Сопротивление бесполезно

Я календарь переверну — И снова третье сентября. На фото я твоё взгляну — И снова третье сентября. Но почему, но почему Расстаться всё же нам пришлось, Ведь было всё у нас всерьёз Второго сентября.       Любаша гоняла Шуфутинского уже по третьему кругу. Митя тихо закипал, потому что сентябрь еще даже не наступил, а от лиричного однообразного мотива начинала глухо ныть голова. Любу все устраивало, и она тихонько подпевала Михаилу Захаровичу, не обращая внимания на гневные Митькины взгляды из-за монитора. — Ты чего дерганый такой? — наконец спросила она, когда песня пошла на четвертый круг, а Митька тихо завыл на одной ноте от досады. Чего он был дерганый, собственно? Причин немного, но все пиздец какие серьезные. Работы навалилось выше крыши, Колька себе ухажера какого-то завел и попросил пока не приглашать на сеансы терапевтического траха, а стресс снимать как-то было нужно. Еще и Андрей никак из головы не шел. Митька себя настоящим ублюдком ощущал и с каждым днем все больше скатывался в тоскливое отчаяние. Это ему повезло с понимающими родителями, которые вовремя поговорили, приняли и поддержали. Да Митька ни дня в жизни от кризиса ориентации не страдал. Ну гей и гей, подумаешь. Соотношение мужчин и женщин в мире не в пользу последних, пусть достаются махровым натуралам, а Митька соберет все мужицкие сливки. Но не у всех же так было. И Андрей прямое тому доказательство. Черт его знает, какая там внутренняя борьба происходит и как долго он во всем этом варится. — Устал просто, — сдался наконец Митя и поднялся на ноги, потягиваясь и заправляя за пояс выбившуюся рубашку, — пойду воздухом подышу. — Чайку мне сделай на обратном пути, — кивнула Люба, которую успокоил его миролюбивый тон, и вернулась взглядом к мониторам, что-то там вычитывая. — Дохуя хочешь, — фыркнул Митя, ухмыляясь. Сделает конечно, Любашке можно. После мамки она стала единственной женщиной, которую он подпустил к себе максимально близко. Митя сходил в курилку, встретил там Антона, который даже летом не вылезал из черного худи с глубоким капюшоном. Странный малый был, младше всех в их команде, но талантливый. Митька его по-своему уважал, но в друзья не набивался, а тому и не надо было. Они проговорили текущие задачи по проекту, обсудили погоду и на том и разошлись. Митька готов уже был за кипятком на кухню зарулить, но в коридоре его перехватил Виктор Палыч. — Дима, ты-то мне и нужен, — выскочил перед Митькой, как черт из табакерки, преграждая путь. — Виктор Палыч, ну я же просил так меня не называть, — Митька в ответ натянул самую дружелюбную свою улыбку, старательно скрывая недовольство. Говорил же миллион раз, что он никакой не Дима, не Дмитрий и не Димочка, а Митя — и точка. С Виктором Палычем спорить было почти бесполезно, но он не сдавался. Может, когда-нибудь запомнит уже. — Ну несерьезно это, — возмутился как обычно начальник, но потом ловко тему перевел. — Не до препирательств. Собирайся, поедешь на выезд с опергруппой. Они вышли на это… майнинговое хозяйство. — Ферму, — машинально поправил его Митя и при упоминании опергруппы скуксился. — А я-то зачем им там? Дверь вскроют, повяжут кого надо, делов-то. — Там же оборудование! Дорогостоящее! — взвился Виктор Палыч. — Поедешь и, после того как опергруппа сработает, все опишешь и отчитаешься, что бы ни одного сраного ЭВМ не пропало! — Это совсем не мои компетенции, — вяло запротестовал Митя, но, поймав суровый взгляд начальника, кивнул, сдаваясь. — Ладно, когда там они выезжают? Выезжали вот прям сейчас. Митя только и успел залететь в кабинет и подхватить сумку с дежурным ноутбуком, предупредить Любашу, которая не дождалась своего чая, и вылететь к парковке, где уже стояла рабочая газелька. Водитель кивнул ему забираться назад, но стоило боковой двери отъехать в сторону, как Митя замер, занеся ногу на подножку. На него уставились десять пар глаз. Кроме глаз, правда, больше ничего видно не было. Вся опергруппа была в полной амуниции. Черные куртки, броники, перчатки и балаклавы. Форма различалась незначительно, кто-то нацепил наколенники, кому-то явно не хватало карманов на одежде и к поясу были прикреплены дополнительные, у кого-то на плечах были яркие неоновые нашивки и российский триколор. Митя почувствовал себя той самой белоснежкой из всем известного порно, где вокруг белой девчонки собралось штук пять черных парней, а потом все пошло по известному сценарию. Справившись с оцепенением, он шагнул-таки в тесный салон автомобиля и постарался принять как можно более невозмутимый вид. Пришлось усесться на единственное свободное сиденье. Крайнее в ряду, которое располагалось спиной к водителю и лицом ко всему салону и остальным пассажирам. — Не знал, что на эту вечеринку нужно приходить во всем черном, — негромко пробормотал Митя, и мужик, который сидел рядом, тихо усмехнулся на его шутку. До места назначения добирались в полной тишине. Митя обнял сумку с ноутбуком, которую держал на коленях, и старался не поднимать глаза, потому что на него откровенно пялились, не понимая, какого черта он тут вообще делает. Митя и сам рад бы был оказаться где угодно, только подальше от мужиков с автоматами. На узком сиденье, отрицающем человеческую анатомию, задница начала ныть практически мгновенно, еще и сосед широко расставил ноги, беззастенчиво прижимаясь бедром к Мите. На его коленях лежал заряженный, вычищенный до блеска малогабаритный «Вихрь» с магазином патронов на двадцать. Широкие ладони в черных жестких перчатках без пальцев спокойно лежали на оружии. Митя откровенно залип на этом нехитром зрелище, представляя, как эти самые пальцы с грубой наверняка кожей ведут по губам и проваливаются в рот, скользят по языку, толкаются глубже, буквально трахают. Хорошо, что пах был надежно скрыт под сумкой от ноутбука, потому что фантазия была уж слишком неожиданной и горячей. Все-таки воздержание в пару недель сказывалось. Митя тихонько вздохнул, стараясь успокоиться, и поднял глаза, встречаясь взглядом с обладателем трахательных пальцев. Лица под плотно прилегающей к коже балаклавой было не узнать, конечно, но это было и неважно, потому что от того, как на него смотрел опер, пробрало до мурашек. С холодным спокойствием в льдистых глазах, каким-то отрешенным и печальным. «Только бы не Андрей», — отстраненно подумал Митя и поспешил отвернуться. Когда минут через тридцать душная газелька затормозила в жилом квартале, Митя готов был первым вывалиться из нее и поскорее заземлиться. Мутило страшно. От поездки спиной вперед, от тряски по неровным дорогам, будто они все колдобины собрали, от нервного напряжения — когда в одном салоне десять мужиков с автоматами, сложно оставаться спокойным. Но стоило автомобилю остановиться и заглушить мотор, крайний оперативник толкнул дверь, и все гурьбой высыпали наружу. Митя тоже хотел присоединиться, но на плече сжались те самые пальцы, которые все еще фантомно хотелось вылизать. — Ждешь здесь, пока не придут за тобой, — тоном, не терпящим возражения, произнес опер, больно стискивая плечевой сустав и заставляя поморщиться. — Просто покурить выйду, — попытался отмахнуться Митя, порываясь встать и этим лишь усиливая хватку. Он бы и не подумал лезть в пекло, сдалось ему. У него ни броника, ни «Вихря», ни желания в целом. Есть специально обученные люди, в конце концов. — Ждешь здесь, — процедил мужик, плевать он хотел на Митины желания. Поднялся и прошел вперед, согнувшись под низким потолком. Митя взглядом приковался к заднице, плотно обтянутой тканью черных брюк. Та была что надо. Крепкая, подтянутая, округлая и вызывающая слюноотделение. Чертовы оперативники, чтоб их кошки драли. Хотя Митя бы тоже отодрать был не прочь, по всей видимости. Морок согнала захлопнувшаяся перед носом дверь. — Пиздец какой, — протянул Митька устало, и это относилось и к ситуации, и ко всему остальному. В голову запоздало пришла мысль, что с таким недотрахом нужно что-то делать, и поскорее. Он даже успел залезть в приложение для знакомств и почекал анкеты парней, с которыми общался еще до Кольки. Выбрал парочку симпатичных и не глупых, если судить по переписке, и черканул по сообщению. Мол, как дела, что делаешь, а у меня тут освободился вечер и хуй, какие мысли на этот счет? За ним вернулись как раз в тот момент, когда один из парней начал отвечать. Реагировал он на Митькины подкаты вполне положительно. Дверь снова отъехала, пропуская свет в полумрак салона, и Митя не успел даже скрыть переписку, где все еще маячил присланный ушлым парнем дикпик. Сохраненки у того, что ли, были, нельзя же всегда иметь возможность член вывалить, чтобы рассылать всем подряд. — Мы закончили, можешь идти, — обладатель пальцев и задницы смотрел на него в ожидании, потом перевел взгляд на телефон, и Митя поспешил вырубить экран, чуть хмурясь и неловко выбираясь из салона. Оказалось, что они остановились во дворе какого-то спального района, который, судя по всему, располагался почти на отшибе. Митя понял это, когда вместе с опером они обошли дом и оказалось, что за ним начинается заросший овраг с протекающей внизу речкой-вонючкой. Людей на улице не было, как ни странно. Видимо, визит опергруппы навел шороху. — А как вычислили-то? — спросил Митя негромко, пока они двигались к подъезду. — Энергетическая компания всполошилась, когда обнаружила повышенное потребление в этом районе . Они расположились в одной из квартир и подрубились к общедомовому щитку, счета за коммуналку были конские, — коротко объяснили Митьке, и он на это только понятливо кивнул. Ничему этих майнеров жизнь не учит. Скольких уже нагнули за такое. В квартире на третьем этаже было оживленнее. На кухне сидели два парня, возрастом вряд ли дотягивающие даже до Антона. Руки их были скованы наручниками за спинами, головы низко повисли. Вокруг стояли члены опергруппы, кто-то переговаривался по телефону и вызывал машину для транспортировки задержанных. Митька скользнул взглядом по неудачливым предпринимателям и прошел дальше. В одной из комнат располагалась захламленная спальня, ничего интересного, а вот в следующей рядками стояли косоватые полки с майниками. Митя присвистнул и прошелся вдоль стеллажей, разглядывая оборудование. — Все, конечно, по дендрофекальной технологии, но тут одних асиков почти на два ляма, еще ноуты и системники, — протянул он задумчиво, останавливаясь у стола, заваленного микросхемами и каким-то мусором. — По какой технологии? — не понял опер, перехватывая поудобнее автомат, висящий на шее. — Из говна и палок, — с усмешкой пояснил Митя и достал свой ноут, начиная подключать его к сети и брезгливо осматривая потертый офисный стул у стола, решая, присесть на него или нет. — Я тут на час минимум застряну, — предупредил коротко. — Придется парней отпустить, — согласился опер и ретировался, оставляя Митьку одного. Пока он копался в сетке и записывал данные майнеров, голоса в кухне стихли, послышался топот ног в тяжелых берцах, и хлопнула входная дверь. Митя думал, что его оставили совсем одного, но в комнату через какое-то время вернулся его сосед из газельки. Прошелся к окну и снял «Вихрь» с плеча, укладывая его на подоконник. Не по уставу, конечно, но кто доложит. Подумав немного, опер стянул балаклаву, напряженно глядя на то, что творилось за окном. Митя поднял глаза и вздрогнул. Ну конечно. Светлый ежик волос, такие же светлые ресницы, прямой островатый профиль носа, шрам на брови. Он узнал все это моментально и почувствовал, как гул в ушах поднимается. Можно списать на гудящие в комнате системники и майнеры, на мерцающие лампочки и мигающие всплывающие окна. Можно. Курить захотелось до зуда в пальцах. Когда Андрей обернулся, Митя не успел опустить глаза. Встретился взглядом с льдистыми, печальными осколками и поджал губы. Напряжение, повисшее между ними, можно было резать ножом, словно кусок подтаявшего масла. — Ты правда никому не сказал, — начал первым говорить Андрей, и в его интонации не было вопроса, простое утверждение, — не успел еще или правда не будешь? — вот теперь вопрос был задан. Вполне конкретный и понятный. — Правда. Не буду, — ответил Митька, утыкаясь в свой ноут. Он все-таки присел в замусоленное кресло на самый край, чтобы брюки не испачкать. — Почему? — Андрею правда интересно. Андрей этого, по всей видимости, не понимал. И в его недоумении всецело виноват был Митя, который себя выставил не самым приятным человеком. — Ты гей? — вдруг спросил Митька вместо ожидаемого ответа, все так же не поднимая головы от экрана ноута. Андрей молчал. Засопел напряженно, провел пальцами по лежащему на подоконнике «Вихрю», потом со вздохом отошел и встал напротив Мити, упираясь спиной в хлипкое нагромождение стеллажей. — Я не знаю, — произнес он тихо, пряча руки в карманах, покусывая нижнюю губу. Она у него была немного полнее верхней, заламывалась под зубами, преломлялась, почти красиво. — Да. Нет. Наверное… — Утверждение, отрицание, сомнение, — хмыкнул Митя и все же отставил ноут в сторону. Казалось лицемерием прятаться за ним, когда разговор принял такой личный характер. — Хочешь узнать наверняка? — Митя и сам не знал, что собирался сделать, когда услышит ответ на этот вопрос, но почему-то он первым лег на язык. — Как? Снова посоветуешь к мозгоправу пойти? — натянуто пошутил Андрей и чуть сдвинул брови к переносице, когда Митя легко поднялся на ноги. Комната была узкая, между ними не больше пары метров, которые можно преодолеть в пару шагов. — Хочешь узнать? — повторил Митька терпеливо. Это уже даже не блеф, это какое-то отчаянное желание сделать то, о чем он будет жалеть, продиктованное двухнедельным вынужденным воздержанием и тем, что мысли об Андрее в том или ином ключе занимали его голову все последнее время. — Ну если и да, то что? — сдался Андрей, немного подумав. Он превосходил Митьку на пару сантиметров, это почти незаметно, но уровень его глаз совсем немного выше, если подойти ближе, если преодолеть те два шага, которых теперь между ними нет. — Не закрывай глаза, — посоветовал Митя и, не давая себе одуматься, подался вперед. Губы у Андрея были сухие и горячие, будто у него подскочила температура. Над верхней губой кололась сбритая утром щетина, она у Андрея тоже светлая, почти и незаметно, пока не попробуешь вот так. Митька сцепил руки за спиной, потому что слишком велик был соблазн обнять ладонями щеки, скользнуть большими пальцами по скулам, почувствовать и там колючее, а потом в волосы на затылке всей пятерней, по ежику, который наверняка будет щекотать подушечки пальцев. Он разомкнул рот, прихватывая ту самую закусанную нижнюю, и ощутил, как сердце камнем ухнуло вниз. Он чувствовал запах Андрея, который теперь превалировал над спертым душком комнаты. От него пахло каким-то горьковатым мужским парфюмом, верхние ноты давно выветрились, остались базовые — древесный сандал, тяжелый мускус, еле уловимая сладкая ваниль. От него пахло пылью и потом, пастой для полировки оружия и кондиционером для стирки белья. Все это смешивалось в какую-то какофонию, от которой Митю неожиданно повело, и он, посоветовавший не закрывать глаза, зажмурился, крепче сцепляя руки в замок. Отстранился и увидел распахнутые голубые глаза. — Ну? — напряженно спросил Митя, когда тишина стала почти звенящей, перекрываемой только гулом оборудования и тем, как бахает в ушах кровь, разгоняемая по сосудам. Андрей молчал и пялился на него ошарашенно. Митя понимал, что, скорее всего, получит по ебалу в ближайшие несколько секунд. Прикидывал, сможет ли увернуться от тяжелого кулака и последует ли за этим удар в живот. Не хотелось бы расставаться с завтраком. Но ладони, которые могли стать теми самыми тяжелыми кулаками, неожиданно стиснули рубашку на боках, сжали до боли кожу, впились пальцами, притянули ближе, почти впечатывая. Губы у Андрея были по-прежнему горячие, сами врезались в Митькины, смяли напористо, пробуя в своем темпе, овладевая. Язык у Андрея тоже был горячий и скользкий, настойчиво ввинчивался в его рот, скользил глубоко так, что дыхание перехватывало, влажно обласкивая кромку зубов, толкался и толкался, пока под закрытыми веками не начало плясать цветными всполохами, пока не начала кружиться голова от нехватки кислорода и здравого смысла. — Бля-я..адь, — протяжно и хрипло протянул Андрей, когда прервался, чтобы вздохнуть. Он все же закрыл глаза, зажмурился, как перед прыжком с трамплина метров в двадцать. У него дрожали светлые ресницы, дрожали пальцы, которые зажевали рубашку на боках Мити, и весь он подрагивал, будто оголенный нерв. Митька не дал ему времени на рефлексию, потому что целоваться с Андреем оказалось неожиданно охуенно. Будто его губы вылепили специально под него, будто язык вставили со специальным, подходящим Митьке моторчиком. Этот самый язык в следующем поцелуе он обхватил губами, втягивая в свой рот и посасывая. После такого посасывать хотелось что-то определенно другое, то, что сейчас недвусмысленно упиралось в бедро. — Не знаю, как ты, а я вот гей, — выдохнул Митя, проводя ладонями, как хотелось, по бритому затылку и чувствуя, как жесткий ежик колет пальцы. — Да пошел ты, — неожиданно рыкнул Андрей и с силой оттолкнул Митю от себя, вытирая влажный рот тыльной стороной ладони. Он дышал загнанно, как после стометровки, раскраснелся и смотрел почти испуганно. Митю это неожиданно отрезвило, и он коротко кивнул, спеша отстраниться. Перегнул палку, капитально. Почти сломалось. Андрей смотрел на него еще какое-то время, а потом мотнул головой и вышел из комнаты, оставляя Митьку, лежащий на подоконнике «Вихрь» и гудящую недосказанность.