нос «четырехглазые» очки. Глаза в тонкой оправе казались еще больше и словно бы сияли, делая её похожей на маленькую любопытную девочку. — Мы называем это «Подделка смерти». Для всех живых глаз ты будешь мертва, как заколоченный гвоздь! — Гоблин издал еще один торжествующий смешок. — Ты примешь облик смерти: белая, как саван, и ни дыхания, ни сердцебиения! Но все это время ты будешь бодрствовать, и ты будешь чувствовать и слышать каждую мелочь! Это продлится всего час, так что подумай, как ты им пользуешься, уродливая девчонка.       Это было идеально. Она уже чувствовала, как рождается план в ее голове. Она отправится в Замок Ночи и инсценирует свою смерть. Времени на то, чтобы вернуться в лагерь и забрать королевские одежды, не было, но ее родимое пятно поможет опознать ее не хуже любой короны. Серебрённая королева захочет увидеть труп своего противника собственными глазами, да и с чего бы ей не считать тело, в котором не бьется сердце, не иначе как мертвым? И как только Виоланта окажется в стенах замка, Серебряная королева превратится в паука, запутавшегося в собственной паутине. — Какую плату ты требуешь, гоблин? У меня есть золото, серебро, я могу пообещать тебе любое из моих личных сокровищ. — Это была ложь. Бальбулас вытянул из нее почти все богатство из-за своих книг. Но Виоланта была очень хорошей лгуньей. — Золото? Серебро? — Существо насмешливо улыбнулось: — Нам не нужно ничего из того, что портится и гниет, нет, нет, нет! Нет, уродливая девчонка, у тебя для нас есть идеальная плата, идеальный товар. От тебя разит этим, как от маленького дрожащего ребенка. Может, мы расскажем тебе, что это такое? — Гоблин наклонился ближе. — Страх, — зашипел он сквозь зубы, похожие на осколки коричневого стекла. — Ты хочешь забрать мой страх? — недоверчиво спросила Виоланта. — Вряд ли это можно назвать чем-то ценным. Мой отец, при всей своей варварской жестокости, был слабым и трусливым человеком. Каждую ночь он плакал, как ребенок, дрожа от страха перед Белыми женщинами. Он умер в страхе. Страх делает слабыми даже самых сильных из нас. — Ее голос был черен от ненависти и отвращения. — Возьми мой страх, гоблин, если такова твоя цена.       Из чешуйчатой глотки гоблина вырвалось злобное хихиканье, и он покачнулся на пятках. — Ах, эта уродливая девчонка даже не подозревает! Какая же она дура! Без страха мы безрассудны, уродливая девочка, а когда мы безрассудны, мы умираем. Твой красавец-муж погиб именно так. Неважно! Цена назначена! — Гоблин с силой вонзил когти в ее плоть. — Сколько всего я смогу с тобой сделать прекрасный, маленький страх! Ты знаешь, что нужно, чтобы вызвать Ночной кошмар, уродливая девчонка? — Хватит болтать! — огрызнулась Виоланта, — У меня нет на это времени! Забирай его и покончим с этим! — Очень хорошо, очень хорошо… И тут же Виоланту пронзила ослепительная боль, словно ее внутренности медленно вырывали из тела раскаленными докрасна кочергами, которые так любили использовать палачи ее отца. — …И мы отправим тебя в путь, для пущей убедительности, — услышала она слова мерзкого существа, прежде чем боль захлестнула ее и погрузила в непроглядную черноту.

***

По запаху Виоланта поняла, что находится за пределами Замка Ночи. Запах гниющей плоти невозможно забыть, особенно если он сопровождает тебя с самого детства. Трупы висели в ржавых клетках, как сломанные, почерневшие певчие птицы. Интересно, что за прекрасные песни о инакомыслии пели эти узники, чтобы оказаться на виселице?       Во рту Виоланты появился привкус сухой ваты, а голова закружилась, и она почувствовала себя полностью дезориентированной. «Магия. Будь она проклята до самых глубин ада».       Стражники испуганно вскрикнули, увидев ее. Виоланта поспешно откупорила бутылку с «Подделкой смерти» и осушила ее содержимое. Сердце Виоланты бешено колотилось, но не от страха. Гоблин действительно говорил правду. Она не чувствовала ничего, ничего, кроме пьянящего безрассудства, когда прежняя Виоланта сейчас дрожала бы от ужаса.       Когда они подошли к ней с мечами наизготовку, она уже чувствовала, как начинает действовать зелье. — Это Ее Уродство! — крикнул один из стражников.        У Виоланты не было времени на надменный ответ. У нее оставались считанные мгновения до того, как «Подделка Смерти» полностью завладеет ее телом. Она должна инсценировать свою смерть, чтобы ее план сработал. Виоланта выхватила меч и бросилась на ближайшего стражника.       Он мгновенно парировал удар, а она нанесла новый, но с нарочитой неуклюжестью. Она споткнулась и поморщилась от перспективы неминуемой боли. Как и ожидалось, его клинок вонзился в ее плоть — рана в живот, болезненная, но не смертельная. Но, конечно, они об этом не знали. Она вскрикнула от боли и без труда упала на землю, словно ее ноги совсем ослабли. — Передайте своей королеве, что она никогда не возьмет Омбру, даже когда Белые женщины придут за мной! — Виоланта говорила так, словно это были последние слова в ее жизни. Она упала на спину, будто охваченная предсмертной агонией, и, когда опустила веки, зелье взяло свое.       Если бы она еще была способна бояться, действие зелья привело бы ее в ужас. Она обнаружила, что не может открыть глаза, не может даже немного пошевелить мышцами. Ее тело превратилось в свинцовую тюрьму, хотя она слышала и ощущала все вокруг с совершенной ясностью, включая и жгучую боль в животе. — Она мертва! — завопил один из стражников, — Ты убил ее, чертов олух! Серебряная Королева сказала, что только она сама должна лишить жизни Ее Уродство! Тебе конец. Она повесит тебя на веревке, чтобы вороны выклевали тебе глаза. — Я обречен! Проверьте ее дыхание и сердцебиение! Она может притворяться! — Виоланта почувствовала, как дрожащие руки отчаянно теребят ее запястье. — Ничего… Она мертва. — Тогда помоги мне! Ты не можешь просто так позволить Серебряной королеве отрубить мне голову из-за этого! — Помочь тебе и раскачиваться на виселице рядом? Нет, я не возьмусь за это дело. Мы доставим тело Серебряной королеве. Эта сука не умела обращаться с мечом, поэтому так и умерла, и она это заслужила. — Виоланта почувствовала, как ей на лицо попала слюна, ей захотелось вытереть ее и отрезать этому человеку язык за его отвратительную наглость! — Давайте, ребята, поднимайте тело. Да здравствует Аргента!       Виоланта почувствовала, как ее бесцеремонно поднимают в воздух несколько пар рук. Какими презренными глупцами они были со своей низкорожденной некомпетентностью. А как она их всех перехитрит! Когда Виоланта воссядет на серебряный трон, то назначит им такие мучительные смерти, какие сравнятся только с приговорами ее отца.       Когда ее тащили по коридорам замка, ее встречали крики и вопли, грохот падающих предметов, когда слуги роняли то, что держали в руках, всхлипы, а в редких случаях и рыдания. Но чаще всего ей вслед слышалось: «Да здравствует Аргента!» или «Храни боги королеву Розалину!». И от таких слов в ее крови закипала черная ярость. Когда она сядет на трон Аргенты, она заставит народ полюбить ее.       А если они не смогут этого сделать тогда она заставит их бояться ее. Ее швырнули на каменный пол, и руки неловко подмялись под нее, заставив Виоланту горячо пожелать, чтобы она вновь обрела над ними контроль. Ее живот свело от боли. — Виоланта — Голос у женщины был тонкий, словно тростник. Вряд ли его можно было назвать величественным или властным тоном королевы.       У Розалины перехватило дыхание, как у маленькой девочки, которой подарили ее первую игрушку. Виоланта снова почувствовала холодные пальцы на своем запястье. — Она мертва. Она действительно мертва — Розалина издала странный, безумный смешок и радостно захлопала в ладоши, но тут же замолчала. — Кто из вас нанес удар? — Он, ваше Величество — Виоланта услышала, как один из стражников споткнулся. Должно быть, его вытолкнули вперед. Она услышала, как тот хмыкнул в знак согласия.       Затем раздался звон стали о сталь, словно меч был обнажен и снова вложен в ножны        Она услышала, как капает кровь на каменные плиты, а остальные стражники с трудом переводят дыхание. — Оставьте нас       Шаги Розалины отдалились в другой конец комнаты, и вдруг воздух прорезал пронзительный крик. Итак Виоланта была в спальне принца. Она попала прямо в змеиное гнездо Большего везения и быть не могло.       Виоланта заметила, что действие зелья начало ослабевать. С восторгом она осознала, что может пошевелить веками. Свет начал проникать сквозь ресницы. Мышцы на пальцах подергивались. Она обнаружила, что может повернуть голову в сторону другой женщины, и начала стряхивать с себя оковы сонливости. Розалина стояла к ней спиной, глядя в колыбель сына. Виоланта подняла свои юбки. Как она ненавидела эту одежду, в которую мужчины наряжают женщин! В штанах она была бы гораздо незаметнее. Впрочем, подкрасться к противнику сзади, перешагнуть через окровавленное тело стражника и вынуть из ножен кинжал, который она носила, было несложно. В конце концов, Белые женщины редко возвращают свою добычу.        Лежа и тихонько хныча в своей колыбели, мальчик выглядел едва ли старше младенца. Он напомнил ей Якопо в том же возрасте, хотя тогда она почти не видела его. Глаза его матери расширились от ужаса, когда Виоланта приставила нож к горлу младенца. Мальчик тут же перестал плакать, словно понял, что его жизнь висит на волоске.       Кожа Розалины была бледно-жёлтой, под глазами — темные синяки от усталости, пепельные волосы всклокочены. Ее лицо говорило о бесконечной усталости, от жизни, которую все контролировали обменивали и ценили лишь постольку-поскольку, о горе и разочаровании которое уже иссякло. Она была едва ли на год старше Виоланты. Возможно, даже чуть младше. Но в ней чувствовалась изможденность женщины старше Виоланты лет на двадцать. — Отошлите своих часовых. Я знаю, что они охраняют дверь. Отошлите их.       Розалина непонимающе уставилась на нее, а затем медленно обратилась к стражникам — Оставьте меня! — Она посмотрела на Виоланту с такой яростной ненавистью, что та невольно вспомнила своего покойного мужа. — Ты очень умна, не правда ли? Со всеми своими хитроумными уловками. Совсем Как маленькая гадюка. Не знаю, как тебе удалось это провернуть. — Бледные руки Розалины задрожали. Виоланта не могла вспомнить, каково это — бояться. — Ты такая же, как он, знаешь. Как твой отец. Жестокая. Жадная до власти. Всегда хочешь больше. Больше, больше, больше! — Я дочь Змееглава! — Как Виоланта ненавидела своего отца, и все же именно его кровь текла в ее жилах, его жажда власти, и его коварство. — Ты маленькая змея! Ты не можешь победить честным путем, так ведь? Виоланта фыркнула: — Змея? Ты называешь меня змеей? А кем ты себя воображаешь, лисицей, защищающей своего детеныша? Я бы скорее назвала тебя горностаем. — Может, мы, горностаи, и известны тем, что защищаем своих детенышей до самой смерти, но я никогда не любила своего сына больше чем ты любишь своего! Боги, как я ненавидела его рожать! — Розалина провела пальцами по своему животу, словно надеясь вернуть ребенка в утробу. — Как и твой отец, он причинил мне много боли — Серебряная королева оскалила зубы, а ее глаза стали совершенно безумными.       Виоланта рассмеялась, безжалостная, уродливая Виоланта: — В конце концов, кто ты без своего сына, источника твоей власти? Всего лишь маленькая шлюха, управляемая своим слабым, глупым братом, чью голову я держу на палке у замка Омбры. Когда я приведу тебя туда в качестве пленницы, ты сможешь наконец воссоединится с ним. Возможно, я найду подходящую палку и для твоей головы, и ты сможешь быть рядом с ним еще очень долгое время. — Она говорила точно так же. как ее отец! Виоланта, дочь Змееглава. Розалина прерывисто вздохнула. — Если уж нам суждено сражаться — если ты приставила нож к горлу моего сына, — то давай хотя бы откажемся от притворства. Речь никогда не шла о наших детях и праведных матерях, защищающих наследство своих сыновей. Это битва между королевами… За мою и твою земли. — Твоя земля? — Виоланта не могла удержаться от смеха — Ну, если говорить откровенно, то Аргента — это моя земля! Я выросла в этом замке, я видела, как в этих стенах умирали мужчины и женщины! В этих башнях прошло мое детство, в этой библиотеке я читала книги. Аргента — моя, моя по праву, и серебряный трон — мой! Мой отец пренебрегал мной потому что я женщина, он счел необходимым отказать мне в том, что всегда принадлежало мне! Ты объявила эту войну, но кто знает? Может быть, если бы не ты, то это сделала бы я рано или поздно. Как я могу быть счастлива на троне Омбры, зная, что кто-то другой правит вместо меня в Аргенте?       Теперь руки Виоланты тоже дрожали. Она посмотрела на брата — нет, она не считала его своим братом. Просто еще один из многочисленных отпрысков отца, еще один претендент на трон.       Внезапное лукавство появилось на лице Розалины и постепенно вытеснило прежнее отчаяние. — Ты собираешься убить моего сына? Что ж я почти не возражаю, как же я ненавижу это отродье! Но прежде чем ты это сделаешь, ты должна увидеть кое-что, что может изменить твое мнение. Я чуть не забыла об этом! — Розалина медленно двинулась к занавеске в углу комнаты. Виоланта сильнее прижала нож к горлу мальчика. — Увидев это, ты уже не будешь чувствовать себя такой умной! Видите ли, ваше уродство, я перехитрила лисицу.       Она отдернула занавеску, и он оказался там. С кляпом, связанный и в синяках. Молчаливый стражник прижимал к его горлу нож, точно так же, как Виоланта прижала нож к горлу сына Серебряной королевы. Черный принц