***
Когда Ёнджуну было семь лет, мама иногда давала ему немного денег на конфеты. Ёнджун очень любил конфеты, особенно шоколадные, но на сумму, которая у него была, можно было купить только одну вкусную конфету, а одной он бы не смог угостить и себя, и маму, и своих друзей. Поэтому он всегда покупал самые дешевые конфеты в магазине рядом с домом — мятные карамельки. Они были горьковатыми и липли к зубам, но также были и сладкими. Такими же сладкими, какой он хотел бы видеть свою жизнь. Люди обычно называют сладким не только еду, и Джуну сложно было представить, что такое сладкая мелодия, сладкий сон или сладкие поцелуи. Мама всегда целовала его в лоб перед сном, но её поцелуи совсем не были сладкими. От них веяло тревогой — это ощущение мальчик запомнил очень хорошо. Когда Ёнджун поступил в Хогвартс, то каждое застолье ел пудинг и мог попробовать другие сладости, и это в сто раз вкуснее, чем мятные карамельки. На время, он вообще забыл про них, потому что они напоминали ему о самых тревожных моментах прошлого. Но потом вспомнил. В тот день на третьем курсе, когда ученики уезжали на Рождество домой, Субин подарил ему мятные карамельки. Они были не такими, как в детстве, но один только взгляд на них, заставил воспоминаниям окутать его вновь. Он не хотел есть эти карамельки, но и делиться тоже не хотел — теперь это казалось чем-то сокровенным, частью воспоминаний, пренадлежащих только ему. Он положил их все под подушку, думая, что, возможно, в будущем, если вдруг станет плохо, он сможет съесть одну и вспомнить, через что он прошел и кто он такой сейчас.***
1995 г.
Мальчик хорошо помнит один момент из своей жизни, один из тех, которые хотелось бы больше всего забыть. Тогда был конец сентября, пасмурное воскресное утро. Джуни недавно перешёл на вторую ступень в начальной школе и был очень самостоятельным для своего возраста. Мама заболела на днях, может, тому было причиной ухудшение погоды, может, переутомление. Сын за ней присматривал, чтобы она поскорее поправилась, даже стащил у отца деньги на алкоголь — все равно лишних не было, — чтобы купить лекарства. Мама его тогда сильно упрекала, мол, она-то как-нибудь выздоровеет, а вот их сожителя лучше лишний раз не злить. Ёнджун её понимал, но все равно считал, что здоровье важнее. Отец гулял где-то со своими собутыльниками и вернулся только под утро. Ёнджун слышал, как захлопнулась дверь и тот завалился на скрипучий диван, когда мальчик сидел за домашним заданием на кухне. Он часто проводил время на кухне, днём отец, если был дома, то был в гостиной, а ночью в спальне, так что ночью мальчик спал на лежащем на полу матрасе в гостиной — на диван даже садиться было тошно, а его кровать он ещё год назад попросил продать ради денег. Через десять минут из комнаты послышался храп — слава богу уснул. Было три часа дня, когда Ёнджун пошёл варить суп, стараясь не греметь посудой. Мама спала, отец спал, только восьмилетний мальчик занимался готовкой и чувствовал себя как никогда спокойно. Всё утро собирались тучи, и к тому времени таки начал накрапывать дождик, капли застучали по земле — этот звук вызывал столько непонятных чувств в маленьком Джуне и напоминал, как он, бывало, запирался в ванной и молча ронял слёзы на пол. Ёнджун сидел, обняв колени и склонив голову, и смотрел, как они со звоном соприкасались с плиткой. Тогда он не зажимал уши, а концентрировался на этом звуке, чтобы не слышать голосов в соседней комнате. Дождь потихоньку усиливался, суп потихоньку варился, отец потихоньку просыпался. Ёнджун это понял, когда прикратился храп и диван снова заскрипел, поэтому вышел с кухни, надеясь, задобрить отца едой. — Чем это пахнет? — спросил тот с запинками, опираясь рукой на подлокотник. Видно было по его нелепой позе насколько он пьян. — Я суп варю, он скоро сварится. Будешь есть? — Отвечает Ёнджун, стараясь, как обычно, сохранять есстественный и доброжелательный голос. — Буду. А ты лучше... — Прохрипел тот, заикаясь. — с-ходи пока за пивом. Похмелить-ся надо. Ёнджун уже иногда ходил так в магазин к знакомому отца, который и продавал ему алкоголь, а деньги он брал из заначки, в которую отец забирал деньги с бабушкиной квартиры. Но сейчас мальчик не мог сходить в магазин, в заначке осталось всего пара пенсов, потому что большую чать он взял оттуда на лекарства. Ему вдруг стало страшно, хотя к поведению отца он привык. — Чё стоишь? — Денег на пиво нет. — Как нет? Вот, знаешь же, где лежат, почему я должен показывать. — Их там не хватит на пиво. — Он старался отвечать спокойно, как будто бы и сам не понимает, в чем его провинность, но коленки как назло подкашивались, а голос засипел. — Как не хватит? Всё хватает. Вчера было там, — запутываясь в собственном языке начал раздражаться отец, — я знаю сколько. Иди. Или я. — Он подошёл к батарее, потеряв перед этим равновесие и зацепившись рукой за тумбочку, на которой из-за тряски тут же упало несколько вещей. За батареей лежали деньги в кошельке, очевидно, их было недостаточно. — Где? Кто взял? Были вчера тут два фунта. Мужчина вспылил мгновенно и ударил кулаком по стене, посмотрел на сына помутнённым, всё ещё пьяным взглядом, в котором никогда не было никакой любви к своей семье или хотя бы немного человечности. Ёнджун же смотрел пристально, стеклянными, как у куклы, глазами. Газ под супом уже пора выключать... — Я... Я взял, мама заболела сильно, нужны были лекарства... Отец рявкнул что-то и махнул рукой по тумбе, всё, что стояло на ней, полетело на пол — мальчик застыл, не шелохнулся. — Кто разрешал брать! — Прокричал пьяница и оказался рядом с сыном, чтобы взять его за шиворот кофты. — Ты чё, совсем охуел? — Прокричал он сыну в лицо, выдыхая отвратный запах перегара. Его засаленная жирная рожа исказилась в гневе, что мальчика пугало до дрожи. Также он смотрел на маму в те самые моменты, но на Ёнджуна — никогда прежде. — Пусть эта дура подохнет, мои деньги не заслужила! — Но она же болеет... — Попытался возразить мальчик, потому что не хотел, чтобы маме досталось как обычно. Она же не виновата, что заболела. — Ты меня слышал?! — Рявкнул мужчина прежде чем небрежно скинуть ребенка на пол. — Ты запомни, — он неуклюже сел рядом на корточки и поднял его голову за волосы, чтобы мальчик смотрел на него, — в чьей квартире ты живёшь? И он ударил Ёнджуна по лицу, продолжая что-то кричать, но Джун слышал только своё сердце, громко стучащее в ушах. Отец тряс его за волосы, было не столько больно, сколько невероятно обидно, что этого человека он вынужден называть своим отцом. И квартира его никому не сдалась, лучше жить на улице, чем так... Мама вышла из спальни. Женщина подскочила с кровати, когда устышала крики, и, хотя у неё кружилась голова, она немедленно побежала в гостиную. Её муж никогда не поднимал руку на их сына, только игнорировал его и срывался на ней. Но сейчас мальчик, завидев маму, посмотрел на неё такими жалостливыми глазами, что ей стало так плохо от своей собственной беспомощности, и пополз к ней, вырываясь из рук Мистера Чхве. — Ты, сука, — мужчина сменил фокус своего внимания на неё, — как воспитала моего сына? Ёнджун хорошо помнит тот день, но плохо — сам момент. Дальше всплывало в памяти только то, как он кричал: — Мама, мне страшно. Мама, с тобой всё хорошо!? Мама... "Почему ты до сих пор ничего не решила? Почему мы продолжаем терпеть это?" А женщина продолжала бездейственно таращиться на своего сына. Она видела как он плачет, как ему страшно, хотела утешить, но в тот момент не могла даже обнять в ответ. Не нашла в себе сил пошевелисться, потому что её саму с головы до пят пронизывал страх и ужас перед своей собственной беспомощностью. Этот страх преследовал её уже много лет, и преодолеть его она не могла. Лихорадка, которая уже отпустила её после первых дней болезни, снова овладела её телом, поэтому она пошатнулась, оперлась о стену рукой и так и сползла по этой стене на пол. В глазах плыло, хотелось заснуть прямо сейчас и ещё долго не просыпаться. Как же она устала....***
1999 г.
Иногда случалось так, что у детей из магловских семей проявлялись магические способности, это было связано с тем, что они имели хотя бы одного мага среди предков. Такие случаи были редкостью, но не чем-то удивительным. В таких особых случаях, как правило, письмо приносит не сова, а специальный посланник. Так часто делают с маглорожденными: нужно же объяснить родителям, что это не бред и не просто чья-то глупая шутка. Вот и к семье Чхве, когда их сыну уже исполнилось одинадцать, в один из июльских дней пришёл странный мужчина в мантии. Он позвонил в звонок — ему пришлось ещё разобраться, как принято у маглов объявлять о своём визите — на втором этаже лондонской панельки. Тогда было раннее утро и оба родителя ещё спали, поэтому мальчик открыл ему дверь сам. — Меня зовут Ким Сокджин. — Представился мужчина и снял с головы чудную конусовидную шляпу с широкими полями. — Я профессор, профессор в школе Хогвартс. Ты знаешь что-нибудь об этой школе? — Мальчик покачал головой, смотря на незнакомца исподлобья, хоть тот и выглядел дружелюбно. — Где твои родители? Могу я поговорить с ними? Ёнджун не хотел тревожить маму, но посчитал, что это что-то важное, поэтому попросил мужчину подождать и закрыл дверь, а сам ушёл в спальню. Всё удалось провернуть тихо, так что отец не проснулся. При этом вся ситуация вышла до того странной, что Ёнджун, находясь под впечатлением, не мог запомнить всех деталей. Миссис Чхве вышла поговорить с мужчиной, он попросил впустить его, но женщина не могла согласиться, ведь боялась, что проснётся её муж-дебошир. Однако, для Профессора Ким Сокджина это оказалось не проблемой. Он беспардонно вошёл в дверь, прошёл в гостинную, достал из кармана какую-то странную палку, взмахнул ей, произнеся странные слова, после чего заявил, что они могут говорить свободно и отец Ёнджуна не проснётся ещё как минимум часа три. Профессор поговорил с мальчиком и его мамой. Он сказал, что Ёнджун — волшебник, поэтому ему нужно пойти учиться в специальную школу для волшебников, находящуюся недалеко от Лондона. Конечно, сначала ему никто не поверил, но доказательства, которые он привёл после, расставили всё на свои места.***
Хогвартс дал юному Ёнджуну возможности, о которых он раньше и мечтать не мог, Хогвартс подарил ему жизнь! Жизнь обычного ребёнка, который может есть разные сладости за столом и не переживать о деньгах, который может веселиться со всеми и не бояться, что к концу дня ему придётся вернуться домой и позабыть о приятной атмосфере. Он никогда раньше не мог путешествовать и жил в маленькой плохенькой квартирке, а сейчас мог каждый день гулять по огромному замку и наслаждаться пейзажами вокруг него. Ёнджун был просто в восторге! Первые дни он даже не мог поверить в своё счастье, поэтому плакал каждый день. Оказалось, получать что-то хорошее тоже тяжело, когда ты к этому не привык. А он привыкнуть не мог, ни в первый год, ни во второй, когда его взяли в команду по квиддичу и приключений в его жизни прибавилось, и только на третий год ему удалось поверить, что это не просто сон, а его нынешняя жизнь. Кстати о квиддиче. Он стал отличным способом сливать все свои эмоции. Злишся — усиленно потренеруйся, грустишь — потренеруйся, чтобы отвлечься, чрезмерно рад — тренировка в таком состоянии даст отличные плоды! За второй год обучения в Хогвартсе он стал более эмоционально уравновешенным, несмотря на переходный возраст, и даже стал гораздо спокойнее чувствовать себя дома. Хотя ту квартиру на окраине Лондона он домом не считал. И хотя он скучал по маме, возвращаться домой становилось всё сложнее и сложнее.***
2002 г.
На каникулах Ёнджун старался проводить много времени с мамой и помогать ей по дому, чтобы она могла отдохнуть после работы. Проблем с деньгами уже почти не было, только с тем, что отец сливал их на что попало, даже начал играть в казино, но повезло, что сильных долгов не успел накопить — ему запретили туда вход из-за неадекватного поведения ещё раньше. А Ёнджун большую часть года жил в замке, где не было нужды платить за питание, обучение и проживание. И это ещё одна причина, по которой он был рад оказаться волшебником. Из-за того, что маме не нужно было тратить на него деньги и время, она смогла лучше следить за собой и своим здоровьем. Её сожитель тоже стал меньше поднимать на неё руку, ведь она не нуждалась в деньгах с квартиры свекрови. Было начало августа; жарко, душно, одиноко. Ёнждун всё свободное время проводил в городе и часто заглядывал в библиотеку. В прошлые годы ему даже удавалось встретиться со своими друзьями из магловской школы, но он не мог им ничего рассказать, о том куда пропал после, о его учебе и о магии в целом. Так что спустя время они перестали общаться, и Ён всё больше не любил магловскую жизнь. Подросток вернулся домой уже ближе к ночи, почти до поздна он бродил по улицам Лондона, наслаждаясь шумной городской атмосферой, по которой всё равно иногда скучает в школе. В квартире было тихо, только из спальни слышалось шумное сопение, где на одной половине кровати спал отец, а на другой, калачиком, на самом краю свернулась мама. Невыносимо было смотреть на эту картину. Он много думал об их семье и не понимал: неужели ничего нельзя с этим сделать? Почему мама просто не может уйти от него? Почему она сама поступает так жертвенно? Ёнджун просто устал, выгорел, только накопившаяся обида тлела где-то внутри. Так что он просто лёг спать, надеясь, на следующий день либо проснуться в прекрасной стране грёз, либо не проснуться вообще. 🟦К сожалению, он проснулся на привычном ему матрасе в привычной квартире. Дома никого не было, поэтому он с облегчением вздохнул и пошёл завтракать в кое-то веки в тишине и спокойствии. На каникулах он всегда плохо питается: из-за тягостной домашней атмосферы еда в горло не лезет. Хоть сейчас, может быть, поест нормально. К тому моменту, как он позавтракал, последняя тарелка была вымыта и обед приготовлен, родители вернулись домой вместе. — Мы дома, — с порога послышался голос мамы. — Ходили в больницу. Она с уставшим видом села за стол, отец сразу завалился на диван. Ему не нравилось ходить по врачам, но он позволял жене водить его, как маленького, по больницам, потому что от алкоголя были свои последствия, а умирать ему пока-что явно не хотелось. Однако было понятно, настроение у отца уже испорченно на весь оставшийся день. — Чем так вкусно пахнет? — Она слабо улыбнулась и опёрлась головой о стену. Всё таки она будто не могла бросить своего мужа, даже если бы ей ничего не мешало... — Фасоль в томатном соусе. Мяса я не нашёл. — Да, я забыла купить. Ёнджун ненавидел это — делать вид, что всё хорошо, разговаривать, будто ничего не случилось. Притворяться семьёй. Домашний телефон зазвонил, Мистер Чхве поднялся с дивана, чтобы ответить. Всегда звонили только ему, редко кому-то ещё. — Сейчас ко мне прийдут мои друзья, — вскоре заявил он. Ёнджун потускнел в лице: он бы рад свалить куда подальше, пока эти чмыри тут, но маму оставлять одну не хочется. — Не мешайтесь под ногами. Валите из квартиры или сидите в спальне. Так было всегда, но как же Ёнджуна это всё достало! На самом деле, этот день стал для их семьи решающим. Сын уже не был маленьким беспомощьным созданием: три года в Хогвартвартсе пошли на пользу не только его физической силе и магическим навыкам, но и психологическому состоянию. Он больше не испытывал постоянного страха перед отцом и злости, которую можно было только проглотить в себя вместе со слезами, и трястись, разрываясь от эмоций внутри. В конце концов, он мог постоять за себя. — Почему это мы должны сидеть тихо или вообще выходить из-за твоих друзей. — Нотки агрессии и злобы прослеживались в голосе, хоть парень и старался оставаться сдержанным. Он смотрел на отца исподлобья. — Ты ставишь своих друзей-собутыльников выше своей семьи! Может это мы не хотим, чтобы они нам мешали! Ёнджуну хотелось кричать, кричать обо всём о чём он молчал всё это время, но слов было так много, что он не мог сказать больше ничего. Голова была тяжёлой и разболелась от бысто поднявшейся бури внутри. Страха не было, но остальных эмоций было столько, что они заволакивали разум... — Ты кем себя возомнил, щенок! Думаешь такой умный, если ходишь в какую-то школу для особо одарённых? Сам пропадаешь там на целый год, а пользы от тебя никакой. — Вильям... — Мама, помолчи, — мягко попросил Джун, на секунду возвращая себе сдержанность. — Правильно, пусть помолчит, ты же у нас такой взрослый и самостоятельный. Тогда катись нахуй из моего дома и мать свою забери! У Ёнджуна кипела кровь. Что теперь? Снова выслушивать весь этот бред, что он несёт? Снова терпеть его побои? Снова смотреть, как из-за него страдает мама? Сейчас хотелось только чтобы этот человек, нет, даже не человек, чтобы эта тварь просто сдохла уже. Он не носил с собой палочки среди маглов, но рука сама потянулась вперёд так, как будто палочка в ней сейчас была. Он неотрывно смотрел на отца, будто бы пытаясь задушить его своим взглядом, а в голове голос кричал: "Умри, умри, умри... Как бы было хорошо, если бы он просто умер." Как же сильно он его возненавидел за последние годы. — Умри, — прошептал он еле слышно, задыхаясь, на грани истерики. Как будто это было его сокровенное желание или мольба к богу, в коего он давно потерял веру. Но он волшебник. И стоило ему произнести это вслух, как в отца, неуспевшего даже рявкнуть что-то в ответ, полетели зелёные искры. Раздался резкий свистящий звук, вспышка света ослепила Ёнджуна на мгновение и он отшатнулся назад. В глазах стояла белая пелена, а в голове гудела только ненависть. Когда он проморгался, то отец уже лежал на полу неподвижно, а мать сидела рядом в шоковом состоянии, в котором она проведёт ещё месяц.***
— Откуда мальчик знает одно из непростительных заклинаний? Это в Вашей школе учат чему-то подобному!? — Вскакивает один из присяжных — практически главный противник Хогвартса в Министерстве, — но тут же оказывается осажен обратно тяжёлым взглядом судьи. — Он не знал, — сухо отзывается директриса. Для неё это лишь борьба за репутацию школы, не более. Хотя не сказать, что Ёнджуна, как талантливого ученика, ей совсем не жаль. — Это заклинание было вызванно невербально, из-за сильных эмоций, направленных на одного конкретного человека, и жажды его сметри. Можно считать, что это была лишь самозащита. — Протестую! Судья бъёт молотком по столу и зал затихает. В министерстве много ненавистников Хогвартса, которые с начала следствия кружат над Ёнджуном, как над маленьким зверьком — их шансом сместить Ли Джиын и посадить на пост директора Хогвартса своего человека. Парень их не слушает, ему всё равно, осудят его по итогу или нет. У него земля уходила из под ног, и его жизнь будто окончилась, даже толком не начавшись. Отца больше нет, и, казалось бы, можно вздохнуть с облегчением, но...он убил его собсвенными руками. Даже думать об этом страшно. Чем он лучше отца, если способен "убить"? Могло ли его волновать всё, что происходит вокруг, после такого потрясения! — Чхве Ёнджун, — к нему обратился Профессор Мин Юнги, нёсший ответственность за каждого Слизеринца, и потому защищавший сторону Ёнджуна в суде. Он часто был немногословен и холоден даже к студентам, но сочувствовал чужим бедам искренне, возможно, потому что и сам имел судьбу не лучше. — Сможешь высказаться за себя? — Ёнджун посмотрел скозь него и повертел головой. Возможно, машинально, не вслушиваясь в вопрос. — Хорошо. — Больше вопросов не последовало, и дело продолжалось для Джуна белым шумом на фоне без его непосредственного участия. Спустя время профессор снова заговорил с ним и только тогда Чхве обратил внимание, что они уже покинули здание суда магии. Мин трансмигрировал его домой, где парня ждала только мать, сидевшая на зельях, — директриса постаралась с тем, чтобы её лечением занимались маги-лекари, отправлять её к маглам было опасно как для магического мира, так и для неё самой, — однако, врач сказал, что ей просто нужно время, чтобы прийти в себя. Ёнджуну тоже. — Встретимся в начале учебного года. Надеюсь увидеть тебя в полном здравии или хотя бы живым. Если будут проблемы, пиши письмо любому из профессоров, Хогвартс поддержит любого волшебника. — И профессор трансмигрировал прочь, а Ёнджун проводил его безразличным взглядом. Всё таки, он прийдёт в себя к началу учебного года и сделает всё, чтобы продолжить жить счастливой жизнью. Потому что он маглорождённый волшебник — Чхве Ёнджун.