Чирлидерша для Уизли

Хлопок простыни щекочет щеку, запах пробирается глубоко в сознание. Он пахнет горячей карамелью, топленым маслом и немного — солью. Фред… Нос упирается в его грудь, руки загонщика прикрывают меня от солнечного света, что захватывал на рассвете, тон за тоном, спальню близнецов, сворачивают в кокон из нас двоих. Переплетены ноги, вздымается грудь с шумом прибоя. Он спит. Мерно дышит, держа меня в руках, защищая от кошмаров прошедшей ночи и событий нового дня, не готовый отпустить в него. Мои длинные волосы скатались в клок. Я разлепляю глаза, семь утра. Джорджа рядом нет. Я никуда не пойду, мы прогуляем. Я уверена, что именно так они и решили еще вчера, даже спрашивать не тянет. Кажется, и я попала в эту сеть бессловесного взаимопонимания. Всматриваюсь с лицо с россыпью медной стружки: за веками, видя сны, бегают глазные яблоки. Беззащитный такой. Настоящий. Не суровый капитан, не каратель. Мой — один из двоих. Мой любовник, мой любимый. Фред вздыхает и медленно ресницы летят вверх. — Давно за мной наблюдаешь, Т/И? — сладкая улыбка и чуть хриплый голос. — Пару минут, — я сбрасываю челку с его лица и целую горячие чуть сухие губы. Летает тихая пыль, оседая на старом деревянном полу, и только непонятный скрип из-за спины намекает, что Джордж все-таки не покинул комнату, а сидит за столом, неведомо чем занимаясь. Фред оглаживает волосы за моим ухом и движется по шее… плечу… груди. Она перед ним, почти невинно оголена, словно пойманная врасплох, мягкая капля с розовым соском. Рука сминает ее, и я выдыхаю от растекающегося тепла. — Доброе утро, неразлучники, — Джордж подает голос. — Справку от Помфри подделываю. Для нас троих, — словно угадывает вопрос в моих мыслях о его занятии. Никто больше в этой спальне не живет. Никто не хочет жить с близнецами, которые несут с собой вихрь и хаос. А я хочу. И я ночую в этой постели, засыпая между Фредом и Джорджем, как сыр в сэндвиче, и нету снов слаще. Фред тянет меня к себе, живот, грудь, бедра — все плющится о его большую фигуру в объятии. — Ты мне когда-нибудь надоешь? — кусает за ушко, ухмыляется. — Ты почему такая идеальная? — Долго росла в правильной теплице, — я цепляю зубами его губу в ответ по окончании фразы. Глаза в глаза, нос к носу. Фредди урчит, как огромный рыжий кот, впивается пальцами правой руки в ягодицы, на которых до сих пор сидят трусики, каким-то чудом уцелевшие вчера. Он переворачивает меня рывком с бока на спину и перекатывается поверх. Мощная шея близнеца, по которой я веду языком, перетекает в острые ключицы, мышцы грудной клетки, рельефный пресс, узкую талию… Мой мальчик опускает ниже руку, снимая с меня белье и чувствует — ну конечно, я уже мокрая. Пойдут слухи… уже пошли. Когда шпилятся самые популярные ребята, это сразу становится достоянием школы, в нашем же случае, им остается только недоумевать. Никто не поверит, что мы способны на такое. А мы способны. Я и сама не знала, на что способна. Оказывается, не только на спортивные кубки. Джордж наконец поворачивается к нам, чтобы застать, как Фредди запускает в мое ухо упругий язык и откидывает подальше одеяло. — Тебе там не холодно одному? — кокетничаю я, повернув к нему глаза. — Градус только что поднялся, малышка. Братец ложится снова, делая то, что он больше всего любит — входит в меня практически с разбега, заставляя изогнуться под первым приступом небольшой боли. Он вскальзывает до основания, и я закусываю губу, подавляя звуки, хотя, зачем, казалось бы? Мы ничуть не смущаемся нашего зрителя. Что он любит: растерянность на моем долго завоевываемом лице или просто первый вход в узкое еще отверстие? Я не знаю. Скорей всего, и то и другое. —Шшш… моя девочка, ну прости. Фред разводит мои колени в стороны и ложится поверх груди, целует в носик, а я уже чувствую, как член начинает свою работу. Сегодня, не считая старта, парень нежен, и совсем как прибойная волна медленно входит и выходит из меня, создавая амплитуду непрерывной качки, что разогревает кожу там внизу. И вся его нежность впервые выливается на меня водопадом чувственности, на которую он, я думала, не способен. Губы гуляют по моему лицу, руки сжимают груди, его дыхание испариной оседает на мои щеках, ресницы ласкают его подбородок, что уже покрылся щетиной второго дня. Низ живота сладко тянет, наливаясь. В метре от нас Джорджи складывает перья в стол и снова садится вполоборота. — Фредди… — зову я. — Да, Т/И, — шепчет он, закрывая глаза. — Я тебя обожаю, — я оставляю отпечаток зубов на его плече, чувствуя, как гуляют его бедра надо моими в медленных шлепках. Хлоп… хлоп… — Я не пущу тебя на поле… Я не пущу тебя на завтрак… Это мое утро. Мое, поняла? — он выдыхает. Твердый ствол трется о клитор, я ощущаю его рельеф, и тянет простонать, как скрипка, выпустить это напряжение в звук. И я не удерживаюсь. — А… а… а… Джордж, что наблюдает издалека, откинувшись на стуле, вдруг дергается, трясет головой, словно хочет сбросить с себя остатки сна. Я смотрю на лицо Фреда, сведенные в напряжении медные брови и тонкую складку на лбу. То и дело мелькают зубы, когда рельеф внутри заставляет его кривиться и шипеть от наслаждения. Я не верю, что это тот же самый однокурсник, что кидал едкие комментарии и издевательские шутки практически все наши школьные годы. — Твоя упругость сводит меня с ума… — бесцветный звук, поданный из астрала. — Двигайся, сладкий, продолжай, — я перебираю его волосы, жмурясь. — А-аа! — Пищилочка ты моя, — комментирует Джордж, и я тоже слышу нежность. Я поворачиваю голову и вижу, как любимый встает и направляется к кровати, садится на край и смотрит с таким интересом, словно никогда не видел ранее, как брат заставляет меня извиваться под собой. Мои колени согнуты, и Фредди входит без остатка, глубоко, выключая мозг и всё что у меня там в голове еще осталось. Я буквально чувствую, как пелена лежит на глазах, когда Джордж берет меня за свободную руку и целует, словно мы на балу. От счастья хочется плакать, но похоть едва дает дышать. Брат наблюдает, словно хочет убедиться в качестве исполняемого действа. Я не знаю, когда он ушел из кровати, но знаю, что засыпала я, когда он обнимал меня сзади, упирая ягодицы в свой пах. Классы уже заполняются учениками в скучной черно-белой форме, а мы здесь, среди смятых простыней, два капитана, что дерзили друг другу, сходим с ума. Он трахает меня, я свищу, как птица, ощущая как широкий член разминает все мои мышцы, раздвигает створки, проникает внутрь. Он разогревает мое тело, ему нравится этот неподготовленный заспанный материал, а вот Джорджи обычно любит в размятое, теплое. И я уже знаю их пристрастия. Моих ребят… Фред выходит из меня, еще одна привычка: передышка, чтобы испытать все грани того, как он может меня брать, в последовательности. Он весь вспотел и блестит, как мрамор под Флорентийским солнцем. Такой красивый, что хочется тереться сосками об эту грудь, собирая влагу с золотистой, как луковичная кожура, кожи. — А ты что смотришь? — я свожу колени, глядя на Джорджа с улыбкой. — Не могу отнять тебя у него, он влюблен, — просто разводит руки Джорджи, поднимая уголки губ. Я переползаю из своей позиции, как обнаженная кошка, на колени одетого младшего, сажусь верхом, беру в руки его узкое лицо. — Обещай мне отобрать меня у него, слышишь? — мурлычу я, и целую его взасос, руки пробегают под футболку, и он идет мурашками от прохлады моих пальцев. Джо целуется совсем иначе. Как крепкий ореховый кофе. Его руки обхватывают меня сзади, и я едва подавляю желание насадиться на него прямо сейчас. Это слишком быстро. Десерты не подают перед основным блюдом. Я толкаю его в грудь, и Джордж падает на кровать. Руки сами бегут, словно проворные пауки, к молнии его джинс. Встав на четвереньки, я легонько целую головку его высвобожденного члена. Касаюсь, словно перышко, языком. — Прикажи мне. — Поласкай меня, малышка… Я бегу язычком по головке, словно крыльями бабочки, губами увлажняю ствол. — Обещай, что ты меня еще когда-нибудь за что-нибудь накажешь, — произношу я, а бедра сжимаются от истомы воспоминаний. — Очень легко найти повод, Т/И, — хитро улыбается. И я, не в силах выдерживать этого взгляда, беру его весь и сосу, сосу неистово, отдавая всю свою любовь близнецу, и не сразу замечаю даже, как пристраивается сзади Фред, касается кончиком языка моей торчащей кверху попки, увлажняя дырочку для себя. Его язык просит меня расслабиться, напоминает, что моя роль лишь доверять, и я прогибаюсь ниже, приглашая старшего насладиться моим телом, как он любит, и как теперь люблю и я. Идет туго, Фредди медленно погружается в меня по сантиметру, но я не ропчу, расставив колени пошире. Ласки сфинктера ни на что не похожи, особенно в исполнении дерзкого капитана. Момент первых пяти сантиметров самый чувственный, самый волнительный, и я выстанываю его имя, пафосно, необычно: Фредерик… — Ты такая плохая, Т/Ф, — он погружает все глубже. — Ужасная, — отрываюсь я еще на секунду от ствола Джорджа, не открывая от блаженства глаз. — Я никогда не видел такой идеальной грязной испорченной куклы, — его пальцы впиваются в мои половинки. Я насаживаюсь на член Джорджа губами, теряя контроль над собой, посасываю. Мальчик стонет, держа меня за волосы, как будто я хоть за какие-то барыши смогла бы сбежать. Его слегка соленый неповторимый вкус во рту. Когда я успела так влюбиться? — Т/И, — выдавливает он, — продолжай, моя малышка, не останавливайся, котик… И я филигранно работаю ртом, а Фред все движется в меня, наблюдая, как моя тощая девичья попка принимает его налитое копье. И вот наконец он целиком внутри. И мир снова правильный. — Говори со мной, Т/И, скажи, что мне сделать, — он склоняется к моей голове, когда я под чувством давления все же ненадолго поднимаюсь на руках над Джорджем, что распластан, словно выброшенная на берег морская звезда, и примерно так же многословен. — Поиздевайся над моей попкой, чтобы я могла сидеть, только вспоминая о тебе, — я усмехаюсь полушепотом, отведя голову в его сторону, за плечо. Фред возбужденно рычит, давая первый толчок, и я забываюсь от кайфа быть любимой игрушкой гриффиндорцев. — Сучка… Когда он ругается, я увлажняюсь, как по свистку. И не только сегодня. Примерно с пятого курса. Было бы сложно играть за команду на метле, ведь он всегда так кричит на бестолочей с квоффлом. Фредди туго скользит между моих булочек, напоминая каждую секунду, кто хозяин в эти семь двадцать пять утра четверга. — Соси Джорджу, — командует он шелково, но Джордж, слегка оклемавшись, и сам поднимается на колени, а я могу остаться стоять на руках. — Давай же, открывай ротик, моя ты наглая чирлидерша, — большим пальцем руки любимый нежно пробегает по моим губам, приоткрывая их, и вводит член в мой послушный рот, кладя вторую руку на золотисто-каштановые волосы. На этой ноте кончилась вальяжность, и братья уже не сдерживаются, потому что не в состоянии. Наши утренние нежные ласки вдруг превращаются в неистовство. Они трахают меня так, как я того заслуживаю, с двух сторон заполняя мое тело. Уже едва держат колени, но я не сдамся так легко. Джордж подает бедрами вперед, впечатывает член внутри в мою щеку, вынимает, чтобы постучать по губам, насаживает снова, мой нос упирается в его живот, пока я работаю языком внутри. Трахая попку, Фред массирует клитор указательным пальцем спереди, но несильно, ведь никто не отменил любимые пытки на грани оргазма. Его пальцы ходят исключительно вокруг, по розовой слизистой, что скользит, приглашая в себя чуть ниже. — Я хочу ее, — слышится голос Джорджа сверху, и Фред вынимает аккуратно из попки свой набухший член, даруя мне последнюю ласку на выходе. Я всегда чувствую себя такой красивой, когда он это говорит… Джордж мгновенно переворачивает меня на спину. И вот обе мои ноги разложены по мановению накачанных рук на плечах загонщика, хозяина положения, и такое впервые на нашей тройничковой практике. Я знаю, в этой позе будет мощно, тесно и развратно. — А-ах! — я сладко приоткрываю ротик, когда он вскальзывает в киску под глубоким углом, и сразу же ощущаю свое ему подчинение. И за это подчинение, оказывается, я так многое готова отдать… — Упругая… — шепчет он. — Влажная писечка… — его широкие пальцы массируют по кругу клитор, втапливают мягкие ткани вглубь. Все вокруг в смазке, и комната как будто обретает новую идентичность под запахами и звуками, что издаем мы. — Отымей меня, Джордж, — я беру в рот его длинные пальцы второй руки, жмурясь, и он начинает поебывать меня с легким влажным звуком. Волшебная даже по меркам Хогвартса суперсила возбуждать меня одним только своим британским голосом. Но сладострастное действие внезапно прерывается через полминуты, когда Джордж отстраняется, и Фред, невесть откуда взявшийся рядом, сменяет брата и берет меня в той же позиции. Он целует щиколотку, что у лица и продолжает возносить меня в рай, но еще немного и… снова перерыв! Джордж возвращается. А потом снова входит Фред. Они чередуются каждые тридцать секунд, и этот калейдоскоп заставляет мой клитор ныть, а мозг — визжать. Ни один, ни второй, а оба мальчика имеют меня в спальне Гриффиодора, одновременно. Мне хочется вынести стекла своим криком, кончая. Мне хочется сделать это прямо посреди квиддичного поля, и я даже не буду возражать против зрителей. И лучше бы мне не показывать им, как господа загонщики использовали на мне снитч… Но я хочу еще. В свою наступившую очередь, Фред вдруг, вместо того, чтобы ворваться в меня, склоняется между ног, кладя их себе по сторонам плеч на спину и проталкивает язык в мое мокрое нутро. — О, Мерлин! Он вылизывает все мои нежные складочки, собирает влагу, постанывает, пробуя мои соки, слегка помогая себе пальцем. Он невероятно талантлив, и я трясусь из последних сих, когда он втягивает клитор внутрь своих губ и распахивает глаза, что под рыжими бровями, чтобы уставиться прямо на меня. — Д-ДА! — спазм сводит все мои мышцы, я смотрю на него в ответ, утопившего лицо в моей киске, и кончаю, словно падаю в пропасть. Его язык внутри продолжает работать по кругу, а я сжимаю его руки, что по краям, практически до хруста в костях. Все тело тянется, превращается в изломленные линии. Как будто весь воздух в спальне разом заменили на тот, что без кислорода. Фредди поднимается, вытирая губы. Я лежу на подушках, поглаживая уставшую киску и дыша, чтобы обморок не унес меня с собой. Его губы… Я словно всё ещё в их плену. — Она впервые не вспомнила тебя, — говорит он Джорджу смешливо и встает на пол. — Т/И, я знаю, ты ждала этого… иди ко мне, девочка, — манит. И я знаю, о чем он. Мое тело готово. Я встаю, чтобы оказаться так близко, чтобы он мог поцеловать при желании мою макушку. Фред легко поднимает пятьдесят пять килограммов меня, ступни улетают с пола. — Обхвати меня ногами, малыш, — и я на исходе, но желание быть рядом с ним сильнее любых неудобств. И снова член Фредди вскальзывает в меня, размятую, влажную, усталую. Я висну на плечах, обхватив его ногами, как обезьянка, насаживаюсь на ствол. Вдруг пропадает свет, что из окна сзади поливает мою спину. Это тело Джорджа жмется ко мне, и вот я зажата между парнями, и в этом больше интимности, чем во всех других сексах за всю мою жизнь, включая большую любовь в лице Оливера Вуда, что лишь раз позволил побыть с собой, пользуясь подающей надежды малолеткой-пятикурсницей. А затем приударил за Спиннет, заставив меня собирать себя по осколкам. Но это история. Фред во мне, и я чувствую, что Джордж вот-вот окажется тоже. Он вдавливает меня грудью в брата и запускает мокрый язык в ухо. От него пахнет влагой, что собралась на границе волос челки и лица, и так тянет слизать ее языком. — Скажи это. — Отымейте меня, близнецы Уизли, — я шепчу, гладя одной рукой его острый подбородок, другой удерживаясь за трапецию плеч Фредди. Чувствую, как головка упирается в сфинктер и трепещу в предвкушении. И он, с возбужденным восклицанием, входит. Я вскрикиваю, не от боли, не от неожиданности, а от неистовства. Чувствительность невероятная. А я — позор этой школы, такая слабая перед соблазном… Двое внутри берут мое тело в бессрочное пользование. Близнецы держат меня на весу, насаживая на себя в плавной качке, и никто уже не может молчать. Наши вздохи и стоны заполняют комнату. Джордж слегка придушивает меня одной рукой, другой сжимает скачущий сосок, наращивая темп, вбивая в Фреда, что обхватил мои ягодицы, позволяя Джорджу входить под удобным углом. Я — их малышка-игрушка. Квиддичный атрибут. Мне нравится, как я — не их размер. Всего лишь мелкотня, и от этого отдача еще ярче. Джорджи стонет мне на ухо, подхватывая мои собственные завывания, и довольно быстро спускает в меня уже который раз. Фред, пока Джордж перехватывает мой вес на себя, тоже расплескивается внутрь. Младшего я только слышала и чувствовала напряжение внизу, а старшего еще и вижу. И пленяюсь силой того, до чего я способна довести парня его размера. — Люблю наполнять тебя, Т/Ф. Как будто ты от этого еще больше моя, — он вынимает из писечки и трется головкой о мягкие ткани. Джордж ссаживает меня с члена, но все еще держит на руках, переворачивая к себе лицом. Я целую его губы, а он аккуратно несет меня вперед, к краю стола, и сажает на него. — Скажи, как ты это хочешь? — наклонившись ко мне, он сгоняет пот с лица, убирая волосы подальше на затылок. — Я…стесняюсь говорить… — я отвожу глаза. Что, однозначно, очень странно после того, что только что произошло, но уж как есть. — После всего, что между нами было? — хмыкает Фред, что стоит чуть сзади, вытираясь наколдованным полотенцем. Я действительно смущаюсь. Подзываю Фреда и шепчу на ушко ему свое желание. Услышав его, он бросает короткий взгляд на брата, растягивает рот в улыбке, но ничего не говорит. — Вставай, Т/Ф. И повернись. Я повинуюсь. Конечно же, я повинуюсь. Руки за спиной сковывают путы невербального заклинания. Фред подходит и грубо разворачивает меня спиной к центру комнаты. Он легко ударяет коленом по внутренней стороне моих, и я подкашиваюсь, падая верхней частью тела на письменный столом. Язык проникает в меня, исследуя жадно потерзанную писечку, и двигается к чувствительному комочку. Я стону, не в силах встать и обернуться. Все, как и требовалось. Когда проказники проявляют силу… Невозможно устоять. Второй язык скользнул чуть выше, у углубления между губок, и ходит по кругу, а затем, тоже выбирая не задерживаться, двигается ко второму отверстию повыше. Я едва могу дышать, ощущая, как два языка делят меня между собой. Щека лежит на столе, и дыхание оставляет на лакированной поверхности влажную пленку. Я люблю, когда ты груб. Болят запястья, болят суставы плеч, упругие языки близнецов Уизли играют одновременно с моей писечкой и попкой, и я издаю самый громкий стон за сегодня, ощущая, как через несколько секунд второй оргазм подарит мне себя. Кто-то один наращивает темп кончиком, мои ноги теряют опору, и я просто повисаю на столе, кончая очередной раз. Распадаются веревки, две пар губ целуют меня — каждая — плечо со своей стороны. Комната пахнет сексом, и я точно знаю, что буду ночевать сегодня здесь снова. *** Большой зал никогда не казался таким громким, но, тем не менее, проходя вдоль скамьи родного факультета, я улавливаю отрывок разговора. — Как вам последние новости. Я слышала, Т/И трахается с Фредом… Я наклоняюсь к головам, кладя руки на колени, и улыбаюсь от всей души, заглянув в каждое растерянное лицо. — И с Джорджем, — добавляю. — И вы мечтали бы быть мной. Кстати, привет, Вуд!