Мираж среди барханов

Аль-Хайтам был раздражен. Но недовольство его происходило не от антипатии, а от беспокойства за чересчур альтруистичного Кавеха. Такой человек, как он, который, не задумываясь, совершенно самозабвенно и бескорыстно готов взвалить чужие проблемы себе на плечи, был обречен по жизни на страдание и боль. Так уж издавна заведено, что добрые поступки быстро забываются. Словно эквилибрист, балансирующий на цирковом канате, ты либо купаешься в овациях, либо срываешься с высоты своей добродетели под улюлюканье толпы, расшибаясь в лепешку напрасных усилий, в яму забвенья. Караван из "Натлана" шел позади, перед ним – аль-Хайтам и возглавлял процессию желавший демонстративно показать всем, что ему нисколечко не тяжело, шел (вернее, полубежал) Кавех, используя ноги и спину наизнос. Завтра тело непременно будет сковано ломотой в мышцах, но сегодня он во что бы то ни стало хотел доказать сварливому Хайтаму, что поступать правильно и помогать ближнему вовсе не сложно. Это показательное выступление скоро даже начало веселить аль-Хайтама. Уж так забавно усердствовал Кавех! С таким рвением можно обогнуть весь Тейват за недельку-другую лишь бы что-то доказать! Однако забавно было ровно до тех пор, пока у Кавеха не подвернулась нога, явив угрозу вывихнутой лодыжки. – Давай помогу, – нагнал Кавеха аль-Хайтам, протягивая руку. – Не нужно, спасибо, – на выдохе из-за сбившегося дыхания ответил Кавех, весь покрытый испариной, – Мне вовсе не тяжело. – Я понесу твою сумку, а ты – Джабры. Так ты продолжишь помогать ей, а я смогу помочь тебе. Ты же хочешь, чтобы я стал отзывчивее. Кавех посмотрел на него скептически: – Мне не надо помогать, у меня все в порядке. Помогай другим. – Может, мне яка им в качестве бонуса понести? – Хайтам! – Топнув ногой от переполнявшего его негодования, крикнул Кавех. – Хватит ерничать, ты меня понял. – Твое упрямство аукнется тебе на старости лет сорванной спиной или грыжей, если не раньше. Кавех, не признав, однако, вслух своей усталости, со вздохом согласился: – Ладно. Кавех передал ему свой баул. Колени аль-Хайтама чуть подогнулись, стоило ему резко набросить второй рюкзак на спину. Быть непреклонным идеалистом и альтруистом – действительно тяжелая ноша. Время в дороге прошло неожиданно быстро, так что совсем вскоре компании пришла пора расходиться: Хайтам и Кавех уже достигли своего пункта назначения, в то время как пустынным путникам предстояло идти дальше. Дав последние наставления Джабре продолжать двигаться на восток, Кавех окончательно с ними распрощался, еще раз с душевной улыбкой приняв благодарность от девушки. После он подошел к Хайтаму, который все это время держался, вернув себе прежнее хорошее духа. – Доволен? – Вполне. Их взору предстала громоздкая каменная плита, служившая дверью, с обступившими ее по обе стороны песчаными колоннами. Дверь была украшена рисунками и надписями, самую крупную из которых аль-Хайтам смог прочесть: – "Стальной характер человека куется из железа внутри него". Аль-Хайтам и Кавех переглянулись. Решительно не подчеркнув никакой ценной информации из этой строчки, они решили пойти проверенным методом – применить силу. Плита поддалась. Раздался грохот, и сверху прямо им на головы посыпался песок. Изнутри веяло затхлостью, сыростью и холодом, что на контрасте явно ощущалось после знойной пустынной духоты, сухости и жары. Они шагнули во мрак открывшегося темного тоннеля, уходящего вниз под землю на неизвестную глубину, разрезая непроглядную тьму огнем факелов, шагая при этом неспешно и параллельно рассматривая стены. – Это гробница, – озвучил возникшую у обоих догадку Кавех, на что Хайтам утвердительно кивнул. Языки пламени, облизывая стены, освещали рисунки, изображающие сцены боев, празднований, подношений, и древние, мало изученные руны. Поначалу для росписи использовали разноцветные пигменты, и рисунки были проработаны до мелочей, после успели нанести лишь черные и киноварные краски и так по нисходящей до тех пор, пока не остались лишь темные контуры или и вовсе наброски. Видимо, гробница понадобилась своему владельцу раньше, чем рассчитывали. Впереди нарушителей покоя ожидал постамент для подношений. С давних пор на нем остались кувшин изящной формы с мягкими изгибами, словно талия юной девы, и блюдо с рисунком диковинного зверя. Кавех подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть древнюю утварь, подобную произведению искусства. Но стоило ему приблизиться, Хайтам краем глаза уловил тень, скользнувшую по стене. В свете факелов она казалась просто гигантской. – Кавех, осторожно! В тот же момент с металлическим лязгом аль-Хайтам выхватил из ножен меч. Огонь факелов дрогнул, и на несколько секунд все пространство вокруг погрузилось во тьму, однако меч Хайтама был очень точен и смертельно опасен. Раздался трест хитинового покрова, а следом за ним писк. И все вокруг вновь замерло. Стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим треском огня. Хайтам поднес факел к лицу Кавеха, чуть согнувшегося и опиравшегося о стену одной рукой, и спросил: – Порядок? Лицо Кавеха по-прежнему скрывала ткань, защищавшая его от песка, так что было невозможно заметить, как он побледнел. Огонь отразился в распахнутых глазах с расширившимися зрачками, явнее отразив в них смятение. Сердце пустилось вскачь, но Кавех, проглотив подступивший в горлу ком, совладал с эмоциями, и как можно более спокойно спросил: – Что это было? – Гигантский скорпион. Возможно, ядовитый. Хайтам, приняв молчание за знак согласия и решив, что они отделались лишь испугом, отошел от Кавеха и теперь осветил крупную тушу скорпиона с блестящей черной чешуей. – Откуда он только тут взялся. – Могут быть и другие. Будь внимательнее. Кавех скривил губы, выпрямился, одернулся, прочистив горло, и, подняв свой факел с земли, пошел дальше. Хайтам последовал за ним. Они вошли в просторный пустой зал, единственным атрибутом которого оказалась полуразрушенная статуя с мечом в руках. – Здесь должен быть какой-то механизм. Если это гробница, то, вероятно, непосредственно усыпальница находится у нас под ногами, – голос Кавеха отразился эхом от высоких стен. Хайтам хотел поравняться с ним, но Кавех тут же сделал несколько больших шагов вперед и, оказавшись посреди комнаты, присел на корточки и сказал, не обворачиваясь: – Осмотрись пока, я разберусь с этим сам. Хайтам кивнул и обвел глазами стены. Подойдя к одной из них, он протянул руку к выгравированному рисунку. – "Железо внутри нас", – шепотом припомнил Кавех. Рисунок под кончиками пальцами Хайтама засветился, а за ним – и другие, залив весь зал ярким голубым свечением. Поднимающиеся с пола пылинки и песок, устремляясь вверх, светились и кружились в воздухе, подобно волшебной пыльце, придавав происходящему сказочный вид. – Невероятно, – прошептал Кавех, поднявшись на ноги и осматриваясь вокруг. В реальность вернул грохот отодвигающейся плиты на полу прямо около его ног, и Кавех по инерции сделал шаг назад. То, что только что было полом, начало превращаться в ступени, становясь лестницей, ведущей вниз. Кавех, не дожидаясь аль-Хайтама, опустил ногу на ступень. В небольшом склепе вдоль стен стояли сундуки, нагроможденные друг на друга, а по центру располагался саркофаг, на крышке которого киноварью были выведены надписи и выгравирован острый меч. Оставив факел в стене, Кавех остановился, окликнутый вопросом Хайтама: – Что ты использовал в качестве ключа? – Железо внутри меня. Брови аль-Хайтама дрогнули. – Кровь, – еле слышно продолжил Кавех, и его ноги тут же подкосились. Кавех бы упал, но успел удержаться о саркофаг. Хайтам двумя большими шагами пересек лестницу и оказался рядом с ним. Не задавая больше никаких вопросов, аль-Хайтам без слов распахнул плащ Кавеха и увидел, что вся одежда с левой стороны была пропитана свежей кровью. – И долго ты планировал молчать? – Это просто царапина. Аль-Хайтам заглянул ему в лицо, поймав затуманенный взгляд полуоткрытых глаз. Хайтам закинул руку Кавеха себе на плечо, и они медленно поднялись из склепа. Аль-Хайтам осторожно усадил Кавеха у одной из стен, а сам опустился рядом на корточки и принялся шарить в рюкзаке. – Я не хотел тебя напрягать своими проблемами... – начал было Кавех, но его тут же жестко перебили. – Ты вроде взрослый человек, Кавех, а ведешь себя, как ребенок. По твоему мнению, если бы ты умер от потери крови, то ты бы меня не напряг? Кавех сжал губы в тонкую линию и, облокотившись на стену, закинул голову. Аль-Хайтам оторвал зубами бинт и принялся оборачивать его вокруг тела Кавеха. В какой-то момент тот зажмурился и ойкнул: – Туго, Хайтам. На это аль-Хайтам только хмыкнул, но все же перестал так давить. – Ты злишься? – тяжело сглотнув, хрипло спросил Кавех. – Злюсь, – сосредоточенно ответил Хайтам. – Почему? – Потому что ты себя совершенно не бережешь. И я не смог. – Я не делал ничего опасного. Просто не успел увернуться от его жала, всего лишь мое невезенье, причем тут ты. Пальцы аль-Хайтама остановились. Он строго посмотрел на Кавеха снизу вверх и вновь чуть дернул бинт, заставив того ойкнуть. – Почему ты так самозабвенно пытаешься помочь всем вокруг, забывая о самом себе? Стоят ли окружающие твоих усилий? – Конечно, стоят. Нельзя быть таким категоричным, Хайтам, это тоже неправильно. Человеку нужен социум, чтобы жить. Когда тебе понадобится помощь, тебе тоже помогут, ведь на добро отвечают добром. Нельзя все вечно взваливать только на себя. – Не похоже, что ты сам сильно пользуешься этим советом. Кавех хотел ответить, но передумал. Хайтам же продолжил: – Несмотря на неостанавливающееся кровотечение, ты находишь в себе силы упрямствовать. Судя по всему, вера часто оборачивается для тебя сплошным разочарованием, поэтому ты никому всецелостно и по-настоящему не доверяешь и многое держишь в себе. В этом мы похожи. Различаемся, однако, в том, что я перестал верить, а ты все еще, – он хотел сказать "носишь розовые очки", но потом передумал и смягчил формулировку, – не отступился от своих идеалов. Человек с добрым сердцем никогда не подумает, что кто-то может поступить плохо, ведь у него самого не возникнет мысли поступить подобным образом. Так что люди тебя таким просто не заслуживают. – Если это комплимент, то спасибо. – В любом случае, я рад, что мы отправились в тот путь вместе. Глаза Кавеха распахнулись. Будто не веря своим ушам, он прежде несколько раз моргнул, но, встретившись взглядом с Хайтамом, осознал смысл сказанных слов, отчего на лице Кавеха расцвела улыбка: – Я тоже. Думаю, истина рождается в противоречиях. – Хорошо сказано, – уголки губ аль-Хайтама еле заметно приподнялись. – Я понял это после встречи с тобой. – Это комплимент? – Не думаю. Хайтам улыбнулся шире. Несмотря на то, что у Кавеха от смущения даже покраснели уши, он все же произнес, отводя взгляд: – У тебя красивая улыбка. Жаль, ты так редко ее показываешь... – Он запнулся, но продолжил: – Вот это, кстати, комплимент. Аль-Хайтам ответил нечетко, произнеся вслух что-то нечленораздельное, но Кавех счел это за слова благодарности. – Забирайся ко мне на спину, – аль-Хайтам вернулся к привычной сдержанности. – Хайтам, мы можем еще немного отдохнуть?.. – Нельзя. – Я не смогу идти. – Я и не предлагал. Я понесу тебя на спине. – Давай все-таки отдохнем. Совсем немного. Аль-Хайтам сдался и присел рядом, запрокинув назад голову. Они минуту молчали, а потом Кавех, прикрыв веки, налитые смертельной тяжестью, заговорил заплетающимся языком: – Когда я был маленьким, то уговорил участвовать отца в турнире даршанов, и он сгинул в песках. Моя мама была в отчаянии, а я ничего не мог сделать. Ей было очень тяжело воспитывать меня одной. Будучи и без того интровертом, мама закрылась в себе еще сильнее, отдалилась от меня. Она смогла спастись из этой бесконечной тоски только благодаря переезду в Фонтейн. Я не стал останавливать ее, не посмел. Но это не значит, что я не чувствовал себя на тот момент очень одиноко, и сейчас не чувствую, – он помолчал, тяжело сглотнув так, что его кадык подскочил, – Я умру в пустыне так же, как и мой отец. Хорошо, что не в одиночестве... – Ты не умрешь. – С тобой не страшно, Хайтам. Аль-Хайтам почувствовал, как Кавех начинает наваливаться на него, клонясь в бок. – Кавех, нельзя закрывать глаза. Кавех! Аль-Хайтам подскочил и встряхнул его за плечи, пытаясь поймать хотя бы тусклый взгляд гранатовых глаз, но они оказались уже плотно сомкнуты. Белокурые волосы упали на бледное лицо. Голос Хайтама доносился до Кавеха словно из-под воды, и последнее, о чем подумал Кавех, было: "Извини, Хайтам, мне очень жаль".