Единственная истинная мудрость — в осознании, что мы по сути ничего не знаем. Сократ.
Город мертв и давно заброшен. Он опустел многие тысячелетия назад, задолго до того, как караван кочевого племени вышел в свой бесконечный маршрут. Разгоняя вековую тишину гулом двигателей, они уже многие года кочевали от одного поселения на Поверхности до другого, иногда останавливаясь, чтобы поторговать и набрать припасов, но потом сразу же снова продолжая путь. Чаще всего их маршруты пролегали по известным путям и разведанным землям, перебираясь от одного крупного анклава до другого. Теперь же они уходили с привычных путей, дальше от крупных королевств и государств, постепенно продвигавшихся глубже в Пустоши, подчиняя все на своем пути. Ни у кого из кочевников не было желания подчиняться новым хозяевам, оставить свободу и независимость в обмен на обязанность каждый день работать на новых правителей, получая взамен одно лишь право на существование. Поэтому машины кочевников уходили дальше в дикие земли, направившись в свободные земли через долины развалин, оставленных Катаклизмом несколько тысячелетий назад. В этих землях не было ничего, что могло заинтересовать племя, но за ними, по рассказам торговцев, пролегали богатые равнинные земли с поселениями и анклавами, не знавшими крупных империй. Места, где ничья власть не будет им указом. Надо было только пересечь остатки древних городов, пылившихся тут веками. Когда-то через них проложили торговые пути, ныне практически забытые, так что приходилось надеяться только на старые карты и то, что время пощадило прежние маршруты. Широкая магистраль, когда-то пересекавшая городские кварталы центральной артерией, оставалась единственной возможностью для каравана пройти здесь. В нескольких местах прямая дорога прерывалась завалами из рухнувших зданий или провалами на участках, поднимавшихся пролетами над сложными переплетениями дорог, но и там первопроходцы проложили обходные маршруты, указав их на старых картах. Этот маршрут через городские развалины был проложен несколько столетий назад между несколькими небольшими городами-анклавами, и по нему давно ходили наземные торговые караваны. Позже, когда под давлением наступавших колонизационных экспедиций феодов Рейнсвальда поселения на дальнем конце пути либо опустели, либо потеряли независимость, маршрут забросили. Караваны местных независимых анклавов стали отправляться совсем в другие места, избегая нависавшей тени королевства. Дорога осталась, и расчищенные пути среди развалин остались единственным напоминанием, что когда-то эти места не пустовали. За последнее столетие о ней и вовсе практически забыли, и только самые опытные из проводников еще помнили о том, что здесь есть практически безопасный маршрут. Во всяком случае, таковым был прежде. В пустошах Поверхности никогда нельзя быть уверенным в безопасности полностью. Шестиосные грузовые машины длинным строем медленно тащились через город, переваливаясь через протянутые ветром пепельные барханы и объезжая завалы из обломков. Город выдержал испытание временем, и даже под сильными сквозными ветрами и кислотными осадками большая часть его кварталов все еще стояла, как и когда-то задумывали древние архитекторы. Со всех сторон поднимались уцелевшие остовы высотных зданий, с каждым новым кварталом все выше и масштабнее. В древности это был богатый и густонаселенный город, где жили, трудились и умирали миллиарды людей со своими надеждами, желаниями и тревогами. Теперь от строителей города не осталось даже пыли. Многие столетия единственными хозяевами старых кварталов считались ветра и мутанты, дикие и уродливые существа, сумевшие приспособиться к этому жестокому миру. В свете фар и прожекторов машин мелькали длинные побеги белого лишайника, разросшиеся на бетонных стенах и спадавшие из окон. Из пустых оконных проемов тянулись ветви местных растений с широкими мясистыми листьями, практически прозрачные и заметные только из-за толстых белых прожилок. Растительность в пустошах была редкостью, но там, где семена растений могли прижиться, тут же разрасталась, занимая все видимое пространство. Живые растения на диких участках считались плохим признаком для караванов. Там, где есть растения, есть вода. Где есть вода, есть жизнь. А если там есть жизнь, то есть и те, кто готовы ее забрать. Жуткие хищники пустошей и банды мутантов не брезговали как себе подобными, так и любыми путниками, забредавшими под сень их владений. Ближе к центру города над головами стали появляться сохранившиеся секции подвесных улиц и тротуаров, тянувшихся между высотных зданий. Небоскребы здесь поднимались так высоко, что их вершины пропадали далеко в высоте далеко за пределами дальности прожекторов. Город оставался погруженным в беспросветный мрак, и огни грузовиков, расчерчивавших дорогу, казались песчинкой в окружающем море тьмы. К темноте невозможно привыкнуть. Чувствовать себя спокойным во мраке не получится никогда, слишком много опасностей скрывается там. Аяк это знала, как никто другой, будучи разведчиком каравана. Большую часть времени она проводила на открытых площадках транспортов, высматривая угрозы, и чаще многих отправлялась вперед конвоя с небольшим отрядом. Девушка видела немало уродливых и смертельно опасных тварей, какие способна извергнуть темнота. И насечки на ее прикладе указывали, что любые чудища смертны. Положив снайперскую винтовку на сгиб локтя, девушка опустила прибор ночного видения, вглядываясь в проплывавшие мимо развалины. Причин для беспокойства пока не предвиделось. Начальство молчало о возможных угрозах, а опасные мутанты до сих пор не появлялись. Лишь пару раз выскочили какие-то мелкие твари, не было нужды даже снимать оружие с предохранителя. Испугавшись звука колес, они тут же обратно сгинули в темноте. Древние развалины вполне привычны для молодой девушки. Пустоши по большей части и представляли собой следы погибших цивилизаций, от которых ничего и не осталось, кроме подобных нагромождений камня и бетона. Среди пепельных барханов и скалистых равнин поднимались как отдельные каменные изваяния, так и целые заброшенные города. Весь мир давно стал кладбищем, где нашли свою могилу напоминания о других, некогда величественных и могущественных, странах и народах. К настоящему времени от их славного прошлого уцелели только запыленные камни, где копошились мутанты и полудикие искатели, выгребавшие то немногое, что оставалось ценного. Конвой все время находился в постоянном движении, кочуя от одного анклава к другому. Никто уже и не помнил, откуда именно когда-то вышли эти машины, а цель, куда направлялись, давно забыли. Его пассажиры, механики и водители уже многие поколения назад превратились в кочевников, путешествовавших в поисках лучшей доли. Целое племя на колесах, двигавшееся от одного места к другому, иногда где-то останавливаясь, а порой не прекращавшая движение целыми месяцами. Люди привыкли, и многим даже нравилась такая жизнь. Конвой в основном жил за счет искательства в развалинах, добывая ценные и таинственные артефакты древних цивилизаций, обменивая их на все необходимое, и никто не мог сказать, что им действительно чего-то не хватает. Такая кочевая жизнь подходила тем, кто легок на подъем, и этим людям для удобств требовалась самая малость. Тяжелые транспорты, составлявшие основу каравана, медленно продолжали двигаться по расчищенной дороге. Весь караван вытянулся в тонкую ниточку, машины едва могли протиснуться на трассе между древними развалинами, следуя друг за другом. Нависавшие со всех сторон стены с черными провалами окон, выхватываемые светом фонарей из темноты, производили гнетущее впечатление, словно конвой въезжал в лабиринт, полный опасностей и ловушек. Автомобильные прожектора на крышах грузовиков освещали окружавшие развалины и обломки древних конструкций из металла и керамита. Дыхание с трудом вырывалось из фильтров противогаза шлема. Носить такую маску больше десяти часов подряд тяжело, но до конца смены ее снять не получится. Если верить показателям приборов, в воздухе находилось слишком много загрязняющих веществ. За долгое время смен весь изолирующий костюм с броней уже успел стать такой же привычной частью повседневной одежды, как противогаз и баллон сжатого воздуха за спиной. Сколько себя помнила, Аяк была солдатом. Человеком, защищавшим караван и его жителей от угроз окружающего мира. Рожденная в таком же транспорте, в тесноте спальных мест, между ящиками с припасами и снаряжением, она провела в этих машинах всю жизнь. Видела она и крупные города, и поселки, и величественные воздушные корабли, сами по себе похожие на поднятые в воздух крепости, но не считала жизнь там лучше. Свободной Аяк себя чувствовала только в этом вечном движении, не привязанная ни к чему, кроме близких людей и этих самых тяжелых машин. Под тяжелой защитой не разглядеть характерной женской фигуры, тонких плеч и почти что юношеского лица, слишком молодого для опытного солдата. Тонкие черты погрубели раньше времени, стертые резиной масок противогаза и жесткими ветрами пустошей, веселый задор в глазах успел потухнуть, но все равно угадывалась девичья наивность и желание познать мир. Аяк могла насчитать только семнадцать полных лет своей жизни, проведенных от первого до последнего момента в этом конвое, со ставшим уже родным звуком моторов. Выросшая под слабым освещением ламп пассажирских отсеков, девушка имела практически белый цвет кожи с проступавшими жилками вен, как и большинство живущих в этом мире, и большие глаза голубого цвета. Волосы приходилось коротко стричь, чтобы влезали под шлем, но Аяк все равно отпустила несколько тонких косичек у левого виска, куда вплетала обменянные стеклянные бусинки и редкие металлические монетки. Высоко в небе снова что-то сверкнуло на доли секунды, но для глаз, привычных к вечной темноте, даже такой бледный отблеск казался яркой вспышкой. Однако, когда девушка подняла взгляд вверх, там уже ничего не получилось разглядеть. В подсознании цеплялась мысль, что просто так в небе ничего не появляется, но бояться одинокого лучика света высоко в небе не стоит. Это вполне мог быть воздушный корабль, которому и дела до конвоя нет. Аяк тяжело вздохнула и прислонилась к стене, устав стоять на одном месте. Нельзя даже глаза закрыть, чтобы передохнуть. На посту нужно держаться настороже. Тех, кто слишком пренебрежительно относится к дежурствам, мутанты даже несколько раз утаскивали прямо с машин. — Аяк, как у вас? — в рации раздался знакомый голос сержанта. — Все тихо? — Так точно. Даже слишком тихо. И в прицеле ничего не видно. На датчиках тоже ничего? — Пару раз мелькнуло что-то мелкое и живое, но компьютер даже за угрозу не определил. Все спокойно, потому решил и постовых опросить. Не нравится мне это. Если здесь даже мутантов нет, то есть что-то еще. Будь внимательнее, мало ли что может появиться. — Приняла. Сержант, может, стоит остановиться и выслать вперед разведчиков? Пусть проверят, — предложила Аяк. — Тебя сейчас сменят, нужно твое мнение, — получила девушка короткий ответ, ничего не объяснивший, прежде чем канал связи прервали. Аяк нервно втянула воздух полной грудью, заставив зашипеть старые фильтры противогаза. Если сержанту нужны советы, значит, ситуация усложнилась. Причина такого беспокойства понятна, это же чувство тревожило и душу самой девушки, цепляя почти незаметным ощущением неправильности происходящего. Развалины вокруг слишком пустые. Обычно шум грузовиков и тяжелых тягачей, оглашавших округу ревом двигателей, подхваченным эхом, привлекал живность со всех сторон. Кого-то из любопытства, кого-то из голода. На самых мелких зверьков даже внимания не обращали, позволяя им бегать вокруг огромных колес пассажирских транспортов. А тут тишина. Сразу всплывала на ум старая поговорка разведчиков, что действительно опасно там, где ничего не происходит. На смену девушке пришел знакомый боец из другого отряда, примерно в таком же снаряжении, но в руках вместо снайперской винтовки был ручной пулемет. Аяк, поздоровавшись с ним, оставила пост и, повесив винтовку за спину, вернулась внутрь машины. Тяжелые пассажирские транспорты были главной частью конвоя. Мощные грузовики с высокими колесами по паре метров в диаметре и с двух или даже трехэтажными отсеками, разделенными на четырехместные секции. Там жили целыми семьями, в каждой машине могло проживать по несколько семей, превратив их в настоящие общежития. Какими они, собственно, и являлись. Узкий коридор, где едва могли разойтись два человека, застелен старым и вытоптанным пластиковым покрытием, стены украшали закупленные в одном из городов синтетические ковры, практически вечные и не выцветавшие. Из-за них, а также из-за развешенного для сушки прямо поперек коридора белья все вокруг приобретало теплую и домашнюю атмосферу. К этому добавлялся детский смех из-за приоткрытых дверей, ароматы с кухни, шум разговоров и вечный звук работавшего мотора грузовика. Людей здесь всегда хватало. В основном дети и старики, все остальные в это время суток заняты на рабочих сменах. Многих Аяк знала и здоровалась, проходя мимо. Спустившись по металлической лестнице на первый этаж, девушка свернула в первую же дверь слева. — Можно? — поинтересовалась она, отодвигая створку в сторону и заглядывая внутрь. Небольшое помещение превратили в штаб совещаний для офицерского состава охраны конвоя. В центре голопроектор выводил полученные карты участка, переданные проводником, а вокруг собрались командиры. Старые и опытные вояки, прошедшие через все, что только смогла выставить против человека Пустошь. Даже те, кто не был на смене, пришли на совещание в полном снаряжении и вооруженные. Их называли офицерами больше по привычке, в конвое не имелось воинских званий. Только командиры групп бойцов, по общему согласию именуемые сержантами. Они же составляли большую часть офицеров. — Заходи, — сержант Горнс, ее непосредственный командир, увидев девушку, махнул рукой, подзывая ближе к проектору. Среди собравшихся Аяк увидела и новое лицо, все еще не внушавшее ей должного доверия. Проводник, которого наняли полторы недели назад. Пятнадцать дней он уже вел караван дорогой, названной им самой безопасной в секторе. Дикие пустоши, где разумные люди не появлялись уже многие тысячи лет, вряд ли вообще можно назвать безопасными, но машины еще ни разу не встретили ни одной серьезной угрозы. После такого ему уже можно довериться, но Аяк никак не могла заставить себя воспринимать чужака как своего. Чужаками в караване называли всех, кто там находился временно. Начиная от пассажиров, заплативших за место при переезде от одного города до другого, и заканчивая такими проводниками, нанятыми для пересечения опасных или не отмеченных на карте участков. Проводник не был похож на жителей каравана. Он выглядел слишком высоким и стройным, со светлой и чистой кожей, с тонкими пальцами и чистыми ногтями. Одетый на порядок лучше любого из местных, этот человек выделялся из общего фона каждым движением. Пока все остальные ходили в военном снаряжении, он носил легкую верхнюю одежду из тонкой выделанной кожи с белым воротником. Наклонившись над голограммной картой, проводник как раз указывал дальнейший маршрут через город, проводя полосу по древней магистрали. Он всегда улыбался, даже когда говорил с незнакомцами. Почему-то эта дежурная, ничего не значившая улыбка большего всего Аяк и раздражала. Она всегда считала, что этот человек постоянно врет, либо что-то не договаривает, пусть даже и указывает правильный путь. — Если свернуть вот на этом участке направо, то можно обойти очаг радиационного заражения в паре кварталов отсюда. Уровень настолько высок, что не спасет даже броня ваших машин. Путь, естественно, увеличим, но зато избежим облучения, — бубнил он, указывая ориентиры на дороге. — После этого надо держаться трассы и двигаться дальше. Там есть хороший ориентир. Пару столетий назад на вершине небоскреба группа разведчиков установила автоматический световой маяк. Работает до сих пор. На него и следует держать курс… — Так чего меня звали, сержант? — тихо поинтересовалась Аяк, подходя к нему. — Тут же вроде все объясняют. — Не нравится мне это, — честно признался сержант таким же тихим голосом. — Я тоже на своем веку много повидал. Мы могли бы легко обойти всю густую застройку, но он упорно тянет нас туда, никак это не оправдывая. Только сказками пугает. Ты у нас один из самых опытных бойцов, так что твое слово может оказаться не лишним. Что думаешь? — Мне тоже не нравятся эти развалины. Конвою нужен простор, а здесь мы даже ничего сделать толком не сможем, вытянулись в ниточку. И проводник мне тоже не нравится… Аяк сверлила взглядом нанятого проводника, убеждавшего в правильности своего решения. Она могла объяснить причины, почему ему не доверяла, но не могла привести ни одного доказательства. Нанятый в последнем крупном поселении на их пути, проводник пока что держал свое слово показать самый безопасный путь. За полторы недели путешествия через этот малоизученный участок конвой действительно ни разу не столкнулся с угрозами, ни природного, ни разумного происхождения. Однако его желание провести конвой через городскую застройку девушку слишком волновало. Тяжелым и крупным транспортам слишком здесь тесно, нет простора ни для маневра, ни для выбора пути. Конвою пришлось вытягиваться в тонкую цепочку, чтобы машины могли пройти. Любой ошибки на дороге, любой оплошности этого проводника будет достаточно, чтобы они все здесь встали очень надолго. Если передовая машина наткнется на завал, который не смогут объехать, или любое другое препятствие на дороге, мешавшее пройти, у них не будет даже возможности выбрать другой маршрут. Они вынуждены будут откатываться назад, к началу своего маршрута, тратя ценное топливо и припасы. А если случится нападение, то машины окажутся как на ладони, растянутые в узкую ленточку, которая не может ни собраться, ни рассеяться. — Другая проблема в том, что каждый раз он оказывался прав, — вздохнул сержант, почесав щетину на подбородке. Как и многие другие в конвое, сержант был гибридом. Кровосмешение двух похожих рас, в результате которого появлялся ребенок, несущий признаки двух скрещенных видов, порой не похожий ни на одного из родителей. У сержанта вместо шевелюры на голове росли жесткие складки ороговевшей кожи, а во рту два ряда небольших треугольных зубов. Даже цвет его кожи отличался от человеческого. Внимательно глядя на проводника, сержант чуть заметно скалился, выдавая нервное напряжение. — Может, я действительно зря ему не доверяю, но у меня селезенка ноет, будто что-то не так. — Капитан ему доверяет, так что и нам остается, — Аяк пожала плечами. — Сержант, я бы все равно на всякий случай отправила отряд разведки к сектору с радиацией. Пусть они проведут замеры, есть она там или нет. Чисто для проверки. Если ее там нет, значит, он действительно что-то замышляет. — Так что? Все понятно? — проводник, закончив объяснения, выпрямился. — Участок, конечно, не самый спокойный, но как только проедем развалины, можно считать, что самое опасное осталось позади. Подготовьте ваших людей к тому, что столкнуться им придется не только с опасностями окружающей среды, но и с местными дикарями… — Дикари? Откуда тут дикари? Тут даже мутантов ни одного не видели до сих пор, — вырвалось у Аяк, услышавшей о новом противнике. — Что они-то здесь забыли? — Потому тут и нет зверья особого, что есть несколько сильных племен, — развел руками проводник. — Живут в развалинах и большую часть времени заняты грызней между собой. Только, если обнаружат наш конвой, могут попытать удачу в налете. Примитивные, лучше пороховой винтовки ничего не знают, так что их единственная опасность в численности. — Об этом можно было и раньше предупредить, — буркнул один из офицеров, сложив руки на груди. — Пусть даже считаете эти места не самыми опасными, но упомянуть возможных противников все же необходимо. — Хорошо, прошу извинить, что не подумал об этом сразу, — развел проводник руками. — Однако ситуации это не меняет. Вашим людям стоит оставаться настороже. И желательно сначала открывать огонь, а потом уже задавать вопросы. Я настоятельно не советовал бы долго задерживаться на одном месте. Слишком рискованно. — Надолго мы останавливаться и не будем, — в разговор вмешался командир группы Аяк. — Конвой через двадцать минут встанет на технический перерыв. Это займет часа два, не больше. Техникам необходимо проверить состояние машин после долгого перехода по пустоши. Как я понимаю, второй такой возможности у нас в этом городе уже не будет. — Я бы не советовал… — начал проводник, но его резко оборвали. — Ты можешь только советовать, — напомнил, ткнув пальцем в его сторону, сержант Горнс. — А решения здесь принимают офицеры. И техническая остановка необходима. Тем более, возможно нападение. Если нас атакуют сейчас, нам не составит труда снова тронуться вперед. Или развернуться назад… — Ну хорошо, — проводник развел руками. — Если что, я вас предупреждал. На этом предлагаю закончить. Мне нужно вернуться к Капитану и договориться по поводу следующего участка маршрута. — На этом совещание можно считать законченным, — согласно с ним кивнул сержант. — Друзья, подготовьте людей к остановке. Далеко от машин не отходить. Как только техники закончат с проверкой, двигаемся дальше. Решение одобрили все, и офицеры разошлись по своим машинам и отрядам. Аяк сержант придержал, дождавшись, пока они не останутся здесь одни. — Слушай внимательно. Я возьму пять человек, пока будет остановка, и проверю тот участок с радиацией. Есть он там или нет. Пока меня не будет, руководить группой оставлю Ласло… — оглянувшись, что дверь закрыта, он сообщил девушке. — Не хочу, чтобы об этом кто-то еще слышал. Если не успеем вернуться до конца остановки, можешь начинать волноваться. Понятно? — Так точно, — девушка кивнула. — Сержант, может, лучше вы все-таки здесь останетесь? Там наверняка опасно. Я сама могу выполнить такой приказ. Тем более, этот сектор не так уж и далеко. Мы только промерим рост излучения и сразу назад… — Нет. Поскольку это мои сомнения, я и должен проверить. Останешься здесь и понаблюдаешь за проводником. Помни, что мы просто перестраховываемся, поэтому без энтузиазма. Просто присматривай и на глаза не попадайся. — Так точно, поняла, — девушка кивнула, не став больше спорить. А конвой уже остановился. Без особых причин машины никогда не вставали, сигнала тревоги не прозвучало, но гражданские все равно заволновались, когда машины замерли посреди разрушенного города. Оказавшись среди древних развалин, люди подсознательно начинали нервничать и хотели услышать объяснения. Узнав, что машины остановились посреди пустошей только для технической проверки, они успокоились. Кто-то даже направился за защитой для дыхания, чтобы воспользоваться паузой и выйти из машины размяться под открытым небом. Для такого на крышах оборудованы специальные площадки под низкими тентами. Там стояло еще и станковое вооружение на стрелковых позициях. А в спокойное время на площадке можно мирно посидеть и полюбоваться окрестностями в свете прожекторов. Аяк тоже вышла наверх, поднявшись по железной лестнице с облупившейся краской. Под натянутым тентом, выцветшим и настолько грязным, что уже и не понять настоящий цвет, крыша транспорта укреплена стальными брустверами и баррикадой из мешков с песком. Грубо, но достаточно надежно, чтобы сдержать пулю. Внизу вокруг машин спешно расставляли оцепление ударные отряды в тяжелой панцирной броне. Две сотни человек, элитные силы каравана с самым дорогим и совершенным вооружением. Рядом с ними даже Аяк чувствовала себе спокойнее. Прислонив винтовку к стенке рядом, девушка оперлась о перила, наблюдая, как проводник вышел из машины и направился к центральному грузовику, штаб-квартире Капитана каравана. Он шел так, словно ничего не боялся, в полный рост и размахивая руками. Чуть позади него держались два солдата, записанные в личные телохранители. Аяк знала их лично, и с этой стороны ничего не опасалась. — Таск! — позвала она знакомого мальчишку из кампании, гурьбой выбравшейся на открытую площадку и пытавшуюся теперь запустить в небо какое-то подобие планера. Зачем им это нужно, она даже не хотела интересоваться. Таск, названный по имени, тут же обернулся и уставился своими большими красноватыми глазами, блестевшими под забралом детской защитной маски. — Аяк! Да?! Чего?! — мальчишка подскочил к ней как ошпаренный. Мальчишки девушку любили. У молодого снайпера иногда можно выпросить гильзы от патронов или же интересные, пусть и бесполезные находки с пустошей после дальних вылазок. Аяк, не знавшей детства и возившейся с оружием сколько себя помнила, такое баловство казалось веселым. — Присмотри за винтовкой, пока меня не будет, — велела девушка, прежде чем перепрыгнуть через бруствер. — Ничего только не трогай…***
*** Никто из конвоя так и не заметил висевший высоко в небе разведывательный дрон. Небольшой крылатый беспилотник, снизившись, кружил над конвоем на высоте пяти километров. Расположенные в нижней части корпуса камеры медленно поворачиваясь, снимая изображения растянувшегося по городским улицам каравана, сканируя их во всех доступных режимах. Данные отсылались в штаб колонии, где их обработкой занимались подключенные к компьютерным системам киборги. Беспилотником управлял киборг из центра разведки, подключенный к системам слежения. Он же выбирал высоту и угол наклона, чтобы получить наиболее информативную картинку. Квантовая система дистанционного управления позволяла мгновенно передавать практически любые объемы данных. Так что, наблюдая за продвижением машин, киборг сделал выводы о предполагаемом маршруте в течение первых минут, после чего отправил весь блок данных в центр связи. В темных и холодных помещениях вычислительных дата-центров мерно гудели мощные фреймы, обрабатывая данные, поступавшие со всех приграничных постов, патрулей и дежурных эскадр. Проверкой и первичным получением информации занимались киборги, от человеческого тела которых практически ничего не осталось, закрытые в капсулах с биогелем и подключенные к центральной сети. У них не сохранилось даже лиц, их заменяли закрытые маски с подключенными к внутренним экранам глазными нервами, внешне выглядевшие как матовые полосы металла. Лишенные рук и ног, но оплетенные проводами и трубками жизнеобеспечения, они изредка подергивались от случайно проходивших через биогель разрядов. Одному из них пришли данные об обнаруженном на территории, считавшейся подконтрольной Тристанскому баронату, конвое дикарей. Эти сведения дублировались с первыми полученными указаниями и разработкой операции под кодовым названием «Карнавал». Киборг, получавший информацию напрямую в мозг, качнул головой, подбирая наилучший вариант решения, а потом заархивировал все данные и переслал их в аналитический центр при военном штабе колонии.***
— Господин полковник, получены новые данные по обнаруженному конвою дикарей на нашей территории, — доложил оператор, на пульт которого поступила вся информация. На экран выводились фотографии, сделанные в режиме теплового зрения. Там хорошо проглядывались отдельно подсвеченные участки, где находились грузовые машины дикарей. Растянутые тонкой лентой по единственному возможному проезду через зону развалин, они выглядели удобной мишенью. — Уточнены количество и размер техники потенциального противника. Есть первые точные данные о личном составе и вооружении. Аналитический центр в ближайшее время вышлет информацию касательно оптимальных планов атаки. Господин полковник, есть сведения касательно предполагаемого маршрута конвоя. Если они будут и дальше следовать указанным курсом, то через шестьдесят два часа выйдут к внешнему периметру аванпоста А-сто-шесть-Дельта. — Этого допустить мы не можем, — покачал головой полковник, подойдя к оператору и заглянув в экран. — Значит, они действительно движутся на нас. Предполагаю, что о факте существования нашей колонии не подозревают. Что ж, тем хуже для них. Стандартные процедуры требуют отправить к ним переговорщиков и развернуть без боевых действий… Полковник Эйсхор, командующий всеми вооруженными силами молодой колонии «Иссейн-три» на Поверхности, получил назначение три года назад, но уже успел вникнуть во все особенности работы. В колонии в диких землях назначали самых опытных и надежных офицеров, поскольку там чаще всего звучали сигналы боевых тревог. Кочевники, мутанты, налетчики и наемные отряды других феодов постоянно тревожили границы, нападая на группы разведчиков и исследовательские экспедиции, атакуя укрепления вокруг добывающих шахт и рабочих городков. В колониях на Поверхности всегда самый высокий счет боевых потерь, и от командиров там требуется больше всего внимания и умение находить выход даже из самых безнадежных ситуаций. Штаб командования вооруженными силами колонии находился в столице Иссейн-три, маленьком городе с населением в восемь с половиной миллионов человек. Большая часть его закрытых куполов, тесно жавшихся друг к другу, представляла собой заводские кварталы, занятые переработкой руды, поступавшей с шахт, и отправкой уже готовых материалов в метрополию. Только самый большой из них, центральный купол, был жилым. Над его многослойными защитными плитами поднимались высокие башни комплексной защиты и универсальных модулей. На матовых стенах с небольшими толстыми окнами и широкими эркерами ярко пылали контурные огни и голубые плазменные факелы подсветки, выделявшие в темноте скульптурные украшения и барельефы. На самом верху одной из центральных башен находился военный штаб. За толстыми бронированными окнами с панорамным видом, защищенных автономным дефлекторным полем, располагались помещения с тактическими залами, секции операторов и аналитиков, центры управления отдельными операциями и командный сектор для общего руководства. За центральным голографическим столом всегда находилось несколько дежурных офицеров, а вокруг амфитеатром в несколько рядов тянулись места операторов. Эйсхор вернулся к столу, куда вывели голограмму подконтрольного участка Поверхности, где яркими красными точками обозначались позиции каравана дикарей. В отдалении такими же отметками, но только голубого цвета, выделялись стягивавшиеся к месту действия тристанские войска. Их было даже слишком много для уничтожения столь малой угрозы, но целью операции «Карнавал» являлось не разгром дикарей, а демонстрация военной мощи бароната. Поправив застегнутый на все пуговицы воротник офицерского мундира, полковник покачал головой. — Приказы у нас четкие. Не мешаем продвижению каравана. Вышлите только пару разведывательных групп. Пусть сопровождают дикарей. Группы разведчиков с машин уничтожать. Не хочу потом их отлавливать. Свяжите меня с «Корвеем», им тоже следует узнать текущую ситуацию…