Когда ночь становится темнее

На какое-то время наступило затишье, но мне все равно было тревожно. Из хорошего: я отогрелась и была уверена, что в церкви безопасно. Батюшка попытался успокоить меня в первые минуты пребывания в храме, но потом я попросила его оставить меня, и он ушел. Скорее всего он не был в курсе всего, что происходит в поселке. Мысли о том, хорошо ли это для него или нет, заняли меня на какое-то время, но потом мне пришлось вернуться к моей реальности. Потому что из плохого получалось, что я застряла в церкви, на краю города, без вещей и связи. Да уж, худшего положения, кажется, быть не может. Я думала о том, что сейчас происходит дома. Скорее всего Даша снова обезумела от того, что я обманула её. Ей ничего не стоит выбить хлипкую входную дверь. Влад… Я почти не слышала, что он мне кричал, потому что была слишком занята своим страхом. Что же он делает сейчас? Скорее всего они снова прочесывают город в поиске меня. Что они будут делать, когда найдут? Взгляд упал на одну из икон в храме. С утра Глеб сказал, что почему-то моя кровь сработала на Даше, как святая вода. Влад предположил, что это связанно с тем, что я крещеная, однако я была уверена в том, что это не так. Мои родители были самыми принципиальными атеистами, которые неоднократно ругались с бабушкой из-за этого. Она верила во все: от Бога до заговоренной воды. Интересно, как много из того, во что она верила, действительно существовало? Размышления — все, что мне оставалось делать. По крайней мере, до утра, а там мне придется думать о том, как выйти отсюда и не замерзнуть. Я легла на скамейку и притянула колени к груди, чтобы уместиться на ней. Мои глаза слипались, тело горело. Я провалилась в мутный прерывистый сон. Проснулась от того, что кто-то потряс меня за плечо. Разлепив глаза, я увидела перед собой Диму и мысленно была готова броситься ему на шею с просьбами увезти меня отсюда, но вместо этого я продолжила лежать, глядя на него. Его лицо постепенно становилось прежним, с него пропадали тени прошедших дней, а парень снова начинал выглядеть моложе. Светлые кудри были заправлены за торчащие уши. Взгляд светло-зеленых глаз был встревоженным. — Ты все знал, да? Он опустил взгляд и светлые ресницы прикрыли его глаза. — Да, они рассказали мне все прошлой ночью. Это так безумно и дико, я понимаю, но ты должна вернуться. Они все объяснят. — Парень говорил тихо, почти шепотом. Никогда не думала, что буду скучать по его громкому веселому голосу. — А потом сожрут меня, ага. Или скормят кому-нибудь. Нет, спасибо. — Ты предпочтешь остаться здесь навсегда? — Я предпочту как можно скорее уехать отсюда. И тебе советую. Дима скривил губы и отвел взгляд. Конечно, я знала, что он не сможет уехать отсюда без Даши, но не понимала, как он может любить кого-то настолько сильно после того, что случилось. Находясь здесь, в данную минуту, мы оба понимали, что они были обречены. Дима, очевидно, не сможет жить без Даши и он будет продолжать любить её, даже если она будет кровожадным монстром. — Дай им объясниться, — проговорил он и поднялся на ноги. Я встала вслед за ним, парень протянул мне мою куртку и шапку. Подумав несколько секунд, я забрала вещи, оделась, и мы вышли из церкви. Моя голова была тяжелой, клонило в сон. Вокруг было темно. Почему-то я была уверена, что прошло несколько часов и уже должно было настать утро. На мой вопрос о времени Дима ответил, что сейчас было всего пол-одиннадцатого. Дальше мы шли молча до квартиры Линды. Времени передумать не было, потому что Дима почти сразу распахнул дверь передо мной, пропуская меня вперед. Я задержалась в коридоре, думая стоит ли снимать верхнюю одежду и разуваться. В итоге я сняла только куртку и прошла в зал, где Влад ждал нас, сидя на диване. Я замерла на пороге, увидев в его тени все те же рога. Он тяжело вздохнул и кивнул мне на кресло, в котором я любила сидеть. Я плюхнулась в него, стараясь смотреть в лицо соседа, а не на его тень. — И кто ты? — спросила я, стараясь казаться равнодушной настолько насколько это было возможно. — Демон? А, нет, прости. Черт? — Бес, — спокойно поправил он меня. — Да, точно, — фыркнула я. — Я думала, что могу вам доверять. — И ты все еще можешь. — Могу? Серьезно? Еще с утра вы пытались запудрить мне мозги и выставить сумасшедшей. Это ты называешь доверием? Кто следующий, а? Упыри, волколаки, бесы… Водяной? Или Баба-яга? Может быть, следующим на меня свалится Кощей Бессмертный? — Иванна, тебе стоит успокоиться… — Не надо говорить мне, что я должна успокоиться, — перебила я, ткнув в его сторону пальцем. — Я имею полное право раздражаться и злиться, потому что я совершенно не хочу принимать участия во всей этой славянской сверхъестественной хрени. — Да, ты права. Прости. Очевидно, нужно было тебе еще при первой встрече все рассказать. Ты ведь этого сейчас добиваешься? — Нет, я говорю о том, что вы могли бы предупредить меня об этом с утра, когда я узнала о существовании упырей. А вы просто бросили меня на бог знает кого… Дверь снова хлопнула, заставив меня прервать свою возмущенную речь. В зал, опустив голову, как преступник, поднимающийся на эшафот, прошла Даша, чьи запястья были скованы наручниками, а следом за ней — Линда. Даша лишь на секунду задержалась на месте, чтобы взглянуть на Диму, после чего села рядом с Линдой и Владом на диване. В ней, казалось, не осталось ни следа вчерашнего безумия. — А ты кто? Не говори мне, что человек, — я сурово взглянула на Линду. — Русалка, — ответила она, опустив взгляд. — Отлично. Не в диснеевском смысле, я так понимаю. Она взмахнула рукой в неопределенном жесте. Я сложила руки на груди и некоторое время сидела молча, метая на всех яростные взгляды. Мне было непонятно почему Дима так спокоен. Он стоял в дверях, прислонившись плечом к дверному косяку, и смотрел только на Дашу. Она его взгляда избегала, глядя только на свои руки. Дверь снова хлопнула, некоторое время из коридора слышалась возня, после чего в зал ввалился Глеб. — О, так кружок неудачников уже в сборе, — его взгляд остановился на мне. Я вопрошающе вскинула брови. — Бес-склеротик, недо-упырица, горе-женишок, прожорливая саранча и наша бесстрашная журналистка с чихуахофобией. Прямо дрим тим. — Недо-упырица? — спросила я. — Русалка, — раздраженно исправила его Линда. — Один хрен покойница, — усмехнулся Глеб, сев на подлокотник моего кресла. — Убей он тебя на пару метров дальше, была бы упырица. — Ой, заткнись. И без твоего тявканья тошно. — Почему Влад склеротик? — я вновь повернулась к Глебу. — А вы не рассказали ей? — он с ухмылкой-оскалом повернулся ко всем остальным. — Влад помнит только последние двести лет, — Линда сложила руки на груди и откинулась на спинку кресла. — Волков, мне кажется в этом кружке ты забыл упомянуть себя — щенка, возомнившего себя большой страшной собакой, — с тем же спокойствием, начинающим раздражать меня, проговорил Влад. Глеб скривил губы. — Вчера вы были такими хорошими друзьями, — фыркнула я, наблюдая за их перепалкой. — О, Линда, а это не ты говорила, что Глеб «неплохой». — О, да я просто душка! — Я сказала, что он неплохой, когда не ведет себя как Глеб. К нашему большому сожалению, он всегда Глеб. — Я снова фыркнула, закатив глаза. — К черту, — Влад резко поднялся с места. — У нас есть проблемы посерьезнее, чем нянчиться с тобой Иванна. Он принялся ходить по комнате, я нахмурилась. — Я так понимаю, теперь мы наконец перейдем к обсуждению саранчи, — Глеб бросил взгляд на Дашу. — Кстати, сегодня она замочила военного с базы, а значит клан возьмется за нее с удвоенной силой. Она наконец посмотрела на нас. В её взгляде был чистый животный ужас, как у оленя, застывшего перед автомобилем. Я окинула взглядом всех присутствующих, а затем спросила: — Клан? — Стая упырей. По договору они охотятся раз в месяц, как и волколаки. Если кто-то нарушит договор, то главари сами расправляются с ними. Или это делаю я. В самом крайнем случае — Василиса, — объяснил Влад. — Мы должны выдать Дарью клану уже завтра. — Мы не можем, — громко и четко возразил Дима. — Кто сказал, что нет? — Глеб снова оскалился, повернувшись к парню. — Лично я не хочу, чтобы Лариса открутила мою голову. — Я думала, ты смелее. Ну, знаешь, плевал на все эти договоры и правила, — проговорила я, подняв на него взгляд. Он повернулся ко мне с той же улыбкой, что и с утра. Будто я была лепечущим ребенком, приводящим самые нелогичные аргументы из всех возможных. Это жутко раздражало меня всегда. Мужчины занимавшие более высокие должности в местах, где я работала, или парни из моего окружения частенько смотрели на меня так, заставляя казаться маленькой и глупой девочкой. Иногда они еще начинали объяснять мне то, что я и так знаю. Они не слушали меня, когда я пыталась возразить им, и смотрели на меня таким образом. На мой взгляд, это одна из самых унизительных вещей. — Кажется, я говорила, что меня бесит, когда на меня пялятся, — раздраженно напомнила я. Линда подняла на него хмурый взгляд, после чего несвойственно ей строго проговорила: — Глеб, если ты не можешь ничем помочь, сгинь отсюда. Парень поднял руки в ленивом примирительном жесте, ухмыльнувшись. — Ты просила её не трогать, я и не трогаю. Смотреть не запрещено. Я, в отличие от некоторых, соблюдаю условия договоров, — он метнул взгляд в сторону Влада. Линда вскинула брови. — Честно говоря, не знаю зачем я тут сижу. — Затем, что у тебя нет других дел, — я скривила губы в улыбке. — А вот у меня, кстати, есть работа. Смахнув челку с глаз и хлопнув ладонями по коленям, я поднялась с кресла. Они все подняли на меня удивленные взгляды. Наверное, после всего случившегося им было странно слышать о том, что я думаю о работе. Однако работа была единственным, что могло хоть чуть-чуть отвлечь меня. — Что? Я, кажется, неоднократно говорила, что не хочу принимать участия во всей этой сверхъестественной хрени. Мне платят за то, что я работаю. Время — деньги. А сейчас я не работаю, потому что вы пытаетесь втянуть меня в свои разборки. ¡Adiós! Я стремительно вышла из зала, задержавшись в коридоре у зеркала, после чего покинула квартиру Линды. Мне не терпелось вернуться к себе домой. Спускаясь по лестнице, я думала о том, в какой момент я начала считать эту квартиру своим домом. Там было не так много моих вещей, поэтому она выглядела пустовато, и все же, я успела привыкнуть к ней. В коридоре меня встретила кошка. Она потерлась о мои ноги, я подняла её на руки и прижала к себе. Питомица тут же замурчала. Мы прошли с ней в гостиную, где я упала в свое любимое кресло, продолжая гладить кошку. Конечно, обстоятельства нашей встречи были странными, как, очевидно, и все в этом поселке, но я успела привязаться к ней, а она приносила в мою жизнь приятное спокойствие. Сама того не заметив, я начала пересказывать ей этот день, а затем предыдущий и все, что меня беспокоило. Она сидела у меня на коленях, положив голову на мою грудь и глядя на меня из-под полуприкрытых глаз, и слушала меня словно что-то понимала. Хотя, я думаю, она действительно что-то понимала. — Да уж, докатились… — проговорила я, заканчивая свой рассказ, — разговариваю с кошкой, потому что больше не с кем. Только сейчас ко мне пришло осознание, что мне действительно не с кем поговорить обо всем. Только сейчас я почувствовала себя по-настоящему одиноко здесь. Я не могла рассказать о случившемся подругам или сестрам, потому что и сама бы в это не поверила, если бы не видела собственными глазами. Я и сейчас не верила во все это. Мне казалось, что меня разыгрывают, что все это какая-то специфическая шутка. Или что я схожу с ума. Может быть, по пути сюда машина перевернулась и сейчас я в коме, а это мой бредовый сон? Я снова ущипнула себя за предплечье, но почувствовав боль не остановилась, а еще несколько раз ущипнула себя. Это просто не могло быть реальностью. Такие мысли крутились у меня в голове, и вырваться из них я смогла только увидев на руке бледный синяк. Кошка давно ушла с моих колен и теперь хрустела кормом на кухне. Я опустила рукав и поднялась с кресла. Приняв душ и переодевшись в чистую одежду, я забралась под одеяло, но заснуть не смогла. Совру, если скажу, что мне не было интересно узнать, что обсуждают сейчас наверху Линда, Влад и Дима. К какому решению они придут? Что будет если Даша вновь взбунтуется и сбежит? Почему она вернулась, если уже сбежала? Она знала, что её убьют, если она вернется. Почему Даша не уехала из города? Очевидно, я не узнаю ответов, если не спрошу сама. Поэтому вскоре я снова стояла у двери Линды. Я дернула за ручку и прошла в квартиру. Они по-прежнему сидели в гостиной, но говорили уже тише, а, услышав меня, совсем замолчали. Я прошла к ним и остановилась в дверях, не зная, куда деть себя. Все места были заняты, поэтому я прислонилась плечом к дверному косяку. — Работа закончилась? — ехидно поинтересовался Глеб. Он занял мое кресло, развалившись на нем, как молодой капризный король на троне. — А у тебя так и не появилась, как я посмотрю, — ответила я, невольно скривила губы. — Вы знакомы всего сутки, а ваш антидуэт уже бесит меня, — цокнула Линда, а затем повернулась к Владу, чтобы он продолжал. Мы с Глебом одновременно фыркнули и отвели взгляды друг от друга. Она, Влад, Дима и Даша сидели на диване. Последние держались за руки так, словно от этого зависела их жизнь. Я бросила взгляд на Влада и снова увидела рога в его тени. Холодок пробежал по спине, заставив меня вздрогнуть. — Почему мы не можем просто уехать? — устало и, очевидно, не в первый раз спросил Дима. — Вы же сами говорите, что упырям не обязательно есть людей целиком. Можно пить кровь и есть сырое мясо. Она сможет пить мою кровь, а мясо достать несложно. — Во-первых, нет, не сможет, если ты, конечно, не хочешь сыграть в ящик через месяц. Она питалась тобой чуть больше недели, но тебе и этого хватило, чтобы быть на грани овощного состояния, — равнодушным, скучающим тоном, проговорил Глеб. — Во-вторых, есть сто раз замороженное мясо совсем не то же самое, что раздирать плоть самостоятельно и чувствовать, как жертва медленно перестает трепыхаться, как жизнь покидает тело. Скажи мне, что я не прав, саранча, — он с ухмылкой обратился к Даше. Её взгляд был направлен в пустоту. — Согласись, тебя ведь только кандалы удерживают от того, чтобы наброситься на него. Даша стиснула губы в тонкую полоску, зажмурилась и сжала руки в кулаки. Глеб хотел добавить что-то еще, но Влад перебил его: — Она не сможет уехать, потому что её душа привязана к этому месту. Выйдете за территорию — и она умрет окончательно. — К тому же, неужели ты хочешь тратить время на то, чтобы возиться с трупом? — продолжил Глеб. — Да-да, трупом, не смотри на меня так. Я взглянула на Дашу и заметила, что в ней действительно нет ничего живого. Она редко моргала, не дышала, её бледная кожа была ледяной, подобно снегу за окном. Девушка выглядела, как фарфоровая кукла. Глядя на неё, я вспомнила те жуткие викторианские фотографии мертвецов с нарисованными на веках глазами и подставками, придерживающими шею. Только сейчас я почувствовала, что мне жаль её. — Я возвращалась домой, получив последнюю посылку от тебя, — вдруг заговорила Даша. — Уже темнело, было ужасно скользко после ледяного дождя, но я все равно шла быстро, чтобы успеть домой. Потом, кажется упала… Да. Упала. — Она хмурилась, пытаясь что-то вспомнить. — Он шел за мной, помог подняться и предложил проводить до дома. Я отказалась, но он был настойчив. Постоянно спрашивал мое имя, пытался познакомиться, я сказала ему, что замужем. Даша коснулась рукой груди, я нахмурилась. — Он разозлился, толкнул меня на землю. А потом… Он сказал, что если я не достанусь ему, то не достанусь никому, — её руки скользнули на шею. — Он начал душить меня чем-то, — девушка нахмурилась, прокручивая перед глазами воспоминания, — кажется, шарфом. Потом… — Даша обвела нас взглядом и взмахнула рукой. — Потом вы знаете, что было. Если вы считаете, что лучше меня сдать клану, то пусть так и будет. — Нет, что ты такое говоришь? — Дима сжал её руку в своей. — Они же убьют тебя. Она положила свободную руку на его щеку и криво улыбнулась. — Дима, я уже мертва. То, в каком состоянии я сейчас, это не жизнь. Это просто жалкое существование, а мне это не нужно. И тебе не нужно. Ты вернешься домой и забудешь все, что произошло, забудешь меня, найдешь себе другую, живую, девушку и будешь счастлив, хорошо? Он сжал губы и покачал головой. Их ужасно трогательный момент прервал цокнувший Глеб. — Как же вы, парочки, любите разводить сопли из ничего. Я, сложив руки на груди, метнула в него испепеляющий взгляд, который он проигнорировал. Точно также на него посмотрели Влад и Линда. Парень вскинул руки, поднялся с кресла и вышел из комнаты. Я вышла на лестничную клетку вслед за ним. — Тебе обязательно каждую секунду быть конченым ублюдком? — бросила я ему в спину. Он остановился и обернулся ко мне. — Только этим и живу, — раскинув руки в стороны, проговорил Глеб. — О, да ты ведь тоже об этом подумала! Я просто не постеснялся сказать это вслух. Не стану врать, я действительно подумала, что их прощание похоже на сцену из слащавой мелодрамы. — Иногда стоит промолчать, — упрекнула я. — Может быть. Например, тебе сейчас. — Ты единственный человек на этом свете неспособный заткнуть меня. Глеб снова оскалился. — Это взаимно. Кстати, мы перешли на «ты». Значит ли это, что твоя неприязнь в сторону конченого ублюдка сходит на нет? — Нет, теперь это значит, что я не уважаю тебя. — Вот как, — хмыкнул он. — «Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны», да? И все же, ты ведь тоже подумала, что они все ведут себя излишне драматично? Я отвела взгляд, сложив руки на груди. Не хотелось признавать, но да, мне действительно так показалось. Даша могла не говорить такую длинную и драматичную речь. Хотя я не была согласна с тем, что это «разведение соплей из ничего». Даша не хотела умирать, а Дима не хотел терять её. Они имели право выражать свое горе так, как им хотелось, и не мне решать слишком ли это драматично или нет. — Не думаю, что ты способен понять это. Для этого нужно любить хоть кого-то, а тебя никто, кроме тебя любимого, не интересует. Он склонил голову вбок и ухмыльнулся. — Но ведь жить так намного проще, согласись, — не дожидаясь моего ответа, он развернулся и ушел. Я проводила его взглядом, стоя у лестницы и думая стоит ли мне тоже уйти. Ситуация Димы и Даши меня никак не касается. По крайней мере — сейчас. Но ведь Дима вроде как мой друг, и ему, наверное, нужна моя поддержка. Дверь квартиры Линды распахнулась и Дима практически вывалился на лестничную клетку, не дав мне принять какое-нибудь решение. Он запустил руки в свои золотые волнистые, немного спутанные, волосы. Друг посмотрел на меня, после чего опустил взгляд. — Почему она так легко сдается? — с усталым возмущением он адресовал вопрос скорее тишине и пустоте, чем мне. — Тебе стоит отпустить ее, если она так хочет, — вздохнув проговорила я. Дима посмотрел на меня и скривил губы так, как ему было совершенно несвойственно, словно я сказала что-то крайне грубое и неприличное. — Я понимаю, как это звучит для тебя, — он отвел взгляд от меня и прислонился спиной к закрытой двери. Это было так по-детски, что ему не хватало только руки на груди сложить и обиженно надуть губы, как будто я была его матерью, запретившей есть шоколад перед кашей. — Но ведь, похоже, это действительно единственно верное решение. Каким бы засранцем Глеб бы не был, он прав. Даша уже мертва и не сможет… — я запнулась, поняв, что фраза «не сможет жить, как раньше» звучит нелепо в нашем контексте. — У вас не выйдет ничего, ты ведь и сам это прекрасно понимаешь. Она обречена на такое существование навечно, в отличие от тебя. Если ты действительно любишь её, ты отпустишь её. Парень сжал губы в тонкую полоску, я видела, что его подбородок подрагивал. Некоторое время мы стояли молча и не глядя друга на друга, но стоило мне посмотреть на него, как я увидела на его лице блестящие дорожки слез. Мне стало жутко неловко. Я коснулась его предплечья рукой, заставляя обратить на меня внимание, после чего немного раскинула руки в стороны. Он тут же стиснул меня в объятиях, как если бы я была единственным, что удерживало его на плаву посреди огромного океана. Только спустя несколько секунд я обняла друга в ответ, положив подбородок на его плечо. — Все будет в порядке, — тихо проговорила я, водя руками по его спине, как это делают маленьким детям, пытаясь их успокоить. Не знаю сколько мы простояли так, но, отстранившись, Дима утер рукавом свитера лицо и попытался бледно улыбнуться мне, но получилось плохо. Я слегка сжала его предплечье, предложив вернуться в квартиру. Он открыл дверь и замер на пороге, ожидая, что я пойду с ним, но я решила пойти к себе. Было уже два часа ночи. Время тянулось бесконечно долго. Вернувшись, я снова попыталась уснуть. Однако снова у меня ничего не получилось. Кошка лежала у меня под боком, под одеялом, но её присутствие не усыпляло меня, как раньше. Я взяла телефон в руки, пролистала ленту в нескольких социальных сетях, проверила мессенджеры, но нигде не было ничего нового. Три часа ночи, скоро утро. Я открыла чат с Сашей и начала набирать сообщение, где писала обо всем, что беспокоило меня все эти годы. Затем я стерла его, потому что написала слишком много и слишком эмоционально. САША: Что писала? 3:21 ВЫ: Ты чего не спишь? 3:21 САША: Время еще infantil Так что ты писала? 3:22 ВЫ: Неважно, я перепутала чаты. 3:22 САША: Está bien… 3:24 Мы обе молчали, очевидно, ожидая, когда одна из нас напишет что-то. Однако никто ничего больше не написал, поэтому Саша первой вышла из сети. Я закрыла мессенджер сразу после нее и отложила телефон на тумбу. Проворочавшись час или около того, я все же провалилась в сон. Мне снилось, что я бегу по бескрайнему полю. Небо было скрыто за тяжелыми серыми грозовыми тучами, где-то сверкала молния и зловеще громыхал гром. Высокая темно-зеленая трава цеплялась за мои ноги и неприятно царапала их. Ветер трепал мои волосы. Сердце быстро колотилось в груди. Вдруг передо мной возник обрыв, и я, не успев остановиться, сорвалась вниз. И тут же проснулась. Мое сердце все еще билось в груди, как будто я действительно бежала. За окном было светло. Посмотрев на время, я обнаружила, что уже было почти двенадцать. Несмотря на все произошедшее в последние дни, этот день проходил спокойно и размеренно. Я занималась своими рутинными делами, и это давало ощущение, что ничего не изменилось, что все мной увиденное и услышанное было сном, как-то поле. Отправив Линде статью, я поменяла домашнюю одежду на темно-бордовый свитер, подаренный Есенией на какой-то из праздников, и единственные джинсы, которые были у меня в гардеробе, после чего вышла из своей квартиры и поднялась к Линде. Я позвонила в дверь, хотя знала, что она никогда не бывает заперта, и на пороге появилась сама Линда. Она не выглядела уставшей, но было видно, что спать она не ложилась. — Не помешаю? — спросила я. — Не, проходи, — она пропустила меня в квартиру. Все утро я держала в голове мысль о том, что Людмила с фотографий тысяча девятьсот двенадцатого это и есть Линда. Соседка, смахнув волосы с плеча, прошла в кухню, я последовала за ней. — Сколько тебе лет? — спокойно поинтересовалась я. Она хмыкнула. — Двадцать четыре, — ответила Линда, включив чайник. — Ну, это те годы, которые я прожила. Потом я умерла, стала русалкой и больше не старела, соответственно, не взрослела. Чайник вскипел, соседка разлила кипяток по кружкам и кинула в них по чайному пакетику. Я чуть нахмурилась, а затем спросила: — Как давно ты… стала русалкой? — Сначала я хотела спросить, когда она умерла, но в последний момент передумала, решив, что, возможно, это для нее больная тема. Если я сейчас надавлю на нее, то она снова закроется, а мне нужно получить как можно больше информации. — Сто шесть лет назад, — Линда поставила передо мной чашку горячего чая. — Я видела столько смертей, что теперь эта тема не является для меня болезненной, поэтому можешь спокойно спрашивать. — Получается, тебе сейчас должно быть сто тридцать лет? — уточнила я. — Да… — Она прислонилась бедрами к столешнице. — Что Глеб имел в виду, когда говорил, что ты недо-упырица? Линда цокнула, закатив глаза. — И упыри, и русалки это заложные покойники, но упырями могут стать и мужчины, а русалками только девушки. — И некрещеные дети? — Иногда, но чаще всего дети становятся мавками. Премерзкие существа, — соседка поморщилась и сделала глоток чая. — А вы так же питаетесь? Ну, кровь, мясо… — я крутила чашку в руках, одновременно желая и боясь услышать ответ. — Чтобы поддерживать жизнь в теле, или как ты там говорила. — Нет, русалки питаются душами потерянных. И нам нужно делать это гораздо реже, чем упырям и волколакам. У меня было столько вопросов, которые я хотела задать, но нельзя терять голову. Поднимаясь сюда, я составила в голове список вопросов, но, конечно, мне поскорее хотелось перескочить в конец. Вчера я сказала, что мне не интересно принимать участия в их разборках и это все еще было так. Однако это не значило, что мне не интересно узнать об этой стороне мира побольше. Я предпочитала быть зрителем, сторонним наблюдателем. — Как ты умерла? — спросила я. — В лесу, недалеко от поселка, протекает река. Меня утопили в ней, но так как умерла я раньше, чем должна была, я вернулась русалкой. Когда-нибудь, возможно, моя душа освободится и я обрету покой, — её голос становился все тише и тише, пока вовсе не перешел на шепот. Мы замолчали, погрузившись в свои размышления. Моей соседке и подруге было сто тридцать лет. Я думала о том, сколько всего она могла видеть, сколько она могла пережить. Я вспомнила свои записи, в которых я записывала произошедшее за все время моего пребывания в поселке. Что ж, из этого могла бы выйти неплохая книга, — подумала я, а затем посмотрела на Линду. — Да, книга вышла бы действительно неплохой, — глядя в пустоту, проговорила она раньше, чем я успела хотя бы рот раскрыть. — Русалки не только питаются душами, но слышат достаточно громкие мысли, например, навязчивые идеи. — Значит, ты не против? — Я думала о том, чтобы написать автобиографию, но потом мне показалось это немного… эгоистично. Я ведь не такая интересная и известная личность. Но раз уж её писать будешь ты, то почему бы и нет. К тому же, мне нравится твой язык, Иванна. Я невольно улыбнулась. — Когда начнем? — Хоть сейчас. Лариса придет только после полуночи, поэтому у нас вагон времени. — Оу, хорошо, — я несколько раз быстро моргнула и опустила взгляд на кружку, перестав крутить её в руках. Линда вопрошающе посмотрела на меня, склонив голову вбок. — Это просто довольно неожиданно… Я думала, ты будешь долго отказываться, а потом откладывать все на потом. А ты так быстро согласилась и готова начать уже сейчас. — Тебе нужно время? — поинтересовалась она. — Нет, я думаю, мы можем начать сейчас. — Хорошо, — Линда улыбнулась мне, — перейдем в зал? Я уверена, что на твоем кресле тебе будет удобно. Мы перешли в зал, она легла на диван, а я устроилась в кресле, поставив чашку с еще горячим чаем на маленький столик рядом с подлокотником и включив диктофон. Линда прикрыла глаза, сложила руки на животе и спустя пару минут заговорила. Это было лето тысяча девятьсот шестого года. Одно из самых теплых и солнечных, что я помню. Наша усадьба утопала в зелени: изумрудный плющ облеплял белые каменные стены и обвивал высокие колонны, пышные кустарники, раскинувшиеся рядом с выложенными гравием тропинками, дивно пахнущие цветы и высокие деревья, шуршащие листвой. Большие окна в белых рамах выходили в сад, поэтому, играя на рояле dans le salon, я часто отвлекалась, чтобы с тоской смотреть в окно. Когда maman и papa были слишком заняты, чтобы следить за моими уроками, я тайком выбиралась в сад и часами лежала на траве под старой дикой яблоней, читая любовные романы, царапая пером на бумаге свои короткие стихотворения и иногда поедая тайком стянутые с кухни пирожные. Сейчас я, конечно, понимаю, что родители скорее всего знали о том, что я отлыниваю от занятий, но ничего мне не говорили. В тот день я вновь сидела за роялем, лениво перебирая пальцами клавиши и наигрывая какую-то незамысловатую мелодию. Солнечные лучи подсвечивали парящую в воздухе пыль, а я думала о том, что каждая пылинка могла быть крохотной танцовщицей в пышной белой пачке, кружащей в своем никому не заметном танце. Это было так нелепо, но мне было слишком скучно думать о чем-то другом, например, о нотах на листе. В какой-то момент я подумала о том, какие глупые это были пылинки, тратившие свои силы на то, что никто не замечает. Поэтому я закрыла крышку рояля, со скрежетом отодвинула скамейку, взяла свой любимый роман и поспешила покинуть le salon. Сад встретил меня пением птиц, лимонными капустницами, парящими над пышными розовыми цветами, которые так любила моя maman, и шуршащим под ногами гравием. Я свернула с тропинки и нырнула в кустарник, к своему дереву, скрытому от глаз посторонних. Ветки цеплялись за мои длинные волосы, словно не желая выпускать меня из ухоженного сада в частичку дикого леса, с которым я невольно себя ассоциировала. Преодолев препятствие в виде кустов и оставив на ветке ленту, державшую мои косы, я упала на мягкую траву, прислонилась спиной к дереву и распахнула книгу, где в качестве закладки лежал цветной фантик от шоколадной конфеты. Тогда для меня все было иначе. Если я читала книгу, то я погружалась в нее с головой, не видя перед глазами ничего, кроме ярких картинок. Так было со всем, чем я увлекалась достаточно сильно, чтобы не забросить через неделю. Поэтому не удивляйся тому, что я не заметила ни приближающихся сумерек, ни шуршания гравия и шелеста листвы. Только когда из моих рук вырвали книг, я вернулась к окружающей меня реальности. Володя с ухмылкой листал мою книгу. Я резко подскочила и попыталась вырвать её из его рук, но он просто поднял книгу над головой. Он был выше пятнадцатилетней меня почти в два раза, поэтому все, что мне оставалось это топнуть ногой и грозно нахмурить брови. — Эй! Верни сейчас же! — А ты попробуй забери, — он помахал книгой у меня перед носом, но когда я вскинула руку, чтобы забрать её, брат снова поднял книгу вверх и рассмеялся. Я надула губы и сложила руки на груди, глядя на него исподлобья. Мне казалось, что так я выгляжу грозно и строго, как наша maman, но скорее всего на деле я была просто сердитой fillette, которой и являлась. Глядя на меня Володя вновь беззлобно рассмеялся, после чего протянул мне мою книгу, которую я вырвала из его рук и прижала к своей груди. Некоторое время я обиженно сверлила его взглядом, пока он с улыбкой не растрепал мои волосы. — Пойдем, там тебя потеряли. — Кто? — Император наш, Николай, — фыркнул он. — Родители. Алексей вернулся из Петербурга. Алексей был нашим старшим братом. Ему было двадцать два года, в то время как мне пятнадцать, а Володе восемнадцать. Сколько я себя помнила, он всегда был, как мне казалось, слишком серьезным. Даже в детстве он смотрел на наши забавы свысока, предпочитая им книги и учебу. Но несмотря на всю свою серьезность он любил нас и любовь выражал по-своему: через дорогие подарки, наставления и почти родительскую заботу. В последний раз я видела его, когда он возвратился в наше имение на Рождество, поэтому мои обиды на Володю тут же испарились словно их и не было никогда. Я широко распахнула глаза и улыбнулась, но затем снова нахмурилась. — А как ты меня нашел? Он вытащил из кармана мою ленту для волос, о которой я успела забыть. — Пойдем. Мы, пробравшись через кустарник, снова вывалились в сад. Закатное небо было окрашено всеми оттенками желтого и красного. Я пыталась привести свои волосы в порядок, расчесывая их пальцами и доставая мелкие листочки. Легкий летний ветер шуршал листвой деревьев, а из дома начинали слышаться голоса. Дверь гостиной была приоткрыта. Володя пропустил меня вперед. — Алексей! — окликнула я, переступив через порог, и бросилась ему на шею. Брат крепко обнял меня в ответ, а затем поставил на ноги. Только отстранившись от него, я заметила, что он приехал не один. Рядом с ним стоял молодой человек, сложив руки за спиной. Темный взгляд, зализанные угольные волосы и строгий черный костюм — все в нем выглядело устрашающе, поэтому я невольно замерла, продолжая пялиться на него. — Людмила, это Владислав — мой близкий друг, — проговорил Алексей, указав на гостя. — Владислав, это моя сестра Людмила. А я продолжала стоять и хлопать глазами, когда Влад легко пожимал мою руку. — Значит, так началась ваша история? — спросила я, притянув колени к груди. — Нет, не совсем, — Линда покачала головой. — Конечно, это наша первая встреча, но тем летом я так и не поняла, кто он. — А когда это случилось? — Годы спустя. Только в тридцать девятом, после своей смерти. Я запомнила именно то лето, потому что оно было одним из самых легких и беззаботных в моей жизни. Алексей провел все три месяца в имении, они с Володей почти не спорили, а Влад стал хорошим другом моей семьи. Он оказался не таким жутким, как я подумала в нашу первую встречу. Почти каждую неделю он приносил мне новые книги, открывая для меня новые жанры и новых авторов. Влад был первым, кому я сказала, что хочу быть журналисткой, и показала свои маленькие рассказы и стихи, написанные под яблоней. Он прочел их все, несмотря на их глупость и наивность, и предложил некоторые правки. — Вам действительно понравилось? — улыбаясь спросила я и посмотрела на него. — Конечно, — он ответил совершенно серьезно, без улыбки, не оставляя у меня никаких сомнений. — Вам стоит заниматься этим больше. Не забрасывайте. — Не брошу, — я покачала головой и прижала к груди исписанные листы. Некоторое время мы сидели молча, наблюдая за стремительно уходящим последним днем лета, а затем он вдруг спросил, глядя мне прямо в глаза. — Людмила, назовите мне ваше самое сокровенное желание. Тогда я не понимала почему он это спросил, но все во мне хотелось ответить, поэтому, не задумываясь, я сказала, что хочу остаться навечно молодой и иметь талант, которого не будет ни у кого из ныне живущих. Что ж, тогда я и подумать не могла, что мое желание исполнится. — Конечно, совершенно не так, как мне хотелось, — она вздохнула. — Я не сказала, что хочу жить вечно. Я сказала, что хочу быть молодой вечно, а быть молодой можно и мертвой. Ты сейчас думаешь, что это глупое желание, но мне было пятнадцать, я ужасно боялась старости. Я видела свою морщинистую бабушку с редкими седыми волосами, которая когда-то была прекраснейшей женщиной, и думала о том, что однажды я стану такой же. — А талант? Почему ты не издала ни одной книги? — О, я издала, поверь, и не одну. Однако после моей смерти меня быстро забыли. Наверное, в этом и был подвох. Какой бы талантливой я ни была, мои книги никогда не получали известности. — Это ужасно, — тихо проговорила я. Может быть, поэтому она так легко согласилась с тем, чтобы я писала её биографию? Линда хотела быть услышанной уже многие годы, но все ее рукописи уходили в пустоту. Некоторое время мы сидели в тишине. Я выключила диктофон и стала обдумывать написание этой книги. Это было для меня в новинку, потому что до этого я писала только небольшие статьи в своем блоге и для святовещенской газеты. Ну, еще несколько фанфиков, но не полноценную книгу. — У тебя все получится, — легко сказала Линда, очевидно, услышав мои сомнения. — И поговори уже со своей подругой. — Я подумаю на счет второго. — Тебе нужно уменьшить количество вещей в своей жизни, из-за которых ты стрессуешь. — Мне не дали уехать, — невесело усмехнулась я. Конечно, все это я и сама понимала, а замечание Линды вывело меня из себя. Еще больше меня раздражало то, что все мои мысли, чувства и эмоции переставали быть только моими. Мне нужно было несколько раз обдумать мысль прежде, чем озвучивать её для остальных, а Линда лишала меня такой возможности. — Прости, — тихо сказала она, снова подслушав мои мысли. — Я пойду. Напиши мне, если Диме понадобится какая-то помощь. Допив остатки чая, я подхватила мобильник и поспешила покинуть квартиру соседки. Она бросила мне что-то напоследок, но я уже закрывала дверь. Наверное, попрощалась.